Убийцы Сталина и Берии

Особенно велика была опасность от этого маневра Гитлера для Юго-Западного фронта. Его войска держали оборону далеко на западе, причем крайним западным участком был укрепленный район (УР) на правом берегу Днепра у Киева. Здесь, кстати, находилась самая крупная и сильная группировка советских войск Юго-Западного фронта.

Сталин видел эту опасность и принял меры: был создан Брянский фронт в составе двух армий под командованием генерал-лейтенанта Еременко восточнее того места, откуда немцы могли нанести удар в тыл Юго-Западного фронта. Предполагалось, что ударом с запада войск Юго-Западного фронта и с востока — войск Брянского фронта прорыв немцев на юг будет смят и ликвидирован. Но из-за отсутствия радиосвязи наша многочисленная и не управляемая в воздухе авиация в то время не представляла существенной угрозы немецкой авиации, и люфтваффе Геринга практически выбомбило Брянский фронт еще на станциях выгрузки. Еременко остановить Гудериана не смог, и тот, пусть и с трудом, прорвался (что впоследствии закончилось окружением и гибелью части войск Юго-Западного фронта).

Г.К. Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления», которые для точности следовало бы назвать «Сказки дедушки Жоры, потерявшего совесть», привычно врет, что, дескать, 29 июля 1941 г. он предложил отвести войска Юго-Западного фронта на восток и оставить Киев, а Сталин, дескать, его за это гениальное предложение выгнал с должности начальника Генштаба56. Жуков, по обыкновению, украл эту историю у другого военачальника, поскольку произошла похожая история спустя полтора месяца после заявленной Жуковым даты.

Началось это трагическое событие в ночь на 11 сентября. Маршал Баграмян, на тот момент генерал-майор и начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта, восстановил его по копиям телеграмм и собственным воспоминаниям. Штаб Юго-Западного фронта и его командующий генерал-полковник М.П. Кирпонос к этому моменту поняли, что ни Юго-Западный фронт на тех позициях, на которых он находился, ни Брянский фронт не остановят немцев от выхода в тыл Юго-Западного фронта.

Кирпонос обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Шапошникову с предложением оставить Киевский УР и Киев и отвести все войска за 250 км на восток от Киева на рубеж реки Псел. Но маршал Шапошников от имени Ставки категорически запретил это делать: «Ставка Верховного Главнокомандования считает, что необходимо продолжать драться на тех позициях, которые занимают части Юго-Западного фронта, как это предусмотрено нашими уставами»57, — ответил он.

Тогда Кирпонос обратился к командующему Юго-Западным направлением, включавшим Южный и Юго-Западный фронты, маршалу Буденному. И тот дал телеграмму Сталину: «Военный совет Юго-Западного фронта считает, что в создавшейся обстановке необходимо разрешить общий отход фронта на тыловой рубеж…» (Далее идет оценка обстановки Буденным и такие выводы: «Промедление с отходом Юго-Западного фронта может повлечь к потере войск и огромного количества материальной части. В крайнем случае, если вопрос с отходом не может быть пересмотрен, прошу разрешения вывести хотя бы войска и богатую технику из Киевского УР, эти силы и средства, безусловно, помогут Юго-Западному фронту противодействовать окружению»58.)

Сталин был в очень трудном положении. Как глава страны, он должен был согласовать оставление врагу столицы уже шестой союзной республики и огромного количества населения. Генштаб против отвода войск. Что делать? Сталин принимает собственное решение, и это решение военного вождя — он ставит Юго-Западному фронту задачу на спасение войск, на спасение не бегством, а боем. Вечером 11 сентября он связывается по телеграфу с Кирпоносом и, оценив обстановку, заканчивает анализ своим решением:

«Первое. Немедленно перегруппировать силы хотя бы за счет Киевского укрепрайона и других войск и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника[3] во взаимодействии с Еременко, сосредоточив в этом районе девять десятых авиации. Еременко уже даны соответствующие указания. Авиационную же группу Петрова мы сегодня специальным приказом передислоцируем на Харьков и подчиним Юго-Западному направлению.

Второе. Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел или где-либо по этой линии, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и на запад[4] и отведя 5–6 дивизий на этот рубеж.

Третье. По исполнении этих двух пунктов, и только после исполнения этих двух пунктов, т. е. после создания кулака против конотопской группы и после создания оборонительного рубежа на реке Псел, словом, после всего этого начать эвакуацию Киева. Подготовить тщательно взрыв мостов. Никаких плавсредств на Днепре не оставлять, а разрушить их и после эвакуации Киева закрепиться на восточном берегу Днепра, не давая противнику прорваться на восточный берег.

Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления»59.

Надо пояснить, чего боялся Сталин. Когда 30 июня 1941 г. Ставка разрешила Юго-Западному фронту отвести войска от новой границы к укрепрайонам на старой границе, то фронт этот маневр произвести не смог. Отвод всех войск сразу привел к тому, что немцы опередили колонны наших отступающих войск и едва не ворвались в Киев. Закрепиться на УРах старой границы не удалось, пришлось отступать дальше — до Днепра.

Поэтому Сталин, поддержав в целом предложение Буденного, расширил его и разбил на этапы: сначала нужно было войска с правого берега Днепра (Западного), с Киевского УРа немедленно перебросить навстречу Гудериану и не дать тому замкнуть окружение; одновременно отвести часть войск на Псел и начать готовить оборонительные позиции, а затем на эти позиции отводить и весь фронт. Сам маршал Баграмян это решение Сталина откомментировал так: «Своей железной логикой Верховный главнокомандующий мог обезоружить кого угодно»60.

Но дальше случилось невероятное, вернее, то, чего ни Баграмян, ни другие оставшиеся в живых свидетели объяснить не могли, случилось то, отчего «Тупиков, слушая Кирпоноса, схватился за голову»61. (Генерал-майор В.И. Тупиков — начальник штаба Юго-Западного фронта, погиб при выходе из окружения.) Кирпонос и член Военного совета фронта Бурмистренко (тоже погибли при выходе из окружения) оттелеграфировали Сталину: «У нас и мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей, а была лишь просьба в связи с расширившимся фронтом до 800 с лишним километров усилить наш фронт резервами…»62

Сталин не понял. Он передал Кирпоносу текст телеграммы, которую получил от Буденного. Телеграфный аппарат долго молчал, видимо, растерянный Сталин не знал, что решить, ведь оказалось, что и Генштаб, и командующий Юго-Западным фронтом против отвода фронта с занимаемых позиций. Затем последовал приказ: «Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки»63.

Кирпонос и Бурмистренко, между прочим, довольно подло «подставили» маршала Буденного. Он в глазах Ставки оказался не только паникером, ни с того ни с сего начавшим кричать об отводе войск, но еще и негодяем, который к своей панике присоединил Кирпоноса и Бурмистренко, которые, «оказывается», ни сном ни духом не собирались отводить войска и оставлять Киев. На следующий день Ставка сняла Буденного с должности и назначила на его место Тимошенко64. Но это мелочь по сравнению с тем, что произошло дальше.

Через 6 дней немцы замкнули окружение Юго-Западного фронта, и напрасно Тимошенко требовал от Кирпоноса немедленно начать отвод войск, Кирпонос ждал письменного приказа от Ставки, который попал к нему только 19 сентября. Своим диким решением Кирпонос погубил сотни тысяч советских солдат. Такова была стоимость первого урока, который дали Сталину на посту Верховного Главнокомандующего его маршалы и генералы с их авторитетом «профессионалов».

Харьков

Последний раз, когда Сталин прислушался к «профессионалам» в стратегических вопросах, был, по моему мнению, план кампании на 1942 г. Эта кампания началась попыткой советских Юго-Западного и Южного фронтов окружить немцев под Харьковом. Причем этой майской операции придавалось вспомогательное значение, но поскольку немцы основной удар на лето 1942 г. запланировали именно здесь, то закончилась эта операция трагически — не мы окружили немцев, а они нас, после чего немцы в открытую брешь двинулись на Кавказ и к Волге. Как я уже написал выше, в этом сражении все решила выдержка Гитлера, поскольку преимущество немцев было небольшим и командовавший здесь немецкими войсками фельдмаршал Бок чуть было не отказался от окружения наших войск. То есть если бы у нас в этом месте были хоть какие-нибудь резервы, то победу одержали бы мы, а не немцы, но для вспомогательной операции резервов не предусмотрели. Об этом пишет даже Жуков: «Если бы на оперативных боевых рубежах юго-западного направления стояло несколько резервных армий Ставки, тогда бы не случилось катастрофы с войсками юго-западного направления летом 1942 г.»65.

Возникает вопрос — а почему же этих армий там не «стояло»? Почему из 6 резервных армий 5 было в центре, в районе Москвы, а шестая формировалась в глубоком тылу — в Сталинграде? Сам Жуков дает на это и ответ: «На совещании, которое состоялось в ГКО в конце марта, присутствовали К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко, Б.М. Шапошников, A.M. Василевский, И.Х. Баграмян и я.

Б.М. Шапошников сделал очень обстоятельный доклад, который в основном соответствовал прогнозам И.В. Сталина. Но, учитывая численное превосходство противника и отсутствие второго фронта в Европе, на ближайшее время Б.М. Шапошников предложил ограничиться активной обороной. Основные стратегические резервы, не вводя в дело, сосредоточить на центральном направлении и частично в районе Воронежа, где, по мнению Генштаба, летом 1942 г. могут разыграться главные события»66.

То есть Генштаб Красной армии опять кардинально ошибся с оценкой ситуации. Маршалы и генералы на совещании поддержали выводы Генштаба, который ожидал наступление немцев на Москву, и Сталин окружил ее резервами, разрешив Тимошенко начать отвлекающее наступление на Харьков именно потому, что «профессионалы» были уверены, что там немцы не имеют больших сил. Думаю, что это была последняя капля, переполнившая чашу недоверия Сталина к «профессионалам».

Как деды учили

Я так думаю вот почему. Немцы в своих работах отмечают, что после поражения Красной армии под Харьковом характер последующих боев резко изменился, а ни один наш военачальник в своих мемуарах этого не отмечает! То есть изменение характера войны не только не от них зависело, но они его и не заметили! Не заметили того, что отметили и Гальдер, и Кейтель. Последний писал: «Боевые действия русских во время крупного наступления на Юге приобрели новый характер; число захваченных военнопленных, в сравнении с прежними битвами на окружение, стало незначительным. Противник своевременно избегал грозящих охватов и в своей стратегической обороне использовал большой территориальный простор, уклоняясь от задуманных нами ударов на уничтожение. Именно в Сталинграде и в прилегающем к нему районе, а также на горных перевалах он оказывал упорное сопротивление, ибо больше не боялся оперативных охватов и обходов»67.

Иными словами, с начала лета 1942 г. немцев начали заманивать в глубину России! Заманивать, воспользовавшись стремлением Гитлера соединиться с турками. Но поскольку никто из наших историков и военачальников об этом не пишет (Тимошенко не оставил мемуаров), то, значит, весь этот план был задуман и оставался в голове только у Сталина.

О том, что отступление советских войск на Волгу и Кавказ было осмысленным, а не вынужденным, свидетельствует много косвенных фактов.

Первое. Укрепления в районе Сталинграда и Волги в виде четырех рубежей обороны начали строиться мирными жителями в июне — задолго до появления там немцев, и было построено 3860 км оборонительных рубежей, 5250 дотов, 13 500 железобетонных и стальных огневых точек68.

Второе. То, что Гитлер под Москвой дал своим войскам приказ «Ни шагу назад!», все у нас хорошо знали, но Сталин свой приказ «Ни шагу назад!» дал не сразу после поражения под Харьковом в мае 1942 г., а только 28 июля — тогда, когда это потребовалось, когда советские войска уже отошли к Волге и предгорьям Кавказа, где им полагалось остановиться.

Третье. Нарком нефтяной промышленности Байбаков получил команду забить скважины нефтяных источников Краснодарской области и Северного Кавказа перед занятием их немцами, задолго до этого события. Он связался с англичанами, узнал, как они забивали свои нефтескважины, узнал, что немцы легко раскупоривали работу англичан, разработал свою технологию, и такую, что немцам она оказалась не по зубам и северокавказской нефтью они воспользоваться не успели. То есть с самого начала немецкого наступления предполагалось, что нефтескважины попадут к ним в руки. (Кстати, наши потом вскрыли их достаточно легко остроумным способом69.)

Четвертое. С учетом этого Берия отрыл котлованы-хранилища нефти на Урале и в других местах, и эти хранилища были заполнены нефтью до того, как нефтеисточники Северного Кавказа временно захватили немцы70.

Пятое. Берия снял железнодорожное полотно со строящейся тогда Байкало-Амурской магистрали и построил рокадную (идущую вдоль фронта) железную дорогу Кизляр — Астрахань — Саратов. А это позволило к началу контрнаступления под Сталинградом подать на Сталинградский и Юго-восточный фронты 100 тыс. вагонов груза71.

Шестое. Имея многочисленные резервы, Сталин не использовал их, чтобы остановить немцев до Волги или до Кавказа. Он отдал их Жукову. И в то время, когда немцы наступали на Волгу и Кавказ, советские войска в июле 1942 г. наступали в неудачной 1-й Ржевско-Сычевской операции. Но и это не все. Резервов было столько, что, когда в ноябре 1942 г. под Сталинградом проводилась известная операция по окружению 6-й немецкой армии, под кодовым названием «Уран», Жуков проводил операцию «Марс» — 2-ю Ржевско-Сычевскую. Причем войск у Жукова было больше, чем под Сталинградом. Под Сталинградом Ставка сосредоточила 1,1 млн. человек, 15,5 тыс. орудий, 1,5 тыс. танков и 1,3 тыс. самолетов, а Жукову выделила 1,9 млн. человек, 24 тыс. орудий, 3,3 тыс. танков и 1,1 тыс. самолетов. (Но так как Жуков даже с такими силами никакого успеха не добился, потеряв полмиллиона человек и все танки, то советская история об операции «Марс» забыла72.)

Седьмое. Черчилль вспоминает о своей встрече со Сталиным 13 августа 1942 г.:

«Наконец я задал вопрос по поводу Кавказа. Намерен ли он защищать горную цепь и каким количеством дивизий? При обсуждении этого вопроса он послал за макетом хребта и совершенно откровенно и с явным знанием дела разъяснил прочность этого барьера, для защиты которого, по его словам, имеется 25 дивизий. Он указал на различные горные проходы и сказал, что они будут обороняться. Я спросил, укреплены ли они, и он ответил: «Да, конечно». Линия фронта русских, до которой враг еще не дошел, находилась севернее основного хребта. Он сказал, что им придется держаться в течение двух месяцев, когда снег сделает горы непроходимыми. Он заявил, что вполне уверен в том, что они смогут это сделать…»73

То есть задолго до подхода немцев к Кавказу там было давно все готово к тому, чтобы остановить их на самом выгодном рубеже, а до него немцам позволяли наступать: все глубже и глубже втягиваться в западню.

И наконец. Не мог Сталин, культурнейший русский человек, не использовать чисто русскую традиционную стратегию. В 1941 г. ее технически невозможно было использовать — Гитлер вел войска по густозаселенным территориям СССР с хорошо развитой дорожной сетью. А тут он полез на Кавказ, выйдя на достаточно пустынные территории России.

Чтобы вы поняли, о чем идет речь, напомню обстоятельства, когда эту стратегию использовали до Сталина в последний раз. В начале 1812 г. Главнокомандующий русской армии М.Б. Барклай-де-Толли запросил у начальника своей разведки соображения по поводу того, как вести назревающую войну с Наполеоном. Тогдашний начальник ГРУ, который назывался экспедитором 1-го стола секретной экспедиции Военного министерства, подполковник Петр Андреевич Чуйкевич, основываясь на разведданных, поставляемых из Парижа А.И. Чернышевым, 2 апреля 1812 г. такую записку подготовил. В ее выводах он написал:

«§ 8.

Род войны, который должно вести против Наполеона.

Оборонительная война есть мера необходимости для России. Главнейшее правило в войне такого роду состоит: предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает.

Наполеон, имея все способы к начатию и продолжению наступательной войны, ищет Генеральных баталий; нам должно избегать генеральных сражений до базиса наших продовольствии. Он часто предпринимает дела свои и движения на удачу и не жалеет людей; нам должно щадить их для важных случаев, соображать свои действия с осторожностию и останавливаться на верном.

Обыкновенный образ нынешней войны Наполеону известен совершенно и стоил всем народам весьма дорого.

Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык, и успехи свои основывать на свойственной ему нетерпеливости от продолжающейся войны, которая вовлечет его в ошибки, коими должно без упущения времени воспользоваться, и тогда оборонительную войну переменить в наступательную.

Уклонение от Генеральных сражений; партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, не допускания до фуражировки и решительность в продолжение войны: суть меры для Наполеона новыя, для французов утомительныя, и союзникам их нестерпимыя.

Быть может, что Россия в первую кампанию оставит Наполеону большое пространство земли; но дав одно Генеральное сражение со свежими и превосходными силами против его утомленных и уменьшающихся по мере вступления внутрь наших владений, можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомительное, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы…

Из всего вышесказанного выводятся следующия правила:

1-е. Уклоняться до удобного случая с главною силою от Генерального сражения.

2-е. Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь.

3-е. Безпрестанно развлекать внимание неприятеля, посылая сильныя партии иррегулярных войск безпокоить его денно и нощно, в чем мы имеем неоспоримое и важное преимущество.

4-е. Иметь несколько отделенных летучих отрядов из легких войск по одной или по две тысячи человек, которые должны поручены быть в команду отважнейшим офицерам из регулярных войск. Дело их есть прорывать безпрестанно неприятельскую операционную линию и действовать на флангах и в тылу неприятеля истреблением того, что будет им по силе и возможности»74.

Те, кто помнит историю, могут подтвердить, что М.Б. Барклай-де-Толли и сменивший его М.И. Кутузов именно такую войну с Наполеоном и провели, даже отдав ему на время Москву. Но уже и тогда в этом не было ничего оригинального, поскольку такую же войну с Карлом XII провел и Петр I, который под Полтавой не разбил шведскую армию, а фактически добил ее, поскольку использовал для этого всего треть имевшихся у него под Полтавой сил.

И было бы странно, если бы Сталин упустил стремление Гитлера захватить территории, которые не были для СССР жизненно важными. Сталин его на эти территории впустил, причем в конечном итоге наши войска оперлись на горы Кавказа и Волгу с хорошим снабжением, а немцы повисли на единственной железнодорожной нитке, идущей через единственный уцелевший мост через Днепр в Днепропетровске. Была и вторая железнодорожная линия, через Запорожье, но там немцы не смогли восстановить мосты, на что фельдмаршал Манштейн в своих воспоминаниях непрерывно сетует75.

Наступая на Кавказ, немцы удлинили себе линию фронта, как минимум, на 1,5 тыс. км, а ведь этот фронт надо было защищать. Кем? Гитлер притащил в наши степи всех союзников, пополнивших чуть позже лагеря военнопленных, — от итальянцев до венгров. А итальянцы, кстати, оказались такой боевой силой, что среди немецких генералов нет ни одного, кто бы не плевался при воспоминании о них.

Короче, Гитлер, поддавшись на неожиданную легкость наступления, залез в такие дебри, что, случись что, помочь своим войскам из Европы он практически не мог. И то, что ожидалось, то Сталин ему и устроил, а называлось это Сталинградской битвой. Точно по рекомендации подполковника Чуйкевича: «Не упускать случая, коль скоро… отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь».

Интересно, что Генштаб РККА ошибся в численности окруженной под Сталинградом 6-й армии Паулюса и считал, что в ней 86 тысяч. Число окруженных немцев оказалось существенно больше, чем предполагалось, — 330 тысяч. Но созданное Сталиным стратегическое преимущество советских войск было настолько большим, что «истребили сию часть» без особых проблем. Подать ей помощь Гитлер не сумел.

Почему советские историки не показывают историю боев 1942 г. и Сталинградскую битву как осмысленное действие советской стратегии, приходится объяснять чуть ли не злым умыслом, поскольку об этом прямо говорил сам Сталин.

Участвуя в дискуссии о военно-научных итогах войны, Сталин в журнале «Военная мысль» (1947, № 1, с. 3–7) сделал замечания к тезисам полковника Е.А. Разина: «Отсутствует раздел о контрнаступлении (не смешивать с контратакой). Я говорю о контрнаступлении после успешного наступления противника, не давшего, однако, решающих результатов, в течение которого обороняющийся собирает силы, переходит в контрнаступление и наносит противнику решительное поражение. Я думаю, что хорошо организованное контрнаступление является очень интересным видом наступления.

Вам как историку следовало бы поинтересоваться этим делом. Еще старые парфяне знали о таком контрнаступлении, когда они завлекли римского полководца Красса и его войска в глубь своей страны, а потом — ударили в контрнаступление и загубили их. Очень хорошо знал об этом наш гениальный полководец Кутузов, который загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления»76.

Но вернемся в 1943 год. К чести немцев и их генералов скажем, что они, в отличие от Наполеона, не побежали после Сталинграда, но ввиду того, что вслед за Сталинградом для них наметилось окружение и на Кавказе, немцы, преследуемые нами, стали быстро отступать. И это стало началом конца победоносной немецкой армии, а выдающийся полководец Гитлер стал для стратега Сталина «открытой книгой». До конца войны Гитлер уже не смог задумать ничего ни в стратегическом, ни даже в оперативном плане, чтобы Сталин не смог этого разгадать и принять меры.

Пример — Курская битва 1943 года. Перед нею наши войска долго и старательно готовились к наступлению немцев, и немцы не обманули ожиданий Сталина — начали наступать именно там, где их и ждали. В связи с этим немцам не помогло даже их полководческое мастерство — потери за счет умелой тактики и нового оружия они нанесли нам большие, но на укреплениях Курско-Орловского выступа сами понесли такие потери, что, отступая, не сумели зацепиться даже за Днепр. Но стратегические замыслы сторон лета 1943 г. настолько ясны, что в своих воспоминаниях масса советских маршалов скромно указывают на себя как на авторов стратегических идей.

Танки и противотанковые средства

Однако и с битвой на Курской дуге не все просто. Ведь я писал, что Гитлер — выдающийся полководец, почему же он послал войска на нашу хорошо укрепленную оборону? Тут без подробностей не обойтись.

Дело в том, что и мы, и немцы начали войну с недостаточной противотанковой обороной. Причем немцы с недостаточной, а мы — с просто паршивой.

Немцы, зная от Тухачевского и его подельников, что он заказал в войска только легкие танки с броней в 13 мм, ограничились насыщением своих дивизий большим (75 орудий) количеством легких (435 кг), маневренных (без труда перекатывалась 2 артиллеристами) пушек калибра 37 мм. Эта пушка обычным бронебойным снарядом могла пробить 28 мм брони на расстоянии в 500 м, т. е. наши легкие танки она могла подбить и с километра. Кроме того, каждый пехотный взвод немцев имел легкое противотанковое ружье калибра 7,92 мм. Это ружье пробивало 25 мм брони с 300 м. Кроме того, каждый солдат, имеющий винтовку, а таких в дивизии было 12 609, носил с собой 10 усиленных бронебойных патронов, которыми с расстояния 100 м можно было пробить броню толщиной 13 мм77. То есть против наших легких танков немцы были защищены исключительно хорошо. Но они совершенно не учли, что мы успели поставить на вооружение к началу войны средний танк «Т-34» с броней 40–45 мм и тяжелый танк «KB» с броней 60–75 мм. Против этих танков немцы вынуждены были применять 88-мм зенитные пушки и дивизионную артиллерию (гаубицы) со стрельбой кумулятивными снарядами.

Правда, немцам положение несколько спасало то, что они в 1938 г. разработали 50-мм противотанковую пушку, которая с 500 м обычным бронебойным снарядом пробивала 61 мм брони, т. е. могла подбить «Т-34», а подкалиберным снарядом пробивала 86 мм брони, решая таким образом и вопрос борьбы с «KB». На 1 июня 1941 г. в войсках немцев было всего 1047 таких пушек, т. е. довольно мало.

А наши генералы накануне войны успокоились тем, что в стрелковой дивизии РККА было 54 пушки калибра 45 мм, которые считались и батальонными (т. е. были предназначены для ведения огня по вражеской пехоте), и противотанковыми. Эта пушка была переделкой купленного в Германии старого 37-мм орудия, весила 560 кг и теоретически должна была пробивать 42 мм брони на расстоянии в 500 м. (Практически в начале войны ее снаряды из-за перекалки ломались о броню.) Но к этому времени не только немецкие средние танки и штурмовые орудия имели лобовую броню в 50–60 мм, но даже легкий танк «381» спереди был забронирован 50-мм броней78. А с 500 м командиру немецкого танка, находящемуся в 2,5–3 м над землей, да еще и в прекрасную оптику наши 45-мм пушки, даже замаскированные, были уже хорошо видны. Поэтому немецкие танкисты их быстро расстреливали, и, по статистике, на один подбитый немецкий танк приходились 4 уничтоженные 45-мм пушки.

Никакого другого противотанкового оружия для советской пехоты наши генералы не заказали — ни противотанковых ружей, ни гранат. Это к вопросу о том, почему у немцев танков в начале войны было в 10 раз меньше, чем у нас, а побеждали в боях они.

Положение спасала советская дивизионная артиллерия, легкие полки которой имели на вооружении пушку УСВ калибра 76 мм. Она на расстоянии 500 м обычным бронебойным снарядом могла пробить броню 70 мм, а на 1000 м — 61 мм. То есть она уже могла бороться с любым немецким танком начала войны, если пренебречь тем, что она весила 1,5 т и ее непросто было замаскировать.

В 1940 г. по инициативе маршала Кулика и с поддержкой Сталина на трех заводах сразу была запущена в производство пушка «ЗИС-2» калибра 57 мм. Это было не универсальное, а собственно противотанковое орудие, оно на 500 м пробивало 106 мм брони, а на 1000 м — 96 мм. (Удержите в памяти эти цифры.) Этих пушек успели выпустить 320 шт. Но осенью 1941 г. будущие «герои войны» и маршалы Воронов, Говоров и Яковлев настояли в ГКО эту пушку с вооружения снять за ненадобностью. Они считали, что нам для борьбы с немецкими танками 76-мм универсальной пушки УСВ (модернизированной в «ЗИС-3») хватит на всю оставшуюся жизнь, а уж до конца войны — точно!

В танковых войсках положение было следующим. Легкие танки были вооружены такой же 45-мм пушкой, как и стрелковые дивизии, и такой же 76-мм пушкой были вооружены «Т-34» и «KB». Это трудно понять — почему у тяжелого танка такая же пушка, как и у среднего? И даже менее мощная. Из-за этого в ходе войны наши танкисты стали отказываться от «KB» — он тяжелый, медленный, к бою не всегда успевал, а когда приезжал, то толку от него было меньше, чем от «Т-34». Этой слабой пушкой на тяжелом танке мы обязаны нашим гениальным мыслителям танковых боев, нашим советским гудерианам.

Дело в том, что глупость маломощной пушки видна была и до войны, и по инициативе маршала Кулика конструктор Грабин создал уникальную по мощности 107-мм пушку к танку «KB» и даже изготовил таких пушек 800 шт. Во время войны один немецкий танкист поставил рекорд: он из 8 8-мм пушки танка «тигр» подбил нашу «тридцатьчетверку» с расстояния в 3 км. Если бы грабинскую 107-мм пушку поставили на «KB», то из нее, с ее 550 тонно-метров мощности, можно было бы бить немецкие танки и с расстояния в 5 км, конечно, если бы удалось прицелиться, ведь и наша оптика сильно уступала немецкой.

Но против этой пушки дружной бригадой выступили начальник Автобронетанкового управления Красной армии генерал-лейтенант Федоренко (из-за того, что у этой пушки длинный ствол), нарком вооружения Ванников и директор завода, выпускавшего «KB», Зальцман79. Последним, разумеется, не хотелось перенастраивать производство на танки с новой пушкой. И они победили.

Таким образом, к началу битвы на Курской дуге наши танки на равных могли сражаться только со средними немецкими танками довоенной конструкции «Т-Ш» и «T-IV».

А в авиации положение было таким. У немцев самолетом поля боя был «Юнкерс-87», пикировщик. При пикировании

летчик резко опускает нос самолета и как бы падает под углом к земле примерно в 70°. В это время он наводит самолет по бомбовому прицелу на объект, который собирается бомбить. В конце пикирования он освобождает бомбы, сам выходит из пике, а бомбы, направленные самолетом, летят в цель. Таким образом, немецкие летчики могли попасть бомбой в малоразмерную цель; утверждают, что они попадали в круг диаметром 10 м.

У нас самолетом поля боя был штурмовик «Ил-2». За счет сильного бронирования он мог летать низко над землей, ведя огонь по курсу своего полета из двух 23-мм пушек и четырех пулеметов. Брал он с собой и до 500 кг бомб, но сбрасывал их только с горизонтального полета, а точность такого бомбометания была невелика. Пехоту, открыто расположенную небронированную технику и оружие такой бомбардировкой уничтожить было можно за счет осколков и взрывной волны, но, чтобы повредить танк, надо было, чтобы 100-кг бомба разорвалась от него не далее чем в 5 м. А такой точности бомбометания на «Иле» достичь было невозможно. От подвешиваемых к крыльям «Ила» реактивных неуправляемых снарядов толку было еще меньше из-за крайне низкой точности попадания. Из пушки штурмовик под углом, близким к прямому, мог попасть только в борта танка, а их 23-мм снарядик пробить не мог. А на тонкую крышу танка снаряды падали под очень маленьким углом и рикошетировали, не принося вреда. Таким образом, в плане борьбы с немецкими танками наша авиация сухопутным войскам Красной Армии ничем существенным помочь не могла.

Итак, на начало 1943 г. средствами активной борьбы с немецкими танками у нас были только 76-мм пушки «ЗИС-3» и пушки танков «Т-34» и «КВ-1», но, повторяю, более-менее на равных эти средства могли бороться только с танками «Т-Ш» и «T-IV». Немцы это прекрасно знали, и именно на этом базировалась их идея операции «Цитадель».

«Цитадель»

А операция «Цитадель» (Курская битва) была для немцев решающей в том смысле, что Курская битва — это последняя их битва, в которой они еще надеялись победить Советский Союз военным путем. Это последнее стратегически активное действие немцев: после Курска они уже только оборонялись, стараясь спасти то, что приобрели ранее, стараясь уже не захватить что-либо, а только спасти Германию от Красной армии. Это был момент истины на Европейском театре военных действий Второй мировой войны. Поэтому готовились стороны к ней сверхтщательно, и немцы максимально напрягли все силы рейха.

Стратегический замысел немцев был прост, и Гитлер понимал, что этот замысел понятен и Сталину. Окружив под Курском в дуге выступающего в сторону немцев фронта наши войска, немцы пробивали брешь в 200 км по прямой, и их войска вливались в эту брешь и, повернув на север, брали Москву, до которой им оставалось около 400 км. (Правда, опасаясь этого, Сталин за Курской дугой создал еще один фронт — Степной, но для той тактической новинки, которую собрались применять немцы, это не имело особого значения.) А взяв Москву — крупнейший узел железных дорог и центр собственно великорусского населения, Гитлер рвал весь СССР на части, которые из-за отсутствия проезда по железным дорогам было трудно объединить в одно целое80.

Гитлер также не мог не понимать, что и его оперативный замысел не мог быть непонятен Сталину: ударив под основание выступа фронта под Курском с двух сторон, соединить немецкие войска в тылу этой дуги и окружить этим самым около 10 советских армий. Гитлер не мог не понимать, что в месте ожидаемых ударов советские войска выстроят такую оборону, какую только сумеют. Но, как ни странно, до определенного момента это было даже на руку немцам, и именно поэтому они отказались от идеи, приписываемой Манштейну, ударить по центру Курской дуги и образовать два котла окружения.

Дело в том, что Гитлер и остальные немецкие полководцы разработали тактическую новинку, за счет которой и собирались выиграть Курскую битву, а вместе с ней и войну. Подошло время более подробно остановиться на тактике.

Тактика

В Красной армии, да и в армиях остальных воюющих с Германией стран, тактика боя оставалась с Первой мировой войны, причем с ее начала. То есть по противнику ведется огонь артиллерии, затем со штыками наперевес и с криком «Ура!» на позиции противника бросается пехота. А уцелевшие пулеметчики противника выкашивают эту пехоту тысячами. Атака захлебывается, артиллерия снова ведет огонь, а затем опять с криками «Ура!» и т. д.[5].

Немцы эту тактику изменили с началом Второй мировой. После артподготовки на позиции противника выкатываются танки и уничтожают уцелевших пулеметчиков и стрелков, и только после этого в относительной безопасности на позиции противника бросается немецкая пехота82. Противник, которому танк не давал высунуть голову, вынужден был сидеть в окопах и ждать, пока его уничтожат. Нес он при этом больше потерь, чем атакующие немцы.

Но к концу 1942 г. наши 76-мм пушки и наши танки сделали эту тактику немцев уже неэффективной — немцы выезжают к нашим окопам своими танками «Т-Ш» и «T-IV», а мы эти танки жжем пушкой «ЗИС-3» или контратакой танков «Т-34» и «КВ-1». Немецкая тактика начала войны себя исчерпала. И немецкие полководцы пошли дальше.

Они заказали танк «T-VI» «тигр», а затем и танк «T-V» «пантера» со 100– и 80-мм броней соответственно и с длинноствольными мощнейшими 88– и 75-мм пушками. Тактическая идея немецких сухопутных сил видоизменилась. Как и всегда, атаке предшествует артподготовка, в ходе которой саперы снимают мины, затем на позиции противника выползают не основные немецкие танки «Т-Ш» и «T-IV», а тяжелые танки «тигр» и «пантера». «Пантера» считалась средним танком, но у нее броня была толще, чем у нашего тяжелого «KB». «Тигры» и «пантеры» добивают уцелевшие после немецкой артподготовки наши пушки «ЗИС-3», которые ничего им сделать не могут, и отбивают контратаки наших «Т-34» и «KB». Под прикрытием «тигров» и «пантер» на наши позиции заезжают немецкие основные танки и давят нашу пехоту, затем на позиции врывается и пехота немцев. При таком движении стальной армады чем больше противник настроит укреплений и чем больше посадит в них людей, тем больше его войск в этих укреплениях будет уничтожено и тем меньше неожиданностей ожидает немцев впереди. Поэтому Гитлер и послал свои войска туда, где наши войска их ждали.

На совещании у Гитлера 9 марта 1943 г., посвященном предстоящей летней кампании, основной доклад делал инспектор танковых войск (главнокомандующий этими войсками) Гудериан. Интересный штрих в его воспоминаниях:

«И вот прибыли все заинтересованные лица: весь состав главного штаба вооруженных сил, начальник генерального штаба сухопутных войск с некоторыми начальниками отделов, генерал-инспекторы пехоты и артиллерии и, наконец, шеф-адъютант Гитлера Шмундт. Все находили в моих планах какие-нибудь недостатки, особенно им не нравилось мое желание подчинить самоходные орудия генерал-инспектору бронетанковых войск и вооружить ими противотанковые дивизионы пехотных дивизий, сняв с вооружения этих дивизионов пушки на полугусеничной тяге. Вследствие этого непредвиденного упорного сопротивления доклад длился 4 часа; я был так утомлен, что, покинув помещение, потерял сознание и упал на землю»83.

Идея доклада Гудериана, принятая на совещании: тактическая новинка должна: а) применяться в решающей битве; б) применяться массово; в) быть внезапной для противника. Он говорил (по тезисам его доклада), что нужно «держать в резерве новую материальную часть (т. е. в настоящее время танки «тигр» и «пантера», а также тяжелые самоходные орудия) до тех пор, пока мы не будем иметь этой техники в количестве, обеспечивающем успех решающего внезапного удара»84.

Ответ Сталина

В то же время и у Сталина собралось совещание по такому же вопросу и даже в еще более расширенном составе. Конструктор В.Г. Грабин вспоминает: «Кроме членов Государственного Комитета Обороны на совещании присутствовали нарком оборонной промышленности Д.Ф. Устинов и его заместители, руководители ГАУ, Ванников (он стал к тому времени наркомом боеприпасов), военные специалисты и работники оборонной промышленности, в их числе и я.

Сообщение делал Воронов. Появление на Тихвинском фронте фашистского танкового «зверинца» он назвал внезапным, новые немецкие танки произвели на него, по собственному его признанию, потрясающее впечатление.

— У нас нет артиллерии, способной успешно бороться с этими танками, — таковы были его заключительные слова.

Гнетущая тишина воцарилась после сообщения Воронова. Молчал Ванников, молчали создатели KB»85.

Я присутствовал на сотнях подобных совещаний и могу с абсолютной вероятностью рассказать, что там было. Вы что, думаете, что главнокомандующий артиллерией РККА Воронов, начальник ГАУ Яковлев, нарком Ванников и остальные, кто не дал вооружить Красную армию 57-мм противотанковыми пушками, кто не дал поставить на «KB» 107-мм пушку, попадали в обморок, как Гудериан, но от стыда? Нет! Они сидели и сверхпреданно, по-собачьи смотрели на своего Верховного главнокомандующего с немым вопросом: «Что будем делать, товарищ Сталин?»

А что теперь делать!! Я бы на месте Сталина распорядился бить немецкие танки задами этих «гениальных» генералов и наркомов — тем, чем они думают. Но сами понимаете, что эффект от этого оружия был бы невелик — разве что немецкие танкисты от хохота пару раз промазали бы. И ведь понимаете, что обидно. Население СССР составляло едва 5 % от мирового. Уже по этой причине мы не могли быть передовыми во всех областях техники. Кроме того, царя не заботила подготовка инженеров, и их в России на душу населения было крайне мало, Сталин только начал развивать отечественную науку и технику. Было бы естественно, если бы у нас были просчеты в том, к чему страна была научно-технически не готова. Но ведь мы до войны не только создали, но и изготовили те средства, с помощью которых мы могли бы бить и «тигры», и «пантеры». А эти уроды в генеральских звездах дальше своего носа смотреть не могли, лезли в начальственные кресла, не интересуясь своей профессией.

Да, конечно, Сталин немедленно распорядился восстановить производство 57-мм противотанковой пушки «ЗИС-2», дал команду разрабатывать 100-мм противотанковую пушку, ставить крупнокалиберные мощные пушки на «Т-34» и тяжелые танки. Причем уже и 107-мм пушка нашим генералам казалась маленькой, на «ИС-2» поставили сразу 122-мм пушку, а на самоходную установку на базе танка «KB» поставили 152-мм пушку-гаубицу. Но это все мероприятия, которые требовали месяцев работы, а немцы начнут «Цитадель», как только просохнут дороги. (Тогда еще никто не знал, что немцы тоже не успевают накопить «тигры» и «пантеры» и перенесли начало операции на 5 июля.) Что делать сейчас, чтобы спасти и армию, и страну?