Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Смерть и золото - Уилбур Смит на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Ты прав, – согласно кивнул Гарет и повернулся к величественной красотке, что терпеливо дожидалась на соседней кушетке. Ее блестящие черные волосы были уложены в искусно сработанную сложную массу кудряшек и косичек, а огромные глаза насыщенного кофейного цвета выделялись на очень бледном лице, бледность которого еще больше подчеркивали ярко накрашенные алым губы. Она сделала недовольную гримаску, надув губки, и скользящим движением обняла Гарета за плечи.

– А ты уверен, что ни одна из них не говорит по-английски? – спросил Гарет, поддаваясь девице, профессиональным жестом заключившей его в объятия.

– Все они говорят только по-португальски, – заверил его Джейк. – Но лучше еще раз проверить.

– Ну хорошо. – Гарет на минуту задумался. – Девочки, должен вас предупредить, что мы за ваше общество не платим. Ни единого пенни. Вся эта эскапада исключительно во имя любви.

Выражение их лиц нисколько не изменилось, а обнимающие движения гибких рук продолжались.

– Ну вот и все, – высказался Гарет. – Теперь можем и поговорить.

– В такой момент?

– У нас мало времени – нужно до утра решить, что нам теперь делать.

Джейк приглушенно выругался, и Гарет укоризненно поглядел на него.

– Я ни слова не слышал.

– Этот твой якобы легковерный эфиоп поймал нас на крючок, – сказал Джейк с саркастической усмешкой. Прежде чем Гарет успел что-то на это возразить, ярко-красные губы, полные как зрелый персик, накрыли его собственные.

На некоторое время воцарилось молчание, пока Гарет не вырвался на свободу и поднял голову: усы его торчали в разные стороны и были перепачканы губной помадой.

– Джейк, что нам теперь делать, черт возьми?!

И Джейк сообщил ему на отборном морском жаргоне, который не оставлял никакой возможности для недопонимания, что именно он намерен делать.

– Да нет, я вовсе не это имел в виду. Я хотел спросить, что мы завтра утром ответим старичку Тоффи? Мы возьмемся-таки за доставку этих машин?

Подружка Гарета подняла руки, обхватила ему голову и снова приникла к его губам.

– Джейк, Бога ради, это же серьезная проблема! Сосредоточься! – взмолился он, снова утопая в объятиях девицы.

– Уже сосредоточился! – заверил его Джейк, скосив глаза в сторону и встретив взгляд приятеля, но так и не прервав своих занятий с пышнотелой блондинкой.

– Да каким это образом мы сможем доставить четыре бронированные машины на берег враждебного государства? И это только начало – а как потом нам провести их через две сотни миль до эфиопской границы? – возопил Гарет, вещая незанятым уголком рта. Но тут его что-то отвлекло. Он высвободился из объятий девицы и приподнялся, опираясь на локоть. – Черт возьми, а твоя подружка вовсе и не блондинка! Как интересно!

Джейк повернулся в его сторону и улыбнулся:

– А твоя, кажется, шотландка. У нее внизу живота настоящий спорран [12] висит, Богом клянусь!

– Джейк, нам нужно наконец принять какое-то решение. Мы соглашаемся на его условия или нет?

– Сперва действие, потом уже решения. Надо заняться целями.

– Точно, – кивнул Гарет, поняв, что в данный момент что-либо обсуждать бессмысленно. – Водитель, полный вперед!

– Стрелок! Цель справа! Цельсь! Продолжаем движение! Беглый огонь!

– Огонь! – выкрикнул Гарет, и разговор прекратился окончательно. Прошло полчаса, прежде чем он возобновился. Оба они теперь сидели в одних рубашках, спустив болтающиеся подтяжки и забросив галстуки в угол, и внимательно изучали крупномасштабную карту побережья Восточной Африки, которую им предоставила мадам Сесиль.

– Здесь целая тысяча миль никем не охраняемого побережья. – Гарет проследил пальцем береговую линию Африканского рога, освещаемого керосиновой лампой накаливания. Потом его палец скользнул внутрь материка. – А тут вся дорога обозначена как полупустыня, до самой границы. Едва ли наткнешься на толпы народу.

– Чертовски неприятный способ зарабатывать на жизнь, – заметил Джейк.

– Так мы едем или не едем? – спросил Гарет, поднимая глаза на компаньона.

– Сам знаешь, что едем.

– Действительно. – Гарет засмеялся. – Знаю, что едем. Пятнадцать тысяч соверенов свидетельство тому, что просто обязаны ехать.

Ли Михаэль встретил их решение коротким кивком, а затем спросил:

– А вы уже спланировали, как будете это осуществлять? Может, я могу оказать содействие. Я хорошо знаю побережье и большую часть дорог во внутренние районы страны. – Он подал знак одному из своих советников, и тот расстелил на столе перед ними большую карту. Джейк отслеживал пальцем дорогу и объяснял по ходу дела:

– Мы думаем зафрахтовать какое-нибудь судно с небольшой осадкой в Дар-эс-Саламе и высадиться где-то в этом районе. Потом загрузим ящики в машины и с запасом топлива двинемся напрямую в глубь страны, к какой-нибудь точке рандеву, которую заранее согласуем с вашими людьми.

– Так, правильно, – кивнул принц. – Основная идея верная. Но я бы на вашем месте избегал территорий, подконтрольных англичанам. У них очень хорошо развита система патрульной службы, нацеленная на предотвращение экспорта рабов с их территорий на восток. Нет, вам надо держаться подальше от Британского Сомалиленда. Французская территория более подходящая.

И они углубились в обсуждение деталей предстоящей экспедиции. Джейк и Гарет быстро поняли, насколько легко они ранее отнеслись к трудностям, которые перед ними возникнут, и насколько ценны советы принца.

– Ваша высадка на берег будет одним из самых критических моментов. На этом берегу приливы достигают двадцати футов, да и дно шельфа здесь очень неблагоприятное. Однако вот тут – примерно в сорока милях к северу от Джибути – имеется древняя гавань, она называется Монди. Она отмечена на карте. Это был один из центров работорговли до ее запрещения, такой же, какими были острова Занзибар и Мозамбик. Британские войска взяли его штурмом и разрушили в 1842 году. Порт не имеет своих источников пресной воды, поэтому его забросили. Однако там достаточно глубокий фарватер и хороший подход к берегу. Здесь вполне подходящее место для выгрузки машин, а это будет трудное дело, поскольку там нет хороших пристаней и портальных кранов.

Гарет делал заметки в фирменном блокноте компании «Юнион касл», а Джейк продолжал внимательно изучать карту.

– А как в этом районе насчет патрулей? – спросил он, и принц в ответ пожал плечами.

– В Джибути стоит батальон Иностранного легиона – они иной раз высылают туда верблюжий патруль. Но шансы с ним встретиться невелики.

– Именно такие шансы мне больше всего и нравятся, – пробурчал Гарет.

– Ну высадимся мы на берег, а что дальше?

Принц коснулся пальцем карты:

– После этого вам нужно будет продвигаться параллельно границе с итальянской Эритреей на юго-запад, пока не выйдете к болотистому району, где река Аваш уходит в пустыню и исчезает там. После чего вы поворачиваете строго на запад и пересекаете границу Французского Сомали и попадаете в Эфиопию – в провинцию Данакил. Я организую, чтобы вас встречали вот здесь… – Он обернулся к своим престарелым советникам и что-то у них спросил. Тут же разгорелась оживленная дискуссия на повышенных тонах, по окончании которой принц с улыбкой повернулся к партнерам.

– Мы, кажется, пришли к общему мнению, что рандеву должно состояться у Колодцев Чалди – вот здесь. – И он показал им место на карте. – Как видите, это место в глубине эфиопской территории, что вполне подходит и нашему правительству, потому что в случае итальянского наступления в этом направлении эти броневые машины будут использованы при обороне ущелья Сарди и дороги на Десси… – Тут принца прервал один из его советников, и он в течение нескольких минут выслушивал его, прежде чем кивнуть в знак согласия и обернуться к белым приятелям. – Он предлагает, что, поскольку ваш путь будет пролегать через пустыню и по полному бездорожью, где множество совершенно непроходимых мест, особенно для колесного транспорта, то нам по этой причине следует дать вам проводника, который хорошо знает этот район…

– Да уж, было бы неплохо, – с облегчением проворчал Джейк.

– Это просто великолепное предложение, Тоффи, – согласился с ним Гарет.

– Очень хорошо. Молодой человек, которого я выбрал, мой родственник. Племянник. Он хорошо говорит по-английски, так как три года учился в английской школе, и неплохо знает район, через который вы будете проезжать, поскольку часто охотился там на львов в качестве гостя губернатора французской территории. – Принц что-то сказал по-амхарски одному из своих приближенных, тот кивнул и вышел из салона. – Я послал за ним. Его зовут Грегориус Мариам.

Когда этот племянник явился, оказалось, что он довольно молод, на вид едва старше двадцати лет. Однако он был почти такого же высокого роста, как его дядя, с темными глазами воина и заостренными орлиными чертами лица. Но лицо у него было цвета светлого меда, гладкое и безволосое, как у девушки. Парень также был одет на европейский манер.

– Дядя объяснил, что от меня требуется, и я рад оказанной мне чести оказать вам содействие. – Голос Грегориуса звучал четко и ясно.

– Вы машину водить умеете? – неожиданно спросил Джейк.

Грегориус улыбнулся и кивнул.

– Умею, сэр. У меня в Аддис-Абебе имеется собственный спортивный «морган».

– Это здорово. – Джейк ответил ему улыбкой. – Но бронированную машину водить потруднее.

– Грегориус соберет вещи, необходимые ему для поездки, и немедленно присоединится к вам. Как вы знаете, наш корабль отплывает в полдень, – сообщил принц, и молодой благородный эфиоп поклонился дяде и вышел из каюты.

– Теперь вы у меня в долгу за эту услугу, майор Суэйлс, и я требую немедленного расчета. – Ли Михаэль повернулся к Гарету, с лица которого тут же слетело самодовольное выражение и вместо него появилась некоторая озабоченность, даже тревога. У Гарета уже сформировалось весьма уважительное отношение к уже продемонстрированному принцем умению торговаться.

– Но послушай, старина… – начал было он протестовать, но принц продолжил, словно его никто не перебивал:

– Один из видов оружия, которым намерена воспользоваться моя страна, это коллективная совесть всего цивилизованного мира…

– Я бы даже ломаного гроша не дал за этот товар, – заметил Джейк.

– Да, – грустно согласился с ним принц. – Это не очень эффективное оружие. Но если мы сумеем хотя бы информировать мир о ничем не спровоцированной жестокой агрессии, то сможем заставить демократические страны выступить в нашу защиту. Нам нужна поддержка общественности – стало быть, мы должны донести правду до всех народов. Если простые люди будут осведомлены о происходящем у нас, то заставят свои правительства принять какие-то меры.

– Это нелегкая задача, – заметил Гарет.

– Со мной сейчас едет человек, один из самых уважаемых и влиятельных журналистов Америки. Человек, ко мнению которого прислушиваются сотни тысяч людей по всем Соединенным Штатам, да и во всем остальном англоязычном мире. Человек либеральных взглядов, совестливый, защитник всех угнетенных. – Принц помолчал. – Однако репутация его летит впереди нас. Итальянцы уже поняли, что затеянное ими дело может оказаться в опасности, если правда, написанная журналистом такого уровня, дойдет до общественности, и они уже приняли меры, чтобы этого не произошло. Мы сегодня слышали по радио, что этому журналисту запрещен проезд через английские, французские и итальянские территории, и нашему союзнику не будет доступа в Эфиопию. Они наложили эмбарго не только на поставку оружия, но препятствуют также нашим друзьям в оказании нам содействия.

– Ну нет, – заявил Гарет. – У меня и так будет полон рот всяких забот, чтоб еще и служить таксистом для пресс-корпуса со всего мира. Да будь я проклят, если соглашусь…

– А он умеет водить машину? – вмешался Джейк. – У нас нет водителя еще для одной машины.

– Насколько я знаю журналистов, все, что они умеют водить, это бутылка виски, – мрачно пробурчал Гарет.

– Если он умеет водить, тогда мы сэкономим, ведь нам не нужно будет нанимать шофера, – заметил Джейк, и мрачное настроение Гарета немного улучшилось.

– Да, конечно. Но только если он умеет водить.

– Давайте выясним это, – предложил принц и отдал приказание одному из своих советников, который тут же покинул каюту. Гарет воспользовался наступившей паузой, чтобы взять принца за руку и отвести его в сторону от свиты.

– Я тут прикинул, во что нам обойдутся всякие дополнительные расходы – фрахт корабля и все такое, – и понял, что сумму сделки надо увеличить. И еще один вопрос возникает: не считаешь ли ты необходимым сделать жест доброй воли – выдать нам небольшой аванс? Несколько сотен гиней, а?

– Майор Суэйлс, я уже сделал жест доброй воли, предоставив в ваше распоряжение своего племянника.

– Я высоко ценю это… – Гарет уже намеревался привести еще более веские аргументы в свою пользу, но не успел – дверь каюты распахнулась и в салон вошел журналист. Гарет Суэйлс тут же выпрямился и поправил узел галстука. Его улыбка осветила углы каюты подобно утреннему солнцу.

Джейк Бартон в этот момент сидел, глубоко утонув в кресле возле стола с картами, и собирался закурить сигарку. Спичка уже горела в его сложенных ковшиком ладонях, но он так и не закончил начатое. Спичка догорела у него в пальцах, а он все пялился на вошедшего. На вошедшую.

– Джентльмены, – обратился к ним принц, – имею честь представить вам мисс Викторию Камберуэлл, уважаемого члена американского журналистского сообщества и большого друга моей страны.

Вики Камберуэлл еще не исполнилось тридцати, и это была весьма привлекательная молодая женщина. Она уже давно поняла, что юность и женская красота вовсе не достоинства при избранной ею профессии, и старалась – с не слишком большим успехом – скрывать и то и другое.

Она привыкла носить строгую, почти мужскую одежду. Рубашка в армейском стиле, с погончиками и застегивающимися на пуговицы карманами на груди, которые заметно выпячивались вперед под напором груди весьма привлекательной формы. Юбка была шита на заказ из того же полотна кремового цвета, тоже с застегивающимися на пуговицы карманами на бедрах, а кожаный пояс с тяжелой пряжкой поддерживал ее на узкой талии. У нее были высокие, на шнурках, ботинки, которые женщины обычно именуют «добротными». На ее прелестных длинных ножках они смотрелись довольно легкомысленно, почти фривольно.

Волосы были гладко зачесаны назад, открывая длинную лебединую шею; тонкие и шелковистые, местами выгоревшие на солнце добела, они оттеняли высокий лоб, приобретавший от этого цвет соломы и осенних листьев.

Гарет пришел в себя первым.

– Мисс Камберуэлл, я, конечно же, знаком с вашими публикациями. У вас постоянная колонка в «Обсервер».

Она поглядела на него без всякого выражения, оставшись равнодушной к воздействию знаменитой улыбки Гарета. Выражение ее глаз, как он успел заметить, было совершенно серьезное и спокойное, они светились насыщенным зеленым цветом, пересыпанным искорками темного золота.

Догоревшая спичка обожгла Джейку пальцы, и он выругался. Девушка повернулась к нему, и он быстро вскочил со стула.

– Я и не ожидал, что это будет женщина…

– Вы не любите женщин? – Ее голос звучал низко и чуть хрипловато, от чего у Джейка поползли по спине мурашки.

– Некоторые из самых любимых мною людей – женщины.

Он заметил, что она довольно высокого роста, достает ему почти до плеча, и в хорошей физической форме. Голову она держала высоко, почти высокомерно, что еще больше подчеркивалось независимо задранным подбородком и упрямо сжатым ртом.

– Сказать по правде, никого на свете я не люблю больше, чем женщин. – Тут Вики в первый раз улыбнулась. Улыбка была на удивление теплой и дружеской, и Джейк заметил, что передние зубы у нее немного неровные, один чуть выдается вперед. Он уставился на этот зуб, на секунду утратив способность мыслить, потом перевел взгляд выше и посмотрел прямо в ее оценивающие, внимательно рассматривающие его глаза.

– Вы машину водите? – очень серьезно спросил он, и улыбка девушки перешла в смех.

– Вожу, – смеясь, ответила Вики. – А еще я умею ездить верхом и водить мотоцикл. Также умею ходить на лыжах, водить самолет, играть в снукер и бридж, петь, плясать и играть на фортепиано.

– Вполне достаточно. – Джейк уже смеялся вместе с нею. – Вы прекрасно нам подходите.

Вики повернулась к принцу:

– О чем тут шла речь, ли Михаэль? И какое отношение эти двое джентльменов имеют к нашим планам?

Высокий ржаво-красный корпус «Данноттар касл» навис над спускающимся берегом, поросшим пальмами, и начал разворачиваться на фоне позолоченных солнцем кучевых облаков, направляясь к выходу из гавани.

У фальшборта на верхней палубе виднелась высокая фигура принца и стоящие по обе стороны от него люди в белых одеждах – его свита. Корабль начал набирать скорость, поднимая носом высокую пенящуюся волну. Принц поднял руку в прощальном жесте.

Силуэт корабля быстро уменьшался по мере его удаления от берега, уходя в бескрайнее пространство океана, на восток, прежде чем снова взять курс на север.

Четыре человека, оставшиеся на причале, стояли не шевелясь, пока корабль не исчез из виду, не сводя глаз с линии горизонта, ничем не нарушаемой, если не считать маленькие треугольные паруса рыбачьих суденышек, поспешно идущих к берегу.

Джейк заговорил первым.

– Надо найти какую-нибудь берлогу для мисс Камберуэлл.

При этом они с Гаретом одновременно посмотрели на ее невеликий багаж – потрепанный портплед и пишущую машинку в кожаном футляре.

– Бросим монетку? – предложил Гарет, и на его ладони блеснул восточноафриканский шиллинг.

– Орел, – сказал Джейк.

– Не повезло тебе, старик, – посочувствовал ему Гарет, опуская монету обратно в карман. – Ладно, я сам позабочусь о мисс Камберуэлл, а потом займусь поисками подходящего кораблика, который и доставит нас на север. А ты пока что займись машинами, осмотри их еще раз и все проверь. – Говоря это, он поднял руку, подзывая первого из длинного ряда ожидавших пассажиров рикш, выстроившихся у входа на пристань. – И помни, Джейк: одно дело перегнать их из твоего лагеря в порт, и совсем другое – вести две сотни миль через пустыню. Так что ты уж как-нибудь постарайся, чтобы мы потом не тащились домой пешком.

Он помог Вики Камберуэлл влезть в тележку рикши и крикнул:

– Водитель, полный вперед! – И они, весело помахав на прощание, умчались в город.

– Такое впечатление, что нас бросили на произвол судьбы, сэр, – заметил Грегориус, и Джейк крякнул, все еще глядя вслед удаляющемуся рикше. – Думаю, мне тоже следует поискать себе жилище.

Тут Джейк наконец вернулся к действительности.

– Пошли со мной, парень. На эти несколько дней можешь разместиться у меня в палатке, пока мы не уедем отсюда. – Потом он вдруг улыбнулся. – Надеюсь, ты не станешь обижаться, Грег, если я скажу, что предпочел бы, чтобы это была мисс Камберуэлл.

Молодой человек радостно засмеялся.

– Я вполне разделяю ваши чувства, сэр. Но что, если она храпит?

– Девушка с такой внешностью храпеть не может, – сказал Джейк. – Да, и еще одно – не называй меня «сэр», я от этого начинаю нервничать. Меня зовут Джейк. – Он поднял одну из сумок Грега. – Можем пройтись пешком. У меня такое безнадежное ощущение, что мы теперь не скоро услышим их милые голоса.

Они двинулись по пыльной обочине дороги.

– Ты говорил, что у тебя есть спортивный «морган»?

– Именно так, Джейк.

– А ты знаешь, что заставляет его ехать?

– Двигатель внутреннего сгорания.

– Ого, братец! – Джейк захлопал в ладоши. – Отлично для начала! Ты только что получил должность второго механика. Можешь сразу закатать рукава.

У Гарета Суэйлса была своя теория о соблазнении женщин, которую он в течение двадцати лет ни разу не имел причин пересматривать. Леди любят находиться в аристократической компании, все они по своей сути – снобы, и родовой герб обычно способен растопить сердце любой из них, даже самой замороженной. И не успели они с Вики Камберуэлл как следует усесться на подушках в повозке рикши, как он обрушил на девушку все свое сокрушительное остроумие и очарование.

Однако не особенно преуспел. Человека, который к двадцати девяти годам сумел заработать достойную репутацию в мире журналистики, вряд ли стоит подозревать в отсутствии проницательности или в наивности относительно того, как устроен мир. Вики Камберуэлл успела составить мнение о Гарете за первые минуты знакомства. Она знавала таких людей – с приятной, привлекательной внешностью, тщательно одетых и причесанных, ей была известна их насмешливая манера общения и стальной блеск в глазах. Пройдоха и мошенник, решила она – и каждая последующая минута беседы с ним подтверждала ее первоначальное суждение, – но чертовски симпатичный пройдоха, да к тому же очень забавный мошенник, который навязчиво демонстрирует свой аристократический акцент и ведет свою речь в такой манере, в которой она тут же распознала жуткое притворство и показуху. Но она с веселым видом слушала его, а он вовсю старался произвести на нее впечатление, болтая о своих выдающихся предках.

– Так любил говорить полковник – моего старика в семье всегда величали исключительно полковником. – Отец Гарета и впрямь умер полковником, однако вовсе не командиром какого-нибудь знаменитого полка, как можно было бы предположить, если судить по чину. На самом деле он выслужился из низших чинов, из простых констеблей индийской полиции.

– Конечно, все семейные земельные владения попали к нам по материнской линии… – Его мать была единственной дочерью неудачливого банкира, а семейные земельные владения состояли из заложенного дома в Суонси. [13]

– Полковник всегда был немного пройдоха, понимаете, он вечно связывался со всякими подозрительными личностями. Доступные дамы, темные лошадки на бегах… Так что, боюсь, семейные владения ушли с молотка. – Сами жертвы перемалывающей всех британской классовой системы, мать и отец Гарета, посвятили всю жизнь тому, чтобы дать своему единственному сыну возможность перескочить невидимый барьер, который разделяет средний класс и высшее общество.

– Конечно, я учился в Итоне, а полковник больше всего хотел, чтобы я попал в Форин Оффис. Я не очень хорошо его понимал, а жаль. Должно быть, это был неординарный человек… – В Итон Гарет попал при содействии комиссара полиции, который сам окончил эту школу. Все скромные средства, полученные в наследство матерью, и большая часть жалованья отца ушли на выполнение дорогостоящей задачи – превращение их сына в истинного джентльмена.

– Погиб на дуэли, можете в такое поверить? На револьверах, на рассвете. Романтик он был, слишком много огня в крови. – Когда холера унесла мать, жалованья отца стало не хватать, чтобы оплачивать счета, которые небрежно набирал сынок, вращаясь в «нужных» социальных сферах и общаясь с отпрысками герцогов. В Индии взятки – обычное явление, это образ жизни, но полковника застукали на горячем. Револьвер и в самом деле имел место, да и рассвет тоже.

Полковник просто выехал в темные индийские джунгли, имея при себе свой служебный револьвер «уэбли», а потом его гнедая кобыла прискакала обратно на конюшню с часовым опозданием, пустым седлом и волочащимися сзади поводьями.

– Естественно, из Итона пришлось уйти. – Под сильным давлением извне. Так совпало, что нежная дружба Гарета с дочкой директора школы началась именно в тот период, когда полковник выехал на свою последнюю конную прогулку, но по крайней мере она дала Гарету возможность уйти в ореоле славы, как и заметил ли Михаэль, а отнюдь не как какому-нибудь ничтожеству, чьи счета стало некому оплачивать.

И он вышел в широкий мир, научившись разговаривать, вести себя как истинный джентльмен и приобретя соответствующие джентльмену вкусы и предпочтения, но без средств, чтобы поддерживать подобный образ жизни.

– К счастью, тогда шла эта война… – А в полку герцога Корнуэльского, в который поступил на службу Гарет, не особенно интересовались наличием свободных средств у новых младших офицеров. Итон был достаточно убедительной рекомендацией, а потом при помощи германских пулеметов Гарет быстро получил повышение. Однако после перемирия все вернулось к прежнему состоянию, а это требовало трех тысяч фунтов на расходы в год, чтобы офицер мог достойно содержать себя и поддерживать стиль жизни, достойный своего полка. Гарет ушел со службы и двинулся дальше.

Вики Камберуэлл слушала, увлеченная его рассказом, несмотря ни на что. Она прекрасно понимала, что эта история – танец кобры перед загипнотизированным в испуге цыпленком; она достаточно хорошо знала себя, чтобы сознавать, что вся привлекательность майора заключалась в самом этом человеке, в его дьявольской сущности пройдохи, которую она так легко в нем распознала.

Она встречала много подобных людей. По долгу профессии она бывала в разных точках мира, где случались беды и несчастья, а людей такой породы всегда влечет в подобные места. У таких людей жизнь всегда насыщена возбуждающими приключениями и леденящими кровь ужасами, опасностями и удовольствиями, но в конечном итоге это неизбежно заканчивалось одинаково – душевными ранами и болью.

Она старалась никак ему не отвечать, желая, чтобы эта поездка наконец закончилась, но остроумные высказывания Гарета были бесподобны, и когда рикша подкатил ко входу в отель «Ройял», она уже не могла сопротивляться почти удушающим приступам хохота. Она откидывала назад голову, встряхивая своими блестящими светлыми волосами, распустив их по ветру, хохотала во все горло.

Гарет уже давно научился использовать громкость женского смеха в качестве измерительной шкалы. Вики смеялась с нескрываемым удовольствием и веселостью, поэтому он хозяйским жестом взял ее за руку и помог выбраться из тележки рикши.

Потом с видом полновластного хозяина провел ее в королевский люкс.

– Это единственный такой номер во всем отеле. Балкон выходит в сад, а вечером сюда дует морской бриз. – И плюс к этому: – Здесь единственный во всем здании личный туалет, имеется даже такое французское устройство, чтобы подмываться, понимаете? – И еще одно: – Кровать здесь совершенно потрясающая, спишь как на облаке и все такое. В жизни такого прежде не встречал!

– И здесь я буду жить? – спросила Вики с невинным выражением лица, как у маленькой девочки.

– Ну, я полагал, что мы как-то все это утрясем, старушка. – И у нее не осталось уже никаких сомнений в том, каким именно образом Гарет намерен все это «утрясать».

– Очень любезно с вашей стороны, майор, – пробормотала она и прошла через комнату к телефонному аппарату.

– Это мисс Камберуэлл. Майор Суэйлс освобождает для меня этот номер. Пожалуйста, пришлите горничную перенести его вещи в другой номер.

– Но… – выдохнул Гарет, а она прикрыла трубку ладонью и улыбнулась ему.

– Это так мило с вашей стороны, – произнесла она. Потом, выслушав ответ дежурного администратора, скорбно вздохнула: – Ох Боже мой! Хорошо, если это у вас единственный свободный номер, тогда придется с этим смириться. Уверена, что майору приходилось квартировать и в более неудобных помещениях.

Когда Гарет увидел номер, в который его теперь определили, то изо всех сил попытался вспомнить более убогие и менее комфортабельные квартиры. В китайской тюрьме в Мукдене было попрохладнее, и камера не размещалась прямо над баром, откуда слышался дикий ор, а фронтовой блиндаж зимой 1917 года в Аррасе был более просторный и лучше меблирован.

Следующие три дня Гарет Суэйлс провел в гавани, распивая чаи и виски в офисе капитана порта, выходя в море с каждым лоцманом для встречи любого нового судна, которое заходило на внутренний рейд, разъезжал на рикше по причалам, чтобы побеседовать с капитанами парусных доу и люггеров, старых ржавых пароходиков с еще угольными котлами и более аккуратных новых теплоходов, или ходил на взятой внаем гребной шлюпке по гавани, высматривая подходящий корабль из тех, что стояли на якоре на внешнем рейде.

Вечера он проводил, обхаживая Викторию Камберуэлл, потчуя ее собственным очарованием, лестью и шампанским, к которому она была явно неравнодушна, но обладала стойким иммунитетом к его воздействию. Она слушала его, пила заказанное им шампанское, а в полночь мило извинялась и ловко уклонялась от его попыток прижать ее к своей белоснежной рубашке или помешать ей, вставив ногу, закрыть перед его носом дверь королевского номера люкс.

К утру четвертого дня Гарет, что вполне понятно, начал немного остывать. Он уже подумывал о том, чтобы взять ведерко с пивом и отправиться в лагерь Джейка и там слегка взбодриться в дружеском обществе американца, однако никак не мог решиться признать перед Джейком свое поражение, поэтому поборол искушение и снова нанял рикшу и отправился в порт.

Ночью на рейд пришел новый корабль, и Гарет изучил его в бинокль. Посудина была вся в белесых потеках соли и грязи, старая и побитая, с темным, малозаметным корпусом и толпой оборванцев в качестве команды. Однако Гарет тут же разглядел, что такелаж у нее в весьма приличном состоянии и, несмотря на то что оснащена она была как шхуна и имела две мачты, способные нести значительную парусность, тем не менее у нее был сзади и гребной винт – вероятно, судно модернизировали, установив в трюме под высокой кормовой надстройкой дизельный двигатель. Судно выглядело наиболее подходящим из всех тех, что он до сих пор успел осмотреть, так что Гарет быстренько сбежал по ступеням пирса в шлюпку и величественным жестом вручил гребцу шиллинг сверх обычной платы.

Вблизи посудина оказалась еще более ужасна, чем представлялась с дальнего расстояния. Краска местами облезла, превратившись в нечто вроде лоскутного одеяла, где один слой отваливается от другого и висит клочьями, к тому же было совершенно ясно, какие на борту санитарно-гигиенические условия.

Борта были все в потеках человеческих испражнений.

Подойдя совсем близко, Гарет отметил, что доски обшивки под отвратительной облезшей краской в хорошем состоянии и плотно подогнаны, а днище, хорошо видимое в прозрачной воде, обшито медным листом и чистое, без обычной мохнатой зеленой «бороды» наросших водорослей. Кроме того, весь бегучий такелаж в отличном состоянии и аккуратно убран, все паруса ярко-желтого конопляного цвета и имеют вполне надежный вид. Название судна «Ласточка» было обозначено на корме на арабском и французском.

Порт приписки – Виктория, Сейшельские острова.

Гарет задумался, чем именно промышляет его хозяин, поскольку было абсолютно ясно, что на самом деле это темная лошадка – чистокровный жеребец, замаскированный под ломового одра. Этот мощный бронзовый винт при нужде понесет его с хорошей скоростью, а обшитое медью днище выглядело быстроходным и хорошо обтекаемым.

Потом он подплыл к борту и обнюхал корабль. И тут понял совершенно точно, что он собой представляет. Он прекрасно знал эту особую вонь, исходящую из загаженного трюма и свидетельствующую о человеческих страданиях, – отлично помнил ее по Южно-Китайскому морю. Он не раз слыхал, как многие утверждали, что подобную вонь не вытравить из трюма никакими средствами, даже ядреный раствор для мытья овец и кипящая морская вода не в состоянии ее вывести. Говорили также, что в темную ночь на патрульном корабле чуют запах невольничьего судна еще из-за горизонта.

Человек, зарабатывающий на хлеб скупкой и продажей рабов, вряд ли откажется от такого дела, как нелегальная перевозка оружия, решил Гарет и окликнул вахтенного:

– Эй, на «Иронделль»! [14]

Он увидел враждебные и мрачные темные лица оборванцев, уставившиеся вниз на его шлюпку. Команда была смешанная – арабы, китайцы, индусы, негры, – а ответа на его оклик не последовало никакого.

Встав на ноги и сложив ладони рупором, Гарет с подсознательной наглостью англичанина, полагающего, что весь мир обязан знать английский, крикнул:

– Мне надо поговорить с вашим капитаном!

В этот момент возле кормовой рубки возникло какие-то шевеление, и к фальшборту подошел белый мужчина. Он был смуглый дочерна и небольшого роста, так что его голова едва возвышалась над перилами.

– Чего надо? Вы полиция, да?

Гарет решил, что это грек или армянин. Один глаз у него был закрыт черной повязкой, что создавало несколько театральный эффект. Другой, целый глаз был яркий и сверкающий, цвета хорошо промытого агата.

– Никакой полиции! – уверил его Гарет. – И никаких неприятностей. – И показал бутылку виски, которую достал из кармана, и покачал ею в воздухе.

Капитан оперся на фальшборт и наклонился, рассматривая Гарета. Вероятно, он распознал знакомый блеск в его глазах и веселую бойкую пиратскую улыбку, которой Гарет одарил его. Правду говорят, что рыбак рыбака видит издалека. В любом случае он как будто сделал определенные выводы и бросил какое-то распоряжение по-арабски. С палубы сбросили веревочный трап.

– Поднимайтесь, – пригласил капитан. Прятать ему было нечего. На этом отрезке своего пути он вез только хлопок в кипах из Бомбея. Он выгрузит его здесь, в Дар-эс-Саламе, а потом пойдет дальше на север, чтобы ночью высадиться где-то на Африканском роге, дабы забрать гораздо более доходный груз – живой товар.

До тех пор пока купцы из Аравии, Индии и Дальнего Востока готовы платить огромные суммы денег за тонких, изящных черных девушек из Данакила и Галлы, моряки вроде него будут продолжать бросать вызов британским военным кораблям и патрульным катерам, но по-прежнему поставлять этот товар заказчику.

– Я вот подумал, что мы с вами могли бы выпить немного виски и потолковать о деньгах, – такими словами Гарет приветствовал капитана. – Меня зовут Суэйлс. Майор Суэйлс.

Капитан зачесывал свои намасленные волосы назад и заплетал в косичку, свисавшую вдоль спины. Он явно культивировал образ настоящего морского разбойника.

– Моя фамилия Пападопулос. – Тут он впервые улыбнулся. – А разговор о деньгах звучит как сладкая музыка. – И протянул Гарету руку.

Гарет и Вики Камберуэлл явились в лагерь Джейка, расположенный под деревьями махогани, с подарками.

– Вот так сюрприз, – с сардонической улыбкой на губах приветствовал их Джейк, распрямляясь и отстраняясь от сварочного агрегата. Пылающую горелку он все еще держал в другой руке. – А я уж думал, что вы куда-нибудь тайно сбежали вдвоем.

– Сперва бизнес, потом удовольствия. – Гарет помог Вики сойти с повозки рикши. – Нет, мой дорогой Джейк, все это время мы трудились. Упорно работали.

– Я вижу. Ты выглядишь совершенно измученным этими трудами. – Джейк погасил горелку и взял ведерко с пивом «Таскер». И тут же откупорил две бутылки, передавая одну Грегу, а другую поднося к губам. Он был в замасленных шортах цвета хаки.

Когда он опустил бутылку, то широко улыбнулся.

– Ну ладно, черт с вами, я умирал от жажды, так что я вас прощаю.

– Вы спасли нам жизнь, майор Суэйлс и мисс Камберуэлл, – добавил Грег и отсалютовал им покрытой изморосью бутылкой.

– А это что за чертовщина? – поинтересовался Гарет, поворачиваясь к громоздкой металлической конструкции, над которой работали Джейк и Грег, и Джейк гордо похлопал по ней ладонью.

– Это плот. – И он обвел рукой сложную конструкцию из нескольких бочек из-под горючего, скрепленных деревянными брусьями и досками, образующими платформу, отмечая ее основные достоинства полупустой бутылкой пива. – Бронированные машины ведь не плавают, а нам придется их выгружать, не доходя до берега, на мелководье. Вряд ли нам удастся подойти к самому берегу хотя бы на несколько сотен ярдов. И мы перевезем машины на этом плоту.

Вики разглядывала великолепную мускулатуру на руках и плечах Джейка, плоский живот и темную растительность на груди, а Гарет восхищался грубо сработанным плотом.

– Я как раз собирался обсудить с тобой высадку на берег и предложить что-то в этом роде, – сказал Гарет, и Джейк недоверчиво поднял одну бровь.

– Все, что нам непременно потребуется, это чтобы на судне, которое будет нас высаживать, имелся достаточно мощный деррик, чтобы погрузить машины на плот.

– А сколько они весят?

– Пять тонн каждая.

– Ну и отлично, «Иронделль» с этим вполне справится.

– Что такое «Иронделль»?

– Судно, которое нас повезет.

– Значит, ты и впрямь занимался делом, – рассмеялся Джейк. – Вот уж никогда бы не подумал. Когда отплываем?

– Послезавтра на рассвете. Погрузимся ночью – не следует демонстрировать наш груз – и отплывем с первыми лучами солнца.

– Стало быть, у меня совсем мало времени, чтобы обучить мисс Камберуэлл вождению такой машины. – Джейк повернулся лицом к ней и вновь ощутил дрожь, взглянув в эти зеленые с золотыми искорками глаза. – Я собираюсь отнять у вас довольно много времени.

– Ну, этого добра у меня в настоящий момент предостаточно. – От проходившей в Дар-эс-Саламе интерлюдии Вики уже достаточно утомилась, да и нервы были напряжены – ее предыдущая работа в Женеве оказалась рискованной и выматывающей. Последние несколько дней она занималась тем, что изучала древний порт, после чего написала статейку на пару тысяч слов, рассказав его историю. Ей нравилось внимание Гарета Суэйлса и ежедневная необходимость избегать его атак. А сейчас она обнаружила, что Джейк Бартон тоже ею восхищается. Ничто так не радует и не возбуждает девушку, как восторженное преследование двоих крутых, опасных и мощных самцов, подумала она и улыбнулась Джейку, отметив, как Гарет мгновенно взъерошился и вмешался.

– Я и сам мог бы дать Вики несколько уроков по управлению этими милыми старушками. Не хотелось бы отрывать тебя от важной работы.

Вики даже головы в его сторону не повернула, продолжая улыбаться Джейку.

– Я полагала, что это скорее в компетенции мистера Бартона, – заметила она.

– Меня зовут Джейк, – сказал Джейк.

– А меня – Вики.

Ситуация оборачивалась чрезвычайно интересной перспективой. Отличная будет публикация, таким делом стоит заняться, да и сама благородная идея стоила того, чтобы принять участие в ее осуществлении, плюс к тому еще одно отчаянное приключение, способное еще больше расцветить ее и без того блестящую профессиональную репутацию. Девушке было прекрасно известно, что никто из ее коллег никогда не решится действовать вопреки санкциям Лиги Наций и нарушать границы государств в составе банды контрабандистов, везущих оружие, лишь бы сдать в редакцию сенсационный материал.

А в виде бонуса – двое привлекательных мужчин в качестве компании. Перспектива и в самом деле выглядела чрезвычайно заманчиво, до тех пор, разумеется, пока ей удастся держать ситуацию под контролем и не позволять собственным эмоциям снова вырваться наружу.

Они прошли по тропинке в глубину зарослей махогани, и она улыбнулась себе под нос, заметив, как Гарет и Джейк толкаются, стараясь занять место рядом с нею. Однако когда они вышли на поляну, Гарет внезапно встал как вкопанный.

– Что это еще такое?! – требовательно осведомился он.

– Новая окраска. Это идея Грега, – пояснил Джейк. – Чтоб всякие там паскудники сперва хорошенько подумали, прежде чем открывать по нас огонь.

Все четыре машины были теперь выкрашены в сияющий белый цвет, а башни украшены крестами огненно-алого оттенка.

– Если французы или итальянцы попытаются нас остановить, заявим, что мы подразделение Международного Красного Креста и просто используем бронированные машины для безопасности. Ты, Грег и я – врачи, а Вики – медицинская сестра.

– Бог ты мой, да вы тут тоже без дела не сидели! – Вики была явно поражена.

– Кроме того, под белой краской в пустыне будет попрохладнее, – с серьезным выражением лица добавил Грег. – Эту пустыню называют «Большое пекло», и не без основания.

– Я там грузовые полки и подставки соорудил, – сказал Джейк. – Каждая машина сможет везти по две сорокагаллонных бочки бензина и одну с водой в отделении позади башни. Ящики с винтовками и патронами распределим по всем машинам и привяжем веревками вот тут, поперек колесных кожухов, – я там петли для веревок приварил.

– Ящики сразу выдадут нас с головой, – возразил Гарет. – Они же все маркированы.

– Маркировку состругаем рубанком, а потом приляпаем наклейки, что это медикаменты, – ответил ему Джейк, взяв при этом Вики за руку. – А для вас я выбрал вот эту. Она самая послушная и благонравная из всех четырех.

– У них что же, имеется собственный характер? – с иронией спросила Вики и рассмеялась, когда он ответил ей на полном серьезе:

– Они точно как женщины, эти мои «железные леди». – Он похлопал ближайшую машину по броне. – Вот эта – совершеннейшая милаха, если не обращать внимания на ее заднюю подвеску. Она немного разболтана, так что на скорости машина слегка виляет задницей. Ничего серьезного, конечно, но именно поэтому ее и величают «Мисс Вихляга». Она в вашем полном распоряжении. Вы с ней сроднитесь. – Джейк подошел к следующей машине и пнул ногой в шину. – Вот эта – самая жуткая сука во всем нашем гараже. Пыталась сломать мне руку, когда я ее в первый раз собрался завести ручкой. Проходит у нас под названием «Свинья Присцилла», или просто «Свинья». Я единственный, кто может с нею справиться. Она меня не любит, но уважает. – Он пошел дальше. – Грег выбрал вот эту и назвал ее «Тенастелин», что означает «С нами Бог». Надеюсь, он не ошибся, хотя сильно в этом сомневаюсь. Грег немного помешан на подобных штучках. Сообщил мне, что когда-то собирался стать священником. – Он подмигнул молодому человеку. – Гарет, это твоя машина, на ней стоит абсолютно новый карбюратор. Полагаю, что это будет справедливо, если она достанется именно тебе, поскольку именно ты рисковал всем, чтобы его заполучить.

– Неужели? – В глазах Вики вспыхнул живой интерес, в ней тут же проснулась охочая до новостей ищейка. – А как это было?

– Долгая история. – Джейк улыбнулся. – Это было очень длинное и опасное путешествие верхом на верблюде. – Гарет поперхнулся табачным дымом и закашлялся, но Джейк как ни в чем не бывало безжалостно продолжал: – Поэтому в будущем эта тачка будет проходить под названием «Горбатая Генриетта», или, для краткости, просто «Горбатая».

– Как остроумно, – сказала Вики.

Сразу после полуночи четыре машины колонной двинулись по погрузившимся в темноту спящим улицам старого города. Стальные заслонки были опущены и прикрывали фары, так что от тех вперед и вниз исходили лишь узкие лучи света. Ехали они со скоростью пешехода, потому двигатели было еле слышно, и держались под деревьями, чьи широко раскинутые ветви нависали над дорогой и закрывали звезды.

Силуэты машин изменились до неузнаваемости от навьюченных на них сверху грузов – бочек и ящиков, веревок, канатов и сетей, саперных инструментов и оборудования для лагеря.

Гарет Суэйлс возглавлял колонну. Он был свежевыбрит и одет в широкие серые фланелевые брюки и белую рубашку из джерси, украшенную на воротнике и манжетах цветами крикетного клуба «И Зингари». Он был несколько озабочен тем, что владелец отеля «Ройял» раньше времени узнает о его досрочном отъезде, а ведь на нем висит счет за три недели пребывания в этом заведении плюс огромная куча неоплаченных расписок за выставленное отелем шампанское, подтвержденных размашистой подписью Суэйлса с росчерками и завитушками. В открытом море Гарет, несомненно, будет себя чувствовать гораздо спокойнее.

Грегориус Мариам следовал за ним след в след. Одним из его наследственных титулов было звание Геразмах, то есть командующий левым флангом, и его кровь воина, перемешанная с глубоким пониманием Ветхого Завета и догматами Коптской монофизитской церкви, отчего его глаза сияли поистине мистическим фанатизмом, а в сердце пылал яростный огонь юношеского патриотизма. Он был еще слишком молод и недостаточно опытен, поэтому видел в войне не тяжелую, грязную и кровавую работу, а нечто славное и единственно достойное настоящего мужчины.

Следом за ним двигалась Вики Камберуэлл – уверенно и точно вела свою «Мисс Вихлягу». Джейк был в восторге от ее умения следить за работой двигателя и слышать все его стуки, а также переключать древнюю коробку передач легкими прикосновениями к педали сцепления и ручке переключений скоростей. Она тоже пребывала в возбужденном состоянии, предвкушая грядущие приключения и новые впечатления. Сегодня днем она отправила в редакцию предварительный материал объемом в пять тысяч слов, воспользовавшись услугами новой службы авиапочты, которая через десять дней доставит его прямо на стол ее главного редактора в Нью-Йорке. В статье она подробно изложила все текущие события, отметила явное намерение Бенито Муссолини присоединить к итальянским владениям территории суверенной Эфиопии, равнодушие к этой угрозе мирового сообщества и эмбарго на поставки в регион оружия. «Только не вздумайте тешить себя иллюзиями, – писала она, – что я поднимаю ложную тревогу и напрасно кричу «Волк! Волк!» [15] . Римская волчица уже вышла на охоту. И то, что вскоре начнет происходить в горах Северо-Восточной Африки, ляжет позором на весь цивилизованный мир». После этого девушка перешла к разоблачению намерений великих держав, препятствующих ей добраться до окруженной врагами страны и сообщить всему миру о ее бедственном положении. Свою корреспонденцию она закончила словами: «Ваш корреспондент наплевала на ограничения, наложенные на ее передвижения, и на личную безопасность. Нынешней ночью я присоединяюсь к группе отважных и бесстрашных людей, которые намерены, рискую жизнью, нарушить эмбарго и провезти через перекрытые кордонами территории груз оружия и снаряжения, в которых отчаянно нуждается осажденная врагом нация. Когда вы будете это читать, мы либо проиграем и погибнем на пустынном африканском берегу, который местные жители опасливо называют «Большое пекло», либо достигнем цели. Мы намерены высадиться ночью с небольшого каботажного судна и совершить переход в несколько сотен миль по дикой и враждебной территории, чтобы встретиться с эфиопским принцем. Надеюсь, что в своей следующей корреспонденции я буду иметь возможность описать нашим читателям это путешествие, но если боги удачи решили по-другому… ну, по крайней мере мы сделали попытку». Вики была очень довольна своей первой статьей из новой серии репортажей, написанной в ее обычном ярком и красочном стиле, и особенно ей нравилось выражение «совершить переход» – оно несло отпечаток местного колорита. Здесь хватало всего: и драматизма ситуации, и таинственности, и даже задора Давида, бросившего вызов Голиафу. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что эта новая серия репортажей будет просто огромной, и уже пребывала в возбуждении и вся горела от предвкушения.

Позади нее следовал Джейк Бартон. Он все время прислушивался к работе мотора «Свиньи». По какой-то непонятной причине – если не считать, может быть, скверных предчувствий того, что ее ожидало впереди, – машина в тот вечер не пожелала заводиться. Джейк крутил заводную ручку, пока не заболела рука. Он продул всю топливную систему, проверил свечи зажигания, магнето и все остальные подвижные детали, в которых могла обнаружиться неисправность. Потом, еще через час возни, она вдруг завелась и заработала уверенно и четко, так и не выдав ни единым намеком, что же мешало ей сделать это раньше.

Другой частью сознания Джейк мысленно проверял и перепроверял список того, что взял с собой, прекрасно понимая, что это его единственный и последний шанс запастись недостающим. Им предстоял чертовски долгий и трудный путь от старого порта Монди до Колодцев Чалди, а по дороге их отнюдь не ждали услуги станций техобслуживания. Понтонный плот, собранный из железных бочек, еще днем был доставлен на борт «Иронделль», а каждая машина везла с собой свой собственный запас всего необходимого для жизнеобеспечения и выживания, и этот груз тяжким бременем давил на их древние изношенные подвески и кузова.

Таким образом, все внимание Джейка было занято, однако где-то в подсознании то и дело всплывали неясные воспоминания, от которых у него напрягались все нервы и в кровь поступали все новые порции адреналина. Тогда, давным-давно, стояла точно такая же ночь, и колонна точно так же продвигалась в полной темноте с моторами, работающими на самых малых оборотах, так что их рокот был едва слышен, но потом в небе вдруг вспыхнула осветительная ракета, вдали раздался перестук пулемета «Максим», обстреливающего брешь в проволочных заграждениях, а в нос ударили запахи смерти и грязи. В отличие от Грегориуса Мариама, ведущего машину впереди него, Джейк Бартон очень хорошо знал, что такое война и чего стоит вся мирская слава.

Капитан Пападопулос ждал их на пирсе; в руке он держал керосиновую лампу-молнию, а одет был в длинную, до щиколоток, шинель, которая придавала ему вид жалкого, замученного гнома. Он махнул лампой, показывая, куда двигаться их колонне, а его команда оборванцев скатилась с палубы «Иронделль» на каменный причал.

Было сразу понятно, что они давно привыкли грузить на борт любой, самый необычный груз, да к тому же посреди ночи. Сперва машины освободили от всего навьюченного на них. Бочки и ящики будут уложены отдельно и закреплены такелажными сетями. После этого под шасси машин подсунули прочные деревянные погрузочные платформы и закрепили на них мощные пеньковые канаты. По сигналу Пападопулоса матросы включили вспомогательные движки у лебедок, и канаты начали подтягиваться через шкивы на вылете корабельного деррика. Тяжелые машины одна за другой отрывались от земли, медленно поднимались вверх, а затем опускались на палубу.

Всю операцию провели очень быстро, без ненужного шума и громких выкриков. Слышались только приглушенные команды да напряженное кряканье тяжело работающих мужчин, низкое гудение вспомогательных моторов, а потом глухой стук машин, опускающихся на палубу.

– Эти ребята знают свое дело, – одобрительно заметил Гарет. Потом он обернулся к Джейку: – Я сейчас пойду к капитану порта и оформлю все коносаменты. Отчаливаем через час или около того. – И он сошел с причала и исчез в темноте.

– Давайте-ка посмотрим, где нас разместили, – предложил Джейк, беря Вики за руку. – Посудина-то смотрится прямо как настоящий лайнер компании «Кьюнард» [16] . – Они поднялись по сходням на палубу и только теперь почувствовали жуткую вонь работоргового судна. К тому времени, когда Гарет вернулся после своих сомнительных переговоров насчет коносаментов, в которых теперь было указано, что судно везет груз медикаментов и машины «скорой помощи» для отделения ассоциации Международного Красного Креста в Александрии, остальные успели быстренько осмотреть единственную микроскопическую и очень вонючую каютку, которую Пападопулос предоставил в их распоряжение, и решили оставить ее тараканам и постельным клопам, которые уже давно там поселились.

– Плавание займет всего несколько дней. Думаю, будет лучше на открытой палубе. Если пойдет дождь, можно укрыться в машинах. – Вся группа стояла возле фальшборта и смотрела на удаляющиеся и исчезающие в ночи огоньки Дар-эс-Салама, и Джейк обращался ко всем. Под ногами ритмично постукивал дизель, палубу обдувал приятный прохладный бриз, унося прочь застарелую вонь невольничьего судна.

Вики разбудил яркий свет звезд, бьющий прямо в лицо. Она открыла глаза и уставилась в небо, сиявшее всем великолепием бескрайней Вселенной, где моря и океаны жемчужного света переливались и сверкали, освещая весь небесный свод.

Она тихонько вылезла из-под одеял и подошла к борту. Море тоже блестело и переливалось разными оттенками черного цвета, каждая волна казалась вырезанной из тяжелого драгоценного металла, украшенного бесчисленными отражениями звездного света, и все это пронзал нос корабля, поднимая волну, которая фосфоресцировала и сияла потоком зеленоватого пламени.

Морской бриз мягко ласкал ей лицо, как нежное прикосновение любовника, и шевелил волосы, над головой что-то шептал распущенный грот, и при виде всей этой красоты в груди у нее возникала почти физическая боль.

Когда сзади бесшумно подошел Гарет и обнял ее за талию, она даже головы в его сторону не повернула, а просто прижалась к нему спиной. Ей сейчас не хотелось ни о чем спорить, даже поддразнивать его. Как она сама написала в своем репортаже, очень скоро она вполне может погибнуть, а ночь была так прекрасна, чтобы дать ей пройти просто так.

Ни он, ни она не произнесли ни слова, только Вики вздохнула и чуть вздрогнула, почувствовав, как его руки, ласковые и опытные, скользнули под ее легкую хлопчатобумажную блузку. Прикосновение было нежным, как дующий с моря бриз, и ласкающим.

Сквозь тонкую ткань она ощущала его теплое и упругое тело, прижимающееся к ней, чувствовала, как вздымается и опадает при дыхании его грудь.

Она медленно повернулась, не пытаясь вырваться из его объятий, и подняла к нему лицо, а он чуть наклонился и прижал к ней свое тело, отвечая на встречное движение ее бедер. Вкус его губ и исходящий от него мускусный мужской аромат только усилили ее возбуждение.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы оторваться от его губ и выскользнуть из объятий. Она быстро прошла по палубе туда, где валялись ее одеяла, и собрала их дрожащими руками. Потом расстелила их между распростертыми темными телами Джейка и Грегориуса, и только когда завернулась в жесткие и колючие складки и улеглась на спину, стараясь успокоить возбужденное дыхание, только тогда поняла, что Джейк Бартон не спит.

Глаза его были закрыты, он глубоко и ровно дышал, но она точно знала, что он не спит.

Генерал Эмилио де Боно стоял возле окна своего кабинета и смотрел на жалкие крыши города Асмара и на огромный нависающий над окрестностями массив высокогорных районов Эфиопии, виднеющийся вдали. Он выглядел как хребет исполинского дракона, подумалось ему, и он подавил возникшую в руках дрожь.

Генералу было семьдесят лет, так что он живо помнил судьбу предыдущей итальянской армии, что вторглась в эти горные твердыни. Битва при Адуа [17] до сих пор оставалась позорным пятном на итальянском боевом прошлом, и сегодня, сорок лет спустя, этот кровавый разгром современной европейской армии все еще не был отомщен.

И вот теперь судьба определила его для отмщения, и Эмилио де Боно совсем не был уверен, что эта роль ему подходит. Ему бы гораздо больше понравились такие войны, в которых не было бы пострадавших, убитых и раненых. Генерал был готов идти на любые затраты, лишь бы никому не причинять боли или просто неудобств. Он избегал отдавать такие приказания, которые могли бы показаться их получателю неприятными. Он всегда гневно хмурился, когда ему предлагали операции, в которых кто-то мог подвергнуться опасности, и его офицеры уже давно приучились не предлагать своему командующему ничего подобного.

В сердце своем генерал был дипломатом и политиком, а вовсе не военным. Он любил видеть вокруг себя улыбающиеся лица, потому и сам все время улыбался. Внешне он напоминал бойкого и исхудавшего до худобы козленка, а его остренькая бородка послужила основанием для приклеившегося к нему прозвища Бороденка. А еще он неизменно называл своих офицеров «caro» [18] , а рядовых солдат – «bambino» [19] . Он просто хотел, чтобы все его любили. Поэтому все время улыбался.

Но сейчас генерал отнюдь не улыбался. Утром он получил из Рима очередную шифрованную телеграмму, подписанную Бенито Муссолини. Текст ее был гораздо более категоричный, чем обычно: «Король Италии желает, а я, Бенито Муссолини, министр вооруженных сил, приказываю вам…»

Внезапно генерал ударил себя кулаком в украшенную орденами и медалями грудь, чем страшно удивил капитана Креспи, своего адъютанта.

– Они ничего не понимают! – горько воскликнул де Боно. – Просто замечательно – сидеть себе в Риме и настаивать на ускорении приготовлений. И кричать: «В атаку!» Но они же не представляют себе полной картины, не видят того, что видим мы, когда смотрим на тот берег реки Мареб, на кишащие толпы врагов!

Капитан подошел к генералу и тоже посмотрел в окно. Здание, в котором в Асмаре размещалась штаб-квартира экспедиционной армии, было двухэтажным, и кабинет генерала находился на верхнем этаже, откуда открывался широкий вид на подножие гор. Капитан, скривив губы, обозрел окрестности и не заметил никаких кишащих толп врагов. Территория представляла собой огромное пустынное пространство, постепенно поднимающееся к сверкающему солнечным светом небосклону. Глубокая авиаразведка не обнаружила никаких скоплений эфиопских войск, а надежные разведданные утверждали, что император Хайле Селассие приказал своим немногочисленным и неопытным боевым подразделениям не подходить к границе ближе чем на пятьдесят километров, дабы не давать итальянцам повода для вторжения.

– Они там не понимают, что сперва я должен сосредоточить все войска здесь, в Эритрее. И укрепить свои позиции. Мне нужна крепкая база и надежные пути снабжения, – горестно выкрикнул де Боно. Он уже целый год укреплял свои позиции и налаживал снабжение. Маленький порт в гавани Массавы, который раньше лениво обслуживал случайные и редкие трампы или маленькие суденышки японских торговцев солью, был полностью реконструирован. В море теперь выступали великолепные каменные пирсы, огромные причалы щетинились множеством паровых грузовых кранов, деловитые локомотивы сновали туда-сюда, перевозя невероятные количества военных грузов, выгружаемых на берег тысячами тонн в день, и это продолжалось все время, день за днем, месяц за месяцем. Суэцкий канал оставался открытым для транспортировки грузов для предстоящей итальянской авантюры, поэтому на юг шел постоянный их поток, несмотря на эмбарго, которое Лига Наций наложила на импорт материалов военного назначения в Восточную Африку.

К настоящему моменту сюда было завезено и выгружено на берег свыше трех миллионов тонн разных грузов, к которым следовало бы прибавить еще и пять тысяч боевых машин – грузовиков для перевозки солдат и боеприпасов, бронированных машин, танков и самолетов, которые также были выгружены на берег. Для размещения и перемещения всего этого многообразия грузов и машин здесь была заново создана целая сеть дорог, веером расходящаяся от порта в глубь материка, система столь великолепная, что напоминала дороги, построенные императорами Древнего Рима.

Генерал де Боно снова стукнул себя кулаком в грудь, отчего его адъютант снова вздрогнул.

– Они понуждают меня начать наше предприятие раньше срока, совсем несвоевременно. Кажется, они не понимают, что у меня недостаточно сил.

Силы, о нехватке которых так сожалел генерал, составляли самую большую и самую мощную армию, когда-либо высаживавшуюся на Африканском континенте. Под его началом состояло триста шестьдесят тысяч солдат и офицеров, вооруженных самыми современными средствами уничтожения, какие только были изобретены во всем мире, начиная с моноплана «Капрони СА-133» с тремя двигателями, способного нести две тонны взрывчатки или отравляющих газов на расстояние до девятисот миль, и до самых современных бронированных машин и танков CV-3 с мощной броней и 50-миллиметровыми пушками, не говоря о частях поддержки с их тяжелой артиллерией.

Разнообразное воинство было сконцентрировано вокруг Асмары и на скалах, выходящих на реку Мареб. Оно состояло из четко отличающихся друг от друга элементов: регулярные армейские части в зеленом и в широкополых тропических шляпах, чернорубашечники, фашистская полиция в своих высоких сапогах, с перекрещивающимися на груди ремнями портупей, со сверкающими значками, на которых изображены черепа, кости и кинжалы; колониальные части, состоящие из чернокожих сомалийцев и эритрейцев в обычных для них мешковатых рубахах и красных фесках с кистями, в разноцветных полковых тюрбанах, босоногих, но в обмотках. Плюс еще нерегулярные части добровольцев, которые представляли собой сборище бандитов из пустыни и головорезов из числа профессиональных угонщиков скота, которых война привлекает точно так же, как упавшая в воду капля крови – акул.

Де Боно знал, но не придавал значения тому факту, что почти семьдесят лет назад британский генерал Нэпир шел на эфиопскую горную крепость Магдалу всего с пятьюдесятью тысячами солдат, и на этом пути встретил и разгромил всю эфиопскую армию, взяв штурмом эту горную твердыню и освободив пленных англичан, которые там содержались, прежде чем отступить, сохраняя в войсках полный порядок.

Подобные героические деяния не занимали воображение генерала.

– Каро, – обратился генерал к своему адъютанту, обняв его за украшенные золотыми эполетами плечи. – Нужно сочинить ответ дуче. Ему следует объяснить, какие у нас здесь трудности. – Он любовно потрепал капитана по плечу, и выражение его лица снова смягчилось привычной улыбкой, как только он начал сочинять ответ.

– Мой дорогой и глубокоуважаемый дуче, прежде всего хочу уверить вас в своей преданности лично вам и нашему славному отечеству – Италии. – Капитан бросился за блокнотом и принялся спешно записывать. – Можете также быть уверены в моих непрестанных усилиях днем и ночью с целью…

Творческие усилия генерала заняли почти два часа, прежде чем он был удовлетворен своим бессвязным, многословным и цветистым отказом выполнять полученное приказание.

– А теперь, – тут он перестал расхаживать и нежно улыбнулся капитану, – хотя мы все еще не готовы к наступлению всеми силами, будет неплохо успокоить дуче открытием военных действий в южном направлении.

Генеральский план вторжения, когда он был полностью разработан и разослан в части и соединения, отличался таким же дотошным вниманием к малейшим деталям, как и его подготовительные мероприятия. Историческая необходимость диктовала ему направление главного удара на Адуа. Среди огромных куч грузов уже лежал мраморный монумент, доставленный из Италии, с выбитой на нем надписью «Отмщенье за героев Адуа» и пустым местом для даты установки.

План, однако, требовал вспомогательной фланговой атаки на юге, через один из немногих горных проходов, ведущих в высокогорные центральные районы страны. Он шел через ущелье Сарди. Его узкая горловина, расщепившая поверхность пустыни и как ударом топора расколовшая отвесный горный склон, образовывала проход, по которому армия могла попасть на плато, простирающееся на высоте семи тысяч футов над уровнем моря. Согласно плану, первый этап наступления предусматривал захват подходов к ущелью Сарди, и особенно важным моментом в этом сухом и выжженном солнцем пустынном районе было водоснабжение наступающей армии.

Генерал пересек помещение и подошел к крупномасштабной карте Восточной Африки, которая закрывала одну стену кабинета, прихватив по пути указку из слоновой кости, чтобы показать в некий изолированный участок пустыни чуть ниже гор.

– Колодцы Чалди, – вслух прочитал он название. – Кого мы туда пошлем?

Капитан поднял голову от своего блокнота и обозрел карту, на которой указанный участок окружал угрожающий желтый цвет пустыни.

Он достаточно долго находился в Африке, чтобы понимать, что это означает, и в армии был только один человек, который пожелал бы туда отправиться.

– Белли, – сказал он.

– Ага! – сказал генерал. – Графа Альдо Белли, пожирателя огня!

– Клоуна, – сказал капитан.

– Да ладно тебе, каро, – мягко упрекнул генерал своего адъютанта. – Ты слишком пристрастен. Граф – известный дипломат, он три года был послом при Сент-Джеймсском дворе. Он из старинной благородной семьи и очень богат.

– Он хвастун, – упрямо сказал капитан, и генерал тяжко вздохнул.

– Он личный друг Бенито Муссолини. Дуче постоянно гостит в его замке. Он обладает значительным политическим влиянием…

– …и будет приносить гораздо меньше вреда, если окажется в этом Богом забытом уголке, – дополнил капитан, и генерал снова вздохнул.

– Возможно, ты прав, каро. Пошли кого-нибудь за нашим милым графом. Пожалуйста.

Капитан Креспи стоял у входа в здание штаба, под портиком с колоннами из поддельного мрамора и грубо намалеванными фресками, изображающими героическую группу могучих мускулистых итальянцев, поражающих грязных язычников, пашущих землю, собирающих урожай и, в общем и целом, созидающих империю.

Капитан с кислым выражением лица наблюдал, как огромный «роллс-ройс», переваливаясь на ухабах, продвигался по пыльной, изрытой выбоинами главной улице города. Его фары сияли подобно чудовищным испуганным глазам, а выгоревшая небесно-голубая окраска кузова выглядела тусклой, присыпанная тонким слоем светлой пыли. Стоимость этого транспортного средства поглотила бы капитанское жалованье за пять лет, что и являлось одной из причин кислого настроения капитана.

Граф Альдо Белли, будучи одним из крупнейших землевладельцев и входивший в пятерку самых богатых людей Италии, никогда не полагался на армию, когда дело касалось средств транспорта. «Роллс-ройс» был спроектирован и изготовлен фирмой-производителем в соответствии с его собственными специфическими требованиями.

Когда машина, изящно затормозив, остановилась под портиком, капитан заметил личный герб графа, украшавший переднюю дверцу, – вставший на дыбы золотой волк, поддерживающий щит, который был разделен на четыре части алого и серебряного цветов. Под ним красовался девиз: «Мужество – мое оружие».

Как только машина остановилась, с переднего пассажирского сиденья выскочил маленький, жилистый, сильно загорелый человечек в форме сержанта чернорубашечников и тут же припал на одно колено, держа наготове огромную фотокамеру, чтобы заснять момент, когда из машины появится фигура, развалившаяся на широком заднем сиденье.

Граф Альдо Белли аккуратно поправил на голове черный берет, втянул живот и поднялся на ноги, а водитель уже обежал машину, чтобы открыть ему дверцу. Граф улыбнулся. Улыбка явила миру сверкающие белоснежные зубы, от нее исходила мощная харизма. Глаза у графа были темные и романтичные, украшенные длинными ресницами, как у завзятой модницы, кожа загорелая до золотисто-оливкового оттенка, а роскошные кудри, выбивающиеся из-под берета, так и сверкали на солнце. Хотя ему было почти тридцать пять лет, ни единая седая прядь не портила эту прекрасную шевелюру.

Стоя на подножке автомобиля, он казался еще выше, так что выглядел словно бог, вознесшийся надо всеми этими суетящимися внизу людишками. Лощеные ремни перекрещивающихся на его груди портупей блестели на солнце, равно как и серебряные значки с изображением черепа с костями. Короткий армейский кинжал на бедре, украшенный маленькими бриллиантами и отборными жемчужинами, был изготовлен по рисунку самого графа, а пистолет с рукояткой, отделанной слоновой костью, был ручной работы – продукция фирмы «беретта»; ремень с кобурой был туго затянут, чтобы приструнить талию, которая уже выказывала признаки неповиновения.

Граф замер на секунду и посмотрел вниз, на маленького сержанта.

– Ну как, Джино? – спросил он.

– Отлично, граф. Только подбородок чуть-чуть повыше.

Подбородок графа доставлял им обоим множество неприятностей. В некоторых ракурсах он предательски демонстрировал тревожную тенденцию к удвоению, напоминая волну в пруду. Граф резко задрал его вверх, почти так же, как обычно делает дуче, и складки под ним тут же исчезли.

– Bellissimo! [20] – воскликнул Джино и нажал на кнопку затвора. Граф сошел с подножки машины, наслаждаясь видом собственных начищенных сапог, мягкая и сияющая кожа которых при ходьбе складывалась и сжималась складками над подъемом подобно мехам концертино. Большой палец своей затянутой в перчатку левой руки он засунул за ремень рядом с кинжалом, а правую выбросил вперед и вверх в фашистском приветствии.

– Генерал ждет вас, граф, – приветствовал его капитан Креспи.

– Я явился сразу, как только получил его вызов.

Капитан чуть надул губы. Он-то знал, что вызов граф получил в десять часов утра, а сейчас было уже почти три пополудни. Граф тратил почти по полдня на то, чтобы нарядиться и привести себя в должный вид, и сейчас сиял после принятой ванны, бритья и сеанса массажа, а пахло от него как от сада с цветущими розами.

«Клоун», – снова подумал капитан. Самому Креспи понадобилось десять лет упорных трудов, безупречной службы и преданности делу, чтобы достичь нынешнего чина и положения, а этому типу достаточно было лишь открыть свой кошелек, пригласить Муссолини в свое поместье у подножия Апеннин поохотиться и попьянствовать, и взамен он тут же получил полковничий чин и батальон под команду. Этот тип никогда не стрелял ни по какой приличной цели крупнее кабана, а всего полгода назад командовал жалким взводом, состоящим из бухгалтеров, садовников и шлюх, ублажающих его в постели.

«Клоун, – вновь с горечью подумал капитан, кланяясь и обворожительно улыбаясь графу. – Прикажи своему фотографу заснять тебя, когда будешь отбиваться от мух в пустыне Данакил или нюхать верблюжье дерьмо возле Колодцев Чалди», – продолжил он свою мысль, отступая назад через широкий дверной проход в относительную прохладу административного здания.

– Прошу вас сюда, полковник, будьте так любезны…

Генерал де Боно опустил бинокль, с помощью которого он с растущим неудовольствием рассматривал и изучал массивы эфиопских гор, и почти с облегчением обернулся, чтобы приветствовать графа.

– Каро! – Генерал улыбнулся, протягивая обе руки и пересекая кабинет, мягко ступая по лишенному ковров, отделанному расписанной вручную плиткой полу. – Мой дорогой граф, как мило, что вы приехали!

Граф замер на пороге, выпрямился и выбросил руку в фашистском приветствии, салютуя приближающемуся к нему генералу, отчего тот в замешательстве остановился.

– На службе моей стране и моему королю я не считаюсь ни с какими жертвами! – Альдо Белли был сам потрясен собственными словами. Ему непременно следует их запомнить. И не раз еще пустить в ход.

– Да-да, конечно, – поспешно согласился с ним де Боно. – Несомненно, мы все разделяем ваши чувства.

– Генерал де Боно, вам всего лишь следует отдать мне приказ.

– Благодарю вас. Но сначала, может быть, стаканчик мадеры и бисквит? – предложил генерал. Нужно немного подсластить эту пилюлю. Генералу было крайне неловко посылать кого-то в район Данакил; здесь, в Асмаре, тоже достаточно жарко, но только одному Богу известно, какое сейчас пекло там, в пустыне. Генерал испытывал сейчас настоящую боль, потому что дал Креспи возможность выбрать для этого задания человека со столь значительным политическим влиянием, как граф Белли. Так что он не будет ускорять события, не станет оскорблять графа слишком поспешным переходом к делу.

– Надеюсь, вы успели познакомиться с новой редакцией «Травиаты», прежде чем покинули Рим?

– Да-да, генерал, и в самом деле успел. Мне очень повезло, что меня включили в список гостей, приглашенных дуче на премьеру. – Граф немного расслабился и улыбнулся.

Генерал вздохнул и разлил по бокалам вино.

– Увы! Цивилизация так далеко от этой страны дикарей и колючек…

Время клонилось к вечеру, когда генерал набрался храбрости и коснулся той болезненной темы, ради которой и вызвал графа, и с извиняющейся улыбкой отдал свой приказ.

– Колодцы Чалди… – повторил граф, и его поведение сразу кардинально изменилось. Он вскочил на ноги, опрокинув бокал с мадерой, и стал с величественным видом расхаживать по кабинету взад и вперед, постукивая каблуками по плиткам пола, втянув живот и задрав вверх свой благородный подбородок. – Лучше смерть, чем бесчестье! – воскликнул он. Уже проникшая в кровь мадера только добавляла ему решительности и вдохновения.

– Надеюсь, что нет, каро, – пробормотал генерал. – Все, что мне от вас требуется, это занять позицию возле того заброшенного колодца и охранять его.

Но граф, кажется, даже не слышал его слов. У него уже горели глаза.

– Я чрезвычайно признателен вам за эту возможность отличиться, предоставленную моему подразделению. Можете на меня положиться, я буду драться до конца. – Граф внезапно замолчал – ему пришла в голову еще одна мысль. – Вы поддержите меня броней и авиацией?

– Я вообще-то не считаю, что это необходимо, – мягко ответил генерал. Все эти разглагольствования о чести и смерти смущали его, сбивали с толку, но он не хотел обижать графа. – Не думаю, что вы встретите там какое-то сопротивление.

– А если встречу? – требовательно спросил граф, еще больше возбуждаясь. Генералу даже пришлось успокаивающим жестом погладить его по руке.

– У вас же есть радио, каро. Сразу же сообщите мне, если вам понадобится какая-то помощь.

Граф с минуту обдумывал его слова и явно счел это вполне приемлемым решением. И в его глазах снова вспыхнул огонь патриотизма.

– Победа будет за нами! – воскликнул он, и генерал с воодушевлением его поддержал.

– Надеюсь, так и будет. Надеюсь, так оно и будет.

Граф вдруг весь передернулся и бросился к двери. Распахнул ее и позвал:

– Джино!

Маленький сержант-чернорубашечник влетел в комнату, на ходу спешно открывая огромную камеру, которая висела у него на шее.

– Вы не возражаете, генерал? – осведомился Альдо Белли, подводя командующего к окну. – Здесь освещение лучше. – Скользящие лучи заходящего солнца еще падали в кабинет, освещая мужчин, стоящих в театральных позах. Граф взял де Боно за руку.

– Чуть ближе друг к другу, пожалуйста. Сдайте немного назад, генерал, вы закрываете графа. Вот так, отлично. Подбородок чуть выше, граф. Ага! Отлично! – выкрикнул Джино и добросовестно запечатлел испуганно-удивленное выражение генеральского лица, украшенного седой козлиной бородкой.

Самый старший по возрасту и должности майор батальона чернорубашечников «Африка» был строгим профессиональным солдатом с тридцатилетним стажем, ветераном сражений при Витторио-Венето и Капоретто [21] , где он приобретал свой первый боевой опыт и там же получил первое повышение в чине, прямо на поле боя.

Настоящий солдат, воин, он с отвращением относился к переводу из престижного полка в регулярной армии в этот балаган – политическую полицию и неоднократно возражал против этого, но приказ пришел сверху, из самого штаба дивизии. Дивизионный генерал – приятель графа Альдо Белли – был в долгу перед ним за какие-то услуги. Кроме того, он хорошо знал графа, и поэтому решил, что ему понадобится настоящий солдат, чтобы направлять его и давать дельные советы. Майор Кастелани был, по-видимому, одним из немногих настоящих солдат во всей итальянской армии. И когда понял, что его перевод неизбежен, то смирился с этим и занялся своими новыми обязанностями – наведением порядка в новом подразделении и приведением его в боевую готовность всеми средствами от муштровки до битья.

Это был крупный мужчина с очень коротко остриженными волосами, торчавшими седой щетиной, с тяжелым лицом, изрезанным глубокими морщинами и напоминавшим морду гончей собаки, сильно загорелым и обветренным в доброй дюжине военных кампаний. Он шел раскачивающейся походкой моряка или кавалериста, хотя не был ни тем, ни другим, а его голос слышался за милю, даже когда дул достаточно сильный встречный ветер.

Благодаря его усилиям, предпринимаемым практически в одиночку, батальон был приведен в почти нормальное боевое состояние. Сегодня его подняли по тревоге, и он был готов к маршу за час до рассвета. Шестьсот девяносто солдат рассадили по машинам, выстроившимся в колонну на главной улице Асмары. Кузова грузовиков были до отказа забиты молчаливыми людьми, сгорбившимися и укрывшимися под своими шинелями от утреннего холода. Мотоциклисты передового дозора уже сидели, оседлав свои машины, прикрывая с флангов свежеотполированный, но пока лишенный пассажиров командирский «роллс-ройс», разукрашенный развевающимися флажками. Мрачный водитель в скорбной позе сидел за рулем. Все это воинское сборище пребывало в напряженном состоянии полной неопределенности.

По батальону последние двенадцать часов ходили самые дикие слухи о предстоящем походе – что их вроде как выбрали для какой-то отчаянной и опасной операции. Вчера вечером сержант, прислуживавший в офицерском собрании, лично видел, как полковник граф Альдо Белли плакал от переполнявших его эмоций, когда чокался со своими младшими офицерами, выкрикивая боевой девиз их полка «Лучше смерть, чем бесчестье!», который, несомненно, великолепно звучит, когда в глотку залито изрядное количество кьянти, но оставляет ощущение полной пустоты в желудке, когда тебя поднимают в пять утра и дают на завтрак кусок черного хлеба и кружку не слишком крепкого кофе.

Третий батальон в полном составе пребывал в весьма трезвом состоянии, когда взошло солнце в слепящем, раскаленном докрасна ореоле, сразу же заставив всех снять шинели. Солнце карабкалось все выше по небосклону обжигающего ярко-синего цвета, и солдаты ждали, покорные как волы, запряженные в повозку. Кто-то однажды заметил, что война на девяносто девять процентов состоит из скуки и одного процента ничем не сдерживаемого ужаса. Третьему батальону предоставили возможность познакомиться с этими девяноста девятью процентами войны.

Незадолго до полудня майор Луиджи Кастелани отправил еще одного посыльного на квартиру полковника и на сей раз получил ответ, что граф уже проснулся и почти завершил свой туалет. И вскоре присоединится к своему батальону. Майор выругался с мастерством старого вояки и пошел своей раскачивающейся походкой по улице, рассчитывая заткнуть глотки многочисленным грубиянам, уже бормочущим всякие мятежные глупости во всей растянувшейся на полмили колонне грузовиков с закрытыми брезентом кузовами, в которых изнемогали от жары и потели на полуденном солнце его солдаты.

Граф явился прямо как солнце на рассвете, весь сияющий и радостный, в сопровождении двух капитанов, а впереди него вышагивал рядовой, несущий боевой штандарт, который граф придумал лично. Основу его составляли орлы римских легионов, дополненные раскрывшими клювы хищными птицами и украшенные шелковыми кистями.

Граф прямо-таки парил в облаке довольства и, полный доброжелательности, источал ароматы дорогого одеколона. Джино успел сделать несколько очень хороших снимков графа в обнимку с младшими офицерами; на одном из них он хлопал по плечу кого-то из старших сержантов. Простым солдатам он улыбнулся прямо как добрый папаша и, проходя вдоль колонны, только усилил их сплин несколькими банальными наставлениями о долге и жертвах во славу родины.

– Какое великолепное собрание истинных воинов! – сказал он майору. – Меня так и тянет запеть.

Майор Луиджи Кастелани в ответ только моргнул. Полковника частенько тянуло запеть. Он когда-то брал уроки у одного из самых известных музыкантов Италии и в молодости всерьез задумывался о карьере оперного певца.

Вот и сейчас он остановился, широко раскинул руки, откинул назад голову и запел глубоким, звучным баритоном. Младшие офицеры должным образом присоединились к нему, и взволнованный хор затянул «Ла Джовинеццу», маршевую песню итальянских фашистов.

Полковник медленно прошелся вдоль колонны, терпеливо дожидавшейся его на солнцепеке, время от времени останавливаясь и принимая картинную позу, а когда доходил до высокой ноты, поднимал правую руку, чуть касаясь средним пальцем кончика большого, тогда как другой рукой сжимал рукоятку украшенного драгоценностями кинжала у себя на поясе.

Песня закончилась, и граф воскликнул:

– Достаточно! Время выступать. Где карты? – И один из младших офицеров поспешно выступил вперед с планшетом в руках.

– Полковник, – тактично вмешался Луиджи Кастелани, – дорога отлично проложена и имеет соответствующие знаки. К тому же с нами двое местных проводников…

Граф проигнорировал его и обратился к картам, которые уже развернули перед ним на капоте «роллс-ройса».

– Ага! – Он внимательно изучил карты, потом поднял голову и обратился к двум своим капитанам: – Встаньте по обе стороны от меня. Майор Вито – вы вот здесь. Примите серьезный и строгий вид, пожалуйста, но не смотрите прямо в объектив! – Он королевским жестом ткнул в Йоханнесбург – в четырех тысячах милях к югу, – и достаточно долго пребывал в этой позе, чтобы Джино успел запечатлеть его. После чего он забрался на заднее сиденье «роллса» и стоя выбросил руку вперед, героическим жестом указывая направление похода – в сторону пустыни Данакил.

Луиджи Кастелани по ошибке принял этот жест за команду трогаться и громовым голосом, напоминающим рев быка, произнес серию команд, которые как разряд электричества привели весь батальон в лихорадочное движение. Солдаты, все в полном боевом снаряжении, нагруженные подсумками с сотнями патронов, разом забрались в крытые грузовики и заняли места на длинных скамейках, зажав винтовки между коленями.

Однако, когда все шестьсот девяносто солдат расселись по машинам, полковник снова выбрался из «роллс-ройса» на дорогу. По случайному совпадению судьба распорядилась так, что машина остановилась прямо напротив местного казино.

Это было официальное лицензированное учреждение, под чьей сенью размещались молодые девицы, которых привозили из Италии работать по контракту на шесть месяцев для удовлетворения плотских нужд доброго десятка тысяч изголодавшихся по женскому телу мужчин, вынужденных томиться в этом диком краю. У очень немногих из этих юных леди хватало сил и выдержки на то, чтобы подписать новый шестимесячный контракт, да никому из них это и не было нужно. Они и за первый срок накапливали достаточно денег, чтобы вернуться в Италию с хорошим приданым и найти себе мужа.

Казино покрывала серебристая крыша из рифленого оцинкованного железа, а ее свесы, так же как и балкончики, были украшены узорным кованым железом. Окна комнат девочек выходили прямо на улицу.

Молодые хозяйки этих апартаментов, которые обычно вставали не раньше полудня, сегодня были раньше времени разбужены громкими командами и клацаньем оружия. И сейчас столпились на длинной веранде второго этажа, одетые в яркие, но легкие и короткие ночные рубашки; они уже поддались всеобщему возбуждению, хихикали, смеялись и посылали офицерам воздушные поцелуи. У одной из них в руке оказалась бутылка ледяного вина, которое, как она знала по опыту, было любимым напитком полковника, и она поманила его этим холодным, запотевшим сосудом.

А полковник внезапно почувствовал, что от пения и возбуждения у него возникли сильная жажда и голод.

– Посошок на дорожку, как принято говорить! – шутливо предложил он и хлопнул одного из капитанов по плечу. Большая часть офицеров с готовностью последовала за ним внутрь казино.

Шел уже шестой час, когда один из младших лейтенантов, слегка пьяный, вышел из казино и передал майору приказ полковника:

– Выступаем завтра, на рассвете.

В десять утра на следующий день батальон с грохотом выкатился из Асмары. У полковника пошаливала печень, и он был очень раздражен. Вечером всеобщее веселье перешло все границы, он пел не переставая, пока не охрип, и выпил огромное количество «Слез Христовых», прежде чем отправиться наверх с двумя юными девицами.

Джино стоял на коленях на заднем сиденье «роллса» рядом с графом, держа над его головой зонт, а водитель старался объезжать рытвины и ухабы. Но граф все равно был бледен, его подташнивало, на лбу то и дело выступала испарина.

Сержант Джино хотел как-то подбодрить его. Ему совсем не нравилось, что его добрый граф пребывает в столь печальном состоянии, поэтому он решил вновь раздуть огонь боевого настроения, которое владело всеми вчера.

– Вы только вдумайтесь, граф! Мы – самое первое подразделение из всей итальянской армии, которое вскоре встретится с неприятелем! Мы первыми столкнемся с этими кровожадными, жестокими и безжалостными варварами!

Граф послушно задумался над этим. Думал он очень сосредоточенно, с растущим раздражением и ощущением тошноты. И вдруг осознал, что именно он, Альдо Белли, идет во главе наступления, является как бы острием копья, направленного в сердце Эфиопии, именно он – из всех трехсот шестидесяти тысяч солдат и офицеров, что составляли мощь итальянской экспедиционной армии. И вдруг припомнил ужасающие истории, которые рассказывали о страшном несчастье, имевшем место при Адуа. Одна из этих историй пугала более всех остальных – что эфиопы кастрируют своих пленников. При этой мысли он тут же ощутил, как содержимое этого благородного мешочка, что висит у него промеж ног, с силой втягивается куда-то внутрь, а на лбу снова выступает обильный пот.

– Стоп! – закричал он водителю. – Остановись немедленно!

Едва отъехав на пару миль от центра города, колонна смешалась и сбилась в кучу, вынужденная внезапно остановиться вслед за ведущей машиной, и майор, повинуясь громким и настоятельным воплям полковника, поспешил вперед, к командирской машине, где узнал, что порядок следования теперь будет иной. Командирская машина займет место точно в центре колонны, а шестеро мотоциклистов уже не будут выступать в роли передового дозора, так как теперь назначены прикрывать ее с обеих сторон.

Прошел еще час, прежде чем был установлен новый порядок движения и колонна возобновила путь на юго-запад, в огромное пустое пространство, за которым смутно виднелся закрытый дымкой горизонт, в пустыню, распростертую под обжигающим и огромным синим куполом небес.

Графу Альдо Белли теперь стало гораздо спокойнее ехать, зная, что впереди него находятся триста сорок пять великолепных пар тестикулов крестьянских парней, о которые местные варвары вольны тупить свои ножи.

В тот вечер колонна остановилась и встала бивуаком на ночлег в пятидесяти пяти километрах от Асмары. Даже граф не решился бы утверждать, что это был форсированный марш, особенно для моторизованной стрелковой части, но в этом имелось некоторое преимущество: отсюда можно было послать пару мотоциклистов с рапортом генералу де Боно, лишний раз убеждая его в патриотическом рвении, преданности отечеству и высоком боевом духе солдат и офицеров третьего батальона, а на обратом пути эти мотоциклисты непременно прихватят в своих колясках бруски льда из казино, густо посыпанные солью и укутанные соломой.

На следующее утро к графу почти полностью вернулось отличное настроение. Он плотно позавтракал вместе со своими офицерами на свежем воздухе, в тени растянутого брезентового навеса, после чего, усевшись на заднем сиденье «роллса», дал приказ трогаться, по-кавалерийски подняв вверх сжатый кулак.

«Роллс-ройс» с развевающимися флажками и сверкающим боевым штандартом по-прежнему плавно двигался вперед в середине колонны, и даже скептически настроенному майору казалось, что сегодня они пройдут немалое расстояние.

Слегка бугристая поверхность поросшей травой земли почти незаметно уходила назад под колесами идущих машин, а синеватые горы, нависавшие справа, постепенно сливались с более светлой и более обжигающей синевой небосклона. Переход в пустынную зону проходил так постепенно, что мог привести в заблуждение невнимательного наблюдателя. Акации с их несколько сплющенными кронами по мере продвижения вперед попадались все реже, встречающиеся деревья были более низкорослые, более искореженные ветрами и более колючие, пока наконец вообще не перестали встречаться; вместо них вокруг виднелись заросли колючего кустарника, так называемых терний Христовых – серые, низкие и усеянные жуткими шипами. Вокруг была выгоревшая и потрескавшаяся земля, то тут, то там виднелись кочки, поросшие верблюжьей колючкой, а горизонт тянулся сплошной непрерывной прямой линией, охватывая их со всех сторон. Район был настолько плоский, невыразительный и практически бесцветный, что создавал иллюзию того, что они находятся на огромной тарелке, а ее края чуть поднимаются, чтобы достать до неба.

Через это дикое пространство была проложена дорога, напоминающая след от клыка чудовищного хищника, прочертившего канаву в тучной красноватой почве. Колеи были глубокие и настолько плотно умяты проезжавшими здесь машинами, что днище «роллса» то и дело задевал случайный бугорок, оставшийся между ними, а поднимаемая колесами красноватая пыль так и висела в нагретом воздухе и еще долго тянулась позади колонны после ее проезда.

Полковнику было тоскливо и не слишком удобно. Всем, даже ему самому, постепенно становилось все более понятно, что в этом пустынном пространстве не скрываются никакие враждебно настроенные орды врагов, так что он вновь обрел прежнее мужество и изнывал от скуки.

– Обгони-ка колонну и поезжай впереди, – велел он Джузеппе, водителю «роллса», и тот, вывернув вбок, погнал вперед, обходя идущие впереди грузовики, и граф весело отсалютовал майору Кастелани, который злобно пялился на него и ругался сквозь зубы.

Когда два часа спустя Кастелани снова нагнал полковника, тот стоял на полированном капоте «роллс-ройса» и осматривал в бинокль горизонт, возбужденно пританцовывая при этом и настоятельно требуя, чтобы Джино побыстрее распаковал его спортивную винтовку «манлихер» калибра 9,3 мм, упрятанную в кожаный чехол. Оружие было штучной работы – ложе и приклад из выдержанного ореха, вороненая сталь ствола украшена гравировкой и инкрустациями из 24-каратного золота – сплошные охотничьи сцены, кабаны и олени, охотники на конях, несущиеся вперед гончие.

Не опуская бинокля, он отдал Кастелани приказ развернуть рацию и поднять антенну, чтобы послать генералу де Боно радостное и полное энтузиазма сообщение, что батальон замечательно быстро продвигается вперед и вскоре они займут все командные позиции на подходах к ущелью Сарди. Также майору было приказано устроить укрепленный лагерь, окружив его грузовиками, и включить холодильник для приготовления льда, пока сам граф будет производить разведку в направлении, которое он в данный момент столь внимательно обозревает.

Группа огромных животных серовато-коричневого цвета, которую он высмотрел, находилась за милю от них и, не останавливаясь, уходила дальше, в дрожащую как в лихорадке и наполненную миражами даль, но их изящные длинные черные рога были хорошо видны на фоне светлого неба.

Джино на заднем сиденье уже зарядил «манлихер», и граф спрыгнул с капота и встал на пассажирское сиденье рядом с водителем. Он держался за лобовое стекло одной рукой, а другой отдал своим офицерам фашистское приветствие, и «роллс» с ревом рванул вперед, вылетел с дороги и помчался прочь, виляя среди колючих кустов и подпрыгивая на кочковатой равнине в погоне за удаляющимся стадом.

Сернобык, или орикс, – крупная, великолепная антилопа пустыни. В стаде их было восемь, и они, углядев своим острым зрением опасность, бросились наутек прежде, чем «роллс» приблизился к ним на три четверти мили.

Они легко бежали по пересеченной местности и гордо несли свои длинные и грозные черные рога, прямо как боевые штандарты, а их бледно-бежевый окрас почти сливался с мягкими, пастельными цветами пустыни.

«Роллс» все больше разгонялся, понемногу настигая убегающее стадо, а граф истерически вопил водителю, чтоб тот еще прибавил скорость, не обращая внимания на шипастые ветки, царапавшие на ходу безупречно отполированные борта огромной голубой машины. Охота была одним из многих любимых развлечений графа. Кабанов и оленей специально разводили в его поместьях, но это была первая крупная дичь, с которой он встретился, приехав в Африку. Стадо вытянулось цепочкой, два старых самца неслись впереди. Они убегали с грацией призовых скакунов, чуть покачиваясь на бегу, а самки и два молодых самца следовали за ними.

Переваливающаяся на ухабах, ревущая двигателем машина наконец поравнялась с последним животным и помчалась рядом на расстоянии двадцати ярдов от него. Несущийся галопом орикс, не обращая внимания, продолжал упорно скакать следом за своими более сильными сородичами.

– Стой! – взвизгнул граф, и водитель нажал на тормоза. «Роллс» остановился, подняв огромную тучу пыли. Граф распахнул дверцу и выскочил, вскидывая «манлихер». Ствол дернулся, загрохотали выстрелы. Первая пуля прошла немного выше цели и вызвала облачко пыли далеко в стороне от бегущей антилопы. Вторая вонзилась в светлую шкуру животного возле плеча, и молодой орикс с простреленной шеей кувырком полетел дальше и упал, превратившись в неуклюжее переплетение сломанных ног.

– Вперед! – выкрикнул граф, вскакивая обратно в «роллс», и тот, снова взревев мотором, помчался дальше. Стадо успело довольно далеко убежать, но машина неотвратимо преследовала его, догнала и наконец поравнялась с ним. Опять раздался звучный выстрел из винтовки, и опять за ним последовало тяжелое падение мощного светлого тела животного.

Они усеяли все пространство пустыни упавшими светло-бежевыми телами, пока в живых не остался лишь один старый самец. Он оказался хитрее остальных, он все время менял направление бега, но постоянно уклонялся к западу, к каменистым осыпям, куда стремился с самого начала этой гонки преследования.

Прошло немало времени и было покрыто несколько десятков миль, когда граф наконец потерял терпение. На краю очередного вади [22] он остановил машину и приказал Джино, который начал было многословно протестовать, встать смирно и подставить ему плечо в качестве упора для винтовки.

Орикс теперь немного замедлил ход и бежал усталой рысью, но их разделяло шестьсот ярдов, когда граф навел на животное «манлихер», несмотря на мешающие точному прицелу кусты и дрожащий от жары воздух, напоминающий жидко разведенный желатин.

Выстрел из винтовки снова нарушил тишину пустыни, но антилопа продолжала неторопливо трусить прочь, а граф разразился проклятиями в ее адрес и вставил в магазин винтовки новую обойму сверкающих латунью патронов.

Животное уже практически вышло из зоны эффективного огня, но следующая пуля, выпущенная с большим возвышением прицела, описала длинную навесную траекторию, и послышался глухой звук удара – правда, через некоторое время после того, как орикс внезапно рухнул и скрылся за линией серых кустов.

Когда они нашли удобный подъезд к этому месту и водитель с трудом провел «роллс» через глубокую впадину, поцарапав задний бампер и один из огромных серебристых колесных колпаков, то добрались наконец до лежащей на боку антилопы. Оставив винтовку на заднем сиденье, граф выпрыгнул из машины еще до того, как та полностью остановилась.

– Засними меня, когда я буду наносить coup de grace [23] , – крикнул он Джино, доставая из кобуры свою «беретту» с рукояткой, отделанной щечками из слоновой кости, и побежал к поверженному животному.

Мягкая свинцовая пуля раздробила спинной хребет антилопы, парализовав ей задние ноги; из раны тихонько сочилась кровь, ярко-красной струйкой стекая по светло-бежевому боку.

Граф остановился и принял картинно-красивую позу, направив дуло пистолета на увенчанную великолепными рогами голову изящного животного.

В самый критический момент сернобык с трудом приподнялся передней частью туловища и уставился слезящимися от боли глазами прямо в лицо графу. Орикс – одна из самых агрессивных антилоп Африки, способная своими длинными и острыми как рапира рогами убить даже взрослого льва. Старый бык весил не меньше четырехсот пятидесяти фунтов, а ростом достигал четырех футов в холке; рога же вздымались над его головой еще на три фута.

Орикс яростно фыркнул, и граф вмиг забыл про наведенный пистолет, что держал в руке, – его вдруг охватило нестерпимое желание поскорее убраться в безопасное чрево «роллс-ройса».

Опередив быка на какие-то шесть дюймов, он запрыгнул на заднее сиденье машины и скрючился там, сполз на пол и прикрыл голову обеими руками, а орикс тем временем уже обрушился на боковину кузова машины, вбив внутрь одну дверцу и царапая краску своими смертельно опасными рогами.

Джино пытался закопаться в землю, скребя ее руками и ногами и издавая при этом жалобное поскуливание. Водитель заглушил мотор и сидел, словно окаменев; всякий раз, когда орикс бил рогами в борт машины, его так сильно швыряло вперед, что он ударялся лбом о ветровое стекло. При этом он умоляюще бормотал:

– Пристрелите же его, граф, пожалуйста, пристрелите это чудовище!

Задница графа смотрела прямо в небо. Это была единственная часть его тела, возвышавшаяся над задним сиденьем «роллса», и он орал, чтобы кто-нибудь подал ему винтовку, но не мог поднять головы, чтобы взять ее самому.

Пуля, что раздробила сернобыку хребет, прошла дальше и пробила легкое. Мощные удары, которые он наносил по машине, расширили рану и разорвали крупную артерию, в результате чего животное, издав жалобный вой, рухнуло на землю, и из его ноздрей мощно хлынул двойной поток крови.

После этого надолго установилась тишина. Бледное лицо графа понемногу розовело, когда он опасливо поднял голову над бортом машины и поглядел на мертвую тушу. Бык лежал неподвижно, и это графа подбодрило. Он осторожно нащупал «манлихер», медленно поднял его и выпустил целую серию пуль в неподвижную тушу быка. Руки у него дрожали так сильно, что несколько выстрелов не попали в цель и пули вонзились в землю в опасной близости от Джино, который все еще лежал на песке, испуская жалобные стоны и делая странные загребающие движения руками, как крот, стремящийся зарыться в землю.



Поделиться книгой:

На главную
Назад