Никому не говори

Хэтчер выглянула в окно, словно это могло расширить ее жизненное пространство.

Случались дни, когда она была благодарна судьбе за то, что они с Роганом могли вести диалог, лишь обмениваясь взглядами. Она даже научилась спокойно относиться к тому, что Роган распознавал у нее признаки предменструального синдрома раньше, чем она замечала их сама. Но если бы у нее была возможность произвести лоботомию той части его мозга, в которой хранилось знание о ее отце, она лично вскрыла бы его череп.

Элли никогда не говорила о своем отце ни с кем в Департаменте полиции Нью-Йорка, даже с Роганом. После того как полицейские в конце концов арестовали Уильяма Саммера в Вичите и назвали его Душителем из Хилл-колледж, она решила обратиться к общественности, посчитав, что давление со стороны граждан вынудит Департамент полиции Вичиты пересмотреть свое решение и предоставить пенсию покойного Хэтчера ее матери. Это была не самая блестящая идея, но попытаться стоило.

Теперь, поскольку ее лицо появилось в «Дэйтлайн» и «Пипл», все знали: чем бы Элли ни занималась сейчас, когда-то она была маленькой девочкой, которая не могла смириться с тем фактом, что ее отец-полицейский пустил себе пулю в лоб. Она часто думала, не видят ли люди в ней только эту маленькую девочку.

Когда Джей Джей подъехал к пожарному гидранту перед особняком Уитмайров, она уже знала: даже ее напарник подозревает, что возможно – вполне возможно, – случай, произошедший однажды холодной ночью на обочине проселочной дороги в Вичите, послужил причиной тому, что Элли так быстро признала гибель Джулии Уитмайр самоубийством.

Но Элли осознавала свои подлинные мотивы. Она была рационалисткой и руководствовалась фактами, а не эмоциями – реальностью, а не старыми воспоминаниями. Джулия покончила с собой, и ее родителям придется смириться с этим.

Она заметила, что двигатель все еще работает на холостом ходу.

– Ты можешь мне сказать, зачем мы сюда приехали? Кому звонили Уитмайры?

– Всем, насколько я понял. Мне позвонила Лу, и я задался вопросом, не могли ли мы упустить что-нибудь?

– Я знаю, ты говорил мне об этом по телефону. Ну, так что? Что мы упустили?

Напарник выключил двигатель и тут же включил его вновь.

– Знаешь, что больше всего меня убивает? То, что заметила ты . Вспомни, Хэтчер. Вспомни, что мы сегодня видели.

– Мы что, играем в двадцать вопросов? Это больше по размерам, чем ящик для хлеба? Что это – животное, минерал, растение? А, подожди, я знаю: это ребенок в ванной. Может быть, ты скажешь мне, прежде чем мы снова постучим в двери этого дома? Нам нужно поторопиться, поскольку эта женщина, по всей вероятности, уже проглотила третью таблетку «Валиума», чтобы попытаться уснуть после всего пережитого.

Роган выключил двигатель и на этот раз вытащил ключ зажигания.

– Ты провела в ее комнате больше времени, чем кто-либо другой, – сказал он. – Девушка принадлежит к поколению, прекрасно знакомому со всеми мыслимыми гаджетами.

– О, там было все, что только можно купить за деньги. А какое это имеет значение?

Он опять покачал головой.

– Ты до сих пор не понимаешь? Тебе уже пора трезво взглянуть на это дело. – Он не стал дожидаться, когда она вылезет из салона, и направился к входным дверям особняка.

Кэтрин Уитмайр заговорила сразу, как только открыла дверь:

– Очень кстати. Санитары. Судмедэксперт. Вы, двое. Ваша лейтенант. Я уже сбилась со счета, сколько раз за сегодняшний день слышала слово « самоубийство» , и сколько людей это слово произнесли. Вы все по очереди заверяете меня и моего мужа, будто наша дочь сама сделала это. И с каждым разом я все меньше верю в это. Я пыталась. Я умоляла.

Появившийся сзади мужчина положил ей руку на плечо, словно защищая ее.

– Я отец Джулии, Билл Уитмайр. Пожалуйста, проходите.

Сев на предложенный стул в кабинете, прилегающем к вестибюлю, Элли с интересом рассмотрела мужчину. Он был более чем в два раза старше нее, но тем не менее сохранил привлекательность. Удлиненные волосы с проседью, мощная челюсть, обветренное лицо – все это придавало его облику изысканность и аристократизм.

Но Элли видела его и другим – на фотографиях со знаменитыми музыкантами из ее детства, сделанных в таких престижных местах, как «Студия 54», с тогдашними начинающими звездами вроде Эли Макгро и Кэри Фишер. Он все еще работал с исполнителями рок-н-ролла, что не очень вязалось с этим стерильным особняком. Элли поняла, что он проводил здесь мало времени и не имел никакого отношения к этой обстановке, которая весьма скудно отражала его личность – за исключением фотографий в лифте.

– Извините, что набросилась на вас прямо с порога, – сказала Кэтрин. – Но мы просто… мы… наша дочь – она умерла. И я целый день сижу на телефоне, спорю, ругаюсь, заламываю руки. Но теперь вы вернулись, не правда ли? Вы ведь выслушаете то, что я пытаюсь сказать? Вы наконец поверите в то, что Джулию убили?

Именно этого Элли и боялась больше всего. Они внушили этим людям надежду без всякой на то видимой причины. «Пусть Роган возьмет все на себя», – решила она.

– Мы понимаем, что вам сегодня довелось пережить, – сказал тот. – Но мы хотим быть абсолютно уверены, что ничего не упустили перед тем…

– Перед тем, как вы закроете дело о гибели моей дочери и приступите к следующему делу, дабы улучшить ваши статистические показатели. – Билл Уитмайр смахнул с губы капельку слюны. – Вы пишете названия дел на белой доске, не так ли, детектив? Как на телевидении? Вы уже стерли ее имя?

– Мистер Уитмайр…

– Исходя из ваших слов, вы хотите быть уверены, что ничего не упустили. Но нам всем известно, что первые двадцать четыре часа расследования прошли совершенно впустую. – Очевидно, продюсер посвящал много времени просмотру криминальных передач и фильмов по телевидению. – Вам нужно было поговорить с нашими соседями и ее друзьями, проверить недавно вышедших на свободу людей, отбывавших срок за преступления сексуального характера, сделать все, что вы делаете , чтобы найти монстра, который проник в наш дом и сделал это.

Офицеры полиции в униформе уже обошли соседние особняки, но ни один из их обитателей не сообщил о чем-либо необычном.

Ей хотелось, чтобы Роган занялся делом, но тот все еще пытался успокоить родителей.

– Как мы уже объясняли сегодня утром, пока все указывает на то, что ваша дочь находилась в ванной одна и является автором записки, найденной на кровати.

– Сейчас вы, по крайней мере, не произнесли слово «самоубийство», но мы с женой уже не один раз выслушали сегодня эту версию.

Кэтрин положила руку на колено мужа:

– Пожалуйста, дай детективам возможность высказаться. Они ведь пришли сюда не ради развлечения.

Роган выдержал паузу, прежде чем продолжить.

– Когда утром мы вошли в комнату вашей дочери, я обратил внимание на то, что все ее домашние задания распечатаны на принтере. Она обычно делала их на компьютере?

Элли заметила, как Билл вопросительно взглянул на жену. Кэтрин кивнула.

– Сейчас все ребята носят с собой в школу ноутбуки. В последнее время Джулия пользовалась айпэдом. Они уже не могут правильно ни произнести, ни напечатать слово без компьютера.

– Следовательно, если бы ей понадобилось написать письмо…

– Она не пишет письма. Как и все в ее возрасте.

Теперь Элли поняла, что Роган пытался донести до ее сознания в автомобиле. Предсмертная записка Джулии была написана от руки. При этом некоторые слова были не закончены и зачеркнуты.

Мать Джулии тоже все прекрасно понимала.

– Джулия не могла написать эту глупую записку. Даже если вы убедите меня, что она является ее автором, я просто не могу представить дочь водящей ручкой по листу бумаги. Она бы воспользовалась компьютером. Предположим, она захотела оставить нам написанную от руки записку. Но и в этом случае она сначала набрала бы текст на компьютере, а потом переписала бы его.

– Именно поэтому мы и здесь. Некоторые слова в записке зачеркнуты, в ней имеются также и другие помарки.

– Это писала не Джулия.

– А что вы скажете по поводу бумаги? Записка написана на листе желтой линованной бумаги с рядом дырочек на краю. Но нам не попадался блокнот с такими листами, когда мы осматривали ее комнату. Где-нибудь в доме имеются такие блокноты?

На этот раз жена вопросительно взглянула на мужа.

– Насколько мне известно, нет, – ответил он.

– Итак, это означает, что записку написала не она. – В голосе Кэтрин впервые за все время прозвучала надежда. – Это доказывает, что она не убивала себя.

Наконец Элли решила вмешаться:

– Она вполне могла найти бумагу где-то в другом месте. Не будем делать скоропалительных выводов.

Но, как и его жена, Билл Уитмайр уже вынес свой собственный вердикт:

– Исходя из вашего опыта, детектив, вы находите, что этот сценарий имеет какой-либо смысл?

– Мы хотели бы еще раз произвести осмотр, если не возражаете.

Роган поднялся со стула и направился к лестнице.

Они проверили каждый шкаф, каждый ящик, каждую коробку, каждую сумку на всех четырех этажах особняка, но блокнот, из которого Джулия могла вырвать лист желтой линованной бумаги, так и не нашли.

– Вы говорили о друзьях вашей дочери, миссис Уитмайр. Кто из них был в наиболее близких отношениях с ней?

Элли увидела на лице Рогана, задавшего этот вопрос, выражение решимости. Они должны были вновь начать расследование этого дела с самого начала, нравится ей это или нет. И он винил ее в том, что они потеряли драгоценное время в первые часы после происшествия.

Глава 10

На вопрос, кто из друзей был в наиболее близких отношениях с ее дочерью, Кэтрин Уитмайр без колебаний ответила: Рамона Лэнгстон. Они тут же отправились в сторону Третьей авеню, а оттуда поехали в Верхний Ист-Сайд.

Похоже, этот день посвящен знакомству Элли с различными типами состоятельных манхэттенских женщин, и мать Рамоны произвела на нее гораздо более выигрышное впечатление. Если Кэтрин Уитмайр была холодной, агрессивной и жесткой, то женщина, открывшая дверь дома Лэнгстонов, больше соответствовала образу матери. Она назвалась Эдриен – только именем. Глядя на ее длинные распущенные волосы, пуловер «Коламбия Спортсвеар» и синие джинсы, Элли лишь с большим трудом смогла поверить в то, что ее дочь, как и Джулия Уитмайр, училась в Касдене – суперэлитной частной школе.

Даже атмосфера в доме Лэнгстонов казалась более теплой и жилой, чем в особняке, где сегодня утром было найдено тело Джулии. В то время как интерьер особняка Уитмайров, выдержанный в стиле эдвардианской эпохи, смотрелся скорее впечатляющим, нежели удобным, это жилище было заполнено огромными диванами, плюшевыми ковриками и подушечками, вид которых говорил о том, что ими действительно можно пользоваться. По стандартам Уитмайров, эта обстановка была весьма скромной.

Мужчина, вошедший в гостиную после того, как Эдриен, извинившись, пошла за Рамоной, казалось, чрезвычайно удивился, увидев их. Роган взглянул на Элли и поднял брови, дав ей понять, что тоже заметил, как мужчина буквально вздрогнул при виде чернокожего в своем доме.

– Добрый день.

Они еще раз представились.

– А-а, понятно. Я отец Рамоны, Джордж Лэнгстон. Действительно есть необходимость в том, чтобы втягивать в это дело нашу дочь? Она очень переживает по поводу случившегося. Мы даже пригласили одного из ее друзей, чтобы он успокоил ее. Я не хочу, чтобы она снова расстроилась.

Элли уже было все ясно с этим парнем. То, что ваша дочь выглядит спокойной, не означает, что она спокойна. Хэтчер знала, что это дурная привычка, но ничего не могла с этим поделать: она составляла мнение о людях сразу после знакомства с ними. Джордж Лэнгстон показался ей благонамеренным, но зажатым человеком, как в физическом, так и в психологическом плане. Он был невысокого роста, чуть выше Элли, но компенсировал этот недостаток безупречной осанкой. Он был довольно симпатичным. Она без труда представила, что некоторых женщин могли привлекать его ясные синие глаза и гладкая кожа. Но у Элли сложилось впечатление, будто через все его тело – от основания черепа до заднего прохода – проходит стержень.

– Джордж? – В гостиную вернулась Эдриен. – Извини, я думала, ты лег спать. Это…

– Мы уже познакомились. Я объяснил, что Рамона пребывает в шоковом состоянии, как и все остальные. Я не уверен, что она способна сегодня сообщить что-то полезное офицерам полиции. Может быть, завтра…

– Не все можно свести к анализу затрат и прибыли, Джордж.

Мистер Лэнгстон выдавил из себя вежливую улыбку человека, привыкшего ссориться на публике. А его жена произнесла, по всей вероятности, традиционное извинение за возникший конфликт.

– Извините, детективы. Сегодня был тяжелый день – в основном для бедных Уитмайров, но и для нашей семьи тоже. Было время, когда Джулия чаще ночевала здесь, чем у себя дома. Думаю, Рамона охотно поговорит с вами.

– Эдриен…

Его жена была непреклонна.

– Ей необходимо чувствовать, что она оказывает помощь. Я тоже когда-то была в ее возрасте. Поверь мне, Джордж. Пожалуйста.

Когда Джордж удалился – не более уместный и значительный, чем до того, как он вошел, – Элли знала, кто из родителей правит бал в этом доме.

Как и Роган, уже поднявшийся со стула.

– Итак, где мы можем найти вашу дочь, миссис Лэнгстон?

Они обнаружили Рамону Лэнгстон лежавшей на кровати и слушавшей айпод со скомканной бумажной салфеткой на глазах.

Несмотря на наушники и «Клинекс», она почувствовала их присутствие и резко села. Она выглядела совсем не такой, какой ее ожидала увидеть Элли. Пухлые щеки испачканы черной тушью для ресниц. Густые щетинистые волосы сплюснуты с одной стороны от долгого соприкосновения с подушкой. Элли пришла в голову мысль, что в этих двух семьях все перемешалось. Чопорный Джордж Лэнгстон хорошо смотрелся бы вместе с Кэтрин Уитмайр в особняке, заполненном антиквариатом, в то время как эта девушка и ее мать были бы счастливее с продюсером вроде Билла Уитмайра.

– Мама сказала, вы из полиции. Так что, Кэтрин права? Джулия не покончила с собой?

Чуть раньше Элли усомнилась, что спальня девушки – подходящее место для разговора, но она-то представляла комнату, похожую на ее собственную, едва вмещавшую королевскую кровать и платяной шкаф. Комната Рамоны Лэнгстон была скорее похожа на однокомнатную квартиру. Хэтчер с Роганом расположились недалеко друг от друга на диване, стоявшем около зеркала в полный рост и туалетного столика.

Первым заговорил Джей Джей:

– Судя по всему, мать твоей подруги уже поделилась с тобой своими соображениями. У тебя есть какие-либо мысли на этот счет?

Они были партнерами уже больше года, но Элли не переставала удивляться, как ему удавалось заставлять свой обычно хрипловатый голос звучать мягко и тепло, когда в этом возникала необходимость. Он словно смазывал горло кленовым сиропом.

Рамона пожала плечами:

– Мысли? Ну да. Я думаю об этом с того самого момента, как узнала о смерти Джулии. Но я не знала, что полиция проводит расследование или что-то в этом роде. Мне просто показалось, будто Кэтрин верила в то, во что хотела верить.

С каждой секундой эта девушка нравилась Элли все больше и больше.

– Почему тебе так показалось?

– Если Джулия покончила с собой, это значит, она испытывала ужасную боль и такое чувство одиночества, что ей было легче прекратить эти мучения, чем обратиться к кому-то за помощью, даже к матери. Это значит, Джулия хотела таким образом причинить ей боль.

«И своей лучшей подруге» , – хотела добавить Элли. Ее отец оставил после своей смерти жену и двух маленьких детей. Элли часто задумывалась, что хуже: если бы ее отца убил серийный убийца, на которого он охотился на протяжении всей своей карьеры, или если бы он возненавидел себя за неспособность найти этого человека так сильно, что решил уйти из жизни, лишив себя тем самым возможности увидеть, как растут его дети? И потом, два года назад, полиция Вичиты наконец идентифицировала Уильяма Саммера как Душителя из Колледж-Хилл. Саммер имел железное алиби на ту ночь, когда детектив Джерри Хэтчер был найден у колеса своего автомобиля застреленным из собственного табельного оружия. Правда о его смерти всплыла только через двадцать лет – слишком поздно для семьи.

– По-твоему, Джулия могла покончить с собой? – спросила Элли.

– Честно? Я могу представить, как она проглатывает половину пузырька аспирина, чтобы привлечь к себе внимание родителей. Но Кэтрин сказала, что она, ну, вы понимаете…

Она сделала жест, как будто перерезает себе вены на левом запястье.

– Она перерезала себе запястье, – сказал Роган. – Совершенно верно.

– Это трудно представить. Мы разговаривали с ней в пятницу вечером, и она была в полном порядке. Сегодня мы собирались прогуляться вместе с Кейси, но она так и не пришла. Теперь понятно, почему.

– А кто такой Кейси? – спросил Роган. – Бойфренд?

– Нет, просто друг. В большей степени мой друг, как мне кажется, но и Джулии тоже. Он ушел несколько минут назад.

– Где вы виделись с Джулией в пятницу вечером?

– Мы общались по телефону. Сначала обменялись эсэмэсками, а потом поговорили.

– В каком она была настроении?

– В нормальном. Господи, сейчас я вспоминаю, что одна только я и говорила. Я, я, я. У меня были проблемы, и, может быть, она не хотела обременять меня? Наверное, мне нужно было остановиться и спросить, как у нее дела.

Роган продолжал говорить своим вкрадчивым голосом:

– Не опережай события, Рамона. Мы еще не знаем, покончила ли она с собой. Предположим, она не убивала себя. Значит, это сделал кто-то другой. Тогда существуют два варианта – это мог быть либо человек, которого Джулия знала, либо незнакомец. Будем говорить откровенно. В особняке Уитмайров хранятся драгоценности и предметы искусства на миллион долларов, и при этом ничего не пропало. Детектив Хэтчер и я расследовали множество дел, и у нас выработалось чутье на такие вещи.

– Вы думаете, она знала того, кто убил ее?

Джей Джей был всего на десять лет старше Элли, но иногда возраст имеет значение. Неужели он забыл о способности школьников, выражаясь его словами, опережать события ? Спустя час все в Касдене будут знать о том, что Джулия Уитмайр пала жертвой свирепого маньяка, охотящегося на старшеклассников.

– Я имею в виду, если она не покончила с собой , то маловероятно, что это случайное преступление. Незнакомцы не проникают в особняки без взлома, они не имитируют самоубийства и не оставляют нетронутыми подобные сокровища. Поэтому, Рамона, в данный момент нам требуется от тебя предельная честность. Сейчас тебе на память невольно приходят лучшие черты твоей подруги. Ты думаешь, какой замечательной девушкой она была. Но это не те подробности, которые могут помочь нам выяснить правду.

– Что вы хотите знать?

– Все.

– Я не знаю…

– Не говори нам то, что тебе хочется, чтобы мы услышали о Джулии, – сказала Элли. – Говори нам то, что, как ты считаешь, нам действительно необходимо знать. Ты можешь сделать это? Ради Джулии?

Рамона кивнула. Ее глаза наполнились слезами.

– Итак, о чем вы беседовали с Джулией в пятницу?

– Да так, ни о чем особенном. Я жаловалась на маму и просила у Джулии совета. Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось с Джулией, но я думаю, мне следовало меньше говорить о своих проблемах. Это может показаться глупостью, но мне не давала покоя мысль, стала бы моя мать вести себя иначе, будь она мне родной, или нет. Я ведь ее приемная дочь. Родная мать умерла, когда я была маленькой. А Джулия восприняла это серьезно. Она сказала, что кровное родство не имеет никакого значения. Что моя мать – лучшая в мире. Что она даже для нее, для Джулии, в большей степени мать, чем ее собственная. И тому подобное. Может быть, она испытывала депрессию. Наверное, мне нужно было поговорить с ней о парнях, любовных увлечениях и о всяких глупостях, вместо того чтобы жаловаться по поводу отношений с матерью. Может быть, это я побудила ее…

Чем больше Рамона говорила, тем менее полезной становилась ее информация. Элли решила сменить тему:

– Что касается любовных увлечений – у Джулии был бойфренд?

– Нет. По крайней мере, единственного бойфренда у нее не было.

Динь-динь-динь.

– Послушайте, вы сказали, что вам нужно знать о Джулии все, и я расскажу, как все было. Вы должны понять. Джулия была, в определенном смысле, авантюристкой. Она была забавной. Иногда безумной, но забавной. – Девушка печально улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. – Но авантюризм и безумие были проявлением ее… открытости, назовем это так, с парнями.

– С какими парнями?

– Честно? Их было много. Маркус Грэйз был первым, с кем она поцеловалась, и, возможно, он лишил ее девственности. Он тоже учится в Касдене. Они никогда не были парой, но постоянно общались. Еще был тренер в гимнастическом зале, который она посещала. Я даже не знаю его имени. А однажды, прошлым летом, она, – щеки Рамоны зарделись, – делала парню минет на парковочной площадке Лили Понд, чтобы он довез ее до дома из Ист-Хэмптона, хотя мы всегда можем воспользоваться такси. Я знаю, это звучит ужасно, но, похоже, ей просто захотелось острых ощущений.

– Никто не осуждает вашу подругу, – сказала Элли.

– Но такой образ жизни сопряжен с опасностями, – добавил Роган. – Кто-нибудь из этих мужчин хотел когда-нибудь от нее больше, чем она была готова дать?

Девушка покачала головой:

– Нет. Но в последние несколько месяцев Джулия, судя по всему, успокоилась. Она стала проводить гораздо больше времени дома. Я много раз предлагала ей выбраться куда-нибудь, но она отказывалась. Поэтому я и не разговаривала с ней с пятницы. Я ездила с родителями в Ист-Хэмптон, а она все твердила о том, с каким удовольствием проведет уик-энд в городе одна.

Роган отодвинул уродливого вида куклу с колечками волос в красном вельветовом платье, чтобы обеспечить себе чуть больше пространства на диване.

– Мать Джулии говорила о каких-то уличных ребятах, которые по меньшей мере однажды приходили в особняк.

Рамона округлила глаза:

– Конечно, она приводила их к себе домой. Это Кейси. Он однажды был у нее с парой друзей. Но, как я уже говорила, он в большей степени мой друг. Если Кэтрин обвиняет его…

Детектив перебил ее:

– В данный момент никто никого не обвиняет. Поэтому мы и проводим расследование. Кстати, ты не возражаешь, если мы возьмем у тебя образец ДНК? Всего лишь соскоб с внутренней стороны щеки – чтобы лаборатория могла исключить все случайные волоски, которые ты могла оставить в доме Джулии.

Теперь, когда они расследовали это дело как убийство, лаборатория должна была исключить все известные образцы в процессе поиска в доме не идентифицированной ДНК.

После того как Роган взял мазок, Рамона еще раз подробно рассказала о своей последней беседе с подругой, но не вспомнила ничего нового и только сокрушалась по поводу своих невысказанных чувств, что опять привело к слезам. Когда они подошли к двери спальни, Рамона посетовала на то, что не смогла быть особо полезной.

Но, по мнению Элли, ее помощь оказалась весьма ценной.

Свидетели, похоже, никогда не осознают, что мимолетное, незначительное, по их мнению, наблюдение способно полностью изменить взгляд полицейских на расследуемое ими дело – или, как в данном конкретном случае, сформировать совершенно разные взгляды у двух полицейских детективов на одно и то же дело.

Роган начал излагать свое видение, как только они сели в автомобиль:

– Ни за что не поверю, что Джулия Уитмайр успокоилась в последнее время. Подумаешь, просидела неделю дома!

– Именно так и может себя вести девушка под влиянием депрессии, – возразила Элли.

– Ничего подобного. Девушка, трахающаяся с личным тренером и делающая минет на пляже за транспортные услуги, вряд ли неожиданно успокоится из-за депрессии. Мать Джулии говорила, что ее дочь не выносила одиночества. Бьюсь об заклад, причина ее «успокоения» – новый мужчина, отношения с которым она скрывала даже от лучшей подруги.

– В любом случае перед нами страдающая депрессией и булимией девушка, брошенная родителями. Никакого взлома. Ничего не пропало. Не забывай о разрезанном запястье и предсмертной записке. Блокнот, из которого вырван лист, так и не найден. Кроме того, Джулия говорила, что мать Рамоны для нее в большей степени мать, нежели ее собственная. Еще одно свидетельство того, что Кэтрин Уитмайр – холодная, нерадивая мамаша и что ее дочь Джулия вовсе не такая, какой она ее пытается изобразить. Кто мог бы винить ее за то, что она напилась и рассталась с жизнью?

В салоне воцарилась тишина. Хэтчер потянулась к радиоприемнику, но Роган перехватил ее руку:

– Никакого дерьма из новой волны вроде «Devo» или «Flock of Seagulls», когда я за рулем.

Насколько понимала Элли, Джей Джей считал, что всю белую музыку с 1983 по 1997 год исполняли либо «Devo», либо «Flock of Seagulls».

Но в скором времени тишина и на него подействовала угнетающе. Он повертел ручку настройки и остановил ее на песне в стиле «рэп», которую Элли тут же узнала. Глядя в окно, она подпевала вполголоса:

–  Ain’t nothin’ but a g-thang, baby [7] .

Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать смех у ее напарника.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Что? Я все-таки выросла в Канзасе. – Она запела громче и принялась раскачиваться на сиденье. – And now all you hookas and hos know how I feel [8] .

– Черт бы тебя подрал. Ты все испортила. Я теперь не смогу слушать эту песню, не представляя при этом твою вертящуюся костлявую задницу.

Она положила руку себе на бедро.

– Вовсе она не костлявая. Ты просто хочешь немножко этого сладострастного барахла.

Он с улыбкой покачал головой.

– Это значит, что у нас все в порядке?

– У нас всегда все в порядке. Тебе бы давно уже следовало это понять.

– Но все же, по-твоему, ты прав, а я нет.

– Да.

– Ты не хочешь поехать поговорить с этим бездомным парнем Кейси?

– Нет, не хочу. Но придется. И мы сейчас же отправляемся на его поиски.

Глава 11

«Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, преодолевшей трагедию»

«Прекратите это»

Меня всегда удивляет, как рядовые события порождают откровения по поводу сексуальных злоупотреблений и переживаний. Этим утром моя дочь проснулась от стука молота на строительной площадке, развернувшейся напротив окон ее спальни. Она вышла из спальни с затуманенным взором, зажав ладонями уши.

– Прекратите это. Это все, чего я сейчас хочу. Просто прекратите это.

Прекратите это. Это совершенно нормальная реакция, не так ли? Желание положить конец неприятным раздражителям, воздействие которых испытывает человек. Стремление к полной противоположности этого воздействия.

Оглушительный шум? Обеспечьте мне вместо этого полную тишину. Обжигающе горячая пища? Дайте мне холодной воды. Ослепительный свет? Я закрываю глаза, чтобы насладиться тьмой.

Изнасилование? Прекратите это.

Но что означает стремление к противоположности изнасилования? Никакого секса? Никакого физического контакта? Никаких мужчин?

Но изнасилование, мы должны всегда напоминать себе об этом, не имеет отношения к сексу. Это имеет отношение к насилию. Насильники хотят господствовать над нами. Они хотят лишить нас душевных сил.

И что мы делаем тогда? Мы возвращаем себе душевные силы каким угодно способом.

Я не могла выгнать этого человека из моего дома, но я могла не пойти в школу. Я не могла запретить ему приходить в мою спальню, но я могла раздобыть поддельное удостоверение личности и купить в три часа упаковку из шести банок. Я не могла запретить ему пожирать меня глазами каждый раз, когда мать отводила взгляд в сторону, но я могла общаться с людьми, которые, по словам матери, «оказывали плохое влияние». Мне нужно было знать, что у меня есть выбор.

Все мы читали о случаях изнасилования, когда насильник (или насильники) оставался безнаказанным, поскольку были представлены свидетельства того, что жертва вступала в сексуальную связь с мужчиной (или мужчинами) сразу после того, как была изнасилована. Но почему прокуроры и судьи спрашивают, стала бы только что изнасилованная женщина заниматься сексом с кем-то еще? Они полагают, что желание «прекратить это» обязательно равносильно отсутствию интереса к сексу.

И опять. Как мне казалось, все мы знали, что изнасилование не имеет отношения к сексу. Если «прекратите это» означает стремление к противоположности, то разве не логично, что некоторые из нас реагируют на изнасилование, стремясь забыть о нем с помощью интимной близости иного рода?

Что касается меня, я не могла защитить от него свое тело, но я могла делить его с кем-то еще. И конечно, я выбрала совершенно неприемлемого «кого-то еще» – одновременно слишком старого и слишком незрелого. Это решение, в свою очередь, привело к иным формам ущерба, который в определенном смысле был причинен самой себе и, тем не менее, мог быть приписан моему насильнику.

Для того чтобы преодолеть трагедию, необходимо найти место, где мы способны осуществлять подлинную свободную волю, и это не реакция на действия насильника или бунт против него. Вчера, когда я писала о прощении, речь шла не о насильниках, а о людях, потворствующих им. Мы также должны прощать себя за деструктивные реакции на сексуальные злоупотребления, причиняющие ущерб нам самим и другим. Мы должны научиться мириться со своим прошлым и определять свое будущее. Это единственный способ действительно «прекратить это».

Этим вечером пост в блоге был прочитан на дисплее компьютера в магазине «Эппл» в Мясоразделочном квартале в западном Манхэттене. Читатель стоял близко к компьютеру, загораживая дисплей от глаз многочисленных покупателей. Ему не потребовалось много времени, чтобы прокомментировать пост.

«Я покажу тебе ущерб. Я покажу тебе отсутствие свободной воли. Я покажу тебе вред. И ты никогда не прекратишь это».

Читатель не знал, что на другом компьютере, в общественной библиотеке в пригороде Буффало, бывший заключенный Джимми Гриско тоже читал записи в режиме онлайн.

Глава 12

Элли любила арку в парке Вашингтон-сквер. Служившая обрамлением вида на Пятую авеню вплоть до Эмпайр-стейт-билдинг, арка имела внушительную историческую родословную и происходила из эпохи Джорджа Вашингтона, но Элли воспринимала ее как место, где Гарри высадил Салли после их возвращения домой из Беркли.

Она также воспринимала ее как место, где обычно располагался Марти, продавец лучших хот-догов в городе. Им повезло. Сегодня был один из первых теплых весенних вечеров, и Марти установил палатку к западу от фонтана.

После того как они припарковались на Уэверли, Элли направилась к палатке.

– Давай съедим по хот-догу.

– Почему каждый раз, куда бы мы ни приезжали, ты всегда отыскиваешь место, где можно перекусить, в радиусе одного квартала? Такое впечатление, будто в твоем мозгу отпечаталась кулинарная карта этого города.

Это действительно было так, но сегодня вечером ее интересовал в гораздо большей степени сам Марти, нежели тот факт, что он использовал кошерные продукты, «Фреску» в банках, и у него всегда имелись свежие булочки. Марти был ее глазами и ушами в парке, когда она находилась на дежурстве.

Хэтчер намазала булочку желтой горчицей и добавила маринованных овощей. Роган ограничился кетчупом.

– Итак, Марти, тебе известен уличный мальчишка по имени Кейси? Около двадцати лет. Болтается здесь в компании себе подобных.

– Не уверен, что вы располагаете точной информацией, но я знаю, о ком идет речь.

– Почему ты считаешь, что мы не располагаем точной информацией?

– Сами увидите. Тот, кого вы ищете, вон там.

Он указал на парня, упражнявшегося в стойке на руках на лужайке к северу от собачьего парка. Элли поблагодарила Марти, и они с Роганом двинулись в сторону Кейси. На полпути она поняла, на что намекал Марти.

– Не возражаешь, если я возьму его на себя?

– Тебе все еще кажется, будто ты имеешь влияние на тинейджеров?

– Ты же включаешь свое обаяние при общении со стаей пантер, когда того требуют обстоятельства. Только обещай мне, что не скажешь ничего, что может напугать этого парня. А лучше вообще ничего не говори.

– Кейси Хейнц?

Кейси вытер руки о штаны цвета хаки и огляделся, как будто в этом разговоре собирался принять участие кто-то еще.

– Это просто здорово, – сказала Элли. – У меня бы переломились запястья, если бы я попробовала сделать подобное. Вероятно, потому, что я провожу слишком много времени за компьютером, печатая отчеты. Твоя подруга Рамона сказала нам, что мы можем найти тебя здесь.

Она представилась сама, представила Рогана и предъявила свой жетон.

Наблюдая за тем, как Элли записывает его имя в блокнот, парень сказал:

– «Хайнц» – как кетчуп. Не «Хейнц».

– Кейси – это какое-то сокращение?

Ответ последовал после едва заметной паузы.

– Нет. Просто Кейси.

– Понятно, – сказала Элли с улыбкой. – Ты знал Джулию Уитмайр?

– Только через Рамону. Ну да, конечно, мы были знакомы.

– Мать Джулии сказала, что однажды видела тебя в их особняке. Ты часто бывал там?

Кейси удивленно поднял брови:

– Вот уж не думал, что эта женщина заметила меня. Как это она могла запомнить какого-то бездомного парня?

– Я думаю, ее выражение «уличные» объясняет то, что она тебя запомнила. По ее словам, в тот день она видела в доме двух парней и одну девушку.

– Ну да. Наверное, это были Брэндон и одна девушка, с которой мы иногда видимся в парке. Ее зовут Вонда.

– Вы регулярно бывали у Джулии?

– Я был у нее четыре или пять раз, и обычно мы всего лишь заходили за ней с Рамоной в свободные дни, чтобы прогуляться. Тогда нам просто не повезло, что ее мать оказалась дома. Вонда все восхищалась, как одевается Джулия, когда мы пару раз проводили вместе время у фонтана.

– Ты имеешь в виду здесь, в парке?

– Да. Потом Джулия сказала мне, чтобы я привел к ней Вонду в следующий раз, когда ее встречу. Она хотела отдать ей всю эту одежду, которая вызвала у нее такое восхищение. Мы уже собирались уходить, когда вернулась мать Джулии. У нее был такой вид, как будто мы собирались вынести из дома фарфор или что-нибудь типа этого.

– Весьма щедро со стороны Джулии. Это было типично для нее?

Кейси пожал плечами:

– Да вроде того. Но она всегда хотела, чтобы все знали о ее благотворительности. Извините, с моей стороны, конечно, не очень красиво говорить такое с учетом обстоятельств.

– Ты когда-нибудь оставался с Джулией наедине?

Парень испуганно взглянул на нее:

– Вы думаете, я имею какое-то отношение…

– Нет-нет, – поспешила успокоить его Элли, сделав шаг назад, чтобы у него было больше пространства. – Ничего подобного, Кейси. Я задала этот вопрос только для того, чтобы понять, насколько хорошо ты знал Джулию. Это может помочь соотнести твои впечатления с контекстом событий.

– Ладно, хорошо. Мы никогда ничего не делали с ней вдвоем. Правда, несколько раз после общения в компании с остальными мы шли с ней вместе в одном направлении. Однажды все рано разошлись, и мы пошли посмотреть новую часть Хай-Лайн, когда она только что открылась. Но в основном, как я уже говорил, мы знали друг друга через Рамону.

– И я так понимаю, тебе известно, что случилось с Джулией этой ночью?

– Что она умерла? Конечно. Рамона позвонила мне, и я приехал к ней. Она сказала, мать Джулии не верит, что она покончила с собой. Вы поэтому нашли меня?

Этому парню совсем не обязательно было знать о том, что Элли и ее партнер расходятся во мнениях по данному вопросу.

– Ты, судя по всему, хороший, откровенный парень, Кейси.

Он прищурился:

– Стараюсь.

– Ну, так будь со мной откровенен. Что ты можешь сказать о Джулии, о чем не захотел бы говорить ее лучший друг?

– Что тут можно сказать. Она из очень богатой семьи. Красивая. Похоже, у нее были проблемы с родителями. Она постоянно ссорилась с матерью, говорила об отце, старалась проводить с ним больше времени, считала, что на нее не обращают внимания. А в остальном была вполне нормальной.

– У нее был бойфренд?

– Нет, постоянного не было. Она рассказывала мне, что познакомилась несколько недель назад с каким-то парнем, но я не спрашивал, чем это кончилось.

– Что за парень?

– Понятия не имею. Она упомянула о нем только однажды. Как я уже говорил, мы оба дружили с Рамоной, но не между собой. Это произошло как раз в один из тех немногих случаев, когда мы были с ней вдвоем. Мы сидели тогда в заведении «Блэк энд Уайт».

Элли с трудом сдержала улыбку. Это был небольшой бар в Ист-Виллидж, где иногда воскресными вечерами играл ее брат Джесс со своей группой «Dog Park». Она всегда поддразнивала Джесса, говоря ему, что в заведении полно подростков с поддельными удостоверениями личности. Однако тот верил, что это следующий CBGB.

– Рамона вызвала такси, а я проводил Джулию домой. Она изрядно выпила и все говорила, что ей хочется позвонить этому парню. Мне это показалось забавным, и я начал ее подзадоривать. Потом Джулия сказала, что у нее даже нет номера его мобильного телефона, что она вроде как не должна была ему звонить или что-то в этом роде. Все это было немного странно.

– А Рамона знает номер этого парня?

– Не уверен. Джулия сказала, что Рамона не одобряет это знакомство.

– Почему Рамона его не одобряла?

– Помните, я вам говорил о ее проблемах с отцом? Скажем так, это проявлялось в предпочтениях Джулии в отношении мужчин. Рамона постоянно пыталась убедить ее посетить врача в связи с этим. Из слов Джулии насчет неодобрения со стороны Рамоны я понял, что это какой-то пожилой мужчина.

– О каком возрасте идет речь?

– Ну, конечно, не о возрасте Хью Хефнера. Но я думаю, тому парню прошлым летом было около тридцати! Рамона тогда прочитала ей целую лекцию, и у меня сложилось впечатление, что с тех пор Джулия перестала с ней откровенничать.

В любой другой ситуации Элли посмеялась бы над тем, что тридцатилетнего мужчину называют «пожилым». Но если тридцатилетний мужчина вступает в отношения со старшеклассницей, он уже не просто пожилой, а старый.

– А почему ты решил, что она перестала откровенничать с Рамоной?

– Рамона, похоже, верила Джулии, когда та говорила, будто ей нужно читать, заниматься и всякое такое. Может быть, я чересчур подозрителен, но мне казалось, что она лжет. Однажды она сказала, будто собирается на крышу отеля «Стандард» с Маркусом, но потом Рамона выяснила, что Маркус был на дне рождения их одноклассницы. Рамона тогда здорово разозлилась. В другой раз Джулия сказала Рамоне, будто заснула под телевизор, и я сразу понял, что это ложь. Сегодня, когда она не пришла на встречу, я подумал, что это ее очередное таинственное исчезновение. Сейчас я чувствую себя просто отвратительно.

– А как насчет ее друзей? По-твоему, они любили ее?

– Да вроде. Они обе, конечно, отличались своим несколько необузданным поведением от всех этих примерных девочек из их школы, но Рамоне доставалось за это больше, чем Джулии. Отец Джулии позволял ей некоторые вольности. По сравнению с семьями ее одноклассников семья Рамоны считается бедной.

– А в чем заключались вольности Джулии или, как ты сказал, необузданное поведение? Много алкоголя? Наркотики?

– Нет, пила она не больше других. Может быть, изредка курила марихуану. Трудно объяснить. Знаете, она проявляла большее любопытство в отношении окружающего мира, чем это обычно свойственно детям из богатых семей.

– Странно. Я выросла в Канзасе и всегда считала, что дети из богатых семей в Нью-Йорке, как никто другой, интересуются окружающим миром.

– Я имею в виду не летние каникулы в Париже, а прогулки по центру города, поездки на метро. – Он понизил голос. – Дружба с людьми, имеющими другой социальный статус. Стремление не быть испорченными сопляками, какими их воспитывали.

– И какой социальный статус имеешь ты?

Элли старалась не смотреть на пятна на воротнике и потертых рукавах рубашки Кейси.

– Чертовски низкий. – Парень бросил взгляд на свои матерчатые тапочки. – В настоящее время я обитаю в Центре Надежды. Они называют это «временным жильем для молодых людей, принадлежащих к группе риска». Для всех остальных это приют для бездомных.

– Там живут и другие ребята, которые приходили с тобой в особняк Джулии, – Брэндон и Вонда?

– Брэндон – да, а Вонду я там не видел уже около недели.

– Тебе известны их фамилии?

По словам Кейси, Брэндон носил фамилию Сайкс, и ему было шестнадцать лет. Кейси видел его сегодня, и он, по всей вероятности, должен вернуться вечером в приют. Вонде было как будто девятнадцать, но Кейси подозревал, что она моложе. Ее фамилия была ему неизвестна, и как с ней связаться, он не знал.

– И что, приют – самое лучшее для тебя место?

– Пока я не выиграю в лотерею, мне придется жить там. Я так полагаю, имена, фамилии и адреса вам нужны для полицейских отчетов.

Хэтчер вытянула руки вперед и повернула их ладонями вверх:

– Я уже говорила, что мне приходится очень много печатать на работе. И тебе действительно лучше во временном жилье для молодых людей, принадлежащих к группе риска, чем в собственной семье?

Элли не являлась социальным работником, но она чувствовала, что было бы неправильно оставить этого парня в приюте, не попытавшись хотя бы навести о нем справки.

– Моя семья живет в Айове и, скажем так, в настоящее время не очень заинтересована в том, чтобы быть моей семьей.

– Как бы то ни было, я должна установить твою личность.

– Кажется, вы сказали, что у меня нет никаких проблем.

– Никаких проблем у тебя нет, но я должна быть уверена в том, что составленный нами официальный документ не содержит ложную информацию. – Непреклонный взгляд ее устремленных на него глаз был способен вызвать дрожь. – Мне очень жаль, Кейси. Я должна задокументировать показания каждого свидетеля. Не волнуйся. Все в порядке.

– Но…

– Дело не в твоей внешности. Я заметила, ты не сразу ответил на вопрос, не является ли «Кейси» прозвищем.

Последовала пауза, длившаяся не меньше пяти секунд, после чего Кейси вздохнул и достал из заднего кармана потрепанный бумажник из коричневой кожи.

Водительское удостоверение, выданное в штате Айова. То же лицо. То же стоическое выражение, маскирующее нежность, которая сразу бросилась в глаза Элли, как только Кейси вышел из стойки на руках. Дата рождения: 16 марта 1992 года. Зеленые глаза. Полное имя: Кассандра Джейн Хайнц.

– Рамона знает?

Он кивнул, глядя на носки своих ботинок.

– Да. Мы не говорили об этом, но она знает.

Хэтчер похлопала его по плечу, как подбодрила бы любого другого мужчину на его месте.

– Спасибо. Мы дадим тебе знать, если нам от тебя еще что-нибудь понадобится.

Кейси наблюдал за тем, как полицейские детективы шли в сторону Уэверли. Даже сзади он видел, что они оживленно беседуют. Мужчина хранил молчание в течение всего разговора, но Кейси заметил выражение его лица, когда тот увидел его водительское удостоверение. Ей все было безразлично. Ему – нет. Так, похоже, всегда и бывает.

Глядя на увозивший их неприметный синий седан, он задумался, правильно ли себя вел. Он сказал им то, что они хотели знать о Джулии, но сказал не все. Далеко не все.

Одна маленькая ложь – даже не ложь, просто тайна – не могла ничего изменить. А если раскрыть одну маленькую тайну, это причинит Рамоне дополнительную боль. Он сделал это не ради себя, а ради Рамоны.

Кейси опять встал на руки, пытаясь отогнать ужасное чувство, что он все-таки совершил ошибку.

Глава 13

Билл Уитмайр неотрывно смотрел на жену, которая сидела, скрестив ноги, на кровати и гладила пуховое одеяло. Он вспоминал, как она – когда они еще жили здесь постоянно – напоминала себе вслух о том, что уже достаточно тепло и пора убрать одеяло в кладовую, а вместо него укрываться хлопчатобумажным покрывалом, столь любимым ею.

С тех пор минуло много времени, их визиты в город стали непродолжительными, и нужда даже в самых незначительных переменах отпала.

На кровати перед ней лежали веером, словно карты таро, брошюры. Их принес ее психотерапевт, незадолго до этого нанесший ей визит. Билл слышал их разговор в вестибюле. Моральная поддержка. Групповая терапия. Билл, который никогда не был поклонником психотерапии, отдавал предпочтение индивидуальным сеансам.

Психотерапевт также предупредил, что им могут потребоваться семейные консультации. Чем быстрее, тем лучше . Он сказал Кэтрин, что большинство родителей, потерявших детей, разводятся в течение трех лет.

У Билла возникло искушение броситься вниз и вышвырнуть психотерапевта на улицу. Использовать смерть ребенка, чтобы посеять в душе Кэтрин страх по поводу их брака? Однако, раздираемый любопытством, он продолжал подслушивать, наблюдая за ними с лестничной площадки второго этажа. Ему хотелось услышать, как его жена защищает себя. Как она защищает их брак и семью, которую они создали. Как она скажет врачу, что они будут счастливы вместе.

Вместо этого она слушала монотонное бормотание психотерапевта.

– Это не означает, что вы и Билл не преодолеете это несчастье, – говорил он. – Некоторые супруги еще больше сближаются. Между ними формируется неразрывная связь, основывающаяся на воспоминаниях об их утраченном ребенке. – Психотерапевт соединил пальцы рук, демонстрируя эту самую связь, которая может объединить ее с мужем.

Когда жена наконец заговорила, она произнесла слова, которые Билл никак не ожидал услышать от нее.

– Вы провели со мной достаточно много сеансов, чтобы понять, что Билл не способен сформировать неразрывную связь ни с кем , не говоря уже обо мне.

После смерти Джулии, его Бэби Джей, прошло меньше суток, а у Уитмайра уже возникло ощущение, что мать его детей ускользает от него.

Это началось в промежуток после ухода полицейских детективов и до прихода психотерапевта. Она лежала на кровати, а он попытался прилечь рядом. Обычно это она искала физической близости во время сна. Это она прижималась к нему и толкала его локтем, чтобы он обнял ее. Билл обычно отворачивался, избегая чрезмерного тепла.

Но сегодня это он тянулся к ней. Он прижался грудью к ее спине и крепко обнял ее обеими руками. И это Кэтрин оттолкнула его и отвернулась, сделав вид, будто спит, хотя сон никак не шел к ней.

В отличие от своей жены – как и в отличие от большинства людей – Уитмайр никогда не стал бы читать все эти брошюры или оглушать себя транквилизаторами в надежде на то, что жизнь волшебным образом изменится к лучшему.

Он хорошо знал свою супругу, и способность решать проблемы не входила в число ее достоинств. Решать проблемы было в его компетенции. Даже в отношении студии на Лонг-Айленде все практические вопросы Билл решал сам.

Он говорил ей, что ему лучше работается там. Он говорил ей, что город утомляет его. Но он знал, что будет жить в особняке, если она и дети того захотят. Он знал, что детям предстоит еще долгие годы учиться в школе.

Однако Кэтрин отказалась принимать решение. Она составляла бесконечные списки «за» и «против». Она говорила о своей любви к пляжу. О комфортной жизни в Ист-Хэмптоне. О своих подругах, которые проводили там бо́льшую часть времени. Она задавалась вслух вопросом, достаточно ли взрослые дети, чтобы их можно было оставлять на неделю без присмотра, но никогда не находила ответа.

И тогда решение принял он. Поговорив с Джулией и Билли – двумя самыми волевыми и самыми громкоголосыми детьми на свете, – он отказался от аренды студии в городе и создал собственную студию на Лонг-Айленде. Два года спустя он все еще выслушивал пассивно-агрессивные комментарии Кэтрин на тему, как сильно она скучает по городу.

Биллу нужно было снова решать эту проблему. Сейчас она отталкивала его, но он знал, что она никогда от него не уйдет. Он также знал, что со временем она начнет выздоравливать – не благодаря этим дурацким брошюрам и болтовне психотерапевта, а после того, как они найдут ответы на свои вопросы.

Поначалу Уитмайр думал, что они мыслят одинаково. Эти офицеры полиции вели себя столь бесцеремонно, когда нашли тело Джулии. Никогда он не видел Кэтрин такой злой и исполненной решимости.

Но когда эти двое детективов вернулись вечером, чтобы еще раз произвести осмотр, огонь, который он видел в ее глазах, потух, уступив место слабой надежде: « Похоже, они заинтересованы в том, чтобы выяснить, что случилось с Джулией, не так ли? Они знают, что делают, правда?»