При росте в шесть футов пять дюймов[2], максимально допустимом для пожарных-парашютистов, жилистый Триггер Галч был несокрушимой боевой машиной с гнусавым западнотехасским выговором и неистребимым пристрастием к ковбойским сапогам. В его каштановых волосах пробивалась седина, а по левому колену змеился шрам — память об операции на мениске.
— Я мог бы сейчас валяться на пляже в Вайкики, — с натугой выдохнул Триггер, не снижая темпа.
— А мог бы продавать недвижимость в Амарилло, — возразила Ро.
— Может быть. — Триггер смахнул со лба пот и ткнул в ее сторону пальцем. — Крутился бы с девяти утра до пяти вечера еще лет пятнадцать, а дальше пенсия, и все тот же пляж в Вайкики.
— Я слышала, в Вайкики не протолкнуться.
— Это меня и настораживает. — Триггер сел и улыбнулся, глядя, как Роуан, лежа на спине, поднимает и подтягивает к носу правую ногу. — Хорошая растяжка, Ро. Как провела зиму?
— Насыщенно. — Она повторила растяжку с левой ноги. — И мечтала вернуться, чтобы наконец отдохнуть.
Триггер расхохотался.
— Как поживает папочка?
— Отлично. — Роуан села, сложилась пополам. — Как всегда перед началом сезона, немного задумчив. — Она перекатилась на живот, закрыла глаза, подтянула согнутые ноги к затылку. — К счастью, бизнес не дает ему тосковать.
— Не только такие, как мы, любят прыгать с парашютом.
— И платят за это хорошие деньги. На прошлой неделе были интересные клиенты. — Ро снова перекатилась на спину, ухватилась за пальцы ног и потянулась вперед. — Парочка решила отметить пятидесятую годовщину свадьбы прыжком с самолета. Мне в качестве чаевых досталась бутылка французского шампанского.
Под пристальным взглядом Триггера Ро вскочила на ноги и замерла в позе «приветствие солнца».
— Ты все еще преподаешь тот странный курс?
Роуан перетекла из позы «собака мордой вверх» в позу «собака мордой вниз» и с сожалением взглянула на Триггера.
— Это йога, старик, и, да, между сезонами я все еще работаю личным тренером. Чтобы не накапливать жир. А ты чем занимаешься?
— Накапливаю жир. Надо же что-то сжигать, когда начинается настоящая работа.
— Если этот сезон будет таким же вялым, как прошлый, мы все обрастем жиром. Ты видел Картежника? Похоже, зимой он ни разу не отказался от добавки.
— У него новая женщина.
— Шутишь! — Разогревшись, Роуан ускорила темп, добавила прыжки.
— Они познакомились в октябре в гастрономе. Посреди замороженных продуктов. А к Новому году он переехал к ней. Школьная учительница. С двумя детьми.
— Школьная учительница? Дети? Картежник? Ты ничего не перепутал? — Роуан затрясла головой. — Должно быть, это любовь.
— Ну, что-то там точно есть. Он сказал, может, она и дети приедут в конце июля. Проведут здесь остаток лета.
— Это уже серьезно. — Изогнувшись, Ро покосилась на Триггера. — Наверное, она особенная. Только пусть присмотрится к ней в сезон. Одно дело встречаться с лесным пожарным зимой, и совсем другое — пережить с ним лето. Семьи разбиваются, как сырые яйца. — Она чуть не проглотила язык, слишком поздно заметив Мэтта Брейнера.
Ро не видела его с похорон Джима и, хотя несколько раз разговаривала с их матерью, не была уверена, что он вернется.
Мэтт выглядел старше и изможденнее, вокруг глаз и в уголках рта появились морщины. И он был до боли похож на брата. Такая же копна соломенных волос, такие же голубые глаза. Мэтт покосился на Триггера, встретился взглядом с Роуан, улыбнулся. Интересно, чего ему стоила эта улыбка.
— Как дела, Ро?
— Неплохо. — Ро распрямилась, вытерла взмокшие ладони о спортивные брюки. — Снимаю предстартовый стресс.
— Я тоже хотел размяться. Или бросить все и смотаться в город, заказать пару стопок оладий.
— Оладьи после кросса. — Триггер подошел к Мэтту, протянул руку. — Рад видеть тебя, Ковбой.
— Я тоже.
— Пойду, может, успею выпить кофе.
После ухода Триггера Мэтт подошел к снарядам, выбрал двадцатифунтовую гантель, вернул ее на место.
— Наверное, неловкость пройдет… не сразу. При виде меня все… вспоминают.
— Никто и не забывал. Я рада, что ты вернулся.
— А я не знаю, радоваться или нет, но, кажется, это единственное, на что я способен. Ладно. Спасибо, что не забываешь маму. Это много для нее значит.
— Я хочу… Ну, как поет Люсинда Уильямс[3]: будь желания лошадьми, я владела бы родео. Я рада, что ты вернулся, Мэтт. До встречи на старте.
«Похоже, это единственное, на что я способен…» Роуан прекрасно понимала Мэтта. Его слова очень точно выражали чувства мужчин и женщин, которые набились в минивэны, направлявшиеся к старту. Результаты забега покажут, кто из претендентов получит работу.
Ро устроилась у окна и закрыла глаза, пропуская мимо ушей шутливую перепалку: от самых популярных поддразниваний насчет разжиревших за зиму задниц до откровенного хвастовства. Она ощущала нервозность, бурлящую за добродушным вздором и так похожую на ее собственное состояние.
На соседнее сиденье хлопнулась Дженис Петри, одна из четырех женщин отряда. Прозванная Эльфом за маленькую ладную фигурку, Дженис была похожа на танцовщицу из команды поддержки. Сегодня утром ее ноготки сверкали ярко-розовым лаком, а за спиной задорно прыгали блестящие каштановые волосы, собранные в «конский хвост» круглой резинкой с яркими бабочками. Подкрашенные карие глаза сияли. Только внешность бывает обманчивой. Хорошенькая, смешливая Дженис могла по четырнадцать часов валить лес, не отставая от здоровенных парней.
— Привет, Шведка. Покажем всем класс?
— А то! Зачем ты накрасилась перед кроссом?
Дженис похлопала длинными пушистыми ресницами.
— Я прибегу первой, а когда приковыляют парни, им будет на что полюбоваться.
— Ты и правда бегаешь быстро.
— Маленькая, да удаленькая. Видела новичков?
— Пока нет.
— Среди них шесть женщин. Что, наконец организуем кружок вышивания? Или книжный клуб?
— А там недалеко и до распродажи домашней выпечки, — рассмеялась Роуан.
— Кексики! Кексики — моя слабость. — Дженис чуть подалась вперед, чтобы лучше видеть пейзаж за окном. — Здесь так красиво… Зимой я безумно скучаю и спрашиваю себя, зачем мне городская жизнь и как меня занесло в теннисный клуб лечить бурситы локтевых суставов. — Дженис перевела дух. — А к июлю, одурев от боли и недосыпа, я не понимаю, какого черта делаю здесь, когда могла бы прохлаждаться в шезлонге у бассейна.
— Мизула адски далека от Сан-Диего.
— И не говори. Тебе не приходится разрываться. Ты живешь здесь. Не то что большинство из нас. Летом наш дом в Мизуле, но сезон заканчивается, и мы уезжаем. И дом снова где-то там. Так недолго и свихнуться.
Автомобиль остановился. Дженис закатила глаза.
— Ну вот. Все как с чистого листа.
Роуан вышла из минивэна, с удовольствием вдохнула лесного воздуха. Здесь весна чувствовалась острее, чем на базе. Трасса уже была размечена флажками. Начальник базы Майкл Маленький Медведь давал последние указания. Ему, как и Ро, разрываться не приходилось, он с семьей жил рядом с базой, а его жена работала на аэродроме у отца Ро.
Длинная черная коса Маленького Медведя резко выделялась на фоне ярко-красной куртки, а карман наверняка был набит леденцами. Зимой Майкл бросил курить — курил он всю жизнь крепкие «Мальборо» — и без леденцов обойтись не мог.
Требования были известны всем: уложиться в нормативные двадцать две минуты тридцать секунд. Оплошал? Попробуй еще раз через неделю. Опять неудача? Ищи на лето другую работу.
Роуан начала разминаться, разогревая мышцы перед стартом…
— Ненавижу это дерьмо.
Она оглянулась. Картежник, несмотря на зимние накопления, легко бежал на месте. Ро ткнула его локтем в живот.
— Ты справишься. Думай о пицце, которая ждет тебя на финише.
— Поцелуй мою задницу.
— Такую здоровенную? Не успею.
Картежник хохотнул, оценив шутку.
Участники кросса выстроились на старте. Маленький Медведь отошел к минивэну. Ро успокаивала себя, убеждая, что прекрасно справится с испытанием, и потихоньку проникалась уверенностью в своих силах.
Когда минивэн тронулся, строй дрогнул. Роуан нажала кнопку секундомера на наручных часах и, как и все, сорвалась с места. Она хорошо знала всех участников забега, она работала с ними до изнеможения, она рисковала жизнью вместе с ними. И она желала им — каждому из них — удачи.
Однако на следующие двадцать две минуты тридцать секунд правила меняются: каждый за себя.
Роуан вложила в бег все свои силы и быстро набирала темп. Она пробилась сквозь несущуюся толпу, подбадривая отстающих или подшучивая над ними — на кого что лучше действовало. Она прекрасно понимала, что у нее, как у всех, с непривычки заболят суставы, что сердце бешено заколотится, что подступит тошнота. Кому-то тренировки вернули физическую форму, но у кого-то обострились старые травмы.
Однако сейчас не время думать об этом. Мысленно поделив дистанцию на этапы, Ро сосредоточилась на первой миле и, пробежав мимо флажка с цифрой один, отметила время. Четыре минуты двенадцать секунд.
Неплохо. Теперь вторая миля. Ро бежала размеренно и, даже когда Дженис, мрачно улыбнувшись, обогнала ее, не сбилась с дыхания, не попыталась ускорить темп. Ступни горели. Жжение поднималось от пальцев ног к лодыжкам, перетекало в икры. Пот струился по спине и груди, сердце колотилось о ребра, но Ро не давала себе поблажки, хотя промежуточный результат позволял немного расслабиться. Ее гнали вперед воображаемые опасности: она боялась споткнуться, подвернуть ногу, да мало ли что еще могло случиться, вплоть до грома небесного.
Когда позади осталась вторая миля, Ро перестала обращать внимание и на жжение в ногах, и на струящийся пот и бежала, как заведенная. Только кровь стучала в висках. Еще одна, последняя миля. Кого-то Ро обгоняла, кто-то обгонял ее… Как перед прыжком с парашютом, Ро не сводила глаз с горизонта, с линии, разделявшей две ее любимые стихии: землю и небо.
Ро пронеслась мимо финишного флажка, услышала, как Маленький Медведь выкрикнул ее имя и время — «Трипп, пятнадцать двадцать!», — но остановилась не сразу.
Согнувшись пополам, крепко зажмурившись, она пыталась восстановить дыхание. Как всегда после кросса, хотелось разрыдаться. Не от перенапряжения — ей, как и всем им, приходилось сталкиваться с куда б
Роуан вернулась к финишу, прислушиваясь к выкрикиваемым именам и результатам. Заветную линию пересек Триггер и, пробегая мимо Ро, ударил ладонью по ладони ее поднятой руки.
Сдавшие норматив не расходились, снова став сплоченной командой. Роуан взглянула на часы. Время истекало, а еще не подоспели Картежник, Мэтт, Янгтри, месяц назад то ли отпраздновавший, то ли оплакавший свой пятьдесят четвертый день рождения, и Гиббонз, на последних ярдах еле волочивший ноги из-за травмированного колена.
Картежник прибежал, тяжело дыша, за три секунды до контрольного времени, следом Янгтри. Оставались еще двое. Пот струился по искаженному болью лицу Гиббонза, зубы были крепко сжаты, но он явно не собирался сдаваться. А Мэтт? Роуан показалось, он вот-вот упадет. Она мысленно подталкивала, тащила их, и, когда встретилась взглядами с Мэттом, его глаза вспыхнули, он подобрался, стал быстрее перебирать ногами… и пересек линию финиша с результатом двадцать две минуты двадцать восемь секунд. Через полсекунды под одобрительные возгласы и аплодисменты подоспел Гиббонз.
Маленький Медведь опустил планшет, на котором отмечал результаты.
— Ну, парни, с возвращением. Нарочно заставили нас поволноваться? Даю минуту на ликование — и по машинам.
— Эй, Ро! — Она оглянулась на оклик Картежника как раз в тот момент, когда безобразник отвернулся, наклонился и спустил штаны. — Не такая уж она большая. Поцелуй меня, красотка.
«Действительно, с возвращением», — подумала Ро.
Глава 2
Галливер Карри выкатился из спального мешка и прислушался к своим ощущениям. Болело все, но терпимо.
Он втянул носом удивительно чистый воздух, выглянул из палатки. Интуиция не подвела. За ночь снежный покров подрос еще на пару дюймов. И явно не потеплело. Пока Галливер натягивал штаны и лепил пластыри на старые и свежие мозоли, из его рта вырывались клубы пара. Можно сказать, новый жизненный опыт.
Галл ничего не имел против нового жизненного опыта.
Накануне он вместе еще с двадцатью пятью новичками четырнадцать часов подряд копал противопожарную полосу, а потом тащился три мили с сорокакилограммовым рюкзаком на спине.
Уже неделю новобранцы пилили и валили деревья, переходили на другое место, копали, точили инструменты, снова копали, снова куда-то шли, обрубали ветви высоченных сосен и снова копали.
Летние сборы мазохистов, думал Галл, только название другое — тренировочный лагерь пожарных-парашютистов. Четверо новобранцев уже отсеялись, двое из них даже не сдали отборочных тестов. Что-что, а требования к физической подготовке Галла не волновали, да и семилетний опыт — причем последние пять в элитном отряде быстрого реагирования — давал ему некоторые преимущества.
Причем это вовсе не означает, что он всегда должен быть свеж, как огурчик.
Галл потер заросшие колючей щетиной щеки, мечтая о горячем душе, бритве и холодном пиве. Сегодня вечером он все это получит, только сначала придется побегать по Биттерруту, взвалив на спину уже не сорок, а пятьдесят килограмм.
А завтра начнется следующий этап. Парашютная подготовка.
На прежнем месте работы он тоже тренировался как одержимый — его отряд сражался с самыми сложными природными пожарами. Только они не прыгали с самолетов. Прыжки с парашютом — нечто совершенно новое для него.
Галл провел пятерней по темным густым волосам, покачал головой и выполз из палатки в заснеженную предрассветную полутьму.
Он постоял с минуту — высокий, крепкий, зеленоглазый парень в грубых коричневых штанах и ярко-желтой рубахе, — посмотрел на небо, обвел взглядом окрестности. Пожалуй, ясно: он способен делать то, зачем сюда ехал.
Слева возвышалась высоченная сосна, на которую он забрался вчера, вонзаясь в кору гаффами — нацепленными на ботинки металлическими шипами. Наблюдение за лесом с такой высоты — тоже что-то новенькое.
Лагерь начинал оживать. Вдыхая острый сосновый запах, Галл зашагал к палатке-кухне. Несмотря на ноющие мышцы и волдыри, а возможно, и благодаря им, он с нетерпением ждал, что принесет новый день.
Как оказалось, ничего, что выделило бы этот день из череды предыдущих. Где-то после полудня, сдвинув шлем на затылок и вытирая пот со лба, Галл проследил за падением очередной скрученной широкохвойной сосны и кивнул напарнику:
— Еще одна рассталась с жизнью.
Доби подхватил цепную пилу.
— Давай-ка разделаем ее.
Не дотяни Доби Карстен до пяти футов шести дюймов[4], его не допустили бы к тренировкам. Борода и шевелюра грязно-коричневого цвета и диковатые, широко распахнутые глаза за защитными очками придавали ему сходство с горным гномом-отшельником.