Пряный кофе

Мэдди, уже заранее предупреждённая о визите детектива, быстро накрыла столик за ширмой. Однако Эллис выглядел таким измученным, что даже запечённый в горшочке паштет под шапкой из картофеля и зелени не произвёл на него должного впечатления. Меланхолично вертя в руках вилку, детектив глядел в одну точку. Под глазами залегли свинцовые тени.

– Это из-за утопленниц? – посочувствовала я ему, когда Мадлен торопливо упорхнула на кухню. Эллис точно очнулся от раздумий.

– Утопленницы? Нет, не в них дело, хотя побегать мне пришлось изрядно… Дело было лёгкое. Убийства из-за денег особой изощрённостью не отличаются, если, конечно, мы говорим не о высшем свете. У меня… как бы выразиться… личный интерес.

Тут мне стало по-настоящему любопытно. Когда Эллис в последний раз говорил о «личном интересе», речь шла об убийстве воспитанников из приюта святого Кира Эйвонского. Неужели снова?..

– Личный?

– И ваш личный интерес тоже, пожалуй, – улыбнулся он, несколько оживая. – Я давно откладывал одно дело, а тут мне словно судьба намекает… Вы знали, что на месте театра Уиллоу собираются строить швейные мастерские?

– Мастерские на месте театра? Странно звучит, – откликнулась я машинально, вспоминая, где находится упомянутый театр. – В таком месте… В какой-нибудь салон я бы скорее поверила.

– Неважно, – отмахнулся Эллис и выжидающе уставился на меня. – Вы что, правда не помните, Виржиния? Ну и ну. Это же в Уиллоу чуть не сгорела ваша компаньонка, Мадлен Рич. То самое место, где для неё всё началось – и едва не закончилось навсегда. И знаете, что я думаю? Это лучшая точка отсчёта… для моего расследования.

Я отпила кофе и едва не поперхнулась – вместо сахара в нём почему-то оказалась соль. Соль и сливки – ужасное сочетание.

– И что же вы собираетесь расследовать?

Глаза у Эллиса стали что ноябрьский лёд.

– Мадлен признавалась, что частично потеряла память после того пожара. Она не знает, где её семья, откуда она родом… Я хорошо представляю, что это такое – не знать своих корней, и… и… На Сошествие я хочу сделать ей подарок. Виржиния, вы поможете мне докопаться до правды?

Я помедлила всего несколько секунд, прежде чем решительно ответить:

– Нет.

– Тогда я рассчитываю на вашу помощь. Мне бы перемолвиться словечком с… Виржиния, что-что вы сказали?

– Я сказала «нет», – у меня вырвался вздох. – Не уверена, что это хорошая затея, Эллис. Конечно, мне хотелось бы знать о Мэдди больше, но вот сама она не любит вспоминать о прошлом. Когда бабушка… то есть леди Милдред нашла её, то Мадлен была в ужасном состоянии. У неё до сих пор осталось множество следов от ожогов и ран, к счастью, не на лице. Вы ведь заметили, что она никогда не носит платья с коротким рукавом, даже в летнюю жару? – спросила я, и Эллис покачал головой. – Впрочем, неважно… Леди Милдред немного расспросила о Мадлен тех, кто работал вместе с ней, но многие к тому времени уже разъехались по провинциальным театрам. Рассказы были очень противоречивыми, а одна пожилая актриса даже назвала её «истерической особой» – это Мадлен-то! Сама Мэдди утверждала, что потеряла память, но… – я умолкла. Эллис понимающе кивнул:

– Но сейчас вы в этом сомневаетесь, – заключил он и подвинул к себе горшочек с паштетом. – А я уверен, что память Мадлен не теряла. И хочу понять, почему она утверждает обратное… У меня есть подозрения, Виржиния – пока только подозрения, поэтому излагать подробности я не буду, – что ваша Мадлен считает себя виновной в серьёзном преступлении. Поверьте, я многое повидал на своём веку и таких людей сразу узнаю.

Я задумчиво помешала несъедобный кофе. В чём-то Эллис был прав. Мне самой иногда казалось, что у Мэдди есть какие-то мрачные тайны. Слишком уж непохожа она была на обычных девушек. Не боялась преступников, могла ударить человека ножом… Ловкость её граничила с акробатической, а наблюдательность, умение держать лицо и явная осведомлённость о некоторых не слишком светлых сторонах жизни напоминали мне о повадках Лайзо.

– Предположим, расследование будет успешным. И что дальше?

Эллис откликнулся сразу, точно ожидал подобного вопроса и заранее продумал ответ:

– Зависит от результатов. Если тайна окажется такой, что её раскрытие навлечёт беды на Мадлен, я… я уничтожу все результаты. – Окончание фразы детектив точно через силу выговорил. – Если же раскрытие секрета пойдёт лишь на пользу, как в случае с Паолой Бьянки, я освобожу Мадлен от её ноши.

«Нужна ли ей такая свобода?» – подумала я, а вслух сказала:

– Но тогда расследование больше похоже на подарок вам, а не Мэдди.

– Что поделать, – развёл руками Эллис и улыбнулся. – Я страшный себялюбец.

– Шутите?

– Отнюдь. Виржиния… Поймите меня правильно. Мадлен может лгать о том, что она потеряла память, а может говорить правду, но ясно одно – она поставила на своём прошлом крест. Отказалась от всего – и от хорошего, и от плохого. И, поверьте, покоя ей это не принесёт.

– Вы судите по себе, Эллис? – вырвалось у меня. Я прикусила язык, но было поздно.

– Отчасти, – ровным голосом ответил детектив. Глаза у него сейчас были пугающе тёмные. – Я, наверное, разбалован вашей безусловной поддержкой, поэтому не ждал отказа и сейчас. Попрошу только об одном: подумайте о моём предложении. Я вернусь через неделю или около того. Если измените мнение – тогда поможете мне встретиться с одним человеком.

– С кем именно? – поинтересовалась я, уже готовая сдаться.

Эллис ослепительно улыбнулся; взгляд его оставался таким же тёмным.

– Тогда и скажу. А теперь мне, к сожалению, пора идти. Нужно ли упоминать, что разговор этот нужно держать в тайне от Мадлен?

– Не стоит, – ответила я.

Чувство вины к тому времени разрослось до размеров настоящего плотоядного чудовища откуда-нибудь из глубин Чёрного континента. Эллис неторопливо надел пальто, замотал вокруг шеи клетчатый шарф – подарок Мадлен – и вышел в холодную серую хмарь. Я осталась в корично-сливочном тепле кофейни, однако чувствовала себя так, словно тоже бродила где-то по сырым улицам.

Тосковать за работой было некогда. Это лишь со стороны кажется, что непринуждённое светское щебетание – развлечение, а на самом деле оно отнимает много сил. В конце концов, миссис Скаровски заметила, что со мной творится неладное. Я сослалась на скверное самочувствие, выслушала хор сочувственных восклицаний и пожеланий доброго здоровья, а затем с чувством выполненного долга удалилась на кухню.

Уже много позже, когда ушёл последний гость, и парадные двери кофейни были заперты, мы с Мэдди устроились за одним из столиков – с тарелкой мелких, тающих на языке печений и чайником превосходного бхаратского чая. Я никак не могла выбросить из головы разговор с Эллисом и всё думала, как бы расспросить подругу, но при этом не выдать намерения детектива.

– «Старое гнездо» совсем не похоже на то, каким оно было при леди Милдред, – произнесла я наконец, издалека подводя к опасной теме.

Мадлен пожала плечами, а затем ободряюще улыбнулась и свела указательный палец с большим почти вплотную – так, будто держала что-то крохотное.

– Думаешь, что оно изменилось ненамного? – предположила я, и Мэдди склонила голову в знак согласия. – Даже и не знаю… Мне кажется, что с тех пор прошло уже очень много лет. Ты хорошо помнишь леди Милдред?

Мадлен с жаром закивала. Щёки у неё порозовели. Она широко повела рукой, пытаясь выразить невыразимое, но почти сразу сдалась и достала из кармана тоненькую книжку для записей и карандаш. Аккуратно вывела несколько слов и передала мне.

«Я обязана леди Милдред даже не жизнью, а чем-то большим. Я буду помнить её всегда».

– А вот я начинаю постепенно забывать, – грустно призналась я, и отчасти это была правда. – Последний год слишком тяжело ей дался. Мне хочется помнить её здоровой и сильной, несломленной… Как ты думаешь, забывать то плохое, что с нами происходит – сила или слабость?

Мадлен сперва потянулась к своей книжке для записей, но потом задумалась, отложила карандаш и пожала плечами.

– Мисс Бьянки в итоге пришлось встретиться лицом к лицу со своим прошлым, – продолжила я осторожно, разглядывая Мэдди сквозь ресницы. – И это сделало её свободной и сильной, подарило новую жизнь, можно сказать…

Тут Мэдди не позволила мне договорить. Она резким движением раскрыла книжку и написала посередине чистого листа несколько фраз – кривые, съезжающие вниз строчки.

«Иногда прошлое и убить может. Ты делаешь неправильный выбор, а расплачиваешься потом всю жизнь. Забыть абсолютно всё – единственный выход тогда».

В свете нашего разговора с Эллисом эта запись показалась мне зловещей, точно монолог призрака в мистической пьесе. Однако я заставила себя улыбнуться беззаботно:

– Да, пожалуй, ты права… Но забавно, что вы с сэром Фаулером думаете почти одинаково. Он тоже говорил о чём-то подобном, когда был здесь с Дагвортскими близнецами.

От возмущения Мадлен побледнела и беспорядочно замахала руками, точно от мух отмахиваясь. Но потом мы с ней переглянулись – и рассмеялись.

В особняк я той ночью вернулась очень поздно. У меня разыгралась, по меткому определению Лиама, самая настоящая «хандрень» – головная боль вкупе с дурным настроением. И поэтому о вербеновом амулете Лайзо я напрочь позабыла. И уже на полшага по ту сторону линии между сном и явью вдруг спохватилась и испугалась.

Слишком поздно.

Мы сидим на крыше самой высокой башни и кутаемся в облака. Я раньше так не умела; меня научила дикарка из географического атласа. Ещё дикарка сказала своё настоящее имя – Абени, «та, которую ждали». Глупые хозяева зовут её Эбби. Она злится и насылает на них ночные кошмары.

…этому она тоже меня научила.

– Почему ты не заставишь их вообще отпустить тебя? – спрашиваю я, взбивая облако, точно пуховое одеяло. Жаль, что облака согревают только во сне. – Ты же очень сильная.

– Сильная, – кивает Абени. Сейчас она кажется мне очень красивой – чёрная тень в бледно-голубом платье. Волосы у неё длинные-длинные и вьются так сильно, что шаром стоят вокруг головы. – Могу наслать сон-смерть. Могу уйти в сон. Могу принести из сна в не-сон то, чего вовсе нет… Но пока он меня держит, мне свободной не быть.

О нём мы стараемся не говорить – может подслушать.

Спрашиваю осторожно, шёпотом:

– Зачем ты ему, Абени?

Она запрокидывает голову. Лунный свет льётся в глаза и стекает по щекам перламутровой водой.

– Он через меня живёт. Уйду я – и ему придётся… Вот он и не отпускает меня. Он злой колдун, Милли, злой мёртвый колдун.

Тянусь к Абени и стираю лунный свет с её лица.

– Я его развею. Как облако. Обещаю.

Абени почему-то пугается – сильно, так сильно, что бьёт меня по руке, а потом долго шепчет, уткнувшись лицом в мои ладони:

– …не ходи к нему, не ходи, не ходи, не ходи…

Через два дня я увижу её наяву, на станции. Абени посмотрит сквозь меня и пройдёт мимо. Она уедет в город вместе с хозяевами, но назад не вернётся уже никто.

Проснулась я ещё затемно – как раз, когда часы пробили половину седьмого. Разум был затуманен, и фантасмагорические образы сна мешались с тоскливым предрассветным сумраком. Абени, маленькая леди Милдред в лимонно-жёлтом платье… И он – воплощение всех страхов земных.

Человек с потрескавшегося медальона.

«О, святые небеса!»

Первым моим желанием было немедля послать за Лайзо. Я уже потянулась к колокольчику, когда осознала, что творю. Слуга… хорошо, пусть не слуга, а друг, но при этом взрослый мужчина – рано утром, в спальне у леди! Хватало и тех случаев, когда он пробирался в мои покои самовольно. Нет, обойдусь без советчиков. И так я стала в последнее время слишком сильно от него зависеть…

А ведь графиня Эверсан-Валтер не имеет права ни на кого полагаться. Особенно если дело касается семейных тайн.

Сперва я прошлась по комнате босиком – холодный паркет замечательно привёл разум в порядок. Затем приоткрыла окно и немного подышала сырым воздухом с привкусом вод Эйвона – вот уж что прекрасно избавляет от ночных кошмаров, мистических видений и прочих эфемерных материй. Когда образы стали блёкнуть, я вынула из ящика несколько чистых листов и начала записывать то, что показалось мне важным.

Для начала – сюжет.

Юная леди Милдред и загадочная Абени почти ничего не делали во сне, только говорили. Но вели себя они как настоящие подруги… Точнее, как наставница и ученица. Бабушка упоминала о своих новых умениях – насылать кошмары, создавать предметы в видении силой воли. Дикарка, судя по всему, могла даже больше. Убить во сне, уйти в сон, принести из сна в реальность то, чего…

Догадка точно молния поразила меня.

«…Мы договорились продолжить беседу наутро. Я тогда ещё подумал, что всё к лучшему, потому что второй редактор явно колебался и, кажется, готов был намекнуть на личность автора статьи… Однако утром он не явился на беседу.

– Сбежал?

– Нет. Он просто не проснулся…»

Мэтью рассказывал о том, что редактор газеты, где публиковались статьи «Мистера Остроума», умер во сне. Тогда это упоминание показалось мне зловещим, но не более. Теперь оно обретало смысл. Возможно, дело было в простом совпадении… Впрочем, как говорил Эллис, в совпадения верили только глупцы.

Я обвела написанное жирной линией, сильно вдавливая карандаш в бумагу. Самой мне было не по силам разоблачить истинную личность Остроума. Однако его связь с Колдуном – так я окрестила злодея из сна леди Милдред – представлялась всё более вероятной. Необязательно шпионить за людьми наяву, если можно то же самое сделать в ночных видениях. А уж в том, что сны о прошлом могут оказаться правдивыми, я убедилась уже на своём опыте.

Итак, с сюжетом всё было относительно понятно. Но вот детали…

Абени, судя по всему, познакомилась с моей бабушкой ещё полвека назад. Тогда же, вероятно, появилась и та лаковая миниатюра, о которой упоминал дядя Рэйвен. Девочка, похожая на леди Милдред, и была леди Милдред. Чернокожая служанка – наверняка Абени. И, скорее всего, миниатюру создали не в реальном мире, а во сне, а затем принесли сюда… Вопрос – кто и зачем. Если создала медальон бабушка, то, возможно, в нём таилась подсказка. Если Абени… Он мог оказаться и ловушкой.

Но всё это произошло давно, ещё во времена детства леди Милдред. И с тех пор, если верить свидетельству Эллиса, Абени ничуть не изменилась.

Я нахмурилась, припоминая давний разговор.

«…Халински сразу после смерти обожаемой супруги впал в меланхолию и сумел прийти в себя только через полтора месяца. И он однажды обмолвился, что ему в этом помог какой-то человек – благородный господин с чёрной служанкой…»

Речь Эллиса всплывала в памяти отрывками, бессвязными фрагментами. Но мне отчего-то сейчас казалось, что он упоминал именно седого светлоглазого мужчину, которого сумасшедший парикмахер называл «ночным гостем». Или «преследователем»?

«Нет, не вспомнить».

Дядя Рэйвен же считал, что именно тот седой был виновен в смерти моих родителей…

…и, возможно, в болезни леди Милдред?

Меня пробрало холодом.

Если Колдун мог продлить жизнь своей марионетки, Абени, – а в этом сомнений у меня почти не осталось – то он мог и свести в могилу свою противницу. И насколько тогда беспомощна была перед ним я сама?..

«Какая неприятная мысль».

И надо бы мне испугаться, осознав своё положение, но я отчего-то лишь рассердилась. А злость порождала жажду деятельности. Просмотрев ещё раз свои заметки, я подумала, что неплохо было бы поглядеть на медальон с лаковой миниатюрой, о которой упоминал дядя Рэйвен. Увы, пока это не представлялось возможным… Да и как обосновать такую необычную просьбу? Тоской по леди Милдред? Дядя Рэйвен вряд ли поверил бы в такую сентиментальность с моей стороны, однако попробовать стоило. Хорошенько обдумав планы на ближайшее время, я аккуратно сложила вместе исписанные листы, спрятала их в ящик под замок, а затем позвонила в колокольчик, вызывая Юджинию; девочка всегда поднималась очень рано, около шести, и сейчас это пришлось как нельзя кстати.

Завтрак подали прямо в мой кабинет – всё равно Лиам вставал позже, а миссис Мариани трапезничала вместе с ним. А в одиночестве я к тому же могла немного поработать с документами или проверить своё расписание на день, и никто не смотрел укоризненно и не забрасывал меня одновременно дюжиной вопросов об устройстве мира, аксонского парламента и большого холодильника в «Старом гнезде».

– Значит, в одиннадцать – встреча в кофейне с Дагвортскими близнецами, а затем – оформление заказов для благотворительного вечера по итогам обсуждений, – нахмурилась я. – Потом должна была состояться встреча с отцом Александром, но он не смог выкроить время… Печально. Не хотелось бы начинать подготовку к вечеру без учёта рекомендаций отца Александра. Юджи, дорогая, принеси мне ещё бумаги – я набросаю для него записку. Пусть потом Лайзо отнесёт её и тут же вернётся ко мне с ответом. И вот ещё что, – тут я задумалась, не зная, как лучше всё устроить. – Пускай примерно к полудню в кофейню придёт Лиам. В сопровождении миссис Мариани, разумеется. Он умный мальчик, хорошо знает приют, где у него осталось много друзей… Наверняка он посоветует что-то интересное. Да и с Дагвортскими Близнецами ему познакомиться не помешает.

Строго говоря, он уже был знаком с Кристианом и Даниэлем, точнее, представлен им, как и всем моим друзьям. Но произошло это на памятном вечере вскоре после поимки Душителя с лиловой лентой. Лиам тогда только-только начал отвыкать от своей прежней фамилии, О'Тул, не умел отличать десертную вилку от кокотной и очень боялся сказать в обществе что-нибудь не то. Поэтому беседы с близнецами не получилось. А жаль – мне казалось, что эти трое прекрасно подходили друг к другу, и Кристиан с Даниэлем не без удовольствия могли бы стать покровителями и учителями Лиама…