Адель вернулась домой удрученная… Ну? Профессор вынес ей смертный приговор, если она останется жить в городе.
Председатель уездного суда был вне себя, и так как он не сумел скрыть причину своего возмущения – ведь ему придется оставить практику! – он тем самым с непреложной очевидностью доказал, что ему плевать на жизнь жены.
Он не верит, что речь идет о ее жизни? Но профессору, наверное, все-таки виднее. Он желает ее смерти? Нет, этого он воистину не желал, и поэтому они купили загородное имение. Наняли управляющего. Должности ленсмана и фогта были уже заняты, и председатель уездного суда остался без дела. Потянулись бесконечные дни. Жизнь стала невыносимой. Он больше ничего не зарабатывал и был вынужден жить на ренту жены. Первые полгода он читал и играл в «фортуну». Потом перестал читать, поскольку не видел в этом смысла. На второй год пристрастился к вышиванию.
А жена сразу же погрузилась в хозяйственные заботы, наведывалась в хлев, высоко задирая юбки, и приходила в комнаты грязная и пахнущая коровником. Чувствовала она себя прекрасно, с наслаждением отдавая распоряжения работникам – ведь она выросла в деревне и знала, что к чему.
Когда муж пожаловался на безделье, она ответила: найди себе какое-нибудь занятие, в доме всегда есть работа. Он хотел было намекнуть на работу вне дома, но поостерегся.
Он ел, спал, гулял. Иногда заглядывал в амбар или в коровник, но почему-то всегда всем мешал и получал выговор от жены.
Однажды, когда он больше обычного сетовал на судьбу, а дети как раз в тот день остались без присмотра, жена резко сказала:
– Пригляди за детьми, вот тебе и занятие.
Он посмотрел на нее, желая убедиться, говорит ли она всерьез.
– Да, да, почему бы тебе не приглядеть за собственными детьми? Разве в этом есть что-нибудь странное?
Поразмыслив как следует, он действительно не нашел в этом ничего странного.
С тех пор он каждый день ходил гулять с детьми.
Как-то утром, собираясь на прогулку, он обнаружил, что дети не одеты. Он рассердился и пошел к жене, так как служанок боялся.
– Почему дети не одеты?
– Потому что Мари сейчас занята! Одень их сам, тебе ведь все равно нечего делать. Или, может, одевать собственных детей стыдно?
Он на минуту задумался и решил, что стыдного в этом ничего нет. И он одел детей.
Как-то раз ему вздумалось побродить одному с ружьем – он никогда раньше не охотился.
Жена уже поджидала его возвращения.
– Почему ты сегодня не гулял с детьми? – спросила она недовольно.
– Потому что сегодня мне это было не в удовольствие!
– В удовольствие! А мне в удовольствие, что ли, целыми днями вертеться как белка в колесе? Когда зарабатываешь себе на хлеб, веселиться не приходится!
– Зарабатываешь? Ты, наверное, хотела сказать – отрабатываешь свой хлеб?
– Какая разница! Мне только кажется, что взрослому мужчине должно быть стыдно валяться на диване без дела.
Ему и правда было стыдно, и с того дня он начал работать нянькой. Работу свою выполнял добросовестно и пунктуально, не находя в этом ничего дурного. И тем не менее он страдал. Ему казалось, что все идет шиворот-навыворот, однако жена всегда умела повернуть так, как надо.
Она принимала в конторе управляющего и старосту, лично отвешивала продукты батракам. Люди, приходившие в усадьбу, спрашивали хозяйку и никогда – хозяина.
Как-то во время прогулки он вышел на луг, где пасся скот. Ему захотелось показать детям коров, и он осторожно повел их к пасущемуся стаду. Внезапно из-за спин животных высунулась черная голова и уставилась на непрошеных гостей, издавая слабое мычание.
Председатель уездного суда подхватил детей на руки и пустился наутек. Подбежав к изгороди, он поспешно перебросил детей, а потом прыгнул сам, но зацепился и повис на заборе. Увидев идущих по пастбищу женщин, он закричал что было сил:
– Бык! Бык!
Но женщины засмеялись и подняли с земли детей, которым здорово досталось при падении в канаву.
– Вы что, не видите – бык! – орал адвокат.
– Нет там никакого быка, – ответила старшая из женщин. – Его забили две недели назад.
Домой он вернулся злой и обиженный. Пожаловался жене на работников. Она в ответ рассмеялась. После обеда, когда они сидели вдвоем в гостиной, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула жена.
Вошла женщина, одна из тех, кто видел приключение с быком, держа в руках цепочку из черненого золота.
– Это, наверное, ваше, госпожа, – сказала она нерешительно. Адель посмотрела на работницу, потом перевела взгляд на мужа, который широко раскрытыми глазами рассматривал свои оковы.
– Нет, это господина, – сказала она, беря цепочку из рук женщины. – Спасибо, дружок. Господин заплатит тебе за находку.
Господин сидел бледный и недвижимый.
– У меня нет денег, обратитесь к госпоже, – проговорил он, перебирая пальцами цепочку.
Жена вынула из большого портмоне одну крону и протянула работнице. Та вышла из комнаты в полном недоумении.
– Уж от этого ты могла бы меня избавить. – В голосе адвоката слышалась боль.
– Неужели ты не способен отвечать за свои слова и поступки? Тебе стыдно носить мой подарок? Я же твои ношу! Трус! Мужчина называется!
С того дня кончилась спокойная жизнь председателя уездного суда. Где бы он ни появлялся, повсюду его преследовали хихикающие лица и служанки и батраки, завидев его, кричали из-за угла: «Бык! Бык!»
Хозяйка собралась на аукцион, где предполагала пробыть восемь дней. Хозяину было поручено присмотреть за работниками.
В первый же день к нему явилась кухарка и попросила денег на сахар и кофе. Он выдал требуемую сумму. Через три дня она опять пришла просить денег на те же продукты. Он удивился – неужели кончились те, что были куплены в прошлый раз?
– Не я одна их ем, – ответила кухарка. – Хозяйка никогда на меня не жаловалась.
Он выдал деньги. Но ему стало любопытно, действительно ли он ошибся, и поэтому он раскрыл расходную книгу и начал считать.
Сумма, полученная им по этим двум статьям расходов, оказалась удивительной. Сложив все фунты за месяц, он получил лиспунд[1]. Он продолжил свои подсчеты и пришел к сходному результату по всем статьям расходов. Тогда он взял главную бухгалтерскую книгу и, помимо невероятных цифр, обнаружил нелепейшие арифметические ошибки. Жена, оказывается, не только не разбиралась в десятичных дробях, но и не умела производить простейшие арифметические действия с различными единицами мер и весов, так что неслыханное мошенничество со стороны подчиненных должно было неизбежно кончиться банкротством.
Жена вернулась домой. Председатель уездного суда был вынужден выслушать подробный рассказ об аукционе. Наконец он прокашлялся и только собирался заговорить, как жена сама потянула за ниточку:
– Ну, мой друг, а ты как тут справлялся со служанками?
– Справиться-то я с ними справился, но они – мошенники.
– Мошенники?
– Да. К примеру, статьи расходов на сахар и кофе сильно завышены.
– Откуда ты знаешь?
– Посмотрел в расходной книге.
– Вот как! Значит, ты суешь нос в мои книги?
– Сую нос! Мне было интересно проверить!
– Это не твое дело…
– И я обнаружил, что ты ведешь книги, не умея складывать разные единицы веса и не зная десятичных дробей.
– Что? Я не умею?
– Не умеешь, и поэтому мы на грани разорения. Ты – обманщица, моя дорогая. Вот ты кто!
– Кому какое дело, как я веду свои книги!
– Видишь ли, по закону за неправильную бухгалтерию полагается крепость, и, скорее всего, это грозит мне.
– По закону! Ха! Мне плевать на закон!
– В этом я не сомневаюсь, зато закон держит нас, вернее меня, в строгости. Поэтому с сегодняшнего дня я сам буду вести счета.
– Мы можем взять счетовода!
– Ни к чему. Мне все равно нечего делать.
На том и порешили.
Но как только адвокат занял место за конторкой и к нему стали обращаться по разным хозяйственным вопросам, жена потеряла всякий интерес к полевым работам и скоту.
У нее наступила бурная реакция, и вскоре она уже и не глядела ни на коров, ни на телят и безвылазно сидела дома. Сидела сиднем, а в голове у нее начали бродить новые идеи.
Председатель уездного суда же, напротив, пробудился к новой жизни. С головой ушел в хозяйственные заботы и не давал спуску работникам. Теперь он был на высоте положения. Управлял, распоряжался, организовывал, делал заказы.
В один прекрасный день жена пришла в контору и попросила тысячу крон на покупку нового рояля.
– О чем ты думаешь? – воскликнул муж. – Именно сейчас, когда мы собираемся перестраивать хлев! Рояль нам не по карману!
– Не по карману? Моих денег уже не хватает?
– Твоих денег?
– Да, моего приданого.
– Благодаря нашему браку твои деньги теперь принадлежат семье.
– То есть тебе.
– Нет, мой друг, семье. Семья – это маленькая коммуна, единственно признанная коммуна с общей собственностью, которой, как правило, управляет муж.
– Почему муж, а не жена?
– Потому что у него больше времени, ему не приходится рожать детей.
– А почему мы оба не можем управлять?
– По той же причине, по какой акционерное общество имеет только одного исполнительного директора. Если разделить власть между мужем и женой, значит, и детей надо подпустить к управлению, поскольку это и их собственность.
– Это все адвокатские штучки. Но вынуждать меня просить разрешения купить рояль на мои собственные деньги жестоко!
– Теперь это уже не твои собственные деньги.
– Значит, твои?
– Нет, не мои, а семейные. И потом – не притворяйся, будто тебе нужно просить разрешения. Просто благоразумие требует, чтобы ты спросила управляющего, позволяет ли наше финансовое положение потратить такую большую сумму на предмет роскоши.
– Разве рояль – это предмет роскоши?
– Новый рояль, когда есть старый, может быть предметом роскоши. В данный момент наше финансовое положение не блестяще и не позволяет сейчас покупать новый рояль, хотя я лично, разумеется, не могу и не хочу противиться твоему желанию.
– Тысяча крон нас не разорит.
– Начало разорению может быть положено из-за того, что не вовремя залезаешь в долг на тысячу крон.
– Иными словами, ты отказываешь мне в покупке нового рояля.
– Вовсе нет. Ненадежное финансовое положение…
– Наступит ли тот день, когда женщина сама сможет распоряжаться своей собственностью и ей не надо будет, словно нищей, выпрашивать деньги у мужа?
– Наступит, когда женщина сама будет работать. Твоя собственность заработана трудом мужчины, твоего отца. Все богатство на земле вообще заработано мужчинами, и потому вполне справедливо, что сестра получает меньшую долю наследства, чем брат, ибо брату с рождения предназначено кормить жену, а сестре не вменяется в обязанность кормить мужа. Понимаешь?
– Хороша справедливость – делить неодинаково. Справедливо? И ты, умный человек, осмеливаешься это утверждать? Разве делить надо не поровну?
– Не всегда. Делить надо пропорционально заслугам. Ленивец, который полеживает на травке и смотрит, как работает каменщик, должен получать меньше, чем каменщик.
– Вот как! По-твоему, я ленива!
– Гм! Я вижу, мне вообще лучше ничего не говорить. Но когда я целыми днями валялся на диване, почитывая книжку, ты считала меня очень ленивым и, насколько я помню, так и высказывалась – весьма недвусмысленно.
– Что же я, по-твоему, должна делать?