— Только мне одно непонятно, — встреваю. — Ваши-то взрослые как с монстрами управляются?
Молчит Серёжа. Маринка смотрит на меня осуждающе. Опять я, видно, невпопад сморозил. Однако, что же это получается?!
— Взрослых совсем нет, что ли?
Он головой мотает.
Ну, дела! Чем дальше в лес, тем больше чудес.
— А кто же вас кормит?!
— А чего нас кормить? Не маленькие, сами едим.
Мы вошли в подъезд. Пыльно, не обжито, и запаха-то жилого нет. Маринка начала было подниматься по ступенькам, но он её за руку тянет.
— Не туда!
И сворачивает под лестницу. Я как только подвальную дверь увидел, так сразу и вспомнил: дом-то этот мне знаком! Тут в подвале подотчётный военкомату объект БУ-1 — бомбоубежище системы гражданской обороны на консервации. Только консервации уже никакой нет, толстая стальная дверь настежь.
Так вот где они от экзофауны прячутся! Хотя всё равно непонятно. Дверь эта любому секачу — на полчаса работы клешнёй.
Ну, вошли, осматриваемся. Тепло, светло. Откуда у них электричество-то? Но самое удивительное — помещение вроде нисколько и не изменилось с тех пор, как мы с начальником ГО его ревизовали и опечатывали. Чистота и пустота. Что хотите со мной делайте, а на детскую комнату это не похоже. Хоть своих короедов я ещё не нажил, но с племяшками-то возился, видел, во что они любую жилплощадь в пять минут превращают. А эти вдобавок одни, без взрослых…
— А где же у вас кухня? — спрашиваю Серёгу. — Спите на чём? И вообще…
Но он будто и не слышит. Подошёл к стене, уткнулся чуть не носом и говорит:
— Я солдат нашёл!
И сейчас же в комнату вошли две девочки, курносая и белобрысенькая, одна в розовом платьице, другая в зелёном.
— Давайте знакомиться, — говорит Маринка. — Как вас зовут?
Белобрысенькая оглядела нас без особого интереса и молчит. А курносенькая разочарованно так:
— Двое солдат — мало!
— Там, наверху, ещё есть! — гордо заявляет Серега.
И тут, кажется, со всех сторон сразу повалила детвора — разномастные мальчишки и девчонки лет от пяти до восьми, в пальтишках, курточках, свитерках и платьицах. Их было человек пятьдесят, не меньше. Обступили нас и разглядывают молча. Маринка, смотрю, тоже дара речи лишилась. А я так и вовсе растерялся. Здесь, в самом пекле, посреди квадрата ноль, на всех картах обозначенного как территория наивысшей опасности, — целый детский интернат. Предложить бы им лакомства какого, да разве на такую ораву без обид разделишь?
Серёга подошел и пальцем в меня тычет.
— Этот про зверей рассказывает.
— А про каких? — послышались голоса. — Ну-ка, расскажи!
— Погодите, ребята, — говорю. — Рассказывать будем, когда придумаем, как нас на большую землю вывезти!
— Нет, сейчас рассказывай! — вихрастый мальчишка требует.
И все за ним:
— Да! Да! Давай, солдат! Про зверей!
Переглянулись мы с Маринкой. Что тут поделаешь?
— Ну, что звери, — начинаю, — они разные бывают. Каменные гиганты, например…
— Про гигантов не надо, — перебивает Серёжа. — Дальше!
— Ну, или, скажем, шипохвост. Опаснейшая тварюга… то есть, прошу прощения. Животное. Хотя, говорят, он больше сродни грибам…
Смотрят угрюмо. Недовольны.
— Тогда что же, — бормочу. — Червь-секач бывает. У него клешня, как…
— Да это мы всё знаем! — заявляет курносенькая девочка и отворачивается. — Тоже мне, про зверей он рассказывает!
Вижу, аудитория разочарована. Но тут вдруг на помощь приходит Маринка.
— Извините, товарищ капитан, — говорит. — Был один случай… вы тогда по ранению в госпитале лежали, с нами в рейд не вышли. А ведь мы с ребятами что-то совсем невероятное встретили… Даже докладывать не стали — всё равно никто не поверит.
Смотрю — ушки навострили. А Маринка продолжает, серьёзно так:
— Сделали мы привал на берегу Ессейки. Костра не разводили, сидим, закусываем всухомятку. Как вдруг выходит из воды рыба и прямо на нас!
— Минутку, сержант. Кто выходит? — переспрашиваю.
— Рыба. Натуральный сом, килограммов на четыреста! Зубищи — во! — ладонь показывает. — Ноги как у крокодила, на носу — бивень. А шустрая! Не успели моргнуть, как она хвать Глеба…
— Глеба?
— Ну, то есть хотела его схватить, да он не растерялся, вместо себя рюкзак подсунул!
Детишки рты разинули, слушают.
— Ну, ну, — говорю. — И что?
— И что! Пополам! — Маринка рубит воздух.
— Рюкзак?
— Рюкзак! А потом — на меня! Представляете? — это она детишкам. Те кивают дружно.
— Ужас какой! — говорю. — Как же вы спаслись?!
— Как, как! Чудом! — Маринка задумалась. — Хорошо, у Баира зажигалка под рукой оказалась. Он к рыбе сбоку подбежал, зажигалкой чиркнул, тут она вся и вспыхнула.
— Рыба?
— Ну, конечно! Вода в Ессейке сами знаете какая. Вот рыба и пропиталась, только чиркни.
— И сгорела? — спрашиваю.
— Вчистую! Одни угольки остались.
Смотрю на детишек, а у них у самих глаза как угольки светятся, уши каждое маринкино слово ловят.
— М-да, — говорю. — Что же вы такой ценный экземпляр не уберегли? Наука теперь и не узнает, как эта рыба выглядела.
— Я знаю! Я! — закричала вдруг курносенькая девочка, подбежала к стене, провела по ней рукой…
И тут я, ребята, чуть не сел, где стоял. Стена осветилась во всю ширину, будто солнце в окно заглянуло, небо голубое засияло, а далеко внизу, смотрю, земля. Дома, деревья, дорога — и всё летит навстречу.
— Вы… где это такую штуку взяли? — шепчу.
— С собой привезли, — Серёга деловито так. — Это глаз осы. Что она видит, то и мы.
— Вот она, рыба! — радуется девчонка.
И вижу — действительно. С кучи на кучу мусора пересигивая, несётся здоровенная монстяра — рыбий хвост, рог на носу, зубастая пасть, а по бокам лапы так и мелькают! И не просто несётся, а приближается со спины к каким-то людям в военной форме.
Вдруг Маринка как закричит:
— Да ведь это наши! Стой! Не надо! — и к выходу.
Остальное я уж на бегу сообразил, прыгая за ней через ступеньки.
Глаз осы. Телекамера на летящем беспилотнике. А там, в подвале, — экран. Значит, Баир, Глеб и Славка лежат в засаде и не знают, что сзади к ним зверюга приближается.
Как же я бежал! Но Маринка всё равно впереди оказалась.
— Баир, зажигалку! — вопит, перепрыгивает через лежащих и прямо нос к носу сталкивается с рыбой.
Та только рогом мотнула — Маринку отбросило через всю улицу, как куклу, и в стену дома ударило. Я на бегу сажу в рыбью морду из «макара» номер 2873, но без заметного эффекта. А эти трое все глазами хлопают.
— Да поджигай же её, суку! — ору Баиру.
И тут, наконец, полыхнуло. Глеб со Славкой еле успели отскочить с опалёнными мордами. Баир кое-как уберёгся, только хэбэшка на нём загорелась. Но мы его быстро притоптали — и к Маринке. Лежит, не шевелится, голова запрокинута.
— Девочка моя. — шепчу, — пожалуйста, будь жива!
— Руки убери, — стонет. — Знаю я вас…
Утёр глаза рукавом по-быстрому. Вроде никто не заметил.
— Ну, что, тореадор, — спрашиваю, — крепко приложилась?
— Нога… ох! И ребро. Ничего, терпимо. Помогите встать.
Подхватили мы её под руки и бегом назад, в подвал.
От рыбы одни угольки остались, но ведь рыба эта наверняка не последняя тут.
— Главное, я был уверен, что ты детишкам заливаешь! Так, для налаживания контакта… Баир! Почему не доложили про такую экзофауну?
Удивляется.
— Да я в первый раз такую вижу!
— Ничего-то ты, командир, не понял, — тихо говорит Маринка.
Это уж точно. Ладно, разберёмся. Вот и подъезд. Спускаемся по ступенькам… Стоп. Подвальная дверь закрыта. Не просто закрыта, а заперта на все свои стальные запоры. Стучу рукояткой пистолета.
— Бесполезно, — говорит Маринка. — Они не откроют.
— Почему это не откроют?
— Потому что игра не окончена. Солдатики ещё живы.
— Какие солдатики?! О чём ты?
Сияет глазищами своими загадочно.
— А ты не заметил, Витя, что было самое странное в этих детях?
Ничего себе вопрос!
— Да в них вообще всё странное! Что ты хочешь — дети войны!
Качает головой.
— Не то. Самое странное — у них не было ни одной игрушки. Ни куклы, ни медвежонка, ни самолётика. Какая бы ни была война, дети должны играть.
— Ну и что?
— Они играют в нас.
Та-ак. Этого мне только не хватало! Я послал ребят следить за обстановкой на улице, а сам присел возле Маринки.
— Ты только не волнуйся, — говорю. — У тебя просто лёгкая контузия. Головой ударилась…
— Подожди, послушай. Эту рыбу я действительно придумала. Ничего такого раньше не было.
Опять двадцать пять за рыбу деньги!
— Как не было?! — спрашиваю. — А кто ж тогда тебя рогом…