1356

Некоторые со снопом ярких искр врезались в булыжники мостовой, и брат Майкл удивился, почему защитники стреляют, затем понял, что солдаты в темных плащах бегут изо всех переулков, чтобы пересечь открытое пространство.

Это были лучники, начавшие выпускать стрелы в направлении высоких зубчатых стен. Град стрел — не коротких металлических болтов с кожаным оперением, а длинных английских стрел с белыми перьями — бесшумно летел к вершине стены, выпущенный из больших тисовых боевых луков с пеньковой тетивой, издававшей резкий щелчок при каждом выстреле.

Стрелы дрожали, высвободившись из тетивы, а затем, подхваченные ветром, устремились вверх, словно вспышки света в темноте, огонь отражался в их наконечниках, и монах заметил, как стрелы защищавшихся, которых только что было множество, внезапно поредели.

Лучники осыпали защитников замка стрелами, вынуждая арбалетчиков укрыться за парапетом, в то время как другие стрелки целились по смотровым щелям промежуточных башен.

Стальные наконечники ударяли в стены замка, как град по булыжной мостовой. Один лучник упал, в его грудь вонзился арбалетный болт, но монах увидел только одного погибшего, затем он услышал скрип колёс.

— Отойди, — предупредил его Сэм, и монах сделал шаг назад, в переулок, где мимо него прогромыхала телега. Она была небольшой, достаточно легкой, чтобы ее можно было толкать вшестером, но теперь отяжелела, потому что спереди и по бокам, чтобы защитить людей, толкающих телегу, нагруженную маленькими деревянными бочками, были приколочены десять больших павез — щитов высотой с человеческий рост, предназначенных для защиты арбалетчиков, пока те перезаряжают свое громоздкое оружие.

— Может быть, меньше часа, — сказал Сэм, отступая к улице, когда телега проехала мимо. Он вытащил свой большой лук и послал стрелу в сторону ворот замка.

Стояла странная тишина. Брат Майкл ожидал, что битва будет шумной, ожидал услышать, как солдаты призывают Господа спасти их души, услышать, как они кричат от боли и страха, но единственными звуками были вопли женщин в нижнем городе, потрескивание пламени, свист луков, стук колес телеги по булыжникам и удары болтов и стрел о камень. Майкл глядел в благоговейном страхе, как Сэм продолжает стрелять, казалось, не целясь, просто посылая стрелу за стрелой в сторону зубчатых стен замка.

— Хорошо, что мы можем всё видеть, — сказал Сэм, выпуская очередную стрелу.

— Ты имеешь в виду огонь?

— Потому мы и поджигаем дома, — объяснил Сэм, чтобы осветить ублюдков, — он снова спустил тетиву, как казалось, без усилий. Когда брат Майкл однажды попытался выстрелить из тисового лука, он не смог натянуть тетиву больше, чем на ширину ладони.

Телега теперь достигла ворот замка. Там она остановилась, черной тенью внутри темноты арочного проема, и брат Майкл увидел, как в этой тьме возникла вспышка света, погасла, снова ожила, а затем превратилась в постоянный тусклый огонек, когда шестеро мужчин, толкавшие телегу, побежали обратно к лучникам.

Один из них упал, очевидно, настигнутый арбалетным болтом. Двое других схватили его под руки и оттащили, и именно тогда монах впервые увидел Бастарда.

— Вот он, — произнес Сэм с нежностью, — наш проклятый Бастард.

Брат Майкл увидел высокого человека, одетого в черную кольчугу с поясом. На нем были высокие сапоги, черные ножны, его шлем был простым бацинетом [10], таким же черным, как и кольчуга.

Он держал меч в руке, подгоняя им дюжину воинов, строя их в линию с сомкнутыми щитами на открытом пространстве.

Он взглянул в сторону брата Майкла, заметившего, что нос у бастарда сломан, а на щеке шрам, но он также увидел в этом лице силу и ярость и понял, почему аббат в Павиле говорил об этом человеке с таким трепетом.

Брат Майкл ожидал, что Бастард окажется старше, и удивился, что этот солдат в черных доспехах был так молод. Потом Бастард заметил Сэма.

— Я думал, ты охраняешь церковь, Сэм, — сказал он.

— Щербатый и Джонни всё ещё там, — ответил Сэм, — а я привел этого парня, он хочет тебя видеть, — он мотнул головой в сторону брата Майкла.

Монах сделал шаг вперед и почувствовал всю силу взгляда Бастарда. Он внезапно занервничал, а в горле пересохло от страха.

— У меня есть для тебя послание, — он запнулся, — оно от…

— Потом, — прервал его Бастард. Слуга принес ему щит, который он закрепил на левой руке, а потом повернулся и посмотрел на замок.

Из которого внезапно повалило пламя и дым. Дым был черным c красным, пронизанный языками пламени, и ночь наполнилась грохотом, из-за которого брат Майкл съежился от страха.

Горящие обломки рассекли ночь, а горячий воздух ворвался в переулок.

Дым покрыл все открытое пространство завесой, а шум взрыва отразился эхом от противоположной стороны переулка.

Птицы, гнездящиеся в расщелинах стены замка, хлопали крыльями в дыму, а одно из больших знамен, призывающее на помощь Святого Иосифа, загорелось ярким пятном на фоне стен.

— Порох, — лаконично объяснил Сэм.

— Порох?

— Он умный ублюдок, наш Бастард, — сказа Сэм. — Быстро снес ворота, да? Кстати, это дорого стоит. Свинье, лишившейся жены, пришлось заплатить вдвойне, раз он хотел, чтобы мы использовали порох. Должно быть, он так страстно желает сучку, раз столько платит! Надеюсь, она того стоит.

Брат Майкл увидел небольшие языки пламени, мерцающие в густом дыму в арочном проходе. Теперь он понял, почему вход в город выглядел так, как будто почерневшие ворота выдернули и сломали дьявольским кулаком.

Бастард проделал себе путь в город с помощью пороха и повторил этот трюк, чтобы снести большие деревянные ворота замка. Теперь он повел двадцать своих воинов в сторону обломков.

— Лучники! — прокричал другой человек, и лучники, включая Сэма, последовали за воином в сторону ворот. Они продвигались молча, и это тоже ужасало.

Эти люди в своих черно-белых ливреях, подумал брат Майкл, научились жить хладнокровно и безжалостно драться в темной долине смерти. Ни один из них не выглядел пьяным. Они были дисциплинированы, умелы и устрашающи.

Бастард исчез в дыму. Из замка послышались крики, но монах не видел, что там происходит, хотя было очевидно, что атакующие находятся внутри, потому что лучники теперь вбегали в дымящиеся ворота.

За ними следовали другие воины с эмблемами епископа и графа в поисках новой наживы в обреченной крепости.

— Это может быть опасно, — предупредил Сэм молодого монаха.

— С нами Бог, — ответил брат Майкл, удивляясь тому свирепому возбуждению, которое почувствовал, настолько свирепому, что он поднял посох пилигрима, как будто тот был оружием.

Со стороны переулка замок выглядел большим, но как только они протиснулись внутрь через спаленные ворота, брат Майкл увидел, что он гораздо меньше, чем казался.

В нем не было ни двора, ни цитадели, лишь надвратная башня и еще одна высокая башня, отделенная небольшим двором с дюжиной трупов арбалетчиков в красно-золотых ливреях.

Один из них был выпотрошен взрывом у ворот, и хотя его внутренности растеклись по камням, он был еще жив и стонал.

Монах помедлил, чтобы помочь ему, а потом отпрыгнул обратно, когда Сэм с легкостью, настолько непроизвольной, что она выглядела бессердечной, перерезал ему горло.

— Ты убил его! — в ужасе произнес брат Майкл.

— Конечно, я убил его, черт возьми! — бодро отозвался Сэм. — А что я еще мог был сделать? Поцеловать его? Надеюсь, кто-нибудь сделает то же самое и для меня, если я буду в таком состоянии, — он вытер кровь с короткого ножа.

Защитник замка закричал, падая с парапета надвратной башни, а другой спустился, пошатываясь, по лестнице основной башни и рухнул у ее подножия.

Наверху лестницы была дверь, но ее не обороняли, или мужество защитников испарилось, когда взорвались ворота, так что люди Бастарда вбегали в башню. Брат Майкл последовал за ними, потом повернулся на звук горна.

Кавалькада всадников, все в бело-зеленом, прокладывала себе путь через ворота замка, используя мечи, чтобы отогнать с пути собственных людей.

В центре кавалькады, под прикрытием оружия остальных всадников, находился чудовищно жирный человек в кольчуге и броне, восседавший на огромном коне.

Кавалькада остановилась у подножия лестницы, потребовались усилия четырех мужчин, чтобы вытащить толстяка из седла и поставить его на ноги.

— Его свинская светлость, — язвительно отметил Сэм.

— Граф Лабруйяд?

— Один из наших нанимателей, — сказал Сэм, — а вот и второй.

Епископ со своими людьми последовал за графом через ворота, и Сэм с братом Майклом встали на колени, пока два предводителя поднимались по ступеням и входили в башню.

Сэм и брат Майкл последовали за людьми епископа и вошли в помещение, поднялись по пологим ступеням в большой зал, представлявший собой высокую комнату с колоннами, освещенную дюжиной дымящихся факелов и завешенную гобеленами с золотым соколом на красном поле.

В зале находилось уже по меньшей мере шестьдесят человек, теперь жавшихся по углам, чтобы позволить графу Лабруйяду и епископу Лавансу медленно подойти к возвышению, на котором двое людей Бастарда держали побежденного и коленопреклоненного лорда.

Позади них, высокий, в черной броне, стоял сам Бастард, его лицо ничего не выражало, а рядом с ним — молодая женщина в красном платье.

— Это Бертийя? — спросил брат Майкл.

— Должно быть, — согласился Сэм. — Симпатичная кобылка!

У брата Майкла перехватило дыхание, он уставился на нее и в какой-то еретический момент пожалел о том, что принес священные обеты. Бертийя, вероломная графиня Лабруйяд, была не просто симпатичной кобылкой, она была настоящей красавицей.

Ей вряд ли было больше двадцати, и ее прелестное лицо с полными губами и темными глазами не было испорчено ни шрамами, ни болезнями.

Он подумал, что никогда не видел столь прекрасного создания, а потом у него снова перехватило дыхание, и он перекрестился и про себя пробормотал молитву, чтобы Святая Дева и Святой Михаил сберегли его от искушения.

— Она стоила цены, заплаченной за порох, я бы сказал, — весело прокомментировал Сэм.

Брат Майкл посмотрел на мужа Бертийи, который снял шлем, обнажив голову с сальными седыми волосами и грубое свинячье лицо, и проковылял в ее сторону. Он тяжело дышал, потому что ему стоило больших усилий передвигаться в тяжелой броне.

Он остановился в нескольких шагах от помоста и уставился на верхнюю часть платья своей жены, где красовался золотой сокол, символ ее поверженного возлюбленного.

— Мне кажется, мадам, — сказал граф, — что у вас плохой вкус в одежде.

Графиня упала на колени, протянув сжатые руки в сторону графа. Она хотела заговорить, но лишь всхлипнула. В слезах на ее щеке отражалось пламя факелов.

Брат Майкл напомнил себе, что она совершила прелюбодеяние, что она грешница и недостойна милости, а Сэм взглянул на молодого монаха и подумал, что однажды женщина принесет ему неприятности.

— Снимите с нее эту эмблему, — приказал граф своим воинам, показывая на золотого сокола, вышитого на платье его жены, и двое мужчин, чьи кольчуги звенели, а сапоги тяжело ступали по плитам пола, взобрались на помост и схватили графиню.

Она пыталась сопротивляться, вскрикнула, но потом покорилась, как только один из мужчин заломил ей руки за спину и вытащил широкий нож из-за пояса.

Брат Майкл инстинктивно сдвинулся с места, чтобы прийти ей на помощь, но Сэм остановил его одной рукой.

— Она жена графа, брат, — тихо произнес лучник, — то есть его собственность. Он может делать с ней, что хочет, а если ты вмешаешься, то вспорет тебе живот.

— Я не… — начал брат Майкл, но потом предпочел замолчать, чтобы не солгать, потому что он собирался вмешаться, или по меньшей мере запротестовать, но теперь он просто наблюдал, как воин разрезал дорогую ткань, отрывая золотые нити от алой ткани, и лиф платья упал на талию графини, а воин в конце концов оторвал вышитого сокола и бросил его к ногам своего господина.

Графиня, высвободившись из рук второго воина, скорчилась и прижала остатки платья к груди.

— Вийон! — скомандовал граф. — Посмотри на меня!

Человек, удерживаемый двумя солдатами Бастарда, неохотно взглянул на своего врага. Он был молод, привлекателен как сокол и еще час назад был правителем этих мест, лордом земель и владельцем крестьян, но теперь он стал никем.

Он был в кольчуге, нагрудном панцире и поножах, и пятно крови в его темных волосах указывало, что он дрался с осаждающими, но теперь он находился в их руках и был вынужден смотреть, как жирный граф шарит по его кольчуге.

Никто в зале не пошевелился и не заговорил, все просто наблюдали, как граф срывает кожу и сталь, а потом с улыбкой на лице мочится на сокола, вырванного из платья жены.

У него был мочевой пузырь как у буйвола, и моча лилась очень долго. Где-то в замке закричал человек, и крик все не прекращался, но, к счастью, в конце концов затих.

В это же время закончил и граф, затем протянул руку к своему оруженосцу, который дал ему небольшой нож с жутким изогнутым лезвием.

— Видишь это, Вийон? — граф поднял нож, так что лезвие сверкнуло в огнях. — Знаешь, что это?

Вийон, удерживаемый двумя воинами, промолчал.

— Это для тебя, — сказал граф. — Она, — он указал ножом на графиню, — отправится обратно в Лабруйяд, и ты тоже, но сначала мы тебя порежем.

Люди в бело-зеленых ливреях ухмыльнулись, предвкушая предстоящую боль и удовольствие. Нож, чье лезвие было ржавым, а ручка — лишь куском обветшалой древесины, был ножом для кастрации, которым оскопляли баранов, телят или мальчиков, предназначенных для хоров больших церквей.

— Разденьте его, — приказал граф своим людям.

— О Господи! — пробормотал брат Майкл.

— Недостаточно крепкий желудок для такого, брат? — спросил Сэм.

— Он хорошо сражался, — вмешался новый голос, и монах увидел, что Бастард подошел к краю помоста. — Он храбро сражался и заслуживает умереть как мужчина.

Некоторые из воинов графа положили руки на рукояти мечей, но епископ успокоил их.

— Он преступил закон Божий и человеческий, — заявил он Бастарду, — и поставил себя вне рыцарского кодекса.

— Это мой с ним спор, а не твой, — огрызнулся граф на Бастарда.

— Он мой пленник, — сказал Бастард.

— Когда я тебя нанял, — продолжил епископ, — мы договорились, что все пленники будут принадлежать нам с графом, вне зависимости от того, кто их захватил. — Разве это не так?

Бастард поколебался, но было очевидно, что епископ сказал правду. Высокий человек в черных доспехах оглядел комнату, но люди епископа и графа превосходили числом воинов Бастарда. — Тогда я взываю к тебе, — сказал он епископу, — позволь ему отправиться к Господу как мужчина.

— Он прелюбодей и грешник, — ответил епископ, — так что я отдаю его графу, и пусть делает с ним, что захочет. А я напомню тебе, что твоя оплата зависит от повиновения всем нашим разумным приказам.

— Этот — неразумный, — настаивал Бастард.

— Приказ сделать шаг назад — вполне разумный, — заявил епископ, — и я даю его тебе.

Воины графа ударили щитами об пол в знак одобрения, и Бастард, зная, что проиграл спор, а противник превосходит его числом, пожал плечами и отступил.

Брат Майкл увидел, как воин взял нож для кастрации и, не в силах вынести то, что вот-вот должно было случиться, выбежал по лестнице из башни и вдохнул дымный ночной воздух.

Он хотел бежать дальше, но кто-то из людей графа нашел в конюшнях замка быка и теперь они мучили животное, тыкая его копьями и мечами и отскакивая, когда бык неуклюже поворачивался, чтобы напасть на них, и не смея попробовать проложить себе путь через поле этой жестокой игры. Потом в замке снова послышались крики.

На его плечо легла рука, и он оглянулся, подняв тяжелый посох, но увидел лишь священника, старика, который предложил монаху мех с вином.