Помоги проекту - поделись книгой:
– А что, люди уже выстраиваются в очередь, чтобы обокрасть упоротых кокаином чечнянцев?
– Чеченцев, – поправил его Боб.
– Но страна же Чечня.
Боб пожал плечами:
– Думаю, по той же причине мы не называем людей из Ирландии – ирландиянцами.
Марв нахмурился:
– Проехали. После всей нашей усердной работы, знаешь, что это значит? Что она окупилась. Точно как это было с Тойотой, когда она обзавелась друзьями и оказывала влияние на людей.
Боб промолчал. Если они таки станут общаком для Супер Боула, то это только потому, что федералы не видели надобности следить за ними, и кто-то это просек. А Марв фантазировал, что его шайка (члены которой уже давно рассеялись по порядочным работенкам, тюрьмам, или что еще хуже – по Коннектикуту) могла вернуться к своим славным временам, хоть те и длились примерно столько, сколько служат часы «Свотч»7.
Марву никогда не приходило в голову, что однажды они могут прийти и забрать у него всё: его место барыги, все деньги и товары, которые он держал в сейфе, и возможно даже сам бар, черт возьми, – и всё просто потому, что он ошивается поблизости, кидает на них озабоченные взгляды. Каждый раз, слушая эти рассказы про «людей, которых Марв знал», Бобу приходилось сопротивляться побуждению достать 9-миллиметровый пистолет, который они держали под барной стойкой, и вышибить себе мозги. М-да, умел же Марв измотать все нервы.
Какой-то парень просунул голову в дверной проем бара: под тридцать лет, белые волосы, белая козлиная бородка, из уха торчала серебряная серьга-гвоздик. Одет, как и большинство пацанов в наши дни, – херово: рваные джинсы, неопрятная футболка под выцветшей кенгурушкой и мятым шерстяным пальто. Не пересекая порог, он просунул голову внутрь, запуская холодок с улицы позади него.
– Чем-то помочь? – спросил Боб.
Парень покачал головой, продолжая пристально разглядывать мрачный бар, как будто перед ним был хрустальный шар.
– Может, закроешь дверь? – спросил Марв, не поднимая взгляд. – Тут как-бы холодно.
– Вы продаете «Зиму»8? – глаза парня метались сверху вниз, слева направо, разглядывая барную стойку.
Марв наконец взглянул на него:
– На кой черт она нам, всяким Мойшам продавать?
– Виноват, – парень приподнял руку, как бы извиняясь.
Он ушел и, закрыв за собой дверь, вернул тепло в бар.
– Знаешь этого пацана? – спросил Марв.
Боб покачал головой:
– Может видел где-то, но что-то не припоминаю.
– Он ебаный шизик. Живет в следующем приходе, наверно, поэтому ты его и не знаешь. А ты, Боб, старой закалки – для тебя как будто не существует людей, которые не ходили с тобой в одну приходскую школу.
Боб и не спорил. Во времена, когда он был пацаном, приход считался для тебя целой страной. Всё, в чем ты нуждался и все нужные тебе знания находились на территории прихода. Теперь же, когда половина приходов были закрыты, таким образом расплачиваясь за преступления священников-педофилов, Боб не мог не признать тот факт, что былые времена верховенства приходов прошли. Он был парнем определенного типа, определенного полу-поколения, почти что поколения; хоть из этого поколения еще и осталось много кого, но все они были старыми, седыми, страдающими кашлем курильщика, и, записываясь на обследование в больнице, они оттуда уже не выписывались.
– А этот пацан, – Марв выгнул бровь. – Поговаривают, что он в свое время убил Ричи Уэйлена.
– Поговаривают?
– Поговаривают.
– Ну, тогда ладно…
Они просидели в тишине некоторое время. Пронзительный ветер задувал снежную пыль через окно. Дорожные указатели на улице и оконные стекла дребезжали, а Боб думал о том, как зима обычно теряет для тебя значение в твой последний день катания на санках. Остается только серость. Он засмотрелся на неосвещенные участки помещения бара. Тени превратились в больничные койки, пустые инвалидные коляски, и в старых горбатых вдовцов, закупающих открытки с соболезнованиями. Ветер завыл еще сильнее.
– Кстати, насчет щенка, – сказал Боб. – У него лапы размером с его голову. Три лапы бурые, а одна – белая с пятнышками персикового цвета. А еще…
– Он умеет готовить? – перебил его Марв. – Или убираться в доме? Ведь, это же грёбаная собака.
– Да, но… – Боб опустил руки. Он не знал, как это объяснить. – Знаешь то ощущение, когда у тебя отличный день? Как… как когда Патриоты9 лидируют в лиге, а ты на них сделал ставку, или когда в «Бларни»10 тебе приготовили стейк как положено, или… или когда тебе просто
Марв одарил его кивком и натянутой улыбкой. И вернулся разглядывать расписание скачек.
Воскресным утром, Надя вынесла щенка к машине Боба, пока тот глушил двигатель перед её домом. Она передала щенка через окно машины и помахала им обоим.
Он посмотрел на щенка, сидящего на сидении, и его накатила волна страха. Что он ест? Когда он ест? Приучение. Как это делается? Сколько это займет? У него было пару дней на обдумывание таких вопросов – но почему они возникали у него только сейчас?
Он затормозил и дал задний ход. Надя, уже стоя одной ногой на нижней ступеньке, обернулась. Он опустил пассажирское стекло машины и вытянулся поперек сидения так, чтобы выглянуть к Наде.
– Я не знаю что делать, – сказал Боб. – Я ничего не знаю.
В зоомагазине Надя выбрала несколько жевательных игрушек, объяснив, что они ему понадобятся, если ему дорог его диван. «А обувь, – рассказывала она, – обувь, начиная с этого момента, прячь на верхних полках». Они купили витамины – для собаки! – и мешок с кормом для щенков, который она порекомендовала, сказав, что самое главное это впредь придерживаться этой фирмы. «Изменишь рацион собаки, – предупредила она, – получишь лужи поноса на полу».
Они взяли для щенка клетку, чтобы тот сидел в ней, пока Боб будет на работе. Они взяли автоматическую поилку для клетки и руководство по дрессировке собак, авторы-монахи которого отважно смотрели с обложки с не по-монашески широкими улыбками. Кассир пробил чек, и Боб, доставая кошелек, почувствовал гулкий трепет по всему телу и мгновенное потрясение. К его горлу прилил жар. В голове возникло шипучее ощущение. Когда ушел трепет, его горло остыло, голова прояснилась, и он дал кассиру свою кредитную карточку – только тогда, в этом внезапном исчезновении всех этих чувств, он осознал, что же это было за чувство. На мгновение, скорее даже на цепочку мгновений, ни одно из которых не было настолько отчетливым, как сам факт – он был счастлив.
– Что ж, спасибо, – сказала она, когда он подвез её к дому.
– Что? Нет. Спасибо
– Этот щенок, он хороший малый. Он заставит тебя гордиться собой, Боб, – сказала она.
Он взглянул на щенка – тот спал на её коленях, слегка похрапывая.
– Они всегда так? Все время спят?
– Типа того. А потом бегают двадцать минут как бешеные. А потом еще спят. И гадят. Боб, чувак, запомни вот что – они гадят и писают как ненормальные. Так что не сердись. Они ведь не понимают. Прочитай книгу тех монахов. Потребуется время, но они довольно быстро соображают, что этого нельзя делать в доме.
– Довольно быстро это сколько?
– Месяца два? – она подняла на него голову. – Может три. Запасись терпением, Боб.
– Запасись терпением, – повторил он.
– И ты тоже, – сказала она щенку, подняв того со своих колен. Он проснулся, сопя и пыхтя. Он не хотел, чтобы она уходила. – Берегите себя
Она вышла из машины и помахала Бобу, направляясь к своим ступенькам, затем зашла внутрь.
Щенок сидел на задних лапах, пристально глядя на окно так, будто Надя может снова в нем появиться. Он оглянулся на Боба через плечо. Боб понял, что щенок чувствовал себя покинутым. Он себя чувствовал так же. Он был уверен, что они еще наломают дров – он и эта брошенная собака. Он был уверен, что мир был слишком жестоким.
– Как же тебя зовут? – он спросил щенка. – Как же мы тебя назовем?
Щенок отвернул от него голову, мол, «верните ту девушку».
Первым делом щенок нагадил в столовой.
Боб сначала даже не понял, что он делал. Сначала он начал нюхать, скребя носом ковер, затем посмотрел на Боба с неловким видом. «Что?», – спросил Боб, а тот взял и нагадил на углу ковра.
Боб подполз к нему, как будто он мог это остановить, запихнуть это обратно, а щенок поспешно удрал в кухню, оставляя капли на паркете.
«Нет, нет. Всё в порядке», – сказал Боб. Хотя всё не было в порядке. Почти всё в этом доме принадлежало его матери, ничем не изменившимся с тех пор как она купила его в 50-х. И вот оно, говно. Экскременты. В доме матери. На её ковре, её полу.
За те пару секунд, что щенок бежал до кухни, он успел оставить на линолеуме лужу мочи. Боб чуть не поскользнулся на ней. Щенок сидел возле холодильника и старался не дрожать, взирая на Боба и напрягшись – он ожидал удара.
И это остановило Боба. Это его остановило, даже не смотря на то, что он знал: чем дольше фекалии лежат на ковре, тем сложнее будет от них избавиться.
Боб опустился на четвереньки. Он почувствовал, как к нему внезапно вернулось то чувство, с которым он доставал щенка из мусора, чувство, которое, как он предполагал, ушло вместе с Надей. Связь. Он начал подозревать, что их свел вместе не просто случай.
«Эй, – чуть ли не шепотом сказал он. – Эй, всё в порядке». Он очень медленно протянул руку, но щенок прижался к холодильнику еще сильнее. Но Боб продолжал протягивать руку, нежно дотронувшись ладонью до мордочки животного. Он издавал успокаивающие звуки и улыбнулся на щенка.
«Всё хорошо», – повторял он снова и снова.
Кассий11 – так он назвал щенка, из-за того что перепутал его с боксером, и ему нравилось как звучало это имя. Оно у него ассоциировалось с римскими легионами, гордыми челюстями и честью.
Надя звала его Кэш. Она иногда приходила к Бобу после работы, и они вместе выгуливали щенка. Он знал, что с Надей было что-то не так: то, что собака была найдена так близко к её дому, и отсутствие у нее удивления или интереса в этом факте – это не прошло мимо внимания Боба; но был ли на этой планете кто-то, с кем не было бы «что-то не так»? С большинством людей было более чем «что-то не так». Надя приходила, чтобы помочь с собакой, а Боб, у которого за всю жизнь было не так уж много друзей, и на этом был рад.
Они научили Кассия сидеть, лежать, подавать лапу и перекатываться. Боб прочитал всю книгу монахов и следовал её инструкциям. Щенку сделали прививку от бешенства и обследовали на повреждения хряща в ухе. «Просто синяк, – сказал ветеринар. – Просто глубокий синяк». Рос щенок быстро.
Кассий уже несколько недель не опорожнялся в доме, но Боб всё равно еще сомневался, было это просто везением или нет. Но потом, в день Супер Боула в воскресенье, Кассий попросился на задний двор. Боб выпустил его и ринулся к телефону, чтобы позвонить Наде. Он так гордился этим, что ему хотелось петь йодлем12, он даже чуть не перепутал звонок в дверь с чем-то еще. «Чайник», – подумал он, доставая телефон.
На пороге стоял худой парень. Не слабый-худой. А крепкий-худой. Как будто внутри него что-то горело, не давая жиру существовать. У него были голубые глаза – настолько бледные, что почти выглядели серыми. Его серебристые волосы были коротко пострижены, как и его козлиная бородка, которая облегала его губы и подбородок. Боб узнал его за секунду – парень, который просунул голову в бар пять-шесть недель назад, спрашивая, не продают ли они «Зиму».
Парень улыбнулся и протянул руку:
– Мистер Сагиновски?
– Да? – Боб пожал ему руку.
– Боб Сагиновски? – парень жал большую руку Боба своей маленькой рукой, его хватка была сильной.
– Ага.
– Я Эрик Дидс, Боб, – парень отпустил его руку. – Полагаю, у Вас моя собака.
Зайдя в кухню, Эрик Дидс сказал:
– А вот и он! Вот мой мальчик. А он подрос. Ну и размерчик.
Кассий подошел к Эрику крадучись, и даже забрался к нему на колени, когда тот, без приглашения, сел за кухонный стол и дважды похлопал по внутренней части бедра. Боб даже и не помнил, как Эрик Дидс вперся к нему в дом; похоже, он был одним из тех, которые имеют подход к людям, как копы и Тимстеры13: они хотят войти – они входят.
– Боб, – начал Эрик Дидс. – Мне нужно будет забрать его.
Кассий лежал у Эрика на коленях, а тот массировал ему живот. Боб почувствовал укол зависти, когда Кассий потянул заднюю левую лапу; хотя при этом по его шерсти постоянно пробегала дрожь, походившая на паралич. Эрик Дидс почесывал Кассию под подбородком. Уши и хвост щенка были прижаты к телу. Он выглядел пристыженным, то и дело опуская глаза.
– Эм… – Боб забрал Кассия с колен Эрика, плюхнул его на свои, и начал чесать ему за ушком. – Кэш мой.
Это походило на сцену: Боб поднял щенка с колен Эрика без предупреждения, а Эрик взглянул на него на секунду с видом, мол, «Что это за нахуй происходит?». Его лоб сузился, что придало его глазам удивленный вид, словно они не ожидали обнаружить себя на его лице. В это мгновение он выглядел суровым, он выглядел как парень, который посрать хотел на весь мир, если что-то заставляло его испытывать к себе жалость.
– Кэш? – спросил он.
Боб кивнул, а Кассий поднял ухо и лизнул Бобу запястье.
– Сокращённо от Кассий. Так его зовут. А ты его как звал?
– В основном, Собакой. Иногда Псом.
Эрик Дидс обвел взглядом кухню; на потолке висела старая кольцевая люминесцентная лампа, которую мама Боба, нет, отец Боба повесил еще до своего первого приступа, примерно в то же время, когда он помешался на облицовке панелями: он обшил плитами кухню, гостиную, столовую, обшил бы и туалет, если бы додумался как.
– Ты его избил, – сказал Боб.
Эрик потянулся к карману рубашки. Высунув оттуда сигарету, он засунул её в рот. Зажег сигарету, потряс спичкой и бросил ту на кухонный стол.
– Здесь нельзя курить.
Эрик удостоил Боба спокойным взглядом и продолжил курить.
– Я его избил?
– Да.
– Ну и что? – Эрик стряхнул пепел на пол. – Я забираю эту собаку, Боб.
Боб встал во весь рост. Он крепко держал Кассия, который немного ворочался в его руках, покусывая ему ладонь. Если бы до этого дошло, решил Боб, то он бы кинулся всеми своими 190 сантиметрами и 130 килограммами на Эрика Дидса, который весил от силы 80 кило. Но не сейчас, не с Кассием в руках, но если бы Эрик попытался его отобрать, тогда…
Эрик Дидс выпустил струю дыма в потолок.
– Я видел тебя в ту ночь. Я чувствовал себя неловко, ну, типа из-за того что вспылил. Поэтому я вернулся – проверить, мертв он или нет, и застал тебя вытаскивающим его из мусора.
Поделиться книгой: