Вращения и стук сердца

– Может, тебе стоит побеспокоиться о своей девушке, вместо того чтоб терять здесь время со мной?

– Да что ты такое говоришь? – спросил Макс, побледнев. – Ты – моя девушка!

Анжелика пристально посмотрела ему в глаза:

– Послушай, Макс… Джаз рассказала мне, что вы идете на свидание.

Макс сразу же изменился в лице.

– У нас было с ней одно полусвидание, – выдохнул он, закатив глаза. – Но это было до того, как я познакомился с тобой…

Вот теперь Анжелика по-настоящему рассердилась:

– Так значит, вы правда должны идти на свидание?

– Должны были! – поправил Макс девочку. – Дай мне объяснить.

– Нечего тут объяснять, – холодно бросила Анжелика. – Скоро придет моя мама… – Ее губы дрожали, но она собралась и продолжила: – Поэтому я бы хотела, чтоб ты ушел.

В тот же вечер дома у Садии…

– Вы мне лгали – все трое! Но в первую очередь ты!

Отец Садии говорил на хинди – обычно он говорил на этом языке только тогда, когда был очень счастлив или очень рассержен. На этот раз он был просто в ярости.

– Я больше слышать не желаю эту историю! И не хочу, чтоб Садия и дальше теряла время и деньги на своем фигурном катании! Я ясно выразился?

Ганеш

Садия и Балраджи переглянулись, стоя под дверью кухни: они уже добрых полчаса подслушивали.

Когда они приехали домой, начался настоящий ад. Отец наказал их на неопределенный срок. Он велел им не выходить из дому никуда, кроме школы и ресторана, где они иногда помогали родителям.

Прошло еще два дня, и отец не сказал им ни слова, и вот он с мамой закрылся в кухне и разразился криком. У сына и дочери хотя бы было оправдание – они оба еще совсем дети, и этот мятежный дух развился у них под влиянием Запада, где уважения к семье больше не существовало, но вот у мамы не было никаких смягчающих обстоятельств. Именно она была ответственна за то, что разрешила Садии заниматься спортом. Да и что это за спорт! И где это видано, чтоб индианка из хорошей семьи занималась спортом?! Но самое ужасное было в том, что она втихаря брала деньги из кассы ресторана, чтоб оплачивать эти спортивные занятия.

Аниша

Аниша поправила полы синего с золотом сари и подняла темные глаза на мужа.

– Ты очень понятно все разъяснил, – сказала она. Ее голос звучал спокойно, но тон еще никогда не был таким ледяным. К тому же она ответила мужу на итальянском, будто подчеркнув то, что они с двух разных планет.

Ганеш нахмурил брови. Жена еще ни разу с ним так не разговаривала, и на мгновение он подумал, не совершил ли он ошибку. Но только на мгновение.

– Хорошо, – рявкнул он.

– Но позволь мне сказать тебе одну вещь, Ганеш, – продолжила Аниша тем же ледяным тоном. – Садия продолжит заниматься фигурным катанием, хочешь ты того или нет.

Синьор Джайраджа покраснел от злости:

– Ты не можешь мне перечить, женщина! Ты не можешь пойти против моего решения!

– Ах так? – Аниша положила руку на стол. Только ради детей она могла вот так упорствовать. Она знала, как важны для Садии эти занятия, и, полюбовавшись ею на зачете, увидев ее улыбку во время выступления, она никогда не позволила бы мужу все разрушить ради его устаревших понятий. К тому же у нее был туз в рукаве. – Ну, Ганеш, если ты хочешь, чтоб я продолжила готовить в ресторане, если ты не хочешь, чтоб я сейчас же позвонила сестре и ушла к ней с детьми, и если ты не хочешь, чтоб я стерла это биндисо лба, – добавила она, дотронувшись до коричневой точки между бровями, – тогда лучше бы тебе передумать.

Синьор Джайраджа уставился на нее раскрыв рот. Его жена имела все козыри, потому что их индийский ресторан удвоил прибыль с тех пор, как она стала шеф-поваром. О них даже написали в нескольких журналах и в одном путеводителе. Они, наконец, вовремя стали выплачивать кредит. Если Аниша действительно уйдет с детьми к сестре, что же он будет делать? И потом, эти ее слова о том, чтоб стереть бинди,были настоящим вызовом! Женщины в Индии носили бинди с детства, как символ хорошего предзнаменования, их снимали тольков знак траурапо мужу!

Аниша безжалостно продолжала:

– Ты должен бы помнить, как чувствуешь себя, когда кто-то запрещает тебе делать что-то хорошее, Ганеш. Мои родители не хотели, чтоб я выходила за тебя и уезжала из Индии… – Женщина взглянула мужу прямо в глаза и сделала паузу.

Ганеш прикрыл глаза.

Садия и Балраджи за дверью снова переглянулись затаив дыхание.

– Но это была моя жизнь, а не их, – продолжила Аниша. – А это жизнь Садии, а не твоя. Твоя дочь порхает по льду легко, как стрекоза. Если б ты только видел ее, если бы ты знал, как она счастлива… какую магию она излучает на катке, тебе стало бы стыдно за свое поведение.

Несколько дней спустя…

Клео припарковала свой велосипед на велостоянке Паластеллы и поморщилась. Через две стойки от нее стоял велосипед Давиде.

Она внимательно осмотрела его, пока прикрепляла свой велосипед к стойке. Велосипед был синего цвета с металлическим отблеском, в нем наверняка было не меньше десяти передач, а на руле – множество разных приспособлений. Он сверкал на солнце и был будто только что из магазина – ни следа ржавчины, цепочка смазана маслом… Для такого, как он, воображалы это естественно.

Затем девочка перевела взгляд на свой велосипед – такой старенький и расшатанный. Она получила его по наследству от дедушки, а он катался на нем еще в детстве. Клео сама собрала его по кусочкам и отреставрировала. На шасси была аэрография – бледно-голубой фон и сотни разноцветных цветочков, нарисованных вручную. Цепь – в открытой каретке, а наконечники руля потрепались от времени.

Клео снова вспомнила ту субботу перед зачетом, когда она проколола шину на выезде из Паластеллы, а Давиде подвез ее на раме своего сверкающего велика, который так не похож на ее. Это был один из немногих моментов, когда они не ссорились. Более того, на одну секунду ей даже показалось…

– Ты здесь!

Клео подпрыгнула от неожиданности, но тут же заулыбалась, поправляя коньки, которые она носила, перевязав шнурки, через плечо.

– Садия! – радостно воскликнула она.

Они виделись в школе на днях, и Клео рассказала Садии обо всем, что происходило в Паластелле, но увидеть ее здесь было в сто раз лучше.

– Я так рада, что ты здесь! – Она крепко обняла подругу. – Кататься на коньках без тебя совсем не так интересно!

Садия улыбнулась, обнажив ряд белоснежных зубов:

– Я тоже очень рада. И еще… я принесла тебе кое-что…

Она покопалась в рюкзаке, вытащила что-то, завернутое в фольгу, и протянула подруге.

Клео открыла его и вытаращила глаза.

– Нариялкибурфи! – воскликнула она. – Мое любимое индийское лакомство!

– Его мама приготовила. С двойной порцией кокоса.

Клео набросилась на угощение, а довольная Садия смотрела на нее.

– Ты не представляешь, как я рада, что вернулась, – сказала Садия. – Когда мой отец узнал о фигурном катании, у нас такое было….

– Он еще сердится на тебя?

Садия отвела глаза:

– Он со мной почти не разговаривает, и с Балраджи и с мамой тоже.

– Твоя мама – такая молодец.

– Представляешь, она даже сказала ему, что я порхаю по льду легко, как стрекоза…

– Но это так и есть, – подтвердила Клео. – Теперь ты иногда можешь и юбку надеть, а не приходить все время в этих спортивных штанах слишком большого размера!

Садия скептически посмотрела на нее, и Клео покачала головой. Ей никак не удавалось убедить Садию в том, что ее бедра совсем не широкие, но это временно. Она решила сменить тему.

– Хочешь навестим Бирру? – предложила она.

Садия просияла:

– Даааа! – Она пропустила только один урок, но уже успела соскучиться по крольчихе. – Но давай пойдем вместе, – добавила она с хитрой улыбкой. – Я хотела кое о чем с тобой поговорить до начала урока и подальше от чужих ушей.

Клео уставилась на нее открыв рот и так и не проглотила кусочек пирожного. Но Садия уже направилась в гараж для снегоуборочной машины – туда, где жил их живой талисман.

Когда они подошли к клетке и взяли крольчиху на руки, Садия спросила напрямик:

– Что у вас теперь с Давиде?

– Что-о?

– Когда ты рассказывала мне, что Бетти вас разделила, ты казалась расстроенной.

– Я, ну… – Клео протянула кусочек пирожного крольчихе, которая почему-то прижалась к Садии. – Она тоже на диете…

– Не увиливай от темы.

– Я… ну хорошо, мне немного жаль, – призналась Клео. – Но что я могу сделать?

– Почему бы тебе с ним не поговорить?

Клео вздрогнула:

– Что? Мнепойти к немупоговорить? Если он дорожит нашей парой на льду, мог бы и сам подойти, разве нет?

– Может, он рассуждает так же, как ты…

– Но я не могу подойти к нему поговорить! Как я буду выглядеть?.. К тому же это Бетти решила разделить нас.

– Тогда ты могла бы подойти к Бетти. Скажи ей, что ты хотела бы продолжить кататься с Давиде.

Клео стянула голубые перчатки, обрезанные на указательных пальцах:

– Ты считаешь, что она передумает?

– Бетти – особенный человек. Она позвонила моему отцу, чтоб помочь мне, она разрешила нам оставить Бирру здесь. Она отвезла Анжелику в больницу… Мне кажется, что она разделила вас, чтоб преподать урок, потому что вы все время ссоритесь. А ведь вы – отличная пара!

Клео удивленно подняла глаза.

– Как пара по фигурному катанию, я имела в виду, – уточнила Садия. – А почему ты покраснела?

– Я не покраснела.

Садия улыбнулась и вернула Бирру в клетку:

– Хорошо, как скажешь.

Клео в нерешительности оттирала какую-то несуществующую грязь с коньков кончиками накрашенных ногтей.

– Значит, ты считаешь, что я должна поговорить с Бетти?

– Нет, я считаю, что тебе надо поговорить с Давиде, но так как ты слишком гордая и никогда на это не пойдешь, Бетти – твоя единственная возможность.

6. В унисон – значит вместе

Бетти улыбнулась, увидев Садию вместе с Клео у входа в Паластеллу через стеклянные двери кафе.

Было бы очень жаль потерять эту девочку, потому что у нее определенно есть талант.

Никогда еще Бетти не видела, чтоб кто-то так умел удерживаться в нужных позициях всего через три месяца после начала занятий. Не говоря уже о взрывной силе ее прыжков – если все пойдет такими темпами, у нее скоро получится тройной прыжок.

И если Бетти не ошибалась (а она ошибалась редко, если дело касалось фигурного катания), она первой из всей группы выполнит его.

Бетти оставила у стойки бара мелочь за кофе и вышла.