— Моя мать — редактор журнала. Маккензи от удивления открыла рот.
— Корал Стэнтон — твоя мать?
— Она попросила меня оценить работы. Твоя выделялась среди всех остальных. Твой реферат, твои идеи просто восхитительны. Я тоже хочу поступать в «Макмилланз»…
— И что же тебе мешает?
Принесли пончики, и Маккензи сразу откусила большой кусок. Майя обеими руками держала свою чашку кофе.
— Я просто подумала, что, может быть, если помогу тебе победить в конкурсе, то и ты сможешь в ответ оказать мне любезность.
— Какую?
— Напиши что-нибудь за меня. Реферат, который я бы могла представить вместе с моими эскизами. Я знаю, они внимания на меня не обратят без хорошего реферата.
— А разве твоя мать не может помочь тебе поступить? — спросила Маккензи.
— Я не хочу от нее никакой помощи! — выпалила Майя. — Я ее ненавижу!
Маккензи с заинтересованным видом наклонилась.
— Вот также и я отношусь к моему отцу!
Майя расслабилась. Она не собиралась этого говорить, но, сказав, почувствовала себя лучше.
— Моя мать всегда давала мне понять, что от меня у нее одни неприятности, — поведала она. — Мне надо поступить в «Макмилланз», и я этого добьюсь во что бы то ни стало, но от нее я не хочу никакой помощи!
— Мой отец считает, что я неряха, идиотка и выскочка, — рассказывала Маккензи. — Что касается выскочки, то он прав, я действительно уверена, что я лучше этих занудливых жителей Бронкса. Мои братья подлизываются к нему, а он считает их замечательными, потому что они будут продолжать его дело и всегда выполняют то, что им велят.
— А в чем заключается его дело? Глаза Маккензи вспыхнули.
— Он — в индустрии моды, — беззаботно сказала она. — У него сеть магазинов. Дела идут успешно, но я с нетерпением жду того дня, когда уйду из дома. Я имею в виду, что мне приходится надевать на мини-юбки мою обычную одежду, чтобы выйти из дома. Мои родители просто умрут, если увидят меня в мини-юбке. Ты правда хочешь сказать, что я буду победительницей конкурса?
— Если мы достигнем соглашения…
— Ты хорошо рисуешь?
— Я думаю, что да. Но хороший реферат дополнил бы картину.
Маккензи покачала головой.
— Ты сошла с ума, ты это знаешь? Завтра я могу пойти к твоей матери и все ей рассказать.
Майя пожала плечами.
— Но в этом деле окажется замешанным и твое имя, а владелец журнала не любит никаких споров и выяснений.
Маккензи скорчила гримасу.
— И это называется правдой, справедливостью и так далее?
Майя схватила ее за руку.
— Пожалуйста! Просто помоги мне, а я помогу тебе.
— Слишком привыкла к тому, чтобы все получалось по-твоему, да?
— Нет! — выкрикнула Майя. — По-моему никогда не получалось! Просто сегодня мне пришла в голову мысль. Это никому не повредит. Вот… — Она сунула Маккензи десять долларов. — Деньги на дорогу домой на такси. Просто напиши для меня что-нибудь хорошее, и ты — победительница.
— Я не ощущаю себя победительницей, — проговорила Маккензи. — Думаю, у меня нет никакого выбора. Я ненавижу обманывать. Я всегда попадаюсь.
— Это и не обман, — сказала Майя. — Мне понравилось то, что ты написала, и я думаю, что ты должна победить. — Маккензи с сомнением посмотрела на Майю, когда та пошла оплатить счет. Майя вернулась и положила на стол пятьдесят центов. Она протянула руку, и они торжественно обменялись рукопожатиями.
— Очень приятно было с тобой познакомиться, — сказала она. — До встречи в «Макмилланз». Можешь отправить мне реферат по этому адресу. — Она положила на стол перед Маккензи свою карточку. — До свидания.
Она ушла, а Маккензи разгладила десятидолларовую банкноту. Она уже решила вернуться домой на метро. А на эти деньги купить себе новый шелковый шарф. Она положила в карман одну из монеток, которые Майя оставила для официантки. У этой бедной маленькой девочки было слишком много денег. Она вышла из кафе и направилась к станции метро на Бродвее. Казалось, улицы Манхэттена сверкали, они были гораздо красивее, чем улицы в Бронксе. Она напишет этот реферат. Что она теряет? Каким же странным образом воплощаются ее молитвы!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Проснулся? — услышал Уэйленд в телефонной трубке голос Корал. — Уже половина восьмого.
— Думаю, что проснулся, — простонал Уэйленд. Корал говорила очень решительно.
— Вчера вечером я отбывала у Мэйнард свою еженедельную повинность. Мы с ней общаемся словно на разных волнах: она не понимает, что ей пора на покой. Придется мне обратиться к Ллойду Бруксу, больше ее я выносить не могу. Уэйленд, сколько вы в «ХК» тратите в год на рекламу?
— Что? Боже, я не знаю! Двести тысяч? Триста тысяч? Я не бухгалтер. Я просто творю…
— И я хочу предложить кое-что в высшей степени творческое. Я хочу, чтобы семьдесят пять процентов ежегодных затрат на рекламу «ХК» выделил нам для одной невероятно большой рекламы на пятидесяти страницах в одном номере журнала.
— Ты с похмелья?
— Ты только представь себе, какой будет эффект! Пятьдесят страниц подряд в «Дивайн»! Никто еще до этого не додумался. Если ты согласишься, Уэйленд, то я немедленно получу кресло главного редактора. Фотографии сделает кто-нибудь типа Пенна или Эйвдона…
— Мы не могли бы позволить себе сфотографироваться у них даже на паспорт, — жалобным тоном сказал Уэйленд.
— Хорошо, тогда возьми одного из новых британских ребят, они все сделают за хороший обед. А если фотографии будут черно-белыми, то окажется вообще дешево.
— Дешево? Ты говоришь о четверти миллиона?
— И о завязывании очень тесных отношений с ведущим в Америке журналом мод. Я всегда буду оказывать тебе предпочтение. Мы учредим приз журнала «Дивайн» и будем проводить церемонию вручения этой награды в твоем магазине! Уэйленд, по крайней мере подумай об этом!
— Ни о чем другом я не смогу и думать, — устало сказал он.
Они повесили трубки, и Корал вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. На завтрак она позволит себе сыр. Как какой-нибудь прожорливый владелец фабрики по производству одежды, подумала она и сама же засмеялась.
Маккензи заставляла себя все делать, как обычно: ходить в школу, помогать по дому и в магазине, но всю ее переполняло нетерпение и напряжение. Может быть, ей следовало сразу же пойти к владельцу журнала? Или обратиться в полицию? И довериться было некому. Никто в Бронксе не понимал, как устроен мир моды в Манхэттене. И ее мать меньше всех. Поэтому она написала для Майи реферат и отправила его по ее адресу. Реферат получился хороший, даже лучше, чем ее собственный. Теперь придется сидеть и ждать, правильно ли она поступила. Если что-нибудь получится не так, если эта несчастная богатая девчонка просто занималась своего рода вымогательством, она каким-либо образом отомстит ей, это уж точно.
В «Ля Гренуилле», где менее значительной публике вежливо, но твердо отказывали, Корал и Ллойд Брукс заняли один из лучших столиков. Она улыбалась, садясь за стол. Джиллз, ее художник по гриму, потрудился на славу, и она выглядела розовощекой, как херувимчик. Как раз тот внешний вид, с которым можно хоронить уже постаревшую редактора журнала мод.
Серая накидка сползла с ее плеч, а она наклонилась вперед, чтобы все свое внимание сконцентрировать на пухлом лице Ллойда. Они съели три блюда, но деловых вопросов не обсуждали: прием пищи был очень важен для Ллойда. Но Корал очень оживленно что-то ему шептала, а потом откидывалась назад и весело смеялась над его односложными ответами. Пусть те, кто за ними наблюдают, считают, что у них просто встреча. За десертом она позволила себе только слегка прикоснуться к шоколадному торту, а Ллойд взял большой кусок и прижался к ней своими коленями. Она не отодвинулась. Как обычно, она лишь удивлялась тому, как такой человек смог стать главой издательской империи; и опять приходила к выводу, что Ллойд Брукс Второй только наследник Ллойда Брукса Первого.
— Хорошо, — пробормотал Ллойд, доедая свой кусок торта. — Что у тебя на уме? Зачем тебе понадобился ленч?
— Мне ужасно не нравится журнал, — сказала она, чуть отпила шампанского и стала наблюдать за Бруксом. Его глаза, немного навыкате, и очень толстая шея отталкивали ее. — Я уже начала ненавидеть все, что связано с «Дивайн», — сказала она, подбираясь к теме разговора, — и название, и размеры, и рубрики…
Ллойд слегка обмахивался рукой, словно веером.
— Ты проходишь испытательный срок, Корал, все на твоем месте не удовлетворены своей работой.
— Мэйнард душит меня! — выкрикнула Корал. — Она выпивает всю мою энергию. Она не понимает сегодняшнего дня. Целый месяц я ее уговариваю поместить на развороте двух страниц губы Мика Джаггера. Он будет оказывать влияние на моду будущего года, но Мэйнард этого не видит.
Ллойд нахмурился.
— Но эта женщина работает, как вол, — сказал он. — Она никогда не задерживает выход номера в свет.
— Да черт с ними, с этими сроками. — Она прижала его пухлую руку к своему колену. — С журналом мод очень много проблем. Я представляю, что может стать с «Дивайн», и это меня просто убивает! Нам надо идти за молодыми читателями, а молодым людям сегодня не нравится, чтобы старые леди выбирали для них модели. Рекламодатели тоже не хотят связываться с семидесятитрехлетним редактором.
— Именно поэтому ты и возражаешь против нее? Из-за ее возраста?
Он зажег ей сигарету и удержал в своей руке ее холодные пальцы.
Она медленно вдохнула.
— Хоть бы ей было и девяносто девять, Ллойд. Будь она только постиляжистей, похипповей!
Ллойд вытаращил глаза.
— Что значат эти новые слова? Она рассмеялась.
— Приходи ко мне как-нибудь днем в кабинет — тебе нужен интенсивный курс новой терминологии.
— Приходи лучше в мой кабинет, — предложил он. — Там большой выбор диванов. И коврик. С тобой лучше на коврике! У меня такое чувство, что ты, когда захочешь, можешь быть тигрицей…
Она посмотрела на него все понимающим взглядом. Любит поболтать об этом, подумала она.
— Давай вернемся к теме разговора, — нажимала она, — присвой ей титул какого-нибудь редактора-консультанта. Переоборудуй ее кабинет. Ей и не надо знать, что ее вытесняют. О Ллойд, теперь моя очередь! — Она говорила слишком громко, и некоторые посетители посмотрели в их сторону. Она громко рассмеялась, чтобы успокоить их, и придвинулась ближе к Бруксу. — А если я еще упомяну о пятидесяти дополнительных страницах рекламы?
— От кого?
— От того, кто верит в меня и хочет это доказать. Четверть миллиона баксов одним красивым жестом! Пятьдесят страниц подряд в мартовском или сентябрьском номере!
Ллойд слегка присвистнул.
— Это цена за должность?
— Ты не будешь об этом сожалеть, Ллойд. Ты — проницательный бизнесмен, и ты знаешь, что я права.
Он пробормотал что-то, прижал ее колено и сказал:
— Только ты называешь меня проницательным бизнесменом, Корал. Для всех остальных я повеса. — Он нежно сжал ее бедро. — Как ты обходишься без мужчины? Разве тебе он не нужен?
— Все хорошие женаты, Ллойд. Ты должен об этом знать.
— Но у некоторых самых лучших есть все понимающие жены…
Она погасила свою сигарету и подумала о миссис Ллойд Брукс Второй, о ее сказочных драгоценностях, о ее работе в благотворительном обществе, о ее отдельной спальне.
— Мы вступаем в очень беспокойную эру, Ллойд, — сказала она ему. — Я от нее в восторге, хочу, чтобы и читатели чувствовали то же.
— А как насчет пятидесяти страниц? Она кивнула.
— Они побьют все рекорды, Ллойд.
— Мне нравится побивать рекорды. — Он проворчал что-то, выписывая чек, а Корал поправила свою просторную накидку и взъерошила волосы. О Боже, она смертельно устала! Адреналин после одержанной ею победы — а это была победа — еще не попал в мозг.
Войдя в кабинет, она чуть не вприпрыжку побежала к своему столу, чтобы позвонить Уэйленду.
— Я только что после ленча, — прошептала она. — Мои бедра покрыты черными и синими знаками внимания Ллойда. Ты не представляешь, как я близка к цели, Уэйленд! На него очень большое впечатление произвели обещанные пятьдесят страниц.
— Королева умерла, да здравствует Королева! — поздравил ее Уэйленд.
— Не умерла, дорогой! — поправила она. — Просто получила продвижение по службе! Мы сделаем вид, что это вовсе не одно и то же.
Наступил апрель и прошел, а известий все не было. Маккензи была уверена, что что-то не так. Она на метро доехала до Манхэттена и попыталась следить за домом, где жила Майя, в надежде, что та появится, но этим только вызвала подозрения швейцара. Она не могла спать и выглядела больной.
Как-то в пятницу вечером мать спросила ее:
— Что случилось, дорогая?
Маккензи взглянула на озабоченное лицо матери, что-то в ней надломилось, и она все рассказала родителям. А потом она расплакалась, как будто сердце ее разрывалось от боли. Она плакала, сидя у стола и уронив голову на согнутые руки. Ее братья посмотрели друг на друга и быстро вышли из комнаты.
Эстер положила руку на вздрагивавшие плечи дочери.
— Дорогая? Зачем ты это сделала? Очевидно, та девушка — преступница.
— Она мне обещала, что я буду победительницей конкурса! — Маккензи подняла лицо, но продолжала причитать. По ее щекам текли ручейки туши.
— Той девушке должно быть стыдно! — сказала Эстер, глядя на Эйба. — Девушку ждет впереди масса неприятностей.
— И меня тоже! — выкрикнула Маккензи. — Все шло так хорошо… Почему это должно было случиться?
Эйб Голдштайн раздраженно заворчал. Потом некоторое время они сидели б тишине, нарушаемой только всхлипываниями Маккензи. В комнате все еще пахло фрикадельками, которые они ели на обед. Теперь-то уж ей никогда не выбраться отсюда, подумала она.
— Ну вот, — она шмыгнула носом и приложила к глазам платок, — я все и рассказала. Теперь надо ждать, чем это кончится…
— Жди-жди, ничем это не кончится! — мрачно сказал Эйб. — Завтра я встречусь с матерью этой девчонки. Напиши ее имя и дай мне адрес журнала.
— О папа, — Маккензи льстиво засмеялась. — Она — редактор ведущего в стране модного журнала. Думаешь, так легко ее увидеть?