Помоги проекту - поделись книгой:
Впрочем, нет, не всё. На дальней стене, чуть правее пятна, появилось маленькое круглое зеркало в толстой оправе из темного дерева. «Она же знала, что я такие ненавижу, — озадаченно подумала Джейн. — Зачем она его сюда повесила?» Ба могла не разделять вкусы внучки, но никогда не вмешивалась в убранство ее комнаты. Если не считать этой единственной странности, к спальне явно не притрагивались добрые шесть лет — разве что вытирали пыль. Джейн машинально провела пальцами по непривычно толстой раме, даже не понимая, что ищет.
— Ай!
В палец впилось что-то острое, и девушка поспешно отдернула руку.
Джейн посмотрела на набухающую на коже красную каплю, а потом снова просунула руку за зеркало, на этот раз осторожнее. Наконец пальцы нащупали что-то твердое, с острыми краями. Конверт. На лицевой стороне значилось единственное слово, написанное бабушкиной рукой: «Джейн». По центру конверт странно оттопыривался.
По коридору пронесся шорох, за окном раздался зловещий собачий лай.
— Что ты мне оставила, Ба? — прошептала девушка, вскрывая конверт. Внутри был пожелтевший лист бумаги и серебряное кольцо, которое блеснуло в тусклом свете спальни, прежде чем упасть Джейн на ладонь. Она моргнула. На какую-то секунду она могла поклясться, что металл был покрыт старинным орнаментом, но проведя по нему пальцем, поняла, что это гладкое серебряное кольцо с чуть скошенными краями. «Вполне в моем стиле», — подумала девушка с легким удивлением. Она быстро надела кольцо на средний палец левой руки и поднесла к глазам, чтобы разглядеть получше.
В тот же момент руку пронзил разряд — будто она сунула палец в розетку.
— Что за…
Джейн попыталась стащить кольцо, но оно задрожало, словно живое. В ушах раздался звон. Перед глазами все поплыло, углы комнаты заткались белесой, чуть светящейся дымкой. Разум бился в истерике, требуя немедленно снять кольцо, но прежде чем девушка успела к нему притронуться, руки снова пронзил разряд, и по венам пробежала волна адреналина. Отчаянные команды мозга пропадали впустую: конечности словно зажили собственной, отдельной от хозяйки жизнью. Затем туловище и ноги скрутило резкой болью, и Джейн показалось, будто она горит изнутри. Она судорожно вздохнула и попыталась закричать, но поздно: пульсирующий жар добрался до горла, и голосовые связки отказались ей подчиняться — как и остальное тело.
На побеленных стенах замелькали призрачные образы: поднявшийся на дыбы конь со всадником в полном боевом облачении; кудрявая девочка в викторианском платье, захлопывающая за собой дверь чулана; семь звезд, составившие эллипс вокруг Земли; кренящийся и тонущий под ясным голубым небом корабль. В углу вспыхнуло видение бледной женщины с печальным взглядом и в короне из листьев, которая молитвенно сложила руки с длинными пальцами.
Джейн казалось, что ее тянет в сотню сторон одновременно, она не могла не только двигаться или говорить, но даже думать. Невидимый огонь, словно вознамерившийся разорвать ее на части, внезапно сменился другим, уже знакомым жжением в груди. Джейн успела подумать, сколько времени уже не дышит, как вдруг увидела себя десятилетней девочкой, тонущей в мутном пруду месье Пеннетта. Она яростно колотила по воде руками, но на дне было так темно, а ил поднимался такой густой стеной, что она не могла разобрать, где верх, а где низ. Ба чуть ли не каждый день говорила ей держаться подальше от воды, но ей так хотелось узнать, что скрывается под влажными лилиями. Когда легкие наполнились нестерпимым жаром, а руки безвольно обмякли, Джейн изо всех сил пожелала, чтобы бабушка услышала ее мысленный зов и пришла на помощь. И Ба появилась — словно по волшебству. Она вытащила девочку из илистой воды, а потом всю дорогу до дома отчитывала за непослушание.
И вот Джейн тонула снова — на этот раз в жаркой темноте, — но теперь рядом не было бабушки, которая вывела бы ее обратно к свету. В последнюю секунду перед тем, как девушка рухнула на пол спальни без чувств, ее разум наконец сдался под натиском этой дикой пламенной силы — и она вдруг все поняла.
Глава 6
Джейн кое-как села на полу и провела онемевшей рукой по спутавшимся светлым волосам. Мышцы казались резиновыми, будто она только что бежала промарафон, а предметы вокруг выглядели чересчур ярко, как бывает после долгого сна. Джейн настороженно взглянула на левую руку, но кольцо смирно сидело на пальце — воплощенная невинность. Хотя рука до сих пор дрожала, дыхание девушки было ровным, а мысли — на удивление спокойными.
Письмо, выпавшее из конверта вместе с бабушкиным подарком, лежало в нескольких дюймах от нее на полу. Джейн бережно разгладила лист. Теперь торопиться было некуда: она уже знала его содержание. Судя по дате, письмо было написано шесть лет назад, но чернила лишь слегка потускнели.
Моя дорогая Джейн!
Мне так хотелось бы найти другие слова, чтобы сообщить тебе об этом, но увы — я должна сказать тебе открыто: ты — ведьма. Как и я, как и твоя покойная мать, как и многие другие женщины по всему миру. Магия существует, она могущественна и только и ждет того, кто согласится ее принять. Я всю жизнь пряталась — а потом прятала свою дочь и тебя — от тех, кто хочет отнять у нас жизнь и этот страшный дар.
Вчера вечером ты уехала в Париж, и сегодня на рассвете я наложила на тебя самые сильные защитные чары, которые только сумела. Сейчас ты в безопасности — хотя и не вполне, поскольку я не могу рассказать тебе правду о нашем роде. Даже теперь я не решаюсь нарушить клятву, данную твоей матери, — хотя чувствую, что время ее истекло. Когда ты родилась, моя милая Анджелина взяла с меня обещание не обременять тебя грузом этой тайны. Она собиралась вырастить тебя обычной девочкой, какой всегда хотела быть сама. Я надеялась, что когда-нибудь смогу убедить ее в ценности нашей силы, но она погибла — и я не могла не выполнить ее последнюю волю.
Возможно, это было ошибкой. С каждой зимой холод в моих костях становится все пронзительнее. Когда я умру, мои чары умрут вместе со мной. Я не знаю, как ты тогда справишься и будешь ли готова к этой новой ответственности, — но я знаю, что тебя будут искать. Дай бог, чтобы этот последний подарок сумел тебя защитить.
Джейн, ты обладаешь немалой силой. Огромной силой. Я видела, на что ты способна — слышать слова, которые не были произнесены, двигать вещи, не касаясь их. Это кольцо усилит твои способности и сделает настолько могущественной, чтобы справиться с нашими врагами.
Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет, и ты в опасности. Умоляю: найди надежное место, спрячься и научись пользоваться своей силой. И никогда, ни при каких обстоятельствах не рассказывай людям правду о себе: мы не знаем, кому можно доверять.
Я так тобой горжусь, моя милая Джейн, и жалею только о том, что могла сделать для тебя больше.
Я люблю тебя и буду любить всегда.
Глаза Джейн обожгло горячими слезами. «Я видела, на что ты способна — слышать слова, которые не были произнесены, двигать вещи, не касаясь их…» А еще, видимо, гасить свет и ломать кассовые аппараты? Неужели она всю жизнь смотрела на мир через кривую линзу, считая, что бабушка просто чересчур строга, внезапные грозы — совпадение, а с электроникой ей просто не везет? Она слышала чужие мысли, выбивала пробки, мысленно звала Ба на помощь, когда тонула в соседском пруду… Выходит, все это — не случайность, а колдовство?
Маленькая часть Джейн — та часть, которая побуждала ее откладывать десятую часть зарплаты на черный день и выкуривать не больше трех сигарет в неделю, — яростно протестовала. Магия — просто нелепая выдумка, а ведьмы — россказни для старых вдов. Но в глубине души она не решалась не принять столь очевидные факты.
Джейн закрыла глаза, не слыша больше ни завывания ветра под окнами, ни скрипа кровати, просевшей под ее весом. Она — ведьма. И теперь ей придется жить в вечном страхе погони, если только она не укроется от всего мира, как бабушка… Или не погибнет, как мать. Боль, чувство, что ее предали, горечь потери разом обрушились на нее, подобно кирпичной стене. Стоило к ним добавиться мыслям о приобретенном могуществе — и Джейн почувствовала, что ее голова вот-вот лопнет.
Неудивительно, что Ба везде чудились враги. Что у них было бомбоубежище, кодовые слова, план действий в случае опасности. Девушка содрогнулась: неужели мир и вправду так опасен? За шесть лет самостоятельной жизни с ней не случалось ничего страшнее перегоревших лампочек — так, может быть, у бабушки просто был старческий маразм? Но что, если это Ба защищала ее своими чарами? Что, если она была права, и «нормальная» жизнь для них невозможна?
— Этого не может быть, — прошептала Джейн. Допустим, мир действительно опасен — но ведь опасно бывает и переходить через дорогу. Она не может провести всю оставшуюся жизнь в страхе только потому, что эта опасность обрела имя. Она не собирается прятаться, вздрагивая от каждого шороха, на ферме у черта на рогах. Должен быть другой способ справиться с этим даром — и проклятием.
С первого этажа, от которого, казалось, ее теперь отделяли световые годы, донесся скрип двери и топот множества ног. Прихожая наполнилась голосами.
— Джейн? — позвал Малкольм, но она была слишком оглушена эмоциями, чтобы ответить. — Джейн!
Девушка с трудом открыла глаза и, увидев Малкольма в дверном проеме, незаметно сунула письмо в карман джинсов.
— Ты такая бледная, — пробормотал мужчина, заключая ее в объятия. На долю секунды Джейн удивилась, что он ее узнал: неужели она осталась прежней после того, как весь мир изменился?
— Джейн? — в темных глазах Малкольма читались искренние нежность и тревога.
Опасные, могущественные, загадочные враги… Сложно было поверить, что они существуют в том же мире, что и Малкольм. «Он никогда об этом не узнает, — поклялась она себе. — Я больше никого не потеряю. Я не собираюсь отступать».
Девушка сжала его ладонь. По щеке покатилась слеза.
— У меня больше никого нет. Теперь моя семья — это ты.
Малкольм поднял ее левую руку и поцеловал бриллиант на помолвочном кольце. Если он и заметил рядом гладкий серебряный обруч, то ничего не сказал — просто переплел ее пальцы со своими и увлек к двери.
— Я тебя не оставлю, — пообещал он.
Глава 7
— Мы все так скорбим, дорогая, — сказал месье Дюпюи. Джейн не могла не заметить, что он держит мадам Фушо за руку. Она вспомнила, какое возмущение бабушки вызвал этот «придуманный» роман из дневника внучки, и снова задумалась, были ли их взгляды и намеки исключительно плодом ее воображения. — Не волнуйся, я позабочусь о Дружке.
Собака так и не прониклась теплыми чувствами к Джейн и Малкольму, зато несколько сытных обедов, вода и щетка превратили ее в симпатичного и более-менее вменяемого пса.
— Спасибо, — сказала Джейн, опустив глаза. Взгляд девушки непроизвольно остановился на черной нитке, вылезшей из рукава дешевого траурного платья, которое она второпях купила в единственном и чрезвычайно унылом универмаге Сент-Круа.
Последние несколько дней Джейн с Малкольмом лихорадочно готовились к похоронам. Следователь лаконично (но чуть более заинтересованно, чем следовало бы) сообщил им, что из-за возраста Ба и холодной погоды нельзя наверняка сказать, когда остановилось сердце. Впрочем, это уже не имело значения. Она была мертва, и знание точной даты смерти ничего бы не изменило.
Зловещая история вдовы, скончавшейся в доме на отшибе, всколыхнула в округе волну интереса, так что все жители деревни подсчитали своим долгом прийти на похоронную службу. Теперь они набились в маленькую каменную церквушку и по очереди подходили к Джейн, чтобы единым духом выпалить слова соболезнования и, возможно, услышать в ответ пару интригующих подробностей о смерти соседки. Девушка с горечью подумала, что лучше бы хоть один из этих плакальщиков навестил бабушку в последний месяц, чем изливать свое уже бесполезное сочувствие теперь. Хотя она не могла винить их в этом — раз сама не была дома шесть лет.
— Я так соболезную вашей потере, — пробормотала мадам Мартин, местная художница, мнившая себя весьма эксцентричной особой. Джейн адресовала ей и ее шарфу из батика вымученную улыбку. Головная боль в затылке усиливалась с каждым «соболезную». Сырая, пропахшая мускусом старая церковь звенела от слов — произнесенных вслух и лишь подуманных.
Джейн потерла виски, но поток чужих мыслей, проходящий через ее голову, не умолкал ни на минуту.
Как оказалось, мечтать о чтении чужих мыслей было куда приятнее, чем действительно их читать. Кольцо по-прежнему наполняло тело девушки странной пульсацией, которая переходила в жжение в самые неподходящие моменты. Она не знала, как контролировать этот новый дар, и в ее сознании то и дело вспыхивали чьи-то чужие мысли. Джейн не могла определить их хозяев и слышала только разрозненные обрывки, от которых было немного толку. Траур неожиданно стал ее спасением: в такое время никто не ждал, что она будет вести себя совершенно адекватно. На похоронах ее смущение, растерянность и внезапные ответы на незаданные вопросы выглядели вполне уместно — хотя и вызывали неимоверную неловкость у самой Джейн.
— Бедняжка, — мадам Сандино сжала ее руку, и девушку чуть не повело от наплыва непрошеных мыслей — в частности, о том, что мускулистая хозяйка сыродельни со вторника не принимала душ, поскольку экономила горячую воду. Джейн испытала приступ головокружения, когда обнаружила в мыслях мадам Сандино саму себя.
Девушка аккуратно освободилась от цепкой хватки женщины. Догадка Джейн подтвердилась: ее способности усиливаются при тактильном контакте. С этим ничего нельзя было поделать. За спиной мадам Сандино виднелась длинная вереница соболезнующих. Джейн вздохнула. Ноги ныли от долгой церемонии и зудели от дешевой ткани платья. «Если я и правда могу двигать предметы, не прикасаясь к ним, — угрюмо подумала она, борясь с желанием задрать подол и почесаться как следует, — сейчас это было бы куда полезнее считывания дурацкой мысленной болтовни».
— Ты в порядке? — раздался над ухом шепот Малкольма. — Может, сделаешь передышку?
Джейн покачала головой, чувствуя, как ее наполняет теплое чувство благодарности за его успокаивающее присутствие.
— Думаю, скоро уже все закончится.
С момента чудовищной находки в доме на отшибе Малкольм был воплощением заботы. За последние восемь дней Джейн еще сильнее полюбила его — если такое вообще было возможно. Он каждое утро приносил ей завтрак и обнимал, если она принималась плакать, а ночью гладил по голове до тех пор, пока она не засыпала. Малкольм нанял грузчиков, чтобы перевезти вещи Джейн в дом своих родителей в Нью-Йорке, где они решили пожить первое время, пока не найдут собственное жилье, и полностью оплатил похороны. Таким образом, он избавил ее от всех забот, кроме скорби по бабушке — и этой дурацкой, своевольной, не поддающейся контролю магии.
Доброта Малкольма только укрепила ее в решении молчать о своем секрете, так что, стоило ей остаться в одиночестве, как письмо бабушки было спущено в унитаз. Джейн с грустью смотрела, как вода размывает обрывки бумаги со знакомым почерком, — но она и так помнила содержание письма наизусть, а Ба сама велела ей тщательно хранить свою тайну, так что уничтожение улики было первым неизбежным шагом к этому.
Увы, мигающие лампы и чересчур разошедшаяся система отопления свидетельствовали о том, что ей не очень-то удается соблюдать бабушкин наказ.
Неожиданно руки девушки покрылись гусиной кожей от ощущения чужого взгляда. Обернувшись, Джейн увидела старика с пергаментной кожей и кустистыми бровями, который стоял возле выхода из церкви, и вспомнила, что уже видела его в цветочном магазине — в тот день, когда только приехала в деревню. Джейн нахмурилась.
Малкольм легко коснулся ее спины, но девушка не могла оторваться от темных немигающих глаз старика. В следующую секунду ее затопила волна ярости, а в сознании замелькали беспорядочные видения — нож для вскрытия конвертов? лающая собака?.. Джейн вздрогнула и почувствовала, как Малкольм встревоженно сжал ее ладонь. Видения пропали так же быстро, как возникли, и когда она пришла в себя, то увидела, что старик уже исчез.
«Это не имеет значения, — твердо сказала она себе. — Он не имеет значения». Скоро они с Малкольмом будут в тысяче миль отсюда, и ей не придется гадать о странном поведении старика из французской деревушки. Лучше ей подумать о том, как уберечь своего жениха от знания, что он собирается жениться на ведьме.
— Если я могу что-то для тебя сделать, только скажи. Я так любил твою бабушку, — сказал местный полицейский, положив руку на плечо Джейн.
Она знала его с тех пор, как ходила пешком под стол. Полицейский не упускал случая попрактиковаться в английском в ее обществе — и похороны не стали исключением. Девушка чуть было не фыркнула, как вдруг услышала другой голос — на этот раз нематериальный.
Джейн дернулась и стряхнула с плеча руку полицейского. Она больше не могла вынести ни одной секунды в Сент-Круа — и ни одной мысли о том, как бесстыдно было не приезжать домой шесть лет или как подозрительно выглядело затворничество Ба. Но мучительнее всего было находиться в этом месте, среди десятков глаз и рук, которые наполняли ее такой бесполезной и тошнотворной силой.
Она дернула Малкольма за безукоризненно отглаженный черный рукав.
— Мы уходим. Немедленно.
Ей хотелось оказаться как можно дальше от деревни, Эльзаса, Франции. Она устала быть Джейн Бойл — загадочной и неблагодарной американской сиротой. Этой главе ее жизни пора было завершиться.
Малкольм кивнул — понимающий, как всегда, — и девушка почувствовала слабый укол совести. Пусть он никогда не узнает правду о своей невесте, она сделает все возможное, чтобы он не пожалел о своем выборе.
— Я обо всем позабочусь. Подожди меня у машины.
Джейн развернулась и принялась пробиваться через толпу, демонстративно извиняясь на английском и стараясь не обращать внимания на недоуменные и озлобленные взгляды соседей.
Наконец она вырвалась под тусклое зимнее солнце и с трудом перевела дух. Старик из цветочного магазина стоял на другой стороне улицы все с тем же свирепым видом, что и раньше. Джейн ощутила ответный приступ ярости. Да что он себе позволяет? Как он смеет нарушать ее скорбь? Неужели нельзя было почтить память покойной и подождать час-другой, прежде чем метать в наследницу гневные взгляды? Девушка уже собралась пересечь дорогу и потребовать от старика объяснений, как рядом возник Малкольм.
— Сюда, — напомнил он, целуя невесту в лоб, и она почувствовала, как возмущение тает, словно снег под солнцем.
Они взялись за руки и направились к машине, чтобы навсегда покинуть этого странного старика — и всех остальных жителей Эльзаса.
Глава 8
Восемнадцать часов спустя огромный океан отделил Джейн от кладбища, Сент-Круа-сюр-Амори и всего ее прошлого. Настало время смотреть в будущее. Из иллюминатора казалось, что ночной Нью-Йорк сплошь состоит из стеклянных небоскребов и неоновых огней. Однако теперь, на земле в Верхнем Ист-Сайде, город выглядел совершенно иначе.
Девушка переступила с ноги на ногу, ежась от пронизывающего январского ветра. Парк-авеню словно вымерла. Джейн крепче прижала к груди холщовую сумку. Разве не про этот город говорят, что он никогда не спит?
Она услышала, как Малкольм благодарит Юрия — семейного шофера, обликом и молчаливостью больше напоминающего шкаф. Тот сурово кивнул им на прощание и свернул за угол. Пара осталась в одиночестве. Джейн принялась разглядывать массивный каменный свод особняка Доранов. Несмотря на зловещее расположение между домами 664 и 668, на здании красовался номер 665. Джейн никогда не была суеверна, но все же испытала прилив благодарности к неизвестному градостроителю, который счел резной мраморный фасад и без того зловещим. Одной цифрой больше — и этот дом вполне мог бы довести до инфаркта какого-нибудь впечатлительного прохожего.
В отличие от обычных нью-йоркских высоток, серо-зеленое здание поднималось над улицей всего на восемь этажей, однако не казалось ни скромным, ни изящным. Напротив, оно грозно нависало над мостовой, хотя внутренний архитектор Джейн, привыкший представлять любую постройку в виде плана, утверждал, что вертикаль стены безукоризненно точна. Окна были обычного размера, но так глубоко посажены в камень, что Джейн невольно задумалась, проникает ли свет в эту крепость. «В дом. В наш дом», — тут же мысленно поправила она себя, хотя нависшая над ней каменная глыба меньше всего походила на то, что она могла бы так назвать.
Малкольм набрал короткий код на домофоне справа от входа, и массивные деревянные створки бесшумно разъехались в стороны. Разумеется, несмотря на старомодный облик здания, он был оборудован новейшей системой безопасности.
Они зашли в огромное фойе со сводчатым потолком.
— Мистер Доран, — хрипло поприветствовал их крохотный седой старичок в черной, расшитой золотом форме. Вид у него был заспанный, и Джейн подумала, что сама выглядит не лучше. — Добро пожаловать домой.
— Спасибо, Гунтер, — ответил Малкольм. — Это Джейн, моя невеста.
Гунтер почтительно кивнул и молча растворился в темноте. Зал был нарочито огромен. Похоже, семья Малкольма могла приобрести столько элитных манхэттенских квадратных метров, сколько пожелает. Под ногами блеснул мраморный пол. Золотая лепка на потолке была тщательно отреставрирована — если, конечно, когда-нибудь нуждалась в реставрации. По всей видимости, Дораны не считали нужным скрывать свое состояние.
Джейн с трудом подавила зевок, заходя в отделанный красным деревом лифт. Серебряные часы с бирюзой — подарок бабушки на двадцать первый день рождения — показывали одиннадцать вечера, но для ее измученного перелетом тела было пять утра.
— Ты уверен, что твои родственники еще не спят?
Малкольм был убежден, что они с нетерпением ждут гостей, — хотя Джейн втайне надеялась, что он ошибается. Она рассчитывала в лучшем случае на прохладный прием: сирота с фермы, получившая предложение самого завидного нью-йоркского холостяка всего через месяц знакомства, не могла не вызвать подозрений. Конечно, Джейн была готова на них ответить — но сначала ей хотелось бы выспаться после перелета и принятого еще в самолете снотворного.
Малкольм набрал на панели лифта другой код и закрыл за ними золотистую решетку. На табло тут же вспыхнула цифра 6.
— Не волнуйся, ты им понравишься, — заверил он девушку, словно прочитав ее мысли. Джейн улыбнулась предположению, что они оба обладают магическими способностями.
Лифт плавно заскользил вверх. Стрелка двигалась, указывая пройденные этажи. Малкольм еще в Париже рассказал Джейн, что особняк на Парк-авеню принадлежит их семье с конца девятнадцатого века. За минувшие годы его неоднократно делили и перепланировали, и теперь под одной крышей жили три ветви обширного семейства. Дораны занимали этажи с шестого по восьмой, а их кузены со взрослыми детьми обитали на нижних.
— И многие семьи в Нью-Йорке живут вот так, вместе? — Джейн всегда думала, что американцы при первой же возможности удирают от родителей. Она попыталась представить свою жизнь в декорациях этого дома. Наверное, в фешенебельных апартаментах Верхнего Ист-Сайда мысль об отдельном жилье теряет часть своей привлекательности.
Малкольм пожал плечами.
— Мы все очень близки. Если кто-то женится, мы просто перепланируем комнаты, — он ухмыльнулся. — Словом, куча работы для толкового архитектора. И почему я раньше об этом не подумал?
Джейн улыбнулась.
Лифт мягко затормозил на шестом этаже. Двери с шорохом открылись.
— Джейн! Я так рада с тобой познакомиться!
Девушка чуть не подпрыгнула. В коридоре их ожидала самая высокая женщина из всех, что она когда-либо видела. Джейн знала, что миссис Доран должно быть по крайней мере шестьдесят, но выглядела она максимум на сорок. Блестящие каштановые волосы с проседью мягко ниспадали на плечи. Темно-серый кашемировый свитер выгодно оттенял дымчатые глаза хозяйки и подчеркивал все достоинства прекрасной фигуры.
Миссис Доран заключила изумленную Джейн в объятия и метнула в сына сердитый взгляд.
— Давно надо было ее привезти! — Затем она отстранилась и хлопнула в ладоши. — Пойдем, поздороваешься с остальными. Всем просто не терпится с тобой познакомиться!
Линн развернулась на высоких каблуках и зашагала по затемненному коридору, застеленному роскошным ковром с восточным узором. Джейн была так поражена радушием хозяйки, что смогла только молча последовать за ней. Перед глазами запрыгали заголовки газет: «Провинциалка без имени окрутила наследника миллионов; глава рода в восторге». Наконец они свернули за угол, и Линн распахнула тяжелые двери в гостиную. На Джейн тут же обратились десятки заинтересованных взглядов.
— Смотрите, кто пришел!
Три, шесть, восемь, одиннадцать… Джейн оставила попытки сосчитать улыбающиеся лица и поднятые бокалы. В любом случае, их было очень много.
Поделиться книгой: