Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Юнгфрау - Богомил Райнов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Я, разумеется, согласился. Не то чтобы сильно верил в наживу, сколько из-за самого Йогана. Такому человеку просто невозможно возразить. Он держит тебя за руку, смотрит такими веселыми глазами. Вид у него, говорите. А знали бы вы, каким он был тогда. Крупный, стройный, с темными кудрявыми волосами, ровными белыми зубами: только улыбнется — и уже подкупил.

Пошел я на следующий день в заведение. Развалившаяся двухэтажная постройка здесь, у вокзала. Нижний этаж — что-то вроде амбара или конюшни. Наверху пять-шесть разбитых комнатушек.

«Ну, и как оно тебе? — смеется Йоган. — Неплохо для начала, а?»

Анри говорил ровно, спокойно, как говорят о вещах, к которым не раз возвращались. «Выложит сейчас всю историю, — думал я. — Таковы люди. Когда расспрашиваешь — отпрянут. Потом нажмешь какую-то пружинку — и он выложит тебе все. У каждого есть своя пружинка. Надо только знать — где.»

Человек говорил, не глядя на меня. Если бы не слышалось время от времени его почтительное «господин», то я бы счел, что он говорит сам с собой и совершенно обо мне позабыл.

— «И вывеску, — говорит, — уже надумал: Отель-ресторан «Юнгфрау»{2}

«Юнгфрау — далеко, — говорю, — другое надо было название выбрать. Вершин-то хоть в округе хватает.»

«Если вершина и далеко, то одна «юнгфрау» имеется поблизости. После обеда увидишь,» — говорит Йоган и посмеивается.

Анри протянул руку за рюмкой, но та была пуста. Я кивнул в сторону бара. Официантка принесла еще коньяку и опять аккуратненько так сунула талончик с ценой.

— Два, — напомнила она.

— Я не спрашивал, — пробормотал Анри. — Иди, зовут тебя.

— Никто меня не зовет, — засмеялась девушка.

— Не зовут, так позовут. В общем, проваливай.

Он выпил свой коньяк и опять уставился взглядом в окно. Особый был взгляд у этого человека. Туманный, погасший. Даже когда губы изрекали какую-нибудь остроту, глаза оставались все так же скорбны, словно говорили: не обращайте внимания, это я так.

— Его «юнгфрау» звали Марией. Какая женщина, господин! Ничего общего с сегодняшними красавицами-щепками, которые худеют согласно платьям портного. Она была крупная, слегка полная, может быть, но настоящая женщина — чтобы работать и рожать детей. Волосы у ней были, как пшеница, а глаза — темно-синие, понимаете ли, почти черные. А какой голос, какой смех… Этого не опишешь.

— Она тоже была официанткой?

— Прислугой. Просидела годы в одной богатой семье и скопила достаточно денег. Йоган ее встретил и околдовал. Потому что — верите или нет — но та была прямо-таки околдована.

Как бы то ни было. Представьте себе, однако, эту метаморфозу: из прогнившего барака сделать удобный отель. Верно, что у Йогана имелись деньги — деньги Марии. Но он был не из тех, кто транжирит готовый капитал. Крупные заплаты ставили каменщик с плотником, все же остальное свалилось на нас. Мы красили полы, клеили обои, прокладывали проводку, строгали столы, а Мария шила занавески, скатерти, полотенца и все там, что требуется. Вставали затемно, ложились в полночь. А на следующий день — тот же табак.

Анри замолчал. Потом снисходительно добавил:

— Весело все же было. Пока молод, легко развеселиться. Мария целыми днями нам пела. Как пела эта женщина! Йоган шутки всякие отакалывал.

«Ну, — говорит, — Анри, хватит уже столько столов. Ты, чтоб процент побольше брать, и подвал столами заполнишь.»

Потом настала пора открытия. От прошлого барака и помина не осталось. Чистый розовый фасад, широкий светлый ресторан, белые скатерти, цветы, пестрые занавески на окнах. Если спросите меня, то было лучше, чем сейчас. Дешевле, но веселее. Йоган чувствовал себя, как в раю. Вам нет нужды объяснять, что он был не из тех, кто встречает посетителя, словно сердится, что тот зашел к нему в заведение. Он его дождется еще у двери, отыщет место, скажет что-нибудь о погоде, отпустит шутку, даст совет о вине, о еде, пока тот не решит, что из всех клиентов он здесь самый желанный.

Анри зажег сигарету и глубоко затянулся. Потом выдохнул дым и губы его опустились пологой чертой. Нерадостная кривая усмешка.

— Когда господь раздавал официантские таланты, Йоган явно был где-то в первом ряду. Вот уж мастер по обиранию клиентов.

Только ничто не привлекало людей так, как Мария. Я и сейчас вижу, господин, как она стоит за баром, в чистой кремовой блузке, с высокой открытой шеей и этими тяжелыми пшеничными волосами, подобранными кверху. Каждому улыбнется, для всякого найдет хоть словечко. Посмотришь на нее — такую свежую и веселую, — и даже не поверишь, что она встала на заре, сама вымыла весь ресторан, обошла базар за продуктами и убралась во всех номерах. Йоган был не дурак нанимать других, кроме повара. Все остальное — на плечи Анри и Марии. Якобы думал обо мне, какое только будущее мне не готовил, а в конце концов опять сделал официантом.

— Деньги не сыпались?

— Сыпались, только не ко мне в карман. Йоган и меня обирал, как всех остальных.

«Ну, Анри, на сколько сегодня доход закруглил?» — скажет бывало вечером, когда забирает кассу.

«Да франков на восемьдесят.»

«И мне так кажется. Целое богатство. Значит, дорогой мой, ты зарабатываешь, можно сказать, как содержатель». И смеется.

А как начнет смеяться, я уже знаю, куда дела повернули.

«Сколько удержать?» — спрашиваю напрямую.

«Да сколько хочешь, принуждать не могу. Удержи пятнадцать франков, скажем. Ты ж не погряз в долгах, как я. Не платишь за газ, воду, электричество, налоги, аренду. Сколько берешь — берешь чистыми, без удержек и головной боли. Ты можешь удивиться, но я тебе иногда прямо завидую.»

Вот такой он был. Урывал и с меня, и с повара, и с зеленщика, и с мясника. Налоговому инспектору жаловался на цены на продукты, продавцам — на налогового инспектора; где доводами, где шутками, но всегда добивался своего. Зачем вообще с ним оставался и я — не знаю, скажу я вам.

Анри посмотрел на пустую рюмку и поднял руку к бару.

Официантка принесла еще коньяку и новую картонку.

— Хватит тебе совать мне под нос эти квиташки, — сказал он. — Еще не дошли до составления счета. Положишь вон там, с краю стола.

— Как хотите, — сказала девушка. — Почему вы сердитесь?

— Вы тут только о деньгах и думаете.

— Мы ж не как вы в «Юнгфрау», чтоб бесплатно обслуживать, — засмеялась официантка.

— Свое дело знай, — отрезал Анри. — Иди, зовут тебя.

Он поднял рюмку, подержал мгновение, словно оценивая, хорошо ли она наполнена, а потом так же разом опрокинул.

— А Мария? — спросил я. — Поженились они вообще?

— Нет. Все некогда им было. Да и как-никак она не из того была разряда женщин: будем спать вместе, но сперва пойдем в церковь. Ей хватало того, что она рядом с Йоганом, встречается с ним взглядом, работает, как вьючное животное. Йоган тоже здорово втрескался. Что ж, с такой женщиной и хитрец вроде него может влюбиться. Я тогда даже думал, что все его мелкие рассчеты — от любви к Марии.

«Еще немного выплывем, красавица моя, — часто говорил он. — Тогда увидишь, как заживем. Будет у нас и свой дом и дети, будет сад с большими деревьями и луг до самого озера, а в отеле станут работать служанки. Ты, Анри, человек честный, на тебя кассу оставим.»

«Вот в это я не верю,» — говорю.

А тот смеется. «Верно, — говорит. — Эк куда меня занесло. Не то чтобы я не доверял, но английская грамматика и трактирные счеты — это разные вещи.»

Еще немного, еще немного — прошло два года. Мария вовсе не мечтала о разных имениях, но вы же знаете, о чем думают молодые женщины. Когда не было клиентов, она доставала сумку с рукодельем и начинала вязать. Всё такие маленькие распашонки, штанишки, чулочки.

«Как ты думаешь, Анри, — скажет мне бывало, — розовое красивее или голубое?»

«Что я понимаю в этих делах, фройляйн{3}? Если ребенок будет похож на вас, то хоть и в белую пеленку его повяжете — все равно красивый будет.»

А та улыбается, словно уже видит ребенка и знает, что он красивый.

Поначалу все было так только — игра в куклы. Но потом стало всерьез. Однажды Мария призналась Йогану, что у ней и правда будет ребенок.

«Невозможно, милая — ты от него избавишься,» — сказал он кротко.

«Избавиться от ребенка? Нашего ребенка?»

Йоган обнял ее и самым нежным тоном сказал:

«Пойми, милая, у меня самого сердце разрывается, но другого выхода нет. Ты же видишь: мы только-только начали. Положение совсем неустойчивое, денег пока еще никаких. И в этот тяжелый момент, когда решается вопрос, будем ли мы всю жизнь прозябать в нищете или поживем, как люди, ты оставляешь отель, чтобы рожать ребенка. Ведь это означает конец — конец всему.»

Известное дело, Мария его убеждала, что продолжит работать до последнего момента, что служанка понадобится лишь на две-три недели, что все будет, как пожелает Йоган, только бы ей родить ребенка.

«Знаю, знаю, — отвечал Йоган, — только пойми, что это невозможно. Я не хочу, чтобы мой сын рос в нищете. Надо еще немного подождать и будет у нас свой дом и много детей, и все будет даже еще лучше, чем ты мечтаешь.»

— Считаете, что он так сказал? — спросил я.

— Почему считаю? Знаю положительно.

Анри смолк, словно заколебался.

— Только это уже другая история. Немного позднее Йогану пришлось нанять второго официанта. Тот был малый честный, но влюбился в Марию. Только ни у того не было глаз Йогана, ни Мария не могла подумать ни о каком другом мужчине. В общем, дело безнадежное. Но намного позже она ему кое-что рассказала и от него я знаю все, как было.

— Понятно.

Из домика-часов, повешенных над стойкой, показалась маленькая коричневая птичка. Затем раздался дребезжащий срипящий звук, каким кукуют все деревянные кукушки. Пассажир, задремавший за соседним столиком, открыл глаза, посмотрел на часы и механически протянул руку к кружке пива. Пиво выдохлось. Пассажир нахмуренно сглотнул слюну, после чего снова подпер голову рукой и закрыл глаза.

— Понятно, — повторил я. — А ребенок?

— Не догадываетесь разве? После нескольких ночей слез и упрашиваний Йоган добился своего. Мария избавилась от ребенка. А вместе с ним и от всякой возможности иметь других детей. Нетрудно представить себе ее состояние. Но какая же это была женщина, господин, — ничем себя не выдавала. Все так же тиха, приветлива — только вот совсем редко уже смеялась и вязаные одежки куда-то пропали. Наверно, время от времени доставала их, плакала над ними, но этого уже не знает никто.

Анри зажег сигарету, посмотрел на пустую рюмку, однако воздержался.

— Это вот, женщины-то, — сказал он, сглотнув слюну, — существа особенные. Вместо того, чтобы остыть к Йогану, Мария — верьте или нет — еще больше к нему привязалась. Он ей сочувствовал, клялся, что если бы даже на миг допускал такое несчастье, никогда бы не заставил ее идти к врачу, ласкал, называл самыми нежными именами. И теперь уже Мария знала, что за всю жизнь не будет у нее никакого другого близкого существа, кроме Йогана. Сам он, сказать прямо, сильно не сокрушался. С детьми или без, а дела шли. Отель всегда полон, ресторан тоже — и я, хоть бегал целыми днями, еле поспевал. Зачем вообще оставался у этого человека, не могу сказать.

А хозяину — он уже сделался настоящим хозяином — строение у вокзала стало казаться тесным.

«Как думаешь, Анри, не пора ли подрасширить предприятие?» — говорил он мне иногда, словно я и впрямь ему компаньон.

«Если есть деньги — расширь, чего меня спрашиваешь. Только не забудь и мне несколько пар рук подкупить — потому что этих двух мне уже и сейчас не хватает.»

«Не волнуйся, — смеется, — возьму тебе четырех официантов, а ты только командовать станешь. Метр-д'отелем будешь — а что? Я о тебе думаю, приятель, не бойся.»

И однажды он уступил строение по выгодной из-за большой клиентуры цене, а потом переехал и, разумеется, увел с собой клиентуру.

Новое здание было совсем другое дело — вы его знаете. Двадцать номеров, большой ресторан, кафе-бар. На этот раз хоть покраски и оклейки не было. Все выписывалось прямо из Цюриха — приборы, столики, кожаные кресла. Он и впрямь привел еще трех официантов, уборщицу, женщину на кухню. Только для меня и Марии табак остался тот же. Для меня, собственно. Мария-то любила ухаживать за отелем, в хлопотах она забывала о том, другом. Целыми днями бегала вверх-вниз, а в обед и вечером стояла за баром. Все в той же кремовой блузке, с этими темными глазами, все такая же красавица — даже если хотите, еще красивее, чем раньше, уже зрелая и какая-то замкнутая, серьезная.

В числе других работ хозяин посылал ее разносить кофе и завтраки наверх по номерам. Так «пурбуары»{4} шли к Марии, а значит и к Йогану. Все прекрасно, но однажды кое-что случилось. Есть клиенты, знаете, которые считают, что раз пользуются постелью, то могут воспользоваться и служанкой. Завертелся около Марии один торговец, попытался обнять, а она ударила его по морде и убежала. Тогда между ней и Йоганом вспыхнула перебранка. Первая настоящая перебранка.

«Ты меня разоришь, — сказал он. — Бьешь и гонишь самых лучших моих клиентов.»

«Я, что ли, виновата? Что я могла сделать? В постель к нему лечь — ты этого, что ли, хочешь?»

«Прекрати эту болтовню. Я хочу, чтобы не рухнуло все накопленное с таким трудом. Ты знаешь, что' он мне сказал — торговец-то? «Если, — говорит, — у вас пошутить нельзя, чтобы человеку скандал не устроили, для меня и моих друзей найдется другой отель. Отелей много.» А этот тип каждый месяц нам по сто франков оставлял, не говоря уж о его друзьях.»

«Но я-то чем виновата, что я могла сделать?»

«Ты очень хорошо знаешь, что. Не открою тебе ничего нового, если скажу, что есть люди, которые приходят сюда в какой-то мере и из-за тебя, потому что — да что там — потому что ты красива, нравишься. Неужели настолько трудно быть с людьми полюбезнее? Если нахал пристанет, оттолкнешь его, разумеется, но обязательно ли бить и вопить по лестницам, чтоб весь свет решил, будто «Юнгфрау» стал вертепом? Не надо забывать, что наше благополучие — лишь фасад. В действительности положение у меня просто ужасно. Здание заложено до последнего гвоздя. Нет банка, в котором бы я не был должником. Тут даже рюмки и вилки не наши. Пропустим хоть один срок выплаты — и отель пойдет к чертям.»

Как бы там ни было, они вроде помирились и все закончилось поцелуями и объятиями. Но дело в том, что спустя месяц скандал повторился. Был ли и удар по морде, не знаю, но крики доносились до самого низу.

На этот раз Йоган ничего не сказал. Он вообще перестал говорить с Марией. Та хотела ему рассказать, объяснить, умоляла понять — он молчал. Только тот, кто знает ее любовь, может догадаться, какую она пережила за эти дни тревогу. Мысль о потере Йогана доводила ее до умопомрачения. А тот молчал. Она с ним заговорит, а он повернется спиной или — хлоп дверью — и выйдет. В конце концов, когда Мария однажды снова завсхлипывала, он сказал:

«Этот плач излишен. Я для тебя ничто. Ничего не поделаешь, вывод приходится сделать такой.»

«Йоган, как ты можешь такое говорить. Ты для меня всё, милый — я готова исполнить и самое мелкое твое желание, только не посылай меня больше наверх по номерам.»

«А пурбуары? — спросил Йоган. — Оставим уборщице, да? Чтоб она половину в карман себе прибрала?»

На лице Анри снова появилась кривая усмешка:

— Вы, может, решили, что она возмутилась такой мелочностью. Вот только для здешних людей, господин, чаевые — это совсем не мелочь. Так или иначе, Йоган в конце концов заговорил, и женщина была готова на все, лишь бы он стал нежным, как раньше. В конце концов он снова оттаял и вся история, наверно, опять закончилась объятиями. Мария поведала, какую муку испытала за те дни, он признался, что для него конец был уже совсем близок, да все такое.

Так что Мария продолжала разносить кофе и напитки и держаться с клиентами любезно. Результат любезного поведения в гостиничных номерах вам, полагаю, известен. Чем гостеприимнее улыбается женщина, тем больше клиенту хочется воспользоваться этим гостеприимством до предела. И однажды случилось то, что и должно было случиться. Какой-то турист посягнул на Марию, та при мысли о Йогане не посмела закричать, турист оказался сильнее — вот и все.

Я видел, как она вошла в канцелярию Йогана с побледневшим лицом и полузакрытыми глазами. Затем Йоган вылетел из кабинета и убежал наверх. А немного погодя вновь спустился, уже спокойный и тихий. Сумма за нанесенную обиду, наверно, оказалась достаточно круглой.

Анри замолчал и облизнул губы.

— Еще немного коньяку? — предложил я.

Тот кивнул.

— Интересно, когда пью, начинаю говорить, а как разговорюсь, тут же выпить хочется. Замкнутый круг, знаете.

Принесли новую рюмку.

— В сущности, чтоб не быть несправедливым к Йогану, нужно сказать, что в первое мгновение и он ходил, как отравленный. Нелегко ведь делиться с прохожими женщиной, которая до вчерашнего дня была лишь твоей. Но тут сыпались деньги. И все остальное впридачу.

Если кто страдал по-настоящему, так это Мария. К отвращению и обиде примешивался страх потерять любимого человека. Йоган поспешил ее успокоить: происшедшее ничего не изменило в их отношениях, сейчас он ее любит даже больше, чем когда-либо, и так далее.

А спустя некоторое время случай повторился. На этот раз хозяин воспринял все совершенно спокойно и, как я понял, выудил компенсацию еще ловчее. Для него весьма выгодным было то обстоятельство, что Мария сопротивлялась всерьез. Значит, не могло быть и мысли о шантаже.

«Такую сумму заставил его отстегнуть, — сказал он Марии, — что надолго запомнит.»

«Умоляю тебя, Йоган, верни эти деньги и больше никогда не посылай меня наверх.»

«Вернуть деньги? С ума ты, что ли, сошла? Ты имеешь вообще представление, какая это сумма? Еще бы несколько таких сумм — и совсем выплывем.»



Поделиться книгой:

На главную
Назад