Дневники казачьих офицеров

С 20 по 24 июля ночными атаками и тревогами мы удерживаем красных от дневных операций. Лично я, руководя охотниками в ночных атаках, заставлял красных целыми ночами вести оружейный и пулеметный огонь, а раза два, пользуясь замешательством «товарищей», вскакивал на верхнее плато Недреманной, где немало порубил противника. С отходом нашего левого фланга через Холодную гору противник заставляет нас бросить позиции и перейти на высоты у села Татарка.

27 июля мы прижаты противником к самому городу. Красные наступают по следующим направлениям: село Татарка— Ставрополь, станица Темн одесская — Ставрополь, Золотая гора— Ставрополь — и вводят в бои до 30 тысяч бойцов, много артиллерии и броневиков.

Наши силы: четыре конных полка, два пластунских батальона, Кавказский офицерский полк, три батареи и около тридцати пулеметов. Пополненной дивизией командует полковник Шкуро.

28 июля я остаюсь с полком при двух орудиях защищать город у Мамайского леса со стороны села Татарка, Темнолесской и Золотой горы. К 14 часам красные группируют главные силы на горе Базовой и переходят в энергичное наступление. Конницу противника на правом его фланге, перешедшую на меня в атаку, я с двумя сотнями обращаю в бегство, но под давлением цепи красной пехоты мы постепенно отходим и к 16 часам задерживаемся на опушке Мамайского леса в очень тяжелом положении.

Вдруг замечаем за моим левым флангом пыль, посылаю узнать, кто подходит, и с моим посыльным на рысях подъезжают конные разведчики корниловцев. Радости нет конца. Предупреждаю свои цепи о подходе к нам помощи корниловцев, храбрость казаков удесятеряется, и натиск противника отбивается. Корниловцы разворачиваются, вливаются в мои цепи, атака бегом (не ложась), и враг, бросив все свое имущество, стал поспешно отходить.

С четырьмя сотнями в конном строю я преследую красных до станицы Темнолесской, противник в панике бежит, при преследовании был загнан на Темнолесские кручи, с которых около сотни бросилось вниз и разбилось. Группа красных у села Татарка отступила на гору Недреманную.

С 29 июля до 9 августа я с полком снова занимаю старую позицию у хутора Польского. 9 августа мой полк, утомленный до последних сил, сменяется Кавказским полком; я отхожу в Татарку, отдыхаю, all августа утром выступаю для преследования противника, разбитого 9–10 августа у Старо-Моравской.

К этому времени дивизию принимает полковник Улагай,[13] а полковник Шкуро, с набранными из части дивизии партизанами (главным образом казаками Баталпашинского отдела), уходит к станице Баталпашинской и далее на Кисловодск.

11 и 12 августа мой полк преследует красных до села Сергеевского, получая задачу взять село Александровское. 14 августа на рассвете беру его, а к ночи того же дня отзываюсь в штаб дивизии, находившийся в Сергеевском, где получаю вновь задачу с полком (1200 человек) идти через Ставрополь — Сенгилеевскую на станицу Прочноокопскую.

В это время красные, заняв и разграбив станицу Сенгилеевскую со стороны Армавира, а позже выбитые из этой станицы, с большим трудом медленно отходили на станицы Прочноокопскую и Убеженскую.

14 августа ночью, выступив из Сергеевского, я 17 августа под вечер был в станице Сенгилеевской, пройдя 100 верст. Станица была полностью разграблена, много домов сожжено, и трупы убитых жителей-казаков еще не были убраны.

Мой 1-й Кубанский полк я воспитывал в строгой дисциплине. Грабежей не было, а отучил от них поркой: так, 16 августа перед выстроенным полком были наказаны восемь казаков по 50 плетей за пьянство и грабеж в селе Сергеевском, за то же в Сенгилеевской было выпорото шесть казаков. После этих порок на глазах у всех, во время Гражданской войны до переброски под Новый Оскол, в полку грабеж и пьянство (самогон) совершенно отсутствовали.

Александровский уезд Ставропольской губернии хорошо знал полк, жители всегда с охотой кормили казаков и никогда мне на них не жаловались. Таковое отношение к жителям было заведено не только у меня в полку, а во всех частях дивизии, а главньм противником грабежей был начальник дивизии генерал-майор Улагай.

За время пребывания большевиков в станице Сенгилеевской они натворили массу бед, все было разграблено до кухонной посуды, женщины и девушки изнасилованы. В церкви устроили гульбище и разврат, сгоняя туда днем и ночью женщин. По словам местного священника, на кобылице в церкви, надев на обоих облачение, водили его вокруг амвона, поливая из ведра водой. В станице, где сохраняли в цистернах дождевую воду, как питьевую, цистерны были забиты трупами людей и животных.

18 августа я уже был у Прочноокопской крепости, где получил участок для полка — 5 верст, вверх по реке Кубани. С 18 по 23 августа, занимая участок, я имел три боя, неудачных для красных, два раза мы переправлялись через Кубань и устраивали тревоги в Армавире.

20 августа я, пробираясь со своими охотниками по лесу, наткнулся на двухсот большевиков, купающихся у левого берега реки. Подкравшись ближе, нами был открыт бешеный огонь из 60 винтовок, спаслось человек двадцать красных, да и те были загнаны в город голыми.

26 августа я прибыл в село Сергеевское, а 28-го, внезапным ночным налетом, изрубив до пятидесяти человек красных, занял село Александровское. Сентябрь месяц прошел в боях у сел Петровского, Ореховского и Благодарного.

Заняв Александровское и передохнув, познакомился с жителями этих сел: это все бывшие казаки с казачьими укладом жизни и взглядами, кормили и относились они к нам отлично и всегда помогали в боях.

К 1 октября вся дивизия была переброшена под село Кугульта, здесь произошел 4 октября бой с противником, наступающим от Петровска, — противник разбит. 5 октября красные занимают со стороны Медвежинского уезда село Терновка.

6 октября мы снова разбиваем противника наголову. С полком захожу в тыл, рублю со своими казаками резерв около пятисот человек пехоты, и вся группа красных бежит; преследуем их до села Безопасного (я уже полковник, произведен за боевые заслуги под Ставрополем).

7–8 октября бои происходят в районе Черноморского хутора, а 9 октября красные предпринимают грандиозное наступление со стороны Кевсалы и теснят нас. Я с полком выслан в обход правого фланга красных, выполняю задачу, сбивая противника, начинается сплошная рубка, изрублено 380 «товарищей», взято в плен 900, винтовок 2 тысячи, восемь пулеметов. Поле на 3 версты у села Кевсала усеяно трупами; у меня потерь — убитыми 8, ранеными 22 человека, выбито из строя 25 лошадей, подо мною две лошади убиты и одна ранена.

Беру село Кевсала, забираю огромные склады, запасы и отхожу по приказанию в хутор Черноморский.

Бригадным у меня был полковник Говорущенко,[14] человек храбрый, но неуч в военном деле и совершенно неспособный ориентироваться в бою. Командиры полков всегда работали по собственному образу и опыту, а наш комбриг все ездил за полками свидетелем и только мешал работе своими неуместными замечаниями и заданиями.

10 октября к Джалге выходят наши группы, которые преследуют противника от села Терновка, через село Безопасное. У Джалги идут упорные бои, и под натиском численно преобладающего противника начинается отход.

В помощь им 12 октября высылается наша бригада из Кевсалы с комбригом Говорущенко (1-й Кубанский и 1-й Лабинский полки); 14 октября заняты Малая и Большая Джалга. Я с 1-м Кубанским полком заскакиваю под село Киевское в тыл красных, разбиваю резервы и соединяюсь с 78-м Донским конным полком, наступавшим на село Киевское со стороны реки Маныч. Весь тыл красных попадает в руки донцов, противник бежит к селу Дивному.

15 октября наша бригада спешно отзывается в Кевсалу. Оказалось, что за время, когда мы боролись у Джалги, наши кубанские и добровольческие части, давя Таманскую красную армию по левому берегу реки Кубани, победами вынудили ее спешно отойти на линию станиц Барсуковская — Невинномысская. Оттуда она (до 60 тысяч отборных бойцов) нападает на Ставрополь, занятый прежде слабыми по численности частями под командой генерала Боровского,[15] и Ставрополь 14 октября пал.

Предпринимается операция для взятия Ставрополя из рук красных: со стороны Армавира, станиц Кавказской и Невинномысской наступают генерал Врангель[16] с Конной (Кубанской) дивизией и добровольцы, а для действий с севера подтягивается наша 2-я Кубанская казачья дивизия.

Кубанская область в то время была почти полностью очищена от большевиков, бои продолжались только у полковника Шкуро в районе станиц Бекешевской и Воровсколесской.

Таманская красная армия, обладая большим количеством артиллерии и пулеметов, отличалась в боевом отношении. Состояла она главным образом из иногородних Кубанской области и мобилизованных казаков, но, обремененная огромными обозами с награбленным имуществом и семьями чинов армии, была малоподвижная.

Заняв Ставрополь, Таманская армия окопалась, построив на некоторых участках по четыре ряда окопов и забаррикадировав улицы. До подхода нашей дивизии красные начали распространяться из города до села Михайловского, а своим продвижением на Сергиевское — Александровское части красных выходили в тыл нашему 1-му Полтавскому полку, занимающему участок сел Круговесное — Калиновка.

С большими трудностями мой полк пробивается через село Северное по реке Калаус и присоединяется к дивизии. На марше 20 октября наша дивизия (четыре конных полка, две батареи и батальон пластунов) без боя занимает село Дубовка и разведкой устанавливает присутствие красных в селе Михайловском.

21 октября с рассветом дивизия наступает на Михайловское, командует сам генерал Улагай. Я с полком в авангарде занимаю налетом хутор Пшеничный, гоню конницу противника (около 200–250 сабель) и на их плечах врываюсь на курганы между Пшеничным и Михайловским, но нарываюсь на сильную пехоту противника, занимающую кручи севернее села Михайловского.

Огнем пехоты, артиллерии и пулеметов мой полк отбивается, я получаю контузию артиллерийским снарядом, три пулевые царапины в грудь и теряю убитым коня. Меня подбирают на коня казаки, передовые сотни приходят в замешательство и отступают под натиском присланного в помощь пехоте конного полка красных. Скачу, несмотря на ранение, к своим двум резервным сотням, перехожу с ними в контратаку, задерживаю конницу красных и укрепляюсь на курганах.

К этому времени подходит вся наша дивизия и маневром на правом фланге противника очищает Михайловское. С полком, под вечер, занимаю Ставропольские хутора на реке Ташле. Красные, однако, удерживают южную часть села Михайловского. На ночлег меня отзывают на хутор Пшеничный, иду через Михайловское, думая, что оно очищено полностью, и ночью на улицах села в течение часа веду бой с пехотой красных.

Еще интереснее был случай с моим разъездом при этом наступлении. Взвод под командой подхорунжего Аспидова,[17] возвращаясь из-под самого Ставрополя в полк по моему приказанию, в селе Михайловском ужинал в одном доме с полуротой красных, назвав себя бойцами 3-го Кубанского полка, который был у красных, а после ужина, сев на коней и уничтожив половину полуроты красных, присоединился к полку. В эту же ночь сотня 1-го Полтавского полка, оторвавшись от дивизии, забрела в Михайловское и расположилась на ночлег в северной части села; переночевали благополучно, а утром, собирая по селу хлеб, столкнулись в центре села с красными сборщиками хлеба, завязалась перестрелка. Полтавцы, отбив три подводы собранного хлеба у красных, присоединились к своему полку.

22 октября дивизия с рассветом, наступая на Ставрополь, обходит восточнее село Михайловское, которое берется нашей сотней пластунов. Я с полком наступаю в авангарде дивизии, занимаю хутор Нижняя Ташла и выхожу на высоту вокзала города. Дивизия останавливается накоротке и снова продвигается к Ставрополю. Части противника, действующие против добровольческих частей вдоль железной дороги в районе села и станции Палагиада, отбиваются, красные спешно очищают этот район и прячутся в городе; добровольцы подходят к монастырю и реке Ташле.

В частях дивизии большие потери и много заболевших «испанкой». Чувствую себя очень плохо, тревожит контузия под Михайловским, начинается «испанка», но я пока держусь. Хочется ворваться в Ставрополь, чтобы узнать, что с матерью и сестрой, не подозревая, что они пешком выбрались и сидят на станции Кавказская.

23 и 24 октября дивизия ведет усиленный бой у северной окраины города, занимает вокзал. Село Надежда я с полком занимаю дважды, и это село остается за нами; я валюсь с ног, «испанка» берет меня все больше.

27 октября противник усиливается против вокзала и выбивает наших пластунов. 5-й пластунский батальон отступает и бросает вокзал, только лишь потому, что погибают два ведущих офицера батальона — оба убиты. Дивизия постепенно распространяется от вокзала, я, находясь с полком в центре, продвигаюсь вперед к Ставрополю. Занимаю будки железной дороги (Пияненская), атакой спешенных частей полка продвигаюсь к садам северной окраины города. Здесь получаю пулевую рану в правую часть груди — обморок, меня спешно увозят в тыл в село Михайловское, а оттуда в станицу Ново-Троицкую, где я лечусь до 10 ноября.

За это время нахожу мать и сестру с семьей и поселяю их в станице Ново-Троицкой, а сам 11 ноября прибываю в дивизию в село Дубовка, где вступаю в командование своим полком (1-й Кубанский полк к этому времени сошел на состав в 500 казаков).

За время моего отсутствия произошло следующее: с 26 октября по 2 ноября дивизия ведет бои в районе вокзал — Новофорштадт, входит в тесную связь с дивизией генерала Врангеля (1-я Конная Кубанская), действующего на Ставрополь со стороны села Татарка и станицы Сенгилеевской. Части генерала Покровского[18] (1-я Кубанская дивизия) действовали в направлении на Минеральные Воды, а генерал Шкуро (1-я Кавказская казачья дивизия) действовал у Пятигорска и Кисловодска.

29 октября бригада 2-й Кубанской дивизии (1-й Кубанский и 1-й Лабинский полки) врывается в Новофорштадт, но, не поддержанная другими частями, покидает его. Все внимание противника приковывается на участок дивизии, а участок против монастыря (направление добровольцев) усиливается красными за счет других их участков. Беспрерывные, настойчивые попытки дивизии овладеть городом совершенно вымотали противника, но не без ущерба для нас — наша дивизия выбилась из сил, много потеряла убитыми и ранеными.

Как я потом узнал, участок от Новофорштадта до Ставропольского вокзала был главным участком противника, так как направление на село Надежда у них было единственным для отхода. Поэтому он здесь сгруппировал большие части своих войск с артиллерией, а все их обозы находились в нижней части города. Южная и юго-восточная окраины города считались противником второстепенными, хотя и там у них было много частей, но менее устойчивых.

Тревоги и сборы у большевиков бывали ежедневные, а под конец они к 5–6 ноября (взятие города) дошли до полного замешательства. По документам противник решил бросить город, так как, защищая его, понес бы громадные потери. Кроме того, численность противника уменьшалась из-за начала сыпняка и «испанки» — поэтому цель его была группой пробиваться с ярмарочной площади по направлению на село Надежда.

5–6 ноября части генерала Врангеля (бригада под командованием полковника Бабиева[19]) ворвались в город. Тогда весь противник обрушился на нашу 2-ю Кубанскую дивизию и прорвался на село Надежда и Ташла. Дивизия отошла к селам Михайловскому и Дубовскому. Город Ставрополь взят целиком. Противник сгруппировался в селениях Надежда, Старо-Мариевское, хутора по реке Ташле, Спицевское и ведет наступление на села Михайловское, Палагиада, Дубовка, защищаясь в то же время со стороны Ставрополя. Главный натиск красные производят в своем отступлении на нашу дивизию, происходят упорные бои.

11 ноября я из госпиталя (село Ново-Троицкое) прибываю под Дубовку. Выехал в дивизию через станцию Раздвижная, где тогда находился штаб генерала Боровского (2-я пехотная дивизия), но в 3toM штабе мне не могли указать места, где пребывает генерал Улагай. Генерал Улагай — это единственный в своем стиле человек. — Строг, справедлив, до беззаветности храбр, добр, с недюжинным военным талантом. Дивизия под его руководством, по существу, ни разу не терпела поражения, были небольшие неуспехи, но по вине его помощников (комбриги генерал Говорущенко и генерал Шапринский[20]) — ошибка генерала Улагая в их выборе. Сам же генерал Улагай безупречен.

ОПЕРАЦИИ У СЕЛА ПЕТРОВСКОГО

12 ноября со стороны Ставрополя на красных произведен натиск, и они отходят, как я указал выше, на нас. Дивизия вначале отходит на село Палагиада, а потом на село Московское, где до 18 ноября идут упорные бои.

18 и 19 ноября мы переходим в энергичное наступление с обходом правого фланга красных, разбиваем их и занимаем село Тугулук, одновременно с частями 1-й Конной дивизии, наступающей со стороны Ставрополя. В Тугулуке набираем много трофеев и массу пленных. Противник бежит на села Кугульта — Благодатное и к 20 ноября занимает фронт: села Кугульта — Благодатное — Константиновское — Спицевское — Бешпагирское.

С 20 ноября я командую бригадой; с бригадой наступаю от села Кугульта, конной атакой занимаю село Кугуты (или Константиновское). Рядом со мной на Константиновское наступают части 1-й Конной дивизии генерала Врангеля. Ночь застает меня на позиции севернее села. 1-я Конная дивизия ночует южнее села.

21 ноября с рассветом, по заданию начдива генерала Улагая, я с бригадой перехожу в энергичное наступление в направлении села Николина Балка, конной атакой сбиваю противника, короткая рубка, и он бежит главными силами на село Петровское. С бригадой преследую красных до самого села, у них паника, обозы бросаются вверх по реке Калаус. Их части, защищающие село Константиновское, бросают позиции и бегут в горы, между Петровским и Донской Балкой. 1-я Конная дивизия занимает село Константиновское, а я, оставляя наблюдение по реке Калаус, отхожу к своей дивизии.

22 ноября 1-я Конная и 2-я Кубанская дивизии сводятся в Конный корпус, комкором назначается генерал Врангель. Штаб корпуса в селе Константиновском. Противник с рассветом ведет наступление и занимает хребет к северу, где останавливается. Обе наши дивизии наступают: 1-я в направлении на горы между селами Донская Балка — Петровское, а 2-я — на село Николина Балка. Наша дивизия, поравнявшись с хребтом, занятым противником, поворачивается тремя полками направо; из Кугуты ночью к нам подошел 2-й Офицерский полк полковника Шинкаренко[21] в направлении на Николину Балку.

Продолжаем свое движение по реке Калаус, наша артиллерия (три батареи) выезжает на позицию и открывает огонь, три полка бросаются в конную атаку, имея два полка в боевой линии в резерве. Противник не выдерживает, бежит, и мы к вечеру этого же дня занимаем село Петровское и высоты на север от села. За противником все же остается восточная часть Петровского и хребты к югу от села. 1-я Конная дивизия занимает хутора на реке Калаус, между селами Донская Балка и Петровское, штаб комкора остается в селе Константиновском.

Наступает ночь. Противник был предыдущего дня совершенно потрепан, а начальник их штаба потерял всякую связь с частями, так что ночью в мое сторожевое охранение прибыл эскадрон красных, разыскивая штаб своей бригады. Из эскадрона успело уйти несколько человек, а остальные с командным составом были перебиты. В эту же ночь большевистский ординарец из села Донская Балка привез донесение в штаб дивизии о неустойке противника на левом фланге.

С 22 на 23 ноября красные нам наделали много хлопот. В селе Константиновском на широких началах был размещен штаб корпуса и находился комкор генерал Врангель. Все это охранялось одной сотней казаков. Конечно, после наших совместных успехов все спокойно спали, без особого наблюдения. Этой оплошностью воспользовался противник.

Перед рассветом на Константиновское, со стороны села Спи-цевского, напал «товарищ» Кочергин с полком. Сотня сбежала, красные похозяйничали в селе часа два, уничтожили обозы, лазарет, порубили человек шестьдесят из охраны штаба корпуса, но по тревоге были отбиты одним из полков Конной дивизии.

23 ноября мы, наконец, занимаем все село Петровское. В этот день мне с бригадой пришлось много поработать. На рассвете было получено донесение от моих разъездов о движении пехоты противника (численностью около дивизии) со стороны села Большие Айгуры на Петровское. Я с бригадой был выслан на высоты севернее села, где, выбрав позицию, скрыто разместил людей.

К 11 часам правофланговый пехотный полк красных (8-й Таманский) проходил мимо меня, частью спустившись к селу Петровскому. Выведя бригаду, я атаковал с фланга и тыла противника, атака была неожиданна для красных, рубка «накоротке», и весь полк с командным составом (всего 1580 штыков) я беру в плен, 21 пулемет и все их имущество достается нам. Вся остальная пехота красных, увидев это, бежит, я преследую и захожу в тыл красным, занимающим позиции против 1-й дивизии, и здесь «товарищи» бегут.

К ночи наше сторожевое охранение занимает линию в 2 верстах восточнее Петровского. Главные силы противника отходят в район сел Благодарного, Медведского, а перед нами к востоку остаются лишь небольшие их конные части. На ночь моя бригада оттянута в село Петровское.

24 ноября, со дня взятия нами Петровского, в селе Николина Балка стоял 2-й Офицерский полк. В боевом отношении полк хорош, но грабеж процветал как нигде, грабили все и у всех. Это и есть главная причина гибели полка — награбили и расползлись в разные стороны; по своему составу этот полк был интернациональным — люди всех наций, званий и профессий.[22] На нашем фронте он был бельмом, но просьбы убрать его подальше не удавались.

К 23 ноября Ставропольская группа красных (три пеших и один конный полк), прятавшаяся до сих пор в селах Дивном, Воздвиженском, пододвинулась к селу Предтеча, а 24 ноября с рассвета повела наступление на село Николина Балка. 2-й Офицерский полк отошел к Петровскому.

23 ноября я контужен (свален вместе с лошадью двумя снарядами в правый бок и голову), и у меня начали отниматься правая рука и нога. Целый день 24 ноября я, как и вся дивизия, кроме передовых сотен, отдыхал, а 25 ноября с рассветом я получил приказание с одним полком (1-й Кубанский полк) наступать по правому берегу реки Калаус и занять село Николина Балка, что мною было выполнено. Весь день провели в бою. Оказалось, что противник в Николиной Балке оставил лишь один пехотный полк, а главные силы его ночью отошли в село Предтеча.

В этот день я воевал лежа на линейке — верхом было не по силам, отнималась вся правая часть тела. Захватил же я село Николина Балка уже ночью при интересной обстановке.

Противник к югу от села занимал позицию с двумя батальонами на правом берегу реки Калаус и с одним по левому берегу. Под вечер под моим натиском два батальона красных побежали на восток, на село Камбулат, не предупредив батальон по ту сторону реки. Бой затих, я остановился в версте от села следить за оставшимся батальоном. С темнотой их батальон снимается с позиции, собирается в колонну и идет в село. Останавливаясь на церковной площади, высылает роту сторожевого охранения в мою сторону, а в это время я с полком уже стоял у крайних дворов на главной улице. Их рота, подойдя к этим дворам, остановилась, и вперед выехал «товарищ» на серой лошади. Подъехал к нам шагов на двенадцать и спрашивает: «Это 13-я рота?» Я отвечаю: «Да, тринадцатая!» — «А что пропуск?» — спрашивает. «Курок!» — отвечаю (пропуск узнал у пленного). «Да, это 13-я рота», — говорит «товарищ» и смело подъезжает ко мне. Около меня стояло человек пять офицеров и казаков. Подъехав к нам, «товарищ» совершенно растерялся, увидев на мне белую папаху, и хотел удрать, но в два счета был окружен, а рота моментально была перебита спешенной сотней нашего полка. Две наши сотни в конном строю бросились на площадь села, «товарищи» не выдержали и после беспорядочной минутной стрельбы бежали в направлении на село Камбулат. Нам достались их обозы, много винтовок на подводах, брошенных на площади. «Товарищ» на серой лошади оказался комбатом, пытался удрать и был убит.

26 ноября нашу дивизию сменяют части 1-й Конной дивизии. Весь фронт сокращается, так как добровольческие части занимают села Сергеевское и Ореховское, а Таманская армия красных главными силами сгруппировалась от Александровского до Благодарного, имея передовые части на линии сел Северного, Калиновского, Грушевского, Медведского.

Ставропольская группа красных имела штаб фронта в селе Дивном, около дивизии пехоты и бригада конницы — в селах Предтеча и Винодельном, меньшая часть у села Киевского. 2-я Кубанская дивизия получает задачу разбить противника у Предтечи и Винодельного и занять село Дербетовка вблизи Дивного, где у них стоял штаб.

Произвожу боевую разведку полком вниз по реке Калаус с целью выяснить силы противника у села Предтеча. Из допроса пленных выясняется, что в селе Предтеча находятся три пехотных полка, два полка конницы, три артиллерийские батареи (12 орудий) и до 80 пулеметов. Красные хотели 27 ноября перейти в наступление на село Николина Балка, занятое прежде нами, но я расстроил их планы.

28–29 ноября наша дивизия в составе пяти конных полков (1-й Кубанский, 1-й Лабинский, 1-й Полтавский, 2-й Кубанский и 1-й Черноморский), 5-го пластунского батальона, при трех батареях, разбивает Ставропольскую группу красных и занимает села Предтеча и Винодельное. Здесь остается штаб дивизии и все части, а я с бригадой преследую противника, занимаю село Дербетовка, где спокойно стою два дня, так как «товарищи» бежали на Дивное и Вознесенское.

2 декабря пехотная бригада противника ведет наступление на Дербетовку с целью отобрать его у нас, между тем их пехоту обходом мы разбиваем и гоним до самого села Воздвиженского.

3 декабря возвращаюсь в Дербетовку, 4 декабря меня сменяет 2-я бригада и я отхожу на отдых в штаб дивизии (в село Винодельное).

5 декабря красные выбивают из села Дербетовка нашу 2-ю бригаду и за ночь подходят к штабу дивизии в Винодельном.

6 декабря на рассвете вся наша группа атакует противника, разбивает его и берет много пленных и трофеев. Я со своей бригадой преследую красных, арьергардные части противника задерживаются восточнее Дербетовки, но конной атакой мы их сбиваем (пленные, масса изрубленных, пулеметы, орудия и несколько подвод трофеев), и я вновь прохожу село; один полк продолжает преследование до ночи, а с другим полком располагаюсь в селении.

6–7 декабря «товарищи» приводят себя в порядок, а 8 декабря наступают на мою бригаду. Встречным боем я их сбиваю и загоняю в село Воздвиженское на реке Калаус, которое они бросают, а одна сотня лабинцев спокойно ночует на их месте и ест ужин, приготовленный «товарищами».

10 декабря моя бригада сменена 2-й бригадой (полковник Шапринский), а уже 11 декабря ее выбивают из Дербетовки и красные по второму разу подходят к селу Винодельному. Все наши части покидают село, выходят на версту южнее, выстраиваются в боевой порядок; я с бригадой на левом фланге с задачей обойти правый фланг противника и зайти им в тыл.

12 декабря с рассветом красные открывают огонь по селу Винодельному и после получасовой стрельбы с криками «ура!» атакуют его и берут. Они поражены, что нас там нет, два их батальона проходят село на нашу окраину, а один полк, обходящий селение с запада, подставляет мне свой правый фланг. По условленному сигналу (залп батарей) моя бригада переходит в атаку, происходит рукопашная схватка (спешенным боем) с пехотой противника; их центр бежит, наголову разбитый. Трофеи — 1200 пленных, 6 орудий, 30 пулеметов, много винтовок, убитых до тысячи и масса раненых. Село окружается частями моей бригады. Вырвавшись из окружения, остаток красных бежит на Дербетовку, которую я с бригадой к вечеру, по третьему разу, занимаю. Во всей нашей группе убито 25 человек, раненых 120, но много лошадей выбито из строя от штыковых ранений.

Все эти операции окончательно расшатали мое здоровье, а от прошлой контузии правая сторона плохо действовала, лекарств не было. Погода была ужасная, начались морозы, снег с метелями.

До 14 декабря противник бездействует, мы отдыхаем. Вперед двигаться нам нельзя, так как мы зависели от центра нашего фронта, который, в свою очередь, зависел от добровольческого участка фронта (его правого фланга), а там, по-моему, топтались на месте.

15 декабря, по приказанию, отхожу с бригадой в село Винодельное. 16, 17 и 18 декабря противник, получив подкрепление, ведет энергичное наступление (полторы дивизии пехоты, три полка конницы), но снова наголову разбит нашими конными полками между Винодельным и Дербетовкой и бежит на Дивное.

Наша группа располагается: 1-й конный полк в селе Вознесенском и на хуторе по дороге на Дивное, два полка в селе Дербетовка, а остальные в селе Винодельном. За это время устанавливается связь с Кубанской бригадой, действующей у села Киевского, она вместе с нами занимает его и подходит к Дивному.

19 декабря я совершенно сваливаюсь и по приказу еду в отпуск для лечения, где пребываю до 19 января 1919 года.

1919 год. Во время моего отпуска произошло следующее: по всему фронту наши части переходят в наступление на северо-восток, это отталкивает противника, и он отходит по всему фронту. Упорные бои происходят у сел Елисаветинского и Александрийского. Отлично работает наша конница: Таманская армия красных теряет самообладание и в беспорядке уходит на север. Южнее казачьи части берут станцию Минеральные Воды. Из-под села Дивного Ставропольская группа красных разбита и спешно отходит за реку Маныч. У красных развивается страшная эпидемия сыпного тифа, который, к несчастью, переходит и в наши ряды.

В январе 1919 года с боем занимается Святой Крест, громадные трофеи попадают нам в руки. Со взятием Святого Креста этот район поручается 2-й Кубанской дивизии, а 1-я Конная дивизия идет к городу Гергиевску, для операций в Терской области. Ставропольская группа красных, получившая пополнения, начинает проявлять энергию в районе Маныча, происходят бои, где мы снова разбиваем ставропольцев и гоним их за реку Маныч.

19 января я приезжаю из отпуска, а 21-го прибываю в село Прасковья; сюда же прибывает после разведок по селам Свято-крестовского уезда 1-й Кубанский полк, и я его принимаю.

Во время предыдущих операций, до моего отпуска, я командовал временно конной бригадой, оставаясь командиром полка. Со взятием Святого Креста генерал Улагай уезжает в отпуск, дивизию принимает прибывший в моем отсутствии генерал Репников[23] и остается один утвержденный комбриг полковник Говорущенко. Во время операций на город Святой Крест генерал Улагай командовал конной группой.

22 января приказанием по дивизии полки размещаются так:

1-й Кубанский полк в селе Покойном, 1-й Лабинский в селе Урожайном, 2-й Кубанский, пластуны, стрелки и артиллерия в городе Святой Крест при штабе дивизии.

В Святокрестовском районе развивается повальная эпидемия сыпного тифа, казаки сотнями эвакуируются, и никакие пополнения не в состоянии покрыть убыль в частях. Смертность среди местного населения громадная. В селе Покойном тогда умирало по 60–80 человек в день (70 процентов приходилось на мужское население). В наших частях, к счастью, умирало мало, за это время были три смертных случая.

Население сел Покойное, Прасковья, Урожайное и других очень доброжелательно к нам, состоятельное в материальном отношении, собственники больших виноградников и почти все виноделы, всюду отличные фруктовые сады. Жители гостеприимные и хлебосольные, так что, если бы не было эпидемии сыпного тифа, время нашего пребывания в этом районе можно было считать за отдых и сплошное удовольствие. Но присутствие массы вина подрывает дисциплину, части расшатываются, тем более казакам вина дают бесплатно и сколько угодно. Строевые занятия не представлялись возможными, так как грязь, доходившая кое-где и до брюха лошадей, вовсе мешала передвигаться (грязи такой я не видел никогда больше в жизни).

В феврале месяце мне так наскучила эта мирная и безалаберная обстановка, что я просил телеграммой и письмом генерала Улагая, бывшего тогда в отпуску в Екатеринодаре, походатайствовать о переводе меня с полком на фронт; это было почти общее желание всех командных чинов полка. В средних числах февраля моими разъездами в районе селения Солдатского были обнаружены красные. Предпринятая сюда операция удалась на славу, захвачен «товарищ» Кочубей[24] с остатками своей дивизии и штаб 11-й большевистской армии. Взято две сотни конных, две роты пехоты и 20 пулеметов.

Как потом выяснилось, Кочубей (командовавший в Таманской армии конной бригадой) отошел со своими частями на Астрахань, где поссорился с коммунистами и вернулся обратно, но заблудился в астраханских песках. У него погибло до 95 процентов симпатизеров-бойцов, и с жалкими остатками он был мной взят в плен. Сам Кочубей был болен сыпным тифом.

5 февраля спешно был посажен на поезд 1-й Лабинский полк и увезен от нас. Как оказалось позже, он принимал участие в усмирении восстания в Медвеженском уезде Ставропольской губернии. В это время Донская армия защищает область от красных и ведет упорные бои на своих границах, донцы слабеют, и у них начинается отход (1-я Донская армия генерала Мамантова[25]).

Тяжелые бои у реки Маныч (1)

20 февраля 1919 года я получил приказание спешно собрать полк и грузиться на железнодорожной станции Святой Крест. Состав полка: казаков 400 человек, лошадей 895, пулеметов 40. Имея в полку массу заводных лошадей, я был в критическом положении. так как при такой обстановке я мог вывести в бой не больше двухсот человек конных. С) возможности такого состояния полка я неоднократно доносил начдиву, но за весь февраль я не получил ни одного казака с лошадью в пополнение.

Узнав, что я с полком буду командирован на Царицынское направление, поджидал пополнение, предварительно выслав шесть офицеров и казаков по станицам, которые подобрали в станицах Невинномысской, Тихорецкой и в Армавире человек пятьсот эвакуированных раньше из-за тифа. Таким образом, полк у меня пополнился до 900 шашек.

2 марта мой головной эшелон в две сотни прибыл, ничего не зная о боевой обстановке, в станицу Великокняжескую, где были размещены тыловые части 1-й Донской армии и астраханцы.

Станица Платовская, станция Ельмут, экономия Пишванова и станица Шаблиевка были забиты тылами и частями донцов и астраханцев, прибывших сюда на отдых. В это же время части нашей армии уже отошли до станицы Двойной, в их арьергарде оставались 2-й Кавказский казачий полк и 9-й Кубанский пластунский батальон. Эти две части кубанцев были отправлены в помощь донцам и первыми прибыли на Царицынское направление, как раз к отходу донцов. Свежие и боеспособные, эти части отходили все время в арьергарде, начиная от Котельникова. Донские части 1-й армии почти что перестали существовать на этом участке, казаки частью разошлись по домам, а частью дезертировали в тыл. Боеспособной была, единственно, дивизия полковника Калинина.[26]

4 марта красная конница «товарища» Думенко,[27] преследовавшая 1-ю Донскую армию от Царицына, отрывается от донцов у станицы Жутово. Конным рейдом обходит левый фланг Донской армии и, пройдя через станицу Платовскую, захватывает Великокняжескую врасплох. Мои части, сгрузившись 3 марта ночью с поезда и принимая участие в отражении противника, конечно, не могли помочь делу, так как все бежало, а в самой Великокняжеской, кроме бесчисленных тыловых частей, находилась Астраханская дивизия и масса артиллерии. Все думали, что арьергард нашей армии под станицей Двойной обеспечивает их полное благополучие. Все бежали постыдно за реку Маныч, а я с дивизионом отошел к Ново-Манычскому.

Противник забрал все обозы, разбросанные вокруг Великокняжеской, почти все перепортил в самой станице, выбил командный состав и команды двух бронепоездов, захваченных на станции, а кроме того, изрубил до трехсот воинских чинов.

Я был задержан по пути у штаба фронта на станции Белая Глина. Командующим фронтом тогда только что был назначен генерал Кутепов.[28] Только к 5 марта я прибыл на станцию Маныч.