Помоги проекту - поделись книгой:
— Данное изменение учтено,— констатировал судья.
Было два часа, когда члены суда, закончив обсуждение,
вновь вошли в зал. Председательствующий судья огласил приговоры: Китти — смерть, отцу Кристиану — смерть, Шансслю — пять лет каторжных работ, Тиссье— четыре года каторжных работ, мне — три года каторжных работ.
Ужас, который я ощутила, должно быть, отразился на моем лице. Хотя мое наказание было самым мягким, я не могла принять мысль, что фце три года проведу в этой ужасной тюрьме. Но тут я ясно осознала, что Китти и отца Кристиана приговорили к наказанию, освобождения от которого вообще не будет. Китти взяла меня за руку.
— Не плачь, Этта. Мы не должны ронять своего достоинства перед этими немцами.
Я сжала ее руку и подавила свои рыдания — Китти, которую ожидала смерть, ободряла меня!
Нас опять посадили вместе в тюремный фургон. Мы понимали, что это, наверное, последний раз, когда мы видим друг друга. Не выдержав, я разрыдалась, припав к груди моей дорогой подруги.
— Мне следовало отправить тебя домой, когда еще было можно,— мягко сказала она, гладя мою голову.— Не тревожься обо мне. Когда-то я приходила в ужас при мысли о смерти. Но теперь я уже к ней привыкла. Прежде чем эта война окончится, погибнут миллионы, и одна жизнь ничего не решает. Особенно если учесть, что я не проиграла, а выиграла у немцев со счетом 150:1. Обещай, что ты не будешь вспоминать обо мне с болью, Этта. Помни о крепких молодых ребятах с отважными сердцами, которых мы отправили обратно домой. Я вернула Англии 150 жизней взамен одной, которую она теперь потеряет.
Фургон, лязгнув, остановился. Мы подъехали к тюрьме.
Я подошла к концу моей истории. Остальное вы знаете — как после года заключения я была обменена на Йоханну Хофман и села на «DROTTNINGHOLM», чтобы вновь вернуться на свободную землю моей родины.
Моим единственным желанием теперь было забыть все, что со мной случилось. Но я знаю, что никогда не смогу забыть лица тех, кто остался там,— Китти, отца Кристиана, Тиссье, Шанселя и всех остальных.
ТОТ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КОТОРОМУ УДАЛОСЬ БЕЖАТЬ
Обер-лейтенант Франц фон Верра прошагал в сопровождении двух бесстрастных конвоиров по длинным коридорам Центра дознания британских ВВС в Кокфо-стерсе и зашел в уютную, красиво отделанную панелями комнату. В комнате было темно, лишь на массивном столе красного дерева лежал круг света от яркой настольной лампы. За столом сидел офицер Королевских военно-воздушных сил. У него было худое, изборожденное морщинами лицо, густые брови и закрученныые вверх усы.
— Командир эскадрильи Хоке,— по-немецки с незначительным акцентом представился он.— Садитесь, обер-лейтенант.
Щелкнув каблуками и коротко кивнув, пленный заметил прислоненную к столу трость с серебряным набалдашником и сразу вспомнил о британском офице-ре-щеголе, персонаже карикатур в немецких газетах.
— Обер-лейтенант, ваши победы — тринадцать сбитых английских самолетов и полдюжины уничтоженных на земле — не могут не вызывать уважения,— в голосе Хокса слышалась холодная насмешка.— Как второразрядный ас первой мировой войны, я испытываю особое волнение, беседуя с одним из перворазрядных асов второй мировой.
— К сожалению, я не встречал описаний ваших подвигов, пока читал захватывающую историю Британской Королевской авиации,— ответил фон Верра, подражая его небрежно медлительной манере растягивать слова. Он сделал небольшую паузу, затем с наглой ухмылкой добавил:
— Как же я глуп, герр майор! Конечно же, это вы меня сбили!
Командир эскадрильи молчал. Долгая тишина, воцарившаяся после этих слов, была нарушена сигналом воздушной тревоги. Вслед за первой сиреной включилась вторая, затем третья, и так пока весь Лондон с пригородами не охватила воющая какофония. Фон Верра самодовольно улыбнулся: вновь приближались немецкие бомбардировщики. Было 7 сентября 1940 года, и битва за Англию была в полном разгаре.
Наконец завывания стали постепенно затихать.
— Скажите мне, обер-лейтенант,— небрежным тоном произнес Хоке,— кто из ваших друзей в штабе вашей эскадрильи 2-й авиагруппы 3-го истребительного полка теперь заботится о Симбе, вашем львенке? Наверное, Санни?
У фон Верра перехватило дыхание. После своего пленения два дня назад он назвал только свое имя и личным номер. Однако допрашивающий теперь его британец знал не только его часть, но и имя его любимца, и прозвище лучшего друга. Было ясно, что Хоке не блефовал и ему действительно все известно. Он даже упомянул о стремлении фон Верры именоваться бароном и о том, сколь малоосновательны были его претензии на этот титул.
Командир эскадрильи <здавил» на него на протяжении двух часов, и его насмешливый, язвительный тон больно ранил самолюбие немца.
— Должен поздравить вас, обер-лейгенант,— говорил он,— вы весьма способный человек в плане приобретения известности,— и вытаскивал из стола расшифровку стенограммы немецкой радиопередачи, в которой фон Верра заявлял о сбитых им за один вылет пяти «Харрикейнах» и еще четырех, у ничто лсенных на земле. Хотя свидетелей у него нс было, фон Верру стлали прославлять в Германии как летчнка-истребитсля, совершившего «величайший подвиг в этой воине».
— Но вы-то знаете, так же как и я,— ледяным голосом продолжал Хоке,— обер-лейтенант «барон» фон Берра, «Рыжий Дьявол», «Ужас Королевских ВВС», что ничего такого, что хотя бы с натяжкой можно было принять за ваш «подвиг», не было.
Едва ли британские ВВС могли потерять девять «Харрикейнов» и не заметить этого, подчеркнул Хоке, и одно за другим показал все слабые и несвязные места в его рассказе о своем полете, а также несоответствие между тем, что фон Верра заявил на радио, и тем, что он говорил прессе. В конце его монолога-анализа вы-думанность истории фон Верра стала очевидной, и немец, во время этого монолога не проронивший ни слова, чувствовал себя совершенно подавленным.
— А теперь представьте,— перешел к финальной части своей «обработки» Хоке,— что ваши товарищи по плену узнают то, что знаю я о вашем знаменитом «подвиге». Какая жизнь вас ожидает после этого в лагере? Вы станете там объектом для насмешек.
Фон Верра слабо улыбнулся.
— Герр майор,— тихо сказал он,— я знаю, какую цену вы запросите за свое молчание — военную информацию.— Его голос стал тверже.— Я вам ничего не скажу, герр майор! Вы можете сделать для меня жизнь в лагере с товарищами невыносимой, но такая альтернатива еще хуже.
Беседа была окончена. Пленный не сломался. А когда Хоке вызвал конвой, фон Верра, вновь демонстрируя твердость своего неукротимого духа, заявил:
— Герр майор, ставлю бутылку шампанского против десяти сигарет, что не пройдет и шести месяцев, как я убегу.
Хоке, естественно, пари не принял. Своенравный, необузданный, крайне амбициозный 26-летний Франц фон Верра служил в люфтваффе — уже более пяти лет. Он быстро понял, что единственным способом продвинуться по службе было заставить говорить о себе, и наибольшее впечатление можно было произвести решительностью и агрессивностью вкупе с легкой примесью безрассудства. Фон Верра очень старался побеждать других пилотов в учебных боях и время от времени демонстративно пролетал под мостами, что было формально строго запрещено, и проносился над самым домом своей девушки или проделывал над ним фигуры высшего пилотажа. В то время как другие летчики держали собак, соколов, даже поросят, фон Верра завел львенка. Для усиления своего романтического ореола он взял себе титул барона, который по-своему ценился даже в гитлеровских войсках.
Начавшаяся война давала возможность стать настоящим асом, и фон Верра действительно сбил восемь самолетов, что на общем фоне было неплохим результатом. Но польские, норвежские, голландские и бельгийские военно-воздушные силы были быстро уничтожены, а французские понесли тяжелые потери. За несколько недель предполагалось покончить и с британской авиацией, и все нацистские летчики торопились отличиться. Фон Верра, заявив о девяти уничтоженных им в его знаменитом вылете «Харрикенах», записывал, таким образом, на свой суммарный счет максимальное число самолетов. Командование, уменьшив ото количество с девяти до пяти, решило наградить его Рыцарским крестом. Но, прежде чем он успел получить его, он был сбит во время своего десятого полета на Англию.
Следует отметить, что фон Верра, при всем его тщеславии и демонстративной бесшабашности, была присуща осторожность. В то время когда совершенно уверенные в победе нацисты не ожидали больших потерь и особенно не беспокоились о проведении перед вылетами инструктажей по секретности с летным составом, захваченные пилоты были настоящим подарком для британской разведки. Совершенно беспечные, они часто имели при себе различные секретные документы, карты, списки личных составов, технические данные, дневники, а также истрепанные автобусные билеты, корешки билетов в кино и мятые магазинные чеки, по которым можно было определить места дислокации частей. Фон Верра же сжег все имевшиеся при нем бумаги, едва оказался на земле.
Первый допрос утвердил его во мнении, что их нацистские вожди были правы: британцы глупы. Учтивый и нецеремонный армейский капитан угостил его сигаретой и, словно забыв об их положении пленившего и плененного, стал просто обсуждать с ним германскую политику, идеалы нацистов, стремление Германии к завоеванию колоний и тому подобное. Убедившись, что у него не будут выпытывать военных тайн, фон Верра почувствовал огромное облегчение и, расслабившись, стал разговаривать свободно, в естественной для него манере. Только позднее он сообразил, для чего была нужна эта беседа
Хотя фон Верра выдержал проработку командира эскадрильи Хоксэ, проводившего второе дознание, он прекрасно понимал, что разведка британских ВВС еще не закончила дознание. И в дальнейшем его еще неоднократно допрашивали днем и ночью полдюжины разных говорящих по-немецки офицеров — и каждый по отдельности, п по нескольку человек вместе.
Так прошло три недели, но фон Верра не выдал ни грамма военной информации, после чего его наконец оставили в покое. В процессе же допросов британцы волей-неволей знакомили его со своими разнообразными приемами и методами, и так получилось, что эти сведения оказались для фон Верра гораздо более ценными, чем то, что они смогли вытянуть из него. Тонкая и хитрая британская методика дознания произвела сильное впечатление на обер-лейтенанта, который теперь знал о ней больше любого другого немца, и этот факт имел в дальнейшем далеко идущие последствия как для Королевских военно-воздушных сил, так и для люфтваффе.
Фон Верра был отправлен в Грайзделл-Холл — лагерь для военнопленных, расположенный в пустынной, поросшей вереском местности Озерного округа в 20 милях от побережья Ирландского моря. Пленные размещались в огромном каменном здании в сорок комнат, которое тщательно охранялось. Через десять дней после своего прибытия фон Верра разработал план побега. Раз в два дня 24 пленных выводились на дорогу для прогулки. Взяв направление на север либо на юг — очевидно по желанию сопровождавшего их верхом на лошади сержанта— они быстро проходили три километра, отдыхали десять минут на обочине, потом возвращались. В течение всего моциона поддерживалась строгая дисциплина и надзор: вместе с конным сержантом пленных сопровождали пешком старший офицер и восемь солдат — четверо впереди колонны и четверо сзади.
У крайней северной точки их маршрута начинался открытый луг, который не давал никакого укрытия. На юге же имелась невысокая каменная ограда. Если кто-нибудь из его товарищей отвлечет охрану, а остальные столпятся, чтобы прикрыть его бегство — фон Верра в деталях разработал, как все это следовало проделать — он сможет перепрыгнуть через ограду и пробежать, согнувшись, до того места на дороге, где ее можно незаметно пересечь и скрыться в густом лесу. Став свободным, он доберется до побережья и попытается пробраться на какое-нибудь нейтральное судно.
Через два дня этот план был приведен в действие. Как только пленные вышли из ворот лагеря, один из них, опасаясь, что их могут повести на север, скомандовал остальным идти на юг. Никто не возразил: старший офицер подумал, что так распорядился сержант, а сержант решил, что это было приказание офицера.
После команды «отдыхать» в конце маршрута солдаты собрались по одну сторону от дороги, а пленные — по другую, прогуливаясь или толпясь у каменной стены. Неожиданное появление повозки зеленщика на этой обычно безлюдной дороге сперва их встревожило. Однако оно только рассеяло внимание солдат охраны, которые стали покупать у зеленщика яблоки, да и сержант приобрел одно для своей лошади. Когда повозка уехала, фон Верра зашел за спины самых высоких своих товарищей, которые согласно обговоренному плану стали теской кучкой, и взобрался ка стену. Толчок локтем дал ему знать, что охрана ничего не заметила, и он, перекатившись, бесшумно упал по другую сторону стены.
Пленные снова построились в колонну, и сержант скомандовал возвращаться. Прошагав триста ярдов, пленные, как было условлено, запели одну из двух песен, означавшую, что все в порядке, и фон Верра, узнав, что его исчезновение не обнаружили и находясь уже вне поля зрения солдат, рассредоточившихся вокруг пленных, перебежал через дорогу и исчез в сосновом лесу.
Пение на прогулках было строго запрещено, и, когда немцы стали горланить, британцы изумились. Заподозрив неладное, подъехал сержант и, двинувшись вдоль колонны, стал считать пленных. Но они стали переходить из одной шеренги в другую и обратно — хитрость, придуманная фон Верра,— так что установить их численность стало крайне трудно. Наконец, переговорив с офицером, сержант вернулся в голову колонны и, вытащив револьвер, приказал остановиться.
Когда немцы, перемешавшись, остановились, офицер прошел вдоль колонны и пересчитал их: 23 вместо 24-х. Один пленный исчез.
Местные жители до сих пор помнят оживление, охватившее округу в связи с этим событием. К 17.30 на поиски беглеца были брошены все имевшиеся в регионе средства: грузовики, штабные машины, мотоциклы. К его поимке были также подключены полиция и войска местной обороны.
Три дня и три ночи, в течение которых в поиски вовлекалось все больше полицейских и солдат, о фон Верра ничего не было слышно — немец как сквозь землю провалился.
Около одиннадцати часов вечера четвертого дня двое ополченцев местной самообороны, патрулировавшие район Брогтон-Миллз всего лишь в четырех милях от побережья, обратили внимание, что дверь одной маленькой хижины с висячим замком, в которых хранили корм для овец и которые имелись даже в самых глухих местах Озерного края, была открыта. Посветив внутрь велосипедной фарой, они обнаружили беглеца в перепачканной одежде, изорванных ботинках, с исхудавшим и вытянувшимся лицом.
Пока один ополченец держал его на прицеле винтовки, второй, вытащив веревку, обвязал одним ее концом запястье фон Верра, а второй привязал к своему. Но, прежде чем они повели его, немец сбил с ног связывавшего его человека, в то же мгновение разбил фару, затем, уворачиваясь от второго ополченца, дернул что было сил свою руку, высвободил ее и скрылся в ночи.
После этого еще два дня интенсивных розысков ничего не дали, а на шестой день свободы в 14.30, фон Верра, пробирающегося через папоротник на высоком холме, возвышающемся над долиной Даддон (Даддон-Вэлей), заметил пастух. Полиция Камберленда и Уэстморленда быстро организовала плотный кордон вокруг подножья холма, и, когда кольцо вокруг фон Верра стянулось, на него сразу надели наручники, и на этот раз он не убежал.
Просидев в качестве наказания 21 день в одиночном заключении, фон Верра был переведен из Грайздел-Холла в Мидлендс, в лагерь Суоник. Но, вырвавшись на свободу один раз, он был уверен, что сумеет убежать снова.
Суоник был окружен двумя рядами ограждений из колючей проволоки, и по узкой полосе земли между ними постоянно ходили часовые. По внешнему периметру через каждые 50 ярдов располагались сторожевые вышки, на которых были установлены пулеметы и прожектора. Ограждения по ночам ярко освещались, погружаясь в темноту лишь при авианалетах, на время которых усиливалась охрана. Единственным способом бежать, решил фон Берра, был подкоп под периметр.
Здание, которое он выбрал для осуществления своего плана, стояло всего лишь в ярде от внутреннего ограждения, и фон Берра, оценив длину будущего токрсля в 14 ярдов, начал копать в маленькой неиспользуемой комнате с земляным полом. Выход должен был оказаться поблизости от одной из сторожевых вышек, но росшие там деревья и кусты создавали некоторое укрытие. План выглядел вполне выполнимым, и через несколько дней к нему присоединились еще пять офицеров, организовав «Swanwick Ticfbau A.G.» («Суоникскую компанию по проведению подземных работ»).
Все шло хорошо. К осуществлению их замысла подключилось большинство пленных, которые стояли настороже и выкрикивали условные предупреждения, когда шум от раскопок или извлечения больших камней мог быть услышан часовыми, а в случае необходимости, чтобы заглушить его, начинали петь, играть на гармошках, затевали шумные карточные игры или даже коллективные драки. Через месяц после начала «подземных работ» ход — такой, что по нему только-только можно было проползти на карачках,— был готов.
Тем временем пятеро участников подкопа (один, не веря в успех дела, на полпути оставил их) обдумывали планы, как покинуть Англию. После продажи одному охраннику бриллиантового перстня они получили по четыре шиллинга на каждого. С этими скромными средствами одни рассчитывали добраться до Ливерпуля и уплыть на каком-нибудь нейтральном судне в Ирландию, двое других хотели отправиться в Глазго и там также попытаться пробраться на нейтральный корабль. Фон Верра решил идти в одиночку.
Опыт первого побега говорил ему, что немецкий пленный имеет в Британии крайне мало шансов вернуться домой, если ему не удастся покинуть эту страну прежде, чем начнутся его розыски. Сделать же это можно было только на самолете. Поэтому фон Верра решился на самое смелое из всех возможных действий: он собрался проникнуть на ближайший военный аэродром и попытаться улететь.
Думая о какой-нибудь простой, но убедительной маскировке, он решил выдать себя за голландского летчика бомбардировщика, совершившего вынужденную посадку после возвращения с задания. Это вполне могло сойти за правду, так как в британских военно-воздушных силах служило теперь много чехов, голландцев, норвежцев и поляков, изъяснявшихся на ломаном английском (его английский был вполне сносным) и носивших незнакомую здесь военную форму. Так как в Мидлендсе, в этих центральных графствах Англии, вероятно, мало кто имел представление о действиях береговой авиации, фон Верра придумал говорить, будто он служит в «Сводной специальной бомбардировочной эскадрилье береговой авиации», базирующейся в Абердине. Абердин был далеко, а такое неопределенное название части давало ему определенную свободу для объяснений.
Что же касается униформы, то один пленный подарил ему летную куртку, которую он как-то умудрился сохранить, другой — меховые летные сапоги, третий — кожаные перчатки. В качестве дополнения к своему наряду фен Верра купил в лагерной лавке шерстяной клетчатый шарф. Он мог объяснить отсутствие у себя удостоверяющих его личность документов, но обязательно должен был иметь личный знак, который изготавливался из прорезиненной фибры. Достать его было невозможно, но лагерный «Отдел подделок» снабдил его точной копией из картона.
20 декабря в 9 часов вечера, надев поверх своего летного одеяния черную пижаму, фон Верра осторожно раскопал последний закрывающий выход слой земли и выбрался на свободу. Условия для побега были идеальными. Ночь выдалась темной, а воздушный налет заставил погасить все прожектора. Тихо ступая, фон Верра удалился от хода в темноту, и через несколько минут из него выбрались остальные его товарищи. В амбаре в двухстах ярдах от лагеря они попрощались с фон Верра и пошли своими путями.
Налет продолжался, и фон Верра решил дождаться его окончания, прежде чем двинуться дальше, чтобы его не приняли за уцелевшего пилота сбитого немецкого самолета. Необходимости в особой спешке не было. В любом случае их исчезновение обнаружат не раньше утра, когда будет проведена общая перекличка, что давало ему еще, по крайней мере, десять часов. Он спрятался около амбара и стал ждать.
В три часа сигнал отбоя еще не прозвучал, и фон Верра решил, что больше ждать не может. Выбравшись из своего укрытия, он сунул под мышку взятый в лагере номер «Таймс» для большей своей внешней убедительности и пошел через поле прочь от лагеря.
Фон Верра прошагал несколько миль и не встретил ни души. Наконец в 4.30 он услышал гудок локомотива на железнодорожной ветке, вдоль которой он шел по дороге, и, поднявшись по насыпи, забрался в его кабину.
— И куда вы надеетесь приехать? — спросил, уставившись на него, машинист.
— Я капитан Ван Лотт из бывших Королевских голландских военно-воздушных сил, теперь служу в британских ВВС,— стал объяснять фон Верра.— Я только что совершил вынужденную посадку в Веллингтоне из-за повреждений от зенитного огня, полученных во время рейда на Данию. Мне нужно побыстрей добраться до ближайшего аэродрома. Здесь есть рядом телефон?
— Мой помощник Харолд,— сказал машинист,— как раз заканчивает смену и сможет проводить вас до станции.
Провожатый повел его вдоль железной дороги, и в 5.30 фон Верра пришел на станцию Коднор-Парк. Но телефон находился внутри билетной кассы, которая была еще закрыта, и работавший там кассир Сэм Итон должен был прийти только в шесть. Начиная немного нервничать, фон Верра стал ждать.
Появившийся наконец Итон, который был явно не в настроении, слушал историю фон Верра о крушении его бомбардировщика и оставшихся невредимыми членах его экипажа, ожидавших в доме на ферме, в котором не оказалось телефона, невнимательно и с явным нетерпением.
— Вас не затруднит позвонить на ближайший военный аэродром и попросить прислать за мной машину? Моя база в Абердине вышлет за мной и моей командой самолет,— сказал в заключение фон Верра.
Глянув на него с некоторым недоверием, кассир задал несколько вопросов о крушении, затем поднял трубку и произнес:
— Соедините меня с полицией.
Фон Верра сидел напряженно и неподвижно, слушая, как он пересказывал по телефону его историю. Но Итон просто хотел избавить себя от лишних забот, так как, повесив трубку, он сказал:
— Не беспокойтесь, сейчас кто-нибудь приедет. Просто они лучше смогут вам помочь, чем я.
Носильщик заварил чай. Кассир предложил фон Верра чашку, другую налил себе, и они стали втроем ожидать полицию. Его располагающая дружелюбная манера держаться и вызывающая доверие внешность произвели на собеседников свое действие. Четверть часа он отвечал на их вопросы об аварии, о рейде и открыто рассказывал о Королевских военно-воздушных силах. Наконец фон Верра «открыл» им — «вообще-то мне не следовало бы вам говорить об этом» — что состоит в особой эскадрилье и что этой ночью во время полета производилось испытание нового прицела для бомбометания.
— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо вернуться как можно скорее? — заключил он.
Его слова произвели впечатление на Итона.
— В самом деле,— смущенно пробормотал он,— мне очень жаль. Если бы вы сказали сразу... Мне позвонить на аэродром?
— Да, пожалуйста.
Кассир снял трубку и попросил соединить с аэродромом Хакналл. Связавшись с дежурным офицером, он коротко рассказал ему о фон Верра и передал трубку ему самому. Убедить офицера оказалось делом непростым. Он задал множество вопросов о кр) шении и нашел странным то, что сам об этом ничего не слышал.
— Полагаю, мне следует что-нибудь для вас сделать,— все же сказал под конец он.— Я вышлю за вами машину.
В одну минуту восьмого приехали полицейские — двое в штатском и сержант в форме. Какое-то время они молча смотрели на немца — ни дружелюбно, ни враждебно.
— Sprechen Sie Deutsch? — вдруг выпалил один из агентов.
— Да, я говорю немного по-немецки,— спокойно ответил на английском фон Верра.— Как большинство голландцев.
Напряжение сразу спало. Похоже, «Sprechen Sie Deutsch?» было единственным, что они знали по-немецки.
— Так вы один из парней из береговой авиации? — спросил второй агент.
Теперь фон Верра знал, что они приехали не затем, чтобы арестовать его — полицейские просто проверяли данные им объяснения. А он прочитал достаточпо сообщений о бомбардировочных рейдах самолетов Королевских ВВС в британских газетах, чтобы отвечать убедительно.
— Да,— ответил фон Верра, одаривая их обезоруживающей улыбкой.— Прошлой ночью мы устроили гансам дьявольское шоу, и мы сделали их!
Услышав характерный жаргон, полицейские переглянулись и заулыбались.
— У вас есть документы? — спросил уже более дружелюбно сержант.
— Вы разве не знаете, что в полеты запрещено брать личные документы? — изобразив удивление, сказал фон Верра.— А у нас в Особой эскадрилье это правило выполняется неукоснительно.
После этого они даже не попросили его показать личный знак, хотя еще задали большое количество вопросов, и ответы фон Верра вместе с тем обстоятельством, что Хакналл выслал за ним машину, судя по всему, удовлетворили их. Через пять минут после того, как полицейские отбыли, приехал солдат с аэродрома и, четко козырнув, объявил:
— Транспорт до Хакналла, сэр.
К фон Верра, удобно устроившемуся на сиденье машины в ожидании десятимильной поездки до взлетного поля, вернулось доброе расположение духа и уверенность в себе, и он решил, что у него есть все шансы угнать самолет.
Однако дежурный офицер с аэродрома Хакналл выслал за ним автомобиль вовсе не потому, что поверил в историю капитана Ван Лотта, а напротив, из-за того, что заподозрил, что он не тот, за кого себя выдавал. Он еще не знал о побеге из Суоника, но Ван Лотт слишком много болтал, а кроме того, казалось просто невероятным, что бомбардировщик потерпел крушение в темноте и никто из экипажа не пострадал. Поразмыслив, офицер решил увидеться с капитаном Ван Лоттом и разобраться с ним самому.
Посылая за ним машину, он дал водителю пистолет и предупредил его, что Ван Лотт мог оказаться диверсантом или сбежавшим пленным, после чего закрыл на центральном пункте все окна, запер все двери, кром& главной, и разжег очень сильный огонь в камине, с тем чтобы Ван Лотту пришлось снять летную куртку и показать свою форму.
Когда водитель подъехал к центральному пункту аэродрома и высадил фон Верра, уже рассвело, и дежурный офицер решил опустить на окнах светомаскировочные жалюзи, чтобы, оставаясь в полумраке, как следует разглядеть этого «голландца».
Перед ним появился человек пяти футов семи дюймов роста, со светлыми волнистыми волосами, открытым мальчишеским лицом и приятной улыбкой. В его облике не было ничего злодейского или тевтонского. Но он был одет в куртку неустановленного образца — бледного серо-зеленого цвета с длинной диагональной молнией.
Офицер был все еще занят с жалюзи и, бросив на него мимолетный взгляд, непринужденно сказал:
— Ван Лотт? Я вас долго не задержу. Вам может показаться, что здесь душновато, так что можете снять куртку. Садитесь и чувствуйте себя как дома.
На что фон Верра ответил:
— Не стоит беспокоиться, за мной скоро прилетит самолет из Абердина,— и отошел подальше о г огня.
Поделиться книгой: