Помоги проекту - поделись книгой:
— Нет, я припоминаю, что случилось: Метц собирался взять его, но не взял. В результате оно пошло в третий участок.
— Надо понимать так, что этим делом полгорода занимается?
Ласситер криво усмехнулся.
— Да ты даже не представляешь себе масштаб!
— Тогда почему решили повесить все на нас? На второй участок?
Ласситер пожал плечами.
— Первое убийство было совершено на нашей территории, второе — в юрисдикции четвертого участка, третье — шестого участка, а четвертое — снова у нас. У нас два из четырех. Шеф любит нас, а может, ненавидит. Боже, я не знаю! Он хочет, чтобы мы этим занялись, были связующим звеном по четырем делам. Эта история стала большой проблемой. Он хочет, чтобы все убийства проходили в рамках одного расследования. В этом есть смысл. До сегодняшнего дня этим занимались — а честно говоря, почти не занимались — три различных участка. Газетчики вцепились в эту историю мертвой хваткой. Мы так и предполагали. Возможно, шеф думает, что после всего того дерьма, которое ты взбаламутил, мы сможем восстановить нашу репутацию, разобравшись в этом деле.
— Это бред…
Ласситер поднял руку.
— Политика и протокол — вот что это такое. Не более и не менее. На самом деле ничего личного, что бы тебе ни казалось.
— Значит, шеф предлагает припрячь меня из-за того, что случилось?
— Не совсем.
— В смысле?
Ласситер отошел от окна и снова сел за стол.
— Ты должен понять одну вещь. Всегда найдется дрянной либерал, озабоченный социальными проблемами, который будет считать, что мы только тем и занимаемся, что лупим ни в чем не повинных гражданских ради собственного удовольствия.
Миллер иронически усмехнулся.
— Я знаю, что такое политика полицейского управления. Мне не нужны уроки…
— Хорошо, тогда мне не надо ничего объяснять. Если ты здесь, значит, при исполнении. Если ты при исполнении, значит, должен принять дела, которые я тебе передаю, к расследованию. Я поручаю это дело тебе, и если ты не собираешься прямо сейчас писать рапорт об отставке, тебе придется его принять.
— Я вас тоже люблю, капитан, — ответил Миллер.
— Тогда иди и пообщайся с ФБР.
Миллер нахмурился.
— С кем? ФБР?
— Увы, да. Шеф запросил помощь из ФБР. Они послали кого-то поучить нас, как следует заниматься этим дерьмом.
— Это же не дело федералов. С чего им ввязываться?
— Они протягивают руку помощи, Роберт, и я точно смогу смириться с этим. У шефа был разговор с судьей Торном… Не надо забывать, что в будущем году выборы… Никто не потеряет из-за этого работу, уверяю тебя. Мне нужно, чтобы кто-то возглавил расследование, и ты как раз такой человек. Боюсь, что так оно и будет. Может, это позволит тебе отвлечься, а? Возможно, ты вспомнишь, зачем так тяжко трудился, чтобы стать детективом.
— У меня есть выбор? — спросил Миллер.
— Да ни хрена! — ответил Ласситер. — Когда, черт побери, у нас был выбор в подобном деле? У тебя было три месяца, чтобы отдохнуть от этого дерьма. Уже неделя, как ты на службе. Ты мне нужен, чтобы ублажить ФБР. Потом вы с Росом соберете все файлы, пройдетесь по ним, и колесо завертится. У нас есть четыре мертвые женщины, и шеф полиции вцепился в меня, словно клещ. Об этом деле пишут больше, чем о Дне ветеранов. Поэтому мне нужно, чтобы ты стал чертовым героем и спас положение! Договорились?
Миллер встал со стула. Он уже чувствовал наваливающееся напряжение, которое должно было разрушить тщательно сложенный карточный домик его жизни. Он рухнет совершенно бесшумно. Без предупреждения. Просто одним прекрасным утром он проснется и не сможет ни связать двух слов, ни сварить себе чашку кофе. Ему не нужен был серийный убийца. Ему не хотелось нести ответственность за это дело. Однако, похоже, он сам загнал себя в этот угол. Возможно, это было способом принять какое-то решение. Все могло обернуться либо погибелью, либо спасением.
Миллер взглянул на Ласситера и открыл рот, но Ласситер поднял руку, останавливая его.
— Ты спросил, есть ли у тебя выбор. Ты получил ответ. Прошу тебя, пойди поговори с федералами и разгреби это дерьмо.
Миллер направился к двери.
— Да, еще одно, — вспомнил Ласситер.
Миллер приподнял брови.
— Мэрилин Хэммингз исполняет обязанности коронера по этому делу. Тебе придется сотрудничать с ней. Пресса однозначно пронюхает об этом. После той фотографии в «Глобусе» мне не надо напоминать тебе…
— Я понял, — отрезал Миллер и открыл дверь.
— Если бы у меня был кто-нибудь лучше… — крикнул Ласситер ему вдогонку.
Миллер аккуратно захлопнул дверь.
«Знакомое ощущение», — подумал он, направляясь к лестнице.
В нескольких милях от участка, на окраине Вашингтона, Наташа Джойс стояла в дверях кухни. Она была чернокожая, на вид ей было около тридцати лет. Кадры на экране привлекли ее внимание, и она вышла из кухни, где мыла посуду. В руках у нее были тарелка и полотенце. Она наклонила голову и прищурилась, слушая ведущую.
На экране появилась фотография человека.
Наташа вздрогнула, и тарелка выскользнула у нее из рук. Глядя на лицо на экране, она краем глаза видела, как тарелка, словно при замедленной съемке, приближается к полу.
Ее дочь, симпатичная девятилетняя Хлои, которая играла в другой части комнаты, повернулась и увидела в дверях мать с округлившимися глазами и открытым ртом.
Все стало каким-то нереальным, секунды тянулись, как минуты…
Тарелка упала на пол. Она тоже, казалось, колебалась секунду, а потом разлетелась на мелкие осколки. Наташа вскрикнула. Она понимала, что уронила тарелку, знала, что она упадет на пол и разобьется, тем не менее звук бьющейся посуды стал для нее полной неожиданностью.
— Мама! — воскликнула Хлои, встала с ковра и подбежала к ней. — Мама, что случилось?
Наташа замерла. Она с трудом сдерживала слезы.
ГЛАВА 3
Десять минут спустя Миллер стоял у окна в кабинете на четвертом этаже. Помещение было окрашено в нейтральные бежевые тона и обставлено старой мебелью. Радиаторы стонали и потрескивали, тщетно стараясь нагреться и испуская запах ржавчины и застоявшейся воды. Справа внизу был виден угол улиц Нью-Йорк и Пятой.
На столе за спиной у Миллера лежала газета «Вашингтон пост». С того места, где он стоял, можно было прочесть заголовок, отражавшийся в оконном стекле: «Четвертая жертва возможного серийного убийцы». За подобным утверждением пряталась целая история. Французы называют это
В Вашингтоне было собственное чудовище. Его прозвали Ленточным Убийцей. Его история началась за восемь месяцев до убийства Кэтрин Шеридан, и за это время были убиты три женщины. Ленточка, которую он оставлял на месте преступления, никогда не была одного и того же цвета. В первом случае она была голубая, во втором — розовая, в третьем — желтая. Небесно-голубая, радостно-розовая, солнечно-желтая. В каждом случае к ленте крепилась обычная багажная бирка светло-коричневого цвета, похожая на бирки, которые цепляют к большому пальцу на ноге трупа в морге. Лента Кэтрин Шеридан была белого цвета, она была четвертой жертвой. Новость о ее убийстве взбудоражила весь второй участок, которым руководил капитан Фрэнк Ласситер. Лента и бирка были незначительными деталями дела. Возможно, это была своего рода подпись. Если бы детективы, которые работали над первым убийством, знали, что это начало серии, они бы утаили этот факт. Первой жертвой стала тридцатисемилетняя библиотекарь Маргарет Мозли. Ее избили и задушили в собственной квартире в понедельник, шестого марта. Вторая жертва появилась лишь в среду, девятнадцатого июля. Ее звали Энн Райнер. Ей было сорок лет, и она работала секретарем в юридической конторе «Янгмен, Бакстер и Харрисон». Она тоже была избита и задушена. Ее нашли в подвале собственного дома. Третьей целью убийцы стала Барбара Ли, флорист двадцати девяти лет. У нее было родимое пятно под левым ухом. Те же обстоятельства. Найдена в среду, второго августа, в собственном доме на углу улиц Морган и Джерси. И вот теперь Кэтрин Шеридан.
Женщин не похищали и, по всей видимости, не пытали. Не было никаких следов сексуального насилия. Ничего из имущества не пропало, поэтому ограбление в качестве мотива было отвергнуто. Все указывало на то, что жертвы были дома, когда убийца попадал внутрь. Возможно, он угрожал оружием и говорил, что ему нужно, поскольку не было найдено никаких следов борьбы, сломанной мебели. Каждую из жертв избили. Это было сделано быстро и безжалостно. Убийца избивал уверенно, со знанием дела. Потом он душил женщин и повязывал ленту с пустой биркой вокруг шеи — голубую, розовую, желтую, а теперь белую. Полиция позволила данному факту попасть в газеты; газетчики с удовольствием растрезвонили об этом, и жители Вашингтона дали преступнику прозвище Ленточный Убийца.
Миллер читал книги, смотрел фильмы. Там все было просто. Четыре мертвые женщины, и некий криминалист берется задело. Возможно, он и сам не без греха и у него не самая лучшая репутация в городе, но он анализирует обстоятельства преступлений и находит связующее звено между ними. Нечто особое, уникальное. Он указывает на это звено и говорит: «Видите? Вот же оно! Так мы узнаем личность убийцы». И окажется прав. Убийцу найдут, и развязка покажет нам, как все просто на самом деле.
Но в жизни все не так. После первого убийства в марте этого года Миллер и Рос больше суток обходили соседние улицы. Они задавали вопросы, ждали ответов и внимательно их выслушивали — если получали. Позже другие детективы заняли их места. На совещаниях выяснилось, что ничего ценного узнать не удалось. Поэтому дело было передано в другой участок, и Миллер о нем забыл. О втором убийстве он услышал спустя несколько недель после того, как оно произошло. К тому времени он уже по уши завяз во внутреннем расследовании, а его отношения с девушкой по имени Мэри Макартур, с которой он встречался больше года, медленно и неотвратимо подходили к логическому концу. Поэтому он, естественно, почти не обратил внимания на второе убийство.
За период между первым убийством в марте, вторым в июле, смертью Барбары Ли в августе и до самого начала ноября ничего существенного обнаружено не было. Если бы это было не так, Миллер бы уже услышал об этом от Роса или других детективов. Второй участок был одной большой семьей, в которой все частично зависели друг от друга. Данное дело было настоящим кошмаром, и хотя газеты обратились к другим темам, хотя спортивные события и промежуточные выборы завладели вниманием подавляющего большинства обитателей Вашингтона, убийца продолжал ходить, говорить и дышать тем же воздухом, что и другие жители города. Кто-то убил четырех женщин. Он убил их быстро, жестоко, без явных причин или разумного объяснения, а задача расследовать дело и найти убийцу легла на плечи Роберта Миллера.
Миллер рассказал Росу о ФБР, когда тот пришел в участок. Рос насмешливо улыбнулся, но промолчал.
Присланному из штаб-квартиры ФБР в Квонтико, штат Виргиния, сотруднику отдела поведенческого анализа, профайлеру, на вид было за пятьдесят. Манерой поведения он напоминал профессора из университета. На нем была фланелевая куртка и джинсы, настолько вытертые, словно большую часть жизни он провел, стоя на коленях, вглядываясь в темноту и делая загадочные записи в блокноте. Звали его Джеймс Килларни. Он не был похож на женатого человека. Детей у него тоже, по всей видимости, не было. Он приветствовал каждого входящего едва заметной улыбкой и кивком. Килларни понимал, что ему не особенно рады. Это было следствием территориальных и юридических разногласий, давно ставших частью системы. Держался Килларни легко и непринужденно, словно подобные дела попадались ему каждый день.
Было начало десятого утра, когда семь детективов сели за стол в закрытом помещении на третьем этаже здания второго участка. Среди них были Крис Метц, Карл Оливер, Дэн Риэль и Джим Фешбах — ветераны отдела, которых Миллер считал наиболее подходящими для подобного дела. У них был вид людей, которые многое повидали на своем веку и их уже сложно чем-то удивить. Миллер надеялся, что у него никогда не будет такого выражения лица, что для него все будет иначе. Но оно у него уже было. Миллер это знал, однако верил, что в его случае все поправимо.
Во взглядах, которые присутствующие бросали друг на друга, в натянутых улыбках легко читалось напряжение. Подобное было недопустимо, однако негодование явно витало в воздухе. Миллер тоже был недоволен вмешательством ФБР, но одновременно и заинтригован тем, что гость из Арлингтона может поведать им об этом деле.
Килларни улыбнулся и уселся на краешек стола. Как учитель, как лектор в аудитории. Не хватало лишь доски.
— Меня зовут Джеймс Килларни, — представился он. У него был тихий голос, голос терпеливого человека, способного на сочувствие. — Я приехал, чтобы обсудить с вами сложившуюся ситуацию, поскольку у меня имеется определенный опыт в подобных делах. Но, прежде чем мы начнем, я хотел бы поделиться с вами некоторыми любопытными данными. — Килларни сделал паузу, словно ожидая вопросов, улыбнулся и продолжил: — В Беркли проводятся семинары по криминальной психологии, где рассматриваются все стороны физической агрессии, начиная от неспровоцированных, спонтанных нападений на женщин, преднамеренного насилия и заканчивая похищением, пытками, изнасилованием и, наконец, убийством. Все эти вещи возникают из-за недостатка материнской заботы. Вы это знали? — Килларни небрежно махнул правой рукой, а левую сунул в карман брюк. — Суперэго является частью человеческой личности, которая связана с морально-этическими нормами, и если в раннем возрасте личность лишена материнской заботы, то суперэго окажется недоразвито. — Он снова тепло и по-отечески улыбнулся. — В целом это поток чуши, извергаемый теми, кому больше нечем заняться, кроме как выдумывать сказки о том, как мыслят люди.
Послышался шепот и слабые смешки.
— Однако есть один момент, связанный с методом и мотивацией людей, которые совершают насилие и убийство. — Он сделал паузу и окинул взглядом аудиторию. — На основе наблюдений и опыта мы можем выделить два типа преступников. Мы называем их мародеры и мигранты. Мародеры обычно находятся в одной местности, переправляя жертв в конкретное место, чтобы совершить преступление. Мигранты перемещаются с места на место. Нападения также подразделяются на четыре типа: подтверждение силы, утверждение силы, ответный гнев и возбуждение гнева. Каждый тип имеет различные мотивации и, таким образом, проявляется по-разному.
Зашелестели бумаги, детективы достали из карманов авторучки.
Килларни нахмурился.
— Что вы делаете? Записываете? — Он покачал головой. — Не надо записывать. Я здесь лишь для того, чтобы помочь вам сориентироваться, в каком направлении копать, чтобы следить за вашими успехами. Это просто категории, поэтому их и следует рассматривать как таковые. Первый тип — подтверждение силы. Тут главное подтвердить собственную сексуальную способность. Мужчина, озабоченный тем, что у него проявляется тяга к гомосексуализму, может нападать на женщин, чтобы доказать себе, что он хочет женщин. Он использует меньше силы, чем другие типы. Он все тщательно планирует и склонен совершать нападения в одном месте, а также оставлять себе сувениры. — Килларни скрестил руки на груди. — Второй тип — утверждение силы — также известен как тип знакомого. Эти люди кажутся дружелюбными и неопасными. Они становятся опасными позже, обычно, когда отвергается их предложение секса. Они пугаются. Они чувствуют себя обессиленными, ослабленными. Сексуальное напряжение становится физическим, которое быстро превращается в гнев, ярость, ненависть. Они пытаются выразить свой мотив посредством насилия. Если они не могут обладать жертвой, то она не должна достаться более никому. — Килларни обвел взглядом детективов, чтобы убедиться, что его внимательно слушают. — Третий тип — ответный гнев. Как вы поняли, он связан с гневом и враждебностью к женщинам. Жертва символична. Представитель этого типа будет каким-нибудь способом унижать жертву. Его нападение не запланировано и жестоко. Последний тип — возбуждение гнева — возникает из садистской необходимости запугать жертву, вызвать как можно больше страданий. Нападения напоминают военные операции. Место, оружие, методы — все тщательно продумывается и зачастую репетируется. Представитель этого типа использует крайнюю жестокость, иногда пытает жертву, часто убивает ее. Жертвой, как правило, является незнакомец. Преступник обычно старается вести учет нападений.
— И как это связано с нашими жертвами? — спросил Миллер. В его голосе слышался вызов. Хоть и не он пригласил ФБР, он считал, что если не проявит агрессивность, то это посчитают неспособностью вести дело. Дело было поручено ему, и теперь нужно постоянно показывать, что он готов сделать первый шаг.
— Это мародер, — ответил Килларни. — Но у нас нет четких указаний на то, к какому типу принадлежит наш приятель. Наиболее схожий — это возбуждение гнева. Но мы не видим никакого садизма или желания запугать женщину. В последнем случае он даже сдержался, решил не бить женщину по лицу, как поступал в первых трех. Однако присутствуют аномалии. Он не пытает. Нет крайней жестокости.
— А как же избиение? — спросил Миллер.
Килларни понимающе улыбнулся.
— Избиение? Избиение было всего лишь избиением. Когда я говорю «крайняя жестокость», я имею в виду крайнюю жестокость. По сравнению с тем, что мне доводилось видеть, он избил жертву несильно.
Тишина.
— И? — отозвался Миллер.
Килларни обвел присутствующих взглядом и снова посмотрел на Миллера.
— Как вас зовут?
— Миллер… Роберт Миллер.
Килларни кивнул.
— Миллер… — повторил он, словно обращаясь к самому себе, и поднял удивленный взгляд от бумаг. — Я так понимаю, вы возглавляете расследование?
— Так мне только что сказали, — подтвердил Миллер и тут же понял, в чем был подвох. Его загнали в угол еще до этого совещания. Ему дали то, что ему было не нужно. Килларни, возможно, приехал, чтобы помочь, не более того. Но даже если не учитывать того, что его появление означало, что Миллер был лишен свободы выбора, подразумевалось, что он, получив расследование в свое ведение, не мог справиться с ним без посторонней помощи. Такова природа важных расследований: шеф полиции должен доверять своим капитанам, они, в свою очередь, должны доверять своим заместителям и лейтенантам, но всегда остается ощущение неуверенности, понимание того, что чем больше людей командует, тем больше ответственности ложится на плечи каждого из них.
— Тогда расскажите нам, что вы думаете, Миллер… Расскажите, что вы думаете о Ленточном Убийце.
Неожиданно Миллер смутился. Он чувствовал, что Килларни хочет выставить его дураком в отместку за то, что он прервал его. Так Килларни хотел вернуть себе упущенную инициативу.
— Я был на месте первого преступления, — ответил Миллер. — Маргарет Мозли… — Он огляделся, все смотрели на него. — Я пошел туда и нашел ее… то есть ее обнаружил не я. Я просто был первым детективом из тех, кто туда приехал. На месте уже были полицейские. Коронер был в пути. Я вошел… в спальню, увидел жертву на кровати… — Миллер покачал головой.
— Каким было ваше первое впечатление, детектив Миллер? — спросил Килларни.
Миллер поднял глаза.
— Первое впечатление?
— Первое, что вы почувствовали.
— Первое, что я почувствовал, было ощущение, будто меня ударили. — Он поднял кулак и стукнул им по груди. — Словно кто-то влепил мне бейсбольной битой. Вот что я почувствовал.
— Вы подошли к месту преступления или осмотрели его из стационарного положения?
— Из стационарного, как нас и учили: всегда осматривать место преступления из стационарного положения, искать несоответствия, предметы, которых там быть не должно, прежде всего обращать внимание на очевидное.
— И?
— Конечно, лента.
Килларни кивнул.
— Да, лента, бирка. А потом?
— Запах лаванды.
— Точно?
— Да, это была лаванда. Так же, как и в двух других случаях.
— Вы были на двух других местах преступления? — спросил Килларни.
— Нет, — ответил Миллер. — Просто я был при исполнении, когда произошло первое убийство. Это дело не было на мне официально. Однако я видел предварительный отчет по третьему случаю. А вчера вечером я был на месте последнего убийства…
— Кто выезжал на второе убийство? — спросил Килларни.
— Второе произошло в юрисдикции четвертого участка, — ответил Миллер. — Никто из нас не имел дела с этим убийством.
Поделиться книгой: