Контрольная с чужими

Семка, понятно, этого терпеть не стал. Мигом отрастив три длинных когтя, ударил ими по начавшим сжиматься кольцам, почти перерубил их, но был вынужден переключиться на задергавшийся прямо перед его лицом наконечник. Дважды попытался схватить его, дважды промахнулся. Наконечник в свой черед два раза попробовал пробить броню его кирасы, проскреб в ней царапину, издав скрежет ножа по стеклу, отклонился максимально далеко и ударил прямо в лицо. Кольцов поймал наконечник в сантиметре от себя, его когти сомкнулись, отрубив щупальце на этот раз у самого основания наконечника и кусочек острия самого наконечника. Вот только грани наконечника оказались не менее остры, чем его собственные коготки. Все три когтя оказались отрезанными, из руки брызнули сразу несколько фонтанчиков крови. А отсеченное острие наконечника, потеряв силу, вонзилось ему в основание шеи, не защищенное броней.

Алекс, успевший не просто отойти назад, но и сдвинуться в сторону настолько, чтобы не задеть своих, с обеих ладоней нанес ультразвуковой удар туда, где, по его мнению, скрывался под песком и камнями их враг.

Насте не было нужды бояться попасть по своим. Она швырнула туда же сразу три своих камешка, а следом отправила еще один в то место рядом с ямой, которое указывала Алена.

Земля в очередной раз задергалась под их ногами. Юстина даже не сумела устоять, опустилась на одно колено. И тут вспухли два кратера. Один огромный, чуть в стороне от того места, откуда выстрелили два щупальца, атаковавшие капитана Левченко и Семена. Второй относительно небольшой, на фоне первого и вовсе крохотный. Вначале там и там взметнулись струи песка, смешанного с щебнем. Следом много выше взлетели фонтаны черной, маслянистой, словно нефть, жидкости, залившей все вокруг на много метров. Затем в месте большого фонтана стал набухать пузырь.

– Ты смотри, это оно наружу выперло и его раздувает, – прокомментировал дядя Сережа. – Аки тварь глубоководную! Счас лопнет, помяните мое слово.

Дядя Сережа оказался прав, но никто не стал ждать, когда это произойдет. Антон Олегович поставил над всеми, включая застывшего на месте Семена и упавшего в яму Левченко, купол и первым бросился к пострадавшим.

Вернее, бросился-то он первым, в тот самый миг как поставил защиту, но за мгновение до этого по приказу полковника туда же побежали Ручей и Жгут. Все трое едва не врезались в Настю, неведомо как уже оказавшуюся рядом с Семкой. Удивляться времени не было. Бойцы тут же спрыгнули в яму за Левченко, Антон Олегович подошел к Семке.

– Все в порядке? – спросил он.

– Пальцы, – простонал Кольцов, зажимая левой рукой ладонь правой. – Пальцы отрезал!

– Убери руку! – приказал Костин таким тоном, что Семка невольно послушался.

– На месте твои пальцы, – почти весело воскликнул Антон Олегович.

– Значит, я смогу играть на скрипке?

– Сможешь, сможешь.

– Вот повезло, а то раньше не мог, – закончив успокаивать себя древней шуткой, Семен вновь забеспокоился. – А чего кровища хлещет? – спросил он, не в силах посмотреть на свою руку.

– Кончики оттяпало, вот и хлещет. Кости вроде целы. Настя, пакет!

Настя протянула уже приготовленный и вскрытый пакет с перевязочным материалом.

– Эх, и как же здесь перевязывать? – вдруг задумался вслух Антон Олегович. – По правилам каждый палец отдельно, но тогда нужно кровь остановить.

– Швы для начала нужно наложить, – вдруг вспомнила Настя. – И антидот вколоть.

– Чо вы про меня как про покойника? – обиделся Семен. – Не вскрытие же делаете. У Айболита, кстати, была такая пенка специальная, побрызгаешь – лучше любого бинта.

– Бинт все равно нужен. Ребята, что там с Левченко?

– Без сознания, но дышит нормально, – откликнулся Жгут. – Сейчас ребра проверим – похоже, что сломаны – и в чувство приведем. Антон, держи сумку, там действительно пена для остановки кровотечения, специально для оторванных конечностей. И степлер.

– Какой еще степлер? – насторожился Семен.

– Скобками раны сшивать. Антон, справишься?

– Справлюсь. Просто… еще не совсем пришел в себя. Учился же всему этому. Настя, антидот!

– Я уже ввела.

– Ох, сударыня сестра милосердия, – Семен пытался говорить шутливым тоном, но получалось плохо. – И легкая же у вас ручка. Вы куда хоть меня укололи?

– В бедро.

– Ничего не почувствовал.

– Ты бы присел, Семен, – предложил Антон Олегович.

– Да у меня ноги не гнутся. Я лучше постою. Это… лучше умереть стоя! Ну или если падать в обморок, так с высоты. Ой! Не смешно пошутил?

– Смешно, – успокоила его Настя.

Антон Олегович уже стер с его руки кровь дезинфицирующей салфеткой, брызнул специальным обеззараживающим спреем из аптечки Левченко и потихоньку стал стягивать кожу на покалеченном Семкином мизинце. Дважды громко щелкнул степлер. Настала очередь безымянного, а за ним и среднего пальцев, указательный, по счастью, остался совершенно целым.

– Ты как? Дотерпишь? – поинтересовался Антон Олегович.

– А куда мне деваться с подводной лодки? Ой! Ох-хо-хошеньки! Мама!

– Замри, тут кость сильно выпирает. Настя, помогай, держи вот так. Ага.

Вновь несколько раз щелкнул степлер.

– Настя, продолжай держать, я стану заливать пеной. Странно, но кровотечение давно уже прекратилось.

Его перебил Семен.

– Чего там выпирало, вы сказали?

– Кость. Нужно было натянуть на кость кожу, чтобы создать культю.

– Э-э-э… Какая кость?

– Кость верхней фаланги среднего пальца правой руки.

– Чьей?

– Твоей.

Семен неожиданно стал заваливаться. Не оседать на подогнувшихся ногах, что было бы естественно, а именно заваливаться на бок. Весь сразу, словно окаменевший. Настя успела подпереть его плечом.

– Семка, тебе дурно?

– Настя, ты прости меня. Я, кажется, умер. Сердце уже минуту не бьется.

Семен поднял левую руку к шее и тут же отдернул ее обратно.

– Больно шустрый для умирающего, – буркнула Настя.

– Настя, там что-то торчит. В шее. Ты енту занозу рукавицей дерни, вдруг ядовитая, – жалобно, словно и впрямь умирал, попросил Семен.

Только сейчас Настя заметила торчащий на пару сантиметров из шеи Семки Кольцова кусок черного наконечника щупальца. Она, конечно, в анатомии человека разбиралась слабо, но ей показалось, что это в самом деле лишь заноза, небольшой обломочек, неглубоко застрявший в коже. Такая ерунда с ними приключалась по сто раз на дню. И единственная возможная опасность от него заключалась в том, что он может и впрямь оказаться ядовитым или заразным. И то вряд ли, раз Семен до сей поры жив, стоит себе и даже шутит. Она, не задумываясь, схватила торчавшую из шеи занозу ежовой рукавицей и выдернула. Четырехгранный кусочек когтя в самом деле воткнулся неглубоко, разве что кожу пропорол, так что вылез без усилия. Но за ним тянулась и тянулась тончайшая прозрачная ниточка. Насте пришлось руку отвести в сторону на полный размах, чтобы ее вытащить до конца.

– Ты как, Семочка? – спросила она, стараясь не показать, насколько испугана.

– Ничего вроде. Только… ног не чувствую точно. А теперь уже и рук не чувствую.

– Это от заморозки.

– Грудь давит, дышать трудно. А главное сердце не бьется.

– Семен Кольцов, отставить панику, – приказал Антон Олегович. – Если бы у вас не билось сердце, вы бы давно умерли и не болтали глупости.

– Так я и умер, – сказал Семен Кольцов и закрыл глаза. И сразу стал таким тяжелым, что Настя не смогла его удержать, и он рухнул на песок. Каменным истуканом рухнул, во весь свой несуразный рост вмявшись в песок. Настя с Антоном Олеговичем тут же присели рядом с ним, Настя попыталась оттянуть веко, но не смогла. Нащупала на шее вену, но пульса не было.

Антон Олегович попробовал отыскать пульс на левой руке. Настя вопросительно на него глянула.

– Нет пульса.

– Нужно что-то делать. Током, лекарствами, уколы…

– Дефибриллятора у нас нет.

– У нас есть Серена!

– Ну-ка брысь в сторону! – отодвинул Настю и Антона Олеговича капитан Левченко. – Антон, помоги мне опуститься на колени. Настя, стетоскоп найди в сумке. Всем молчать и даже не дышать.

Айболит слушал Семена бесконечно долго.

– Пульса нет, дыхания нет, – наконец произнес он.

Сколько бы страхов они здесь ни пережили, но все они были не сравнимы с ужасом, вызванным этими словами. Из окаменения Настю вырвал Доцент.

– Или ты их не слышишь, Володя, – сказал он, опускаясь на колени рядом с Левченко. – Полагаю, мои датчики намного точнее.

– Серегин, не дури, – злым шепотом заговорил капитан. – Ребятишкам и так тошно. Не оттягивай момент, от ненужной надежды только хуже будет!

– Айболит, я, пока ты в яме прохлаждался, внимательно смотрел и слушал, – посеревший лицом Серегин затараторил как пулемет. Видимо, чтобы самому не поддаться панике. И с той же невероятной скоростью заработал руками. Доставал как фокусник какие-то тончайшие проводки и всякие блестящие штучки, с чем-то их соединял, куда-то что-то втыкал… – Я, капитан, слушал, как Семен симптомы свои описывал. И подозреваю, что больной скорее жив, чем мертв. Помоги лучше, прижми этот датчик к левому запястью. Антон, второй электрод удерживай на правом. Настя, эти два на виски, еще два на шею. Удержишь все? Тогда всем снова замереть, не шевелиться, молчать и дышать через раз. Долго и терпеливо.

Он покрутил рукоятки, потыкал пальцами в сенсоры.

– Начали! Отставить. Ждать придется не менее пяти минут. Постарайтесь устроиться удобно, чтобы вытерпеть практически без движения. Очень уж тонкая настройка. Начали? Начали!

Настя решила, что эта пытка неизвестностью и неподвижностью будет продолжаться вечно. И когда в приборе Доцента что-то звякнуло, она вздрогнула от неожиданности и едва не разревелась, уверенная, что из-за ее несдержанности все придется начинать сначала.

– Вольно! – устало произнес Серегин. – Замер завершен. Через минуту сообщу точные результаты. Эй, Айболит! Ты чего?

Левченко, смертельно побледневший, с покрытым крупными каплями пота лицом, откинулся на спину и прикрыл глаза.

– Левченко! – забеспокоился в свой черед дядя Сережа.

– У него два ребра сломаны точно, а скорее всего и третье тоже, – сказал стоявший в двух шагах позади Ручей.

– Так какого… ты его не заменил? – сквозь зубы произнес Антон Олегович.

– Они так шустро начали, – хмыкнул Ручей. – И потом он старший по званию, фельдшер к тому же, не мне ему указывать. Может, вам медик нужен был под рукой. А ребра – это не смертельно.

– Не смертельно. Только теперь нашему медику медик требуется, – проворчал Доцент и уткнулся в дисплей своего ящика с приборами.

Ручей и Жгут принялись усаживать Левченко, стараясь не теребить его с левой стороны.

Тут в приборе вновь что-то звякнуло.

– Ну вот. Слушайте точные физические данные. Жив или мертв пациент, решать будете сами. Пульс слабенький-слабенький, кажется, про такой говорят нитевидный. Ну и не частый пульс, один удар через каждые пятьдесят девять целых тридцать пять сотых секунды. Вдох-выдох растягиваются на то же самое время. Собственно говоря, в момент окончания вдоха происходит удар сердца. Понятия не имею, правильно это или нет. Мозг в отличие от этих органов проявляет прямо-таки завидную активность. Не удивлюсь, если Семен меня сейчас слышит. Что еще? Электропроводимость кожи изменяется пульсирующим образом, но с общей тенденцией к понижению. В этом я совсем уже ничего не понимаю, так что хорошо это или нет, прошу не спрашивать. Тут еще куча разных параметров, но толку от них для неспециалистов ноль. А! Тактильно, то есть на ощупь кожа стала очень жесткой, буквально задеревенела. У меня все. Очнулся, Айболит? Слышал?

– Слышал, Доцент. Был не прав. Судя по твоим данным, мы имеем общий паралич в некоей экзотической форме.

– Вот. Если бы дело касалось меня, я бы сказал: невелика разница между нашими диагнозами. Но Семен выкарабкается. Уверен, это у него защитная реакция на действие какого-то яда.

– Да уж, – вдруг глубокомысленно изрек Беркут. – Одно можно сказать точно: заскучать нам здесь не дадут.

– Прекратить разговоры, – спокойно и деловито произнес полковник Ковалев. – Приготовить носилки. Через пять минут начинаем движение в обратном направлении. Наша задача – до наступления темноты вернуться в пещеры. Войцек!

– Я.

– Сил хватит плот провести, а после поднять всех?

– Да.

– Я помогу, – добавила Настя.

– Тогда возвращаемся в пещеры верхнего яруса.

3

Почему командир отдал приказ возвращаться на Верхний карниз Каньона, в более труднодоступное отсюда место, чем их последний лагерь на нижнем карнизе, никто не переспросил. Привыкли приказы не обсуждать. Да и логика была понятна каждому. Пытаться вновь перейти Каньон с двумя ранеными было бы сумасбродством. Что такое серьезные травмы, каждый знал на личном опыте. Все понимали, что капитану Левченко наверняка потребуется не одна неделя, чтобы залечить сломанные ребра. Сколько времени уйдет на выздоровление у Семена, можно было лишь предполагать.

По прикидкам сезон дождей должен был начаться месяца через полтора. Насколько в это время усложняется жизнь, тоже успели узнать. А значит, следовало позаботиться о запасах продовольствия, которое в Каньоне добыть практически невозможно. А вот на Равнине с этим проблем не было. Там и охота, и рыбалка, и огород, и дрова. Понятно, что за каждым зверем придется побегать. Растительное съедобное тоже необходимо умудриться отыскать, собрать или выкопать. Но все равно – это вам не Каньон! А выбираться на Равнину с Верхнего карниза труда почти не составляет – каких-то сто метров вверх, и готово, большая часть дня может использоваться для дела, а не для скалолазания.

Ну и наконец Верхний их лагерь лучше приспособлен для жизни почти в любом отношении. От безопасности до санитарных условий.

Наверное, не только Настя, но и все остальные если не подумали обо всем этом, то поняли на уровне подсознания. Опять же инстинктивно каждый сейчас стремился уйти подальше от смертельной опасности в самое надежное из известных им мест. Вопрос в том, сколько других смертельных угроз им встретится на этом пути. И насколько эти угрозы будут существенны – последнее происшествие, каким бы кратковременным оно ни было, вымотало всех здорово.

Тем не менее отряд продвигался хорошим темпом. Да и Долина Гейзеров особых трудностей больше не чинила. Несколько раз взметались вверх сильные фонтаны, но на очень большом отдалении. И почти все с наветренной стороны, так что даже облако пыли до них докатилось лишь однажды, став уже жиденьким.

Ну и пришлось сделать небольшой крюк, чтобы обойти выползший на их дорогу выводок каменных черепашек. Особой опасности они не представляли, были существами почти беззащитными, хрупкими. Пусть и являлись они дальними родственниками камня-хватуна и прыгающих ядер, их легко было раздавить, если случайно наступишь. Но один защитный механизм у них имелся – испугавшись, они пускали струйки «чихательной пыли». Пыль эта висела в воздухе долго, а попав в нос, заставляла чихать несколько минут кряду. Так что сочли правильным обойти их стороной, не дай бог, испугаются.

По Долине Гейзеров им предстояло пройти километров пятнадцать. Первую половину пути преодолели за час десять. Сделали короткий привал и вновь уложились ровно в один час и десять минут. Усталость компенсировалась тем, что стал виден Желтый кустарник, на опушке которого были оставлены плоты. Все знали, что над кустарником ими будет возможно воспользоваться, для большинства это означало отдых, вот все невольно и прибавили шагу. Даже очень неровный участок скального выхода, отделявший Кустарник от Долины, прошли, не сбавляя темпа.

– Эх-хе-хе-хе-хе! – вздохнул дядя Сережа. – Так вот и не замечаешь человека, бывает, а как выбыл он временно из строя, оно и становится ясно…