Нет пути назад

Я ничего не ответил. Просто встал на колени – перед дамой можно – обнял ее, и она вцепилась в меня. Двое потерпевших кораблекрушение в бурном море судьбы.

– Ксень, не злись, ладно?

– Да разве я злюсь… – устало сказала она, – злиться на тебя все равно что злиться на погоду. Ты просто мужчина, и этим все сказано. Ладно, все.

Она оттолкнула меня от себя, встала. Пришла в себя.

– Что происходит? Что вы творите? Что произошло у вас с Толстым? Вы что, решили устроить дуэль из-за меня?

– Как ты представляешь себе Толстого в качестве дуэлянта?

– Ну, он в университете был неплохим фехтовальщиком. И если оскорбленный выбирает оружие… Он правда мертв?

– Да, в соседней комнате.

Ксения никак не отреагировала на то, что в соседней комнате лежит труп.

– И я его не убивал.

– А кто его убил?

– Профессиональный убийца. Скорее всего, из Англии. Перед смертью он крикнул: «Боже, храни Короля!»

– Но за что?

– Не «за что», а «почему».

Я достал из кармана телефон – телефон графа Толстого – и показал его, ничего не говоря. Ксения все поняла.

– Ужас…

Я посмотрел на аквариум… в этой комнате был аквариум, большой морской аквариум на полстены, и был он здесь не просто так. Дело в том, что аквариумные рыбки чувствуют излучение, когда комнату прослушивают, и начинают метаться, вот почему во многих солидных офисах стоят огромные аквариумы. Сейчас рыбки вели себя привычно – сонно, но это ничего не значило.

На листке бумаги я написал несколько слов, протянул Ксении. Она прочла, кивнула.

– Ты поговоришь с ним? – Она кивнула на дверь.

– Да, поговорю. Но если почувствую, что он прав, переубеждать не буду.

– Я и не надеялась, – саркастически сказала Ксения. – Где встречаемся?

– В вашем будуаре, мадам. В вашем будуаре. И полагаю, барон фон Кофф не будет против немного… придержать лошадей.

– Как ты?

Николай не ответил. Он просто стоял посреди Бального зала и рассматривал новое панно на стене, посвященное крайней победе над британским флотом.

– Нико, посмотри на меня. Ты думаешь, мне на тебя плевать – или как?

– Да нет… – равнодушно сказал он, – просто я знаю, что ты собираешься мне говорить.

– Откуда?

– Да уж догадался. Мама приходит, и, чтобы понравиться маме, ты встаешь перед ней на колени. Так?

– Как ее зовут? – спросил я.

– Тебе-то что…

– Просто интересно.

– Ну, Летиция.

– А ты бы встал перед ней на колени?

Нико задумался. Он не был похож на Павла… но почему-то похож на европейца, как его обычно представляют. Ниже Павла на голову, длинные волосы до плеч, не русые, как у меня, а светло-серые. Но глаза точно мои – в этом я готов поклясться. В отличие от Павла, он носил тройку на европейский манер, отчего уже не казался ребенком. Маленький джентльмен, который вдруг стал взрослым.

– Не знаю. Она… наверное, не поймет. Понимаешь, там все не так… по-другому. Намного проще.

– Понимаю. Я жил там довольно долго.

Нико улыбнулся:

– Знаешь, а я ей сказал, что у меня отец – шпион.

– И зачем же ты меня выдал?

Когда отсмеялись, Нико серьезно глянул на меня:

– Так ты не собираешься меня уговаривать?

– А ты ведь не собираешься меня слушаться, верно?

Нико не засмеялся, он остался серьезным.

– Па, а почему вы с мамой не вместе?

– А ты считаешь, мы подходим друг другу?

– Еще бы… – серьезно сказал Нико, – вы вообще идеальная пара. Мама любит управлять, а ты любишь управляться.

– Чего-о-о… Вот от кого-кого, но от тебя я такой подножки не ожидал.

– Нет, серьезно. Просто ты не замечаешь, как мама управляет тобой. Но управляет, и ты ей это позволяешь. Я тоже позволял… до недавнего времени. Пока мне это не надоело и я не послал ее подальше.

Да… Похоже, мой сын стал европейцем в своих Европах. То ли радоваться, то ли плакать в итоге.

– А ты считаешь, что грубо послать mama – это решение проблем?

– Нет. Способ не создавать новых.

Я покачал головой:

– Я не могу сказать, что ты прав. Поэтому скажи лучше другое. Эта Летиция – она тебе нравится?

– Господи, papa, ну что за глупости. Нравится… не нравится… И ее, и меня устраивает заниматься друг с другом сексом… что бы вы там с мамой ни напридумывали.

– Ага. А заниматься сексом с норвежской принцессой тебя, значит, не устраивает. Я слышал, она так… ничего себе.

– Да нет… Просто мне не нравятся обязательства, связанные с этим. Поход по шхерам – и вот тебя уже тащат на помолвку.

– Смени тему… хотя норвежскую принцессу ты все же рассмотри. Аристократки – они такие… по себе знаю. По рукам?

Нико усмехнулся:

– Подумаю.

– Подумай. Вопрос номер два – университет, получается, тебе тоже стал в тягость. Обязательства или что еще там?

– Ну… что-то вроде того.

– А чем планируешь заняться?

– Да… не знаю. Мы хотели на яхте вокруг Европы сходить.

– Отличная идея, если умеешь управлять яхтой. А дальше?

– Ну…

– Ты слышал, что происходит в Афганистане?

– Слышал…

– Нет, не слышал – послушай. Несколько месяцев назад по моему приказу шестьдесят человек погрузились в вертолеты и ночью направились на специальную операцию в чужой и, как оказалось, враждебный город. Там их ждала засада… оба вертолета оказались сбиты, уцелевшие заняли круговую оборону. Из шестидесяти человек тридцать восемь погибли и получили ранения. Как думаешь, почему, выбирая между прогулкой на яхте и службой на флотском авианосце, они выбрали второе?

Нико ничего не ответил.

– Ради одной простой вещи, которая состоит из четырех букв русского алфавита. Это долг. Долг, который не равен для всех, но он есть у каждого. И каждый должен исполнить свой долг. Перед Родиной, перед своим народом…

– Па…

– Дослушай. Люди бывают разные, и многим плевать на долг. По разным причинам… кого-то плохо воспитали, кто-то просто решил жить в свое удовольствие… есть и такие. Проблема в том, что сейчас идет война и Россия в ней участвует. Это война цивилизации с варварством, мракобесия – с просвещением… мы не можем закончить эту войну вот уже тридцать с лишним лет, хотя пытаемся… поверь, мы пытаемся. И нам нужен каждый, способный держать оружие. Я уже давно не верю в людей, Николай, и не жду от них ничего хорошего. Я просто участвую в этой войне. И честное слово, мне будет очень обидно, если мой сын не придет меня поддержать.

Нико долго молчал.

– Ты хочешь, чтобы я завербовался в армию?

– Нет, не хочу. Ты сам должен принять такое решение, если посчитаешь это нужным и правильным. Но я хочу, чтобы ты вспомнил про свой долг. Эта война… она ведется не только на фронте, не только в Афганистане, она ведется и в тылу тоже. Твоя мама хотела, чтобы ты закончил университет и стал помогать ей, твоему двоюродному брату… и стране. Эта помощь не менее важна, чем то, что происходит там. И если ты вместо этого решаешь жить в свое удовольствие, на одного честного, готового сражаться на своем месте человека у нас становится меньше. Подумай об этом, хорошо?

– …смертельный выстрел, коим и был убит граф Николай Толстой, произведен слева, с расстояния чуть более трех метров, сверху вниз под углом около двадцати градусов, то есть стоящий стрелял по сидящему. Выстрел был один, и он же стал смертельным, граф погиб мгновенно. На пуле отображены следы использования прибора бесшумной стрельбы, то есть подавителя. Остальные семь выстрелов были произведены адмиралом князем Воронцовым, что он и не отрицает – три из положения сидя, четыре – из положения стоя, сверху вниз. Следы крови на том месте, где был обнаружен неизвестный, совпадают с рассказом князя Воронцова. Следов прибора бесшумной стрельбы на пулях, которыми был убит неизвестный, нет, выпущенные пули так же другого сорта, несмотря на то что калибр тот же[66].

Что же касается неизвестного, опознать его пока не удается. Отпечатки пальцев в базах данных не значатся, в том числе в базе данных Интерпола. Неизвестный – на вид от тридцати до сорока лет, крепкого телосложения…

– Спасибо, барон… – прервала Ксения дотошного и нудного немца, – из ваших слов я поняла, что князь Воронцов не мог убить графа Толстого.

– Совершенно точно, Ваше Величество, – серьезно сказал немец, – я не представляю, как именно он смог бы это сделать. Сразу после прогремевших выстрелов к комнате сбежались…

– Благодарю, я вас больше не задерживаю…

Немец поклонился:

– Честь имею, Ваше Величество.

Фон Кофф ушел. Мы остались одни.

– Налей… – сказала Ксения.

Слово дамы – закон, я его не нарушил, правда, истолковал по-своему. Восемь частей клюквенного сока – она его очень любила – на две части водки.

– Сударыня…

– Его надо похоронить… – сказала Ксения, отпив из бокала, – ммм… Вы заботитесь о моей нравственности или как?

– Нет. О здравости рассудка, который нам всем сейчас нужен.

Ксения ничего не ответила, только протянула мне пустой бокал, и я его наполнил тем же самым.

– Ты любила его? – спросил я.

Вопрос был глупым.

– Любила? – Ксения нехорошо усмехнулась, особенно нехорошо от того, что человек, который длительное время был с ней рядом, был ее морганатическим супругом, убит и лежит сейчас в холодильнике дворца без погребения. – О, да. Я его любила. Точно так же, как вы с Николаем любили эту…

Удар ниже пояса. Я, конечно, к этому привык, но…

– Скажи, почему мужчины считают возможным так себя вести, а нам, женщинам, это не позволено, – сказала Ксения, обличающее уставив на меня указательный палец. На пальце было кольцо с черным камнем – мой подарок. Слишком дорогое для обычной дамы и слишком дешевое для Ее Величества.

– Возможно, потому что мы мужчины.

– Да, да… Знаешь, я благодарна тебе.

– За что?

– За все. Ты показал мне, как надо действовать…