Игры Сатурна. Наперекор властителям

Он схватил ее за покрытое скафандром плечо.

— Твоя теория, Джин. Я не первым предположил, что это была комета, но ты первой стала искать подтверждения.

Она, казалось, не заметила, только продолжала невнятно говорить:

— Пыль говорит об эрозии, которая также породила эти образования. Она была причиной их таяния и сублимирования на поверхности в соответствии с теми местами, куда она попала, и на наплывы льда, к которым она примерзла, пока ее не смыло или же не покрылась льдом. Кратеры — большие и маленькие, которые мы наблюдали сверху, — они появились отдельно, но похожим образом. Метеориты…

— Ну да, — возразил он, — Любой метеорит достаточного размера выделит столько энергии, сколько хватило бы, чтобы растопить всю поверхность.

— Я знаю. Но это указывает на то, что столкновение с кометой было не так давно, всего меньше чем тысячу лет назад, иначе мы не увидели бы сегодня это чудо. С тех пор в планету больше ничего не ударялось. Я не имею в виду небольшие камни, космический песок, которые вращаются по искривленным орбитам вокруг Сатурна так, что они ударяются в планету при относительно невысоких скоростях. В большинстве случаев просто оставляют дырки во льду. Однако, лежа тут, они притягивают солнечное тепло, потому что они темные, и нагревшись, вытаивают все вокруг себя, пока не утонут. Вогнутые поверхности, которые они оставляют после себя, отражают время от времени случайно с одной из сторон попадающее на них тепло, и таким образом продолжают увеличиваться в размерах. Образуются рытвины. И опять, поскольку различные льды обладают различными свойствами, невозможно получить совершенно ровные кратеры, а получаются эти фантастические углубления, которые мы видели, до того как приземлились здесь.

— О Господи! — Скоби обнял ее, — Ты — гений.

Шлем к шлему она улыбнулась и сказала:

— Нет. Это очевидно, когда видишь все собственными глазами. — Она немного успокоилась, пока они все еще находились в объятиях друг друга. — Научная интуиция — смешная штука, должна признаться, — продолжала она наконец. — Думая над этой проблемой, я едва ли была уверена в собственном логическом мышлении. То, что я думала — это Ледяной город, сделанный из космических камней, которые Бог призвал с небес…

— Святая Мария, — Гарциласо повернулся и уставился на них.

Скоби выпустил женщину из своих объятий.

— Мы продолжим, после того как эти факты нашли подтверждение, — сказал он нерешительно. — …к большому кратеру, если вы помните, который мы заметили недалеко отсюда. Похоже, поверхность отлично годится для ходьбы.

— Я назвала тот кратер Бальным Залом Короля Эльфов, — пошутила Броберг, как будто к ней вернулась сказка.

— Будьте осторожны, — громом раскатился смех Гарциласо. — Поберегите свое здоровье. Король — только наследник всего этого, ведь Боже мой, эти стены построили-то Гиганты!

— Ну, мне нужно найти путь туда, не так ли? — ответил Скоби.

— Конечно, — сказал Алварлан. — Я не могу указать вам дорогу отсюда. Мой дух может только смотреть на все глазами смертного. Я не могу ничего для вас сделать, как только дать хорошие советы, пока мы не приблизимся к воротам.

— Вы что, прилипли что ли к этой своей сказке? — заорал Данциг. — Возвращайтесь, пока целы!

— Ты утухнешь? — огрызнулся Скоби. — Это всего лишь стиль нашего разговора. И если ты не в состоянии этого понять, значит, ты, в отличие от нас, пользуешься мозгами не на всю катушку!

— Послушайте-ка! Я же не говорю, что вы сумасшедшие. У вас нет бреда и тому подобного. Я всего лишь хочу сказать, что вы направили свои фантазии на это место, а теперь реальность усилила их еще, и пока вы под этим впечатлением находитесь, вы этого не ощущаете. Разве стали бы вы так упрямо продвигаться вперед где-нибудь в другом месте? Подумайте!

— Хватит. Мы возобновим нашу связь, а пока повременим до тех пор, пока ты не улучшишь свои манеры, — Скоби выключил основной переключатель. Цель осталась в рабочем состоянии для общения на небольшом расстоянии, но до орбиты она не могла достичь. Его товарищи поступили так же.

Все, трое обратили лица к впечатляющему зрелищу перед ними.

— Ты можешь помочь мне найти Принцессу, когда мы войдем вовнутрь, Алварлан, — сказал Кендрик.

— Все что в моей силе и власти, — поклялся чародей.

— Я жду тебя, мой самый стойкий из всех возлюбленных, — проникновенно нараспев сказала Риция.

Оставшись один в своем космическом корабле, Данциг почти рыдал.

— Чтоб провалились они, эти проклятые игры, куда подальше! — Его слова уносились в пустоту.

III

Порицать психодраму, даже в ее усугубленной форме, все равно, что портить человеческую натуру.

Это берет свои истоки в детстве. Игра необходима для невзрослых млекопитающих, как средство навыков общения с собственным телом, с ощущениями и внешним миром. Молодые представители человеческого рода играют, должны играть и со своим мозгом тоже. Чем более сообразителен ребенок, тем больше упражняется его потребность в воображении. Есть степени активности, ог пассивного наблюдения за шоу на экране до более продвинутой — чтения, мечтаний, рассказывания историй и до психодрамы… для которой у ребенка нет такого причудливого названия.

Мы не можем дать такому поведению никакого единого описания, поскольку форма и способ, которые она принимает, зависят от бесконечного множества переменных. Пол, возраст, культура и пристрастия — только наиболее очевидные из них. Например, в Северной Америке в доэлектронную эру девочки часто играли в «дом», в то время как маленькие мальчики — в «ковбоев и индейцев» или в «полицейских и воров», в то время как сегодня их потомки могут играть в «дельфинов» или «астронавтов и пришельцев». По сути — это форма игры в небольшой компании, каждый выбирает героя, чтобы подражать, или выдумывает его, могут быть использованы некоторые вспомогательные предметы, такие как игрушечное оружие или любой случайный предмет, такой как палка, может быть назван чем-то еще, например, детектором лжи, или же эти вещи могут существовать только в воображении, поскольку, например, место действия — всегда воображаемое. Дети тогда разыгрывают пьесу, которую придумывают сами от начала и до конца. Когда они физически не могут выполнить какого-то действия, они описывают его («Я прыгаю действительно высоко, так, как прыгают на Марсе, и я оказываюсь на краю этого допотопного морского судна и застаю этого бандита врасплох»). Большой состав действующих лиц, особенно злодейских, зачастую возникает просто по необходимости.

Актер этой труппы, у которого самое большое воображение, превалирует в игре и в развитии сюжетной линии, хотя в довольно сдержанной форме, тем, что предлагает самые живые возможности. Однако остальные — гораздо более сметливые, чем среднестатистическая единица: психодрама в этой высокоразвитой форме подходит не для всех.

Но для тех, кто воспринимает ее, воздействие ее благотворно и продолжительно. Кроме того, повышая созидательные способности на практике, она позволяет им испытать игровые версии различных ролей взрослых и определенный жизненный опыт. Посредством нее они начинают приспосабливаться к взрослой жизни.

Такое разыгрывание пьес заканчивается, когда начинается подростковый период, если не раньше — но только в этой форме, и необязательно навсегда. Взрослые тоже занимаются игрой воображения. Это легко увидеть, например, в обществе, со всеми этими титулами, костюмами и церемониями, разве это не то же самое, что живая инсценировка каждого ритуала? До какой степени наш героизм, самопожертвование и самовозвеличивание в поступках не соответствует тому персонажу, на который мы хотим походить? Некоторые мыслители делали попытки проследить эти элементы в каждом аспекте общества.

Здесь, однако, мы касаемся явной психодрамы среди взрослых. В восточных цивилизациях она вначале появилась в значительной степени в середине двадцатого столетия. Психиатры нашли ее сильным диагностическим и терапевтическим методом. Среди простого народа война и игра фантазии проявились в идентификации с собственной личностью воображаемых или исторических персонажей, что стало завоевывать все большую популярность. Частично это было, несомненно, уходом от лишений и невзгод того несчастливого периода времени, но более вероятно, и по большей части, это было бунтом мозга против безынициативных развлечений, а именно, телевидения, которое стало доминирующим видом отдыха.

Хаос положил конец всей этой деятельности. Все знают об их возрождении в недавние времена — как я смею надеяться, по более здоровым причинам. Проектируя трехпространственные сцены и соответствующее звуковое оформление из банков данных, или еще лучще, воспользовавшись компьютерами, которые воспроизводят все это по команде, игроки достигают чувства реальности происходящего, что усиливает их умственное и физическое восприятие. Однако в подобных играх, которые продолжаются эпизод за эпизодом, год за годом реального времени, когда только два или больше игроков смогут собраться вместе для игры, они обнаруживают, что все меньше и меньше зависят от подобных принадлежностей. Кажется, что на практике они вновь стали обладать таким же живым воображением, что и в детстве, и могут превратить все, или скорее вовсе ничего, в предметы и мир, который они себе воображают.

Я считаю необходимым повторить очевидное с тем, чтобы мы смогли проследить за их перспективой. Разнеслось известие, что Сатурн внезапно повел себя неожиданным образом. (Почему? Какие тайные страхи это затронуло? Этот вопрос оставим для более тщательного изучения?) За одну ночь психодрама для взрослых стала непопулярной, она могла исчезнуть насовсем. И это могло бы стать, во многих отношениях, гораздо худшей трагедией, чем то, что произошло в небе. Нет причин предполагать, что игра хоть раз принесла вред одному здравомыслящему человеку на Земле, наоборот. Вне сомненья, она помогла астронавтам оставаться в здравом уме в течение долгих и трудных перелетов. Если теперь ее не использовали в медицинской практике, это было только потому, что психотерапия стала отраслью прикладной биохимии.

А этот последний факт, что в современном мире больше не было ни одного случая сумасшествия, черпает свои корни из того же источника. Психиатр двадцатого века, хотя и не мог предвидеть точно последствий, предупреждал, что восемь лет, беспрецедентно долгое время, не просто будет провести в таком странном окружении, как на «Хроносе». И оно, конечно же, было странным, несмотря на все попытки — ограниченное пространство, полностью контролируемое человеком, лишенное и намеков того, до чего дошла эволюция на Земле. У межзвездных колонистов в этом отношении было гораздо больше доступных видов стимулирования и компенсаций, из которых самыми близкими были полный контакт с домом и частая возможность навещать родную планету, что возможно, и было наиболее важно. Время полетов до Юпитера было долгим, но оно составляло только половину пути до Сатурна. Более того, поскольку они были первыми, ученым на «Зевсе» было чем занять себя по дороге, что, для более поздних путешественников будет совершенно бессмысленно дублировать, к тому времени межпланетное пространство между двумя гигантами содержало мало сюрпризов.

Современные психологи не сомневались в этом. Они понимали, что люди, наиболее подверженные неблагоприятным воздействиям, будут и наиболее умными, с большим воображением и динамичные — те, кто, как предполагалось, сделают каждое открытие на Сатурне, что и было целью всего этого предприятия. Будучи менее знакомыми, чем их предшественники с лабиринтами лжи и с Минотаврами, которые охотятся там, в человеческом подсознании, психологи ожидали чисто выигрышных последствий от любой психодрамы, которую предприняла бы команда корабля.

 — Минамото

Назначение отделений команды корабля не было проведено непосредственно перед отправлением. Было разумным позволить профессиональным способностям проявиться и расцвести во время путешествия, в то время как личные взаимоотношения тоже развивались бы. Естествено, что эти факторы помогли бы в определении, каких людей нужно обучать каким задачам. Долговременное участие в группе игроков, естественно, выковывало связи дружбы, которые были желательны, если члены в то же время квалифицированные работники.

В реальной жизни Скоби всегда соблюдал почтение по отношению к Броберг. Она была привлекательной, но она не поддерживала любовных связей на стороне, а у него не было желания отбивать ее у мужа. Кроме того, он ему нравился. (Том не принимал участия в игре. Как астроному, ему повезло, что у него было много дел, которым он прилагал все свое внимание.) Они играли уже пару лет, их группа приобрела такие качества, какие могут только приобрести люди в беседе, события и участники которой стали представлять собой единое целое, когда Скоби и Броберг впервые заговорили о личном.

К тому времени герои игры, в которой они участвовали, знакомились друг с другом ближе, и, возможно, было неслучайным то, что они встретились, когда у обоих выдалось пару часов свободного времени. Это произошло в помещении для отдыха, где поддерживалась невесомость, у тренажера, вращающегося по оси. Они выделывали акробатические трюки, кричали и смеялись, пока не почувствовали оба приятную усталость и не отправились в кают-компанию, чтобы переодеться в костюмы для полета и принять душ. До этого они не видели друг друга обнаженными, и он не смог скрыть своего возбуждения, увидев ее, в то время как она тактично отвела глаза в сторону и покраснела. После этого, одевшись, они решили немного выпить, прежде чем разойтись по домам и поискать свободное место.

Поскольку дневная смена уже приближалась к ночной, место для них было. У стойки бара он заказал немного скотча, а она ананасового ликера. Автомат обслужил их, и они понесли свои напитки на балкон. Сев за столик, они оглядели бесконечное пространство перед собой. Кают-компания была встроена в поддерживающую стойку на уровне Лунной гравитации. Над своей головой они видели небо, где они парили, как птицы, казалось, что до него было рукой подать, а выступающие, похожие на паутину конструкции, походили на несколько плывущих облаков. Прямо впереди и позади напротив палубы находилась неразбериха масс и форм, которую сканирующее освещение в этот час превратило в сказку. Среди этих теней люди могли разглядеть леса, ручьи, озера, которые либо блестели при свете звезд, заполнявших обзорные экраны, либо были туманными. Справа и слева был виден корпус корабля на фоне света, темной массой, которой такие лампы, как эти, просто терялись.

Воздух был прохладным, пропитанным молчанием. Слегка пахло Жасмином. Вокруг и внизу слегка ощущалась мириадная пульсация корабля.

— Удивительно, — сказала тихо Броберг, — Какой сюрприз!

— Что? — переспросил Скоби.

— Я была тут перед дневной вахтой. Я не ожидала, что простое вращение рефлекторов произведет такой удивительный эффект.

— О, мне не приходилось наслаждаться дневным видом. Должно быть, это впечатляюще.

— Да, но… но тогда видишь все слишком приземленное, как будто смотришь на вещи ручной работы, ничего неизведанного, непознанного, никакой свободы. Солнце стирает звезды, кажется, как будто Вселенная и не существует за этой скорлупкой, в которой мы находимся. Сегодняшняя ночь похожа, как будто мы в Мараноа. (Королевство, где Риция — принцесса, королевство старинных вещей и обрядов, язычества, волшебства.)

— Гм-м-м, да, иногда мне и самому кажется, что меня загнали в ловушку, — согласился Скоби. — Я думал, что я всю дорогу проведу за изучением геологических данных, но кажется, мой проект несколько скучноват.

— Со мной то же самое, — выпрямилась Броберг на своем месте и слегка улыбнулась. Темнота сделала черты ее лица более мягкими, молодыми.

— Ну, нам не следует себя жалеть. Мы тут в целости и сохранности доберемся до Сатурна. И уж тогда-то мы не будем испытывать ни недостатка впечатлений, ни недостатка в материалах для работы.

— Верно, — Скоби поднял стакан, — Ну, «Скоаль»![1] Надеюсь, я правильно произнес.

— Откуда мне знать? — она рассмеялась. — Моя девичья фамилия — Алмаейер.

— Верно, значит, вы взяли фамилию Тома. А я-то думал. Хотя в наши дни это довольно необычно, а?

Она развела руками.

— Моя семья была состоятельной, но они были… то есть, являются… католиками в Иерусалиме. Очень строгими насчет определенных вещей: можно сказать, устаревшие, — Она подняла свой бокал и глотнула, — Да, конечно, я оставила церковь, но есть вещи, которые никогда не оставят меня.

— Понимаю. Не из любопытства, но это… объясняет некоторые вещи, несколько странные, которым я не переставал удивляться.

Она посмотрела на него через край своего бокала.

— Например?

— Ну, в вас столько жизни, энергии, чувства юмора, но вы также… как бы лучше сказать?., необычайно домашняя. Вы сказали мне, что были незаметным преподавателем в Юконском Университете, пока не вышли замуж на Тома. — Скоби широко улыбнулся, — Поскольку вы двое любезно пригласили меня отметить вашу последнюю годовщину свадьбы, и, зная ваш настоящий возраст, я вычислил, что тогда вам было тридцать лет, — Неотмеченным осталось подозрение, что она до тех пор оставалась девственницей, — … о, забудьте об этом. Я сказал, что не хотел проявлять излишнее любопытство.

— Продолжайте, Колин, — настаивала она. — Мне запала в память та строчка из Бернса с тех пор, как вы познакомили меня с его поэзией. «Смотреть на себя глазами других». Потому что это похоже на то, как будто мы вращаемся вокруг одной и той же луны…

Скоби сделал изрядный глоток скотча.

— Ну, не так уж и много, — сказал он вопреки себе неравнодушно, — Если хотите знать, ну хорошо, у меня возникло впечатление, что любовь — не единственная причина того, что вы вышли замуж за Тома. Он уже был принят в экспедицию и дал вам личную характеристику, чтобы и вы туда попали. Короче говоря, вы связали себя с ним из обычного уважения, вот как вы прокладывали себе путь сюда. Я прав?

— Да, — Ее взгляд задержался на нем. — Вы более сообразительны, чем я себе представляла.

— Нет, не более. Хулиганская выходка. Но Риция помогла мне увидеть, что вы — больше, чем преданная жена, мать и ученый…

Она собралась возразить. Он поднял ладонь.

— Нет, пожалуйста, позвольте мне закончить. Я понимаю, что невежливо обвинять человека в том, что использовал в своих личных интересах другую личность, но я и не собираюсь этого делать. Конечно же, вы не хотели быть бродягой-бездельницей, раздающей свою любовь направо и налево, не больше чем я хотел бы ездить верхом и рубить разных врагов. И все-таки, если бы вы выросли в мире нашей игры, я уверен, вы здорово были бы похожи на Рицию. И этой возможностью вы обязаны себе, Джин, — Он отставил свой напиток, — Я слишком разболтался, пожалуйста, извините меня. Хотите закажем еще выпить?

— Лучше не надо, но следовать моему примеру не обязательно.

— Ни в коем случае, — он поднялся и ушел.

Когда он вернулся, он увидел, что она наблюдает за ним через застекленную дверь. Когда он сел, она улыбнулась, немного наклонилась через стол и тихо сказала ему:

— Я рада, что ты высказал все, что думал. Теперь я могу сообщить, что оказывается Кендрик — такой сложный человек.

— Что? — спросил Скоби в неподдельном удивлении. — Ну да! Он — бродяга со щитом и мечом, человек, который любит путешествовать точно так же, как и я, и в подростковом возрасте я был таким же скандалистом, как и он.

— Возможно, ему не хватает блеска, но он — благородный рыцарь, справедливый владыка, ценитель поэзии и музыки, и сам немного бард… Риция скучает по нему. Когда он вернется из своего последнего похода?

— Именно в эту минуту я направляюсь домой. Мы с Н'Кумой ускользнули от этих пиратов и высадились в Хавернессе два дня назад. После того как мы спрятали добычу, мы захотели погостить у Бэлы и Карины и присоединиться к ним, что бы они ни собирались предпринять, поэтому мы распрощались на время. Скоби и Хардинг последнее время воспользовались несколькими часами, чтобы закончить это свое приключение. Остальные из группы некоторое время были заняты своими делами.

Глаза Броберг расширились.

— Из Хавернесса на Острова? Но я ведь нахожусь в Замке Даваранда, как раз на середине пути.

— Надеюсь, что ты там и останешься.

— Не могу дождаться, чтобы услышать твой рассказ.

— Я поспешил вперед после наступления темноты. Луна светила ярко, и у меня была пара оставшихся золотых монет, из тех, что я привез в качестве добычи. — Пыль клубилась белыми облаками под ударами копыт. Там, где конь наступал на мелкую гальку, летели горячие искры. Кендрик нахмурился.

— Ты не была с этим, как его… забыл его имя?

—…Джорданом Рыжим? Мне он не нравится. Я велела ему убираться еще месяц назад. У него возникла идея, что если он разделит со мной постель, то это даст ему преимущества надо мной. Между ним и мной не было ничего — это все пустая болтовня. Я стояла одна на Башне Герфалкона, обратив взор на юг на залитые лунным светом поля и думала, как ты там. Дорога вилась к Замку, как серая река. Неужели я вижу всадника, скачущего вдалеке?

После многих месяцев игры не было необходимости в изображении на экране. Знамена, развевающиеся на ночном ветре, вздымались к звездам.

— Я подъезжаю. Я подаю сигнал, дуя в рог, чтобы охранники у ворот проснулись. Разве я могу забыть эти веселые ноты…

В ту же самую ночь Кендрик и Риция стали любовниками. Искусные в игре и аккуратно придерживаясь ее этикета, Скоби и Броберг не стали детально описывать это, они не касались друг друга, обмениваясь только взглядами, и прощальные пожелания доброй ночи были очень показательны. В конце концов это была история о двух совершенно вымышленных персонажах, действующих в мире, который никогда не существовал.

Более низкие склоны фьорда поднимались ярусами, которые сами по себе были глубоко вогнуты, люди ходили по краям и восхищались причудливыми образованиями внизу. С их губ сыпались названия: Морозный Сад, Мост Привидений, Трон Снежной Королевы, в то время как Кендрик продвигался в Город, а Риция поджидала его в Бальном Зале, а дух Алварлана передавал их послания друг другу, как будто она тоже путешествовала рядом со своим рыцарем. Тем не менее, они продвигались осторожно, следя за признаками опасности, особенно когда изменение текстуры или оттенков или что-либо еще на поверхности, которая была у них под ногами, предвещали изменения природы льда.

Над самым высоким утесом выступала скала, слишком отвесная, чтобы на нее можно было взобраться, даже при гравитации на Иапетусе, — крепостная стена. Однако с орбиты команда заметила поблизости выемку, которая образовывала проход, несомненно вытопленную метеоритом в войне между богами и волшебниками, когда камни летели с небес и устроили такое отвратительное опустошение, что никто впоследствии не осмелился все восстановить. Это было веселое восхождение в окружении высот, сверкающих в синих сумерках, которые они отбрасывали, небеса сужались до размера полоски между ними, где звезды, казалось, сияли задумчиво.

— У входа должна быть стража, — сказал Кендрик.

— Единственный страж, — отвечал телепатически Алварлан, — но это — дракон. Если ты вступишь с ним в бой, шум и пламя поднимут всех воинов против тебя. Не бойся. Я проникну в его горящий мозг и навею ему такой сон, что он просто не заметит тебя.

— Король может почувствовать заклинание, — сказала Риция, и Алварлан передал ее слова. — Поскольку ты оставишь нас, пока будешь бродить по душе этого животного, Алварлан, я выслежу Короля и отвлеку его.

Кендрик сморщился, прекрасно понимая, какими средствами ей это удастся. А ведь она говорила ему, что тосковала по свободе и по своему рыцарю, она даже намекала, что его любовь — не чета человеческой. Неужели она хочет напоследок… перед тем, как ее освободят?.. Ну, ведь Риция и Кендрик никогда не были обручены и не давали друг другу клятвы верности. Во всяком случае Колин Скоби не давал. Он выдавил улыбку и продолжал идти в молчании, которое охватило всех троих.

Они вышли на вершину ледяной глыбы и осмотрелись. Скоби присвистнул. Гарциласо, заикаясь, произнес:

— Дева Мария!

Броберг всплеснула руками.

Под ними обрыв простирался до утесов, скульптурность которых отсюда принимала совершенно новый, сверхъестественный аспект, блеск и тени сменяли друг друга до тех пор, пока обрыв не кончался равниной. Если смотреть отсюда сверху, орбита луны кривилась так, как косолапый человек ставит носки вовнутрь, будто она хотела прильнуть к планете, а не вращаться среди звезд, которые ее окружали. Команда астронавтов стояла некоторое время на темном дырчатом камне, как памятник, воздвигнутый одиночеству.

На востоке лед простирался насколько хватало взгляда. («Там должен быть конец света», — сказал Гарциласо, а Риция ответила: «Да, Город находился близко к нему».) Углубления всех размеров, в различных породах минералов, на различных уступах — нельзя было найти двух одинаковых, что придавало им на всем протяжении сюрреалистический вид. Узорчатые внешние края, которые были целью исследователей, простирались до горизонта. Все, что было освещено, лежало в мягком свечении. Хотя солнце и было сверкающим, оно отбрасывало свет, возможно, в пять тысяч раз интенсивней света Луны на Землю. К югу огромные многочисленные диски Сатурна давали еще свет, который по интенсивности был равен половине лунного сияния, но в этом направлении пустынная местность отливала янтарем.

Скоби пришел в себя.

— Ну что, пойдем?

Его прозаический вопрос раздражающе подействовал на остальных: Гарциласо нахмурился, а Броберг моргнула.