Составитель С. Ф. Дмитренко
Зима. Произведения русских писателей о зиме
Родителям, учителям и любознательным школьникам
Эта книга не заменяет, а существенно дополняет традиционные хрестоматии и сборники по литературному чтению. Поэтому вы не найдёте здесь многих знаменитых произведений, постоянно перепечатывающихся и включённых в названные книги. К счастью, русская литература неисчерпаемо богата и расширять свой круг чтения можно бесконечно, было бы увлечение.
Эта книжка – одна из четырёх в серии, посвящённых временам года. Книжка о зиме, нашей знаменитой русской зиме. Её морозы и метели воспевают поэты и писатели XIX–XX веков. Вместе с тем, как мы все знаем, у нашей зимы есть и самые главные события: солнцеворот, новогодье и русские святки: период от Рождества до Крещенья.
В эпоху всеобщего распространения Интернета и лёгкости получения посредством его любой справки и пояснения мы решили обойтись без систематических комментариев к текстам и подробных биографических справок о писателях. Кому-то из читателей они могут понадобиться, кому-то – нет, но во всяком случае каждый школьник получает прекрасную возможность убедиться, что самостоятельный поиск толкований непонятных слов и выражений в Интернете не менее увлекателен, чем знаменитые «стрелялки» и тому подобные аттракционы.
Также хочется надеяться, что чтение книг нашей серии вызовет у школьников желание прочитать и другие произведения прекрасных русских писателей, тем более что некоторые печатаемые здесь произведения мы по понятным причинам вынуждены давать в сокращении.
Доброго вам чтения!
Иван Никитин
Встреча зимы Поутру вчера дождь В стёкла окон стучал, Над землёю туман Облаками вставал. В полдень дождь перестал И, что белый пушок, На осеннюю грязь Начал падать снежок. Ночь прошла. Рассвело. Нет нигде облачка. Воздух лёгок и чист, И замёрзла река. Здравствуй, гостья-зима! Просим милости к нам Песни севера петь По лесам и степям. Есть раздолье у нас, — Где угодно гуляй: Строй мосты по рекам И ковры расстилай. Нам не стать привыкать, — Пусть мороз твой трещит: Наша русская кровь На морозе горит! 20 ноября 1854
Афанасий Фет
«Ещё вчера, на солнце млея…» Ещё вчера, на солнце млея, Последним лес дрожал листом, И озимь, пышно зеленея, Лежала бархатным ковром. Глядя надменно, как бывало, На жертвы холода и сна, Себе ни в чём не изменяла Непобедимая сосна. Сегодня вдруг исчезло лето; Бело, безжизненно кругом, Земля и небо – всё одето Каким-то тусклым серебром. Поля без стад, леса унылы, Ни скудных листьев, ни травы. Не узнаю растущей силы В алмазных призраках листвы. Как будто в сизом клубе дыма Из царства злаков волей фей Перенеслись непостижимо Мы в царство горных хрусталей. 1864 (?)
«Вот утро севера – сонливое, скупое…» Вот утро севера – сонливое, скупое — Лениво смотрится в окно волоковое; В печи трещит огонь – и серый дым ковром Тихонько стелется над кровлею с коньком. Петух заботливый, копаясь на дороге, Кричит… а дедушка брадатый на пороге Кряхтит и крестится, схватившись за кольцо. И хлопья белые летят ему в лицо. И полдень нарастает. Но, Боже, как люблю я, Как тройкою ямщик кибитку удалую Промчит – и скроется… И долго, мнится мне, Звук колокольчика трепещет в тишине. 1842
«Кот поёт, глаза прищуря…» Кот поёт, глаза прищуря; Мальчик дремлет на ковре. На дворе играет буря, Ветер свищет на дворе. «Полно тут тебе валяться, Спрячь игрушки да вставай! Подойди ко мне прощаться, Да и спать себе ступай». Мальчик встал, а кот глазами Проводил и всё поёт; В окна снег валит клоками, Буря свищет у ворот. <1842>
Дмитрий Цертелев
«Опять зима, и птицы улетели…» Опять зима, и птицы улетели, Осыпались последние листы, И занесли давно уже метели Заглохший сад, поблекшие цветы. Напрасно ищешь красок и движенья, Окутал всё серебряный покров, Как будто небо – только отраженье Под ним разостланных снегов. 1892
Николай Огарёв
«Там на улице холодом веет…» Там на улице холодом веет, Завывает метель под окном; Ещё ночь над землей тяготеет, И всё спит безмятежно кругом. Я один до рассвета проснулся И безмолвно камин затопил, И трескучий огонь встрепенулся И блуждающий отблеск разлил. Тяжело мне и грустно мне стало, И невольно на память пришло, Как мне в детские годы бывало У камина тепло и светло. 1840
Осип Мандельштам
«Как подарок запоздалый…» Как подарок запоздалый Ощутима мной зима, Я люблю её сначала Неуверенный размах. Хороша она испугом, Как начало грозных дел, — Перед всем безлесным кругом Даже ворон оробел. Но сильней всего непрочно — Выпуклых голубизна, Полукруглый лед височный Речек, бающих без сна… 29—30 декабря 1936
Владимир Бенедиктов
Мороз Чу! С двора стучится в ставни: Узнаю богатыря. Здравствуй, друг, знакомец давний! Здравствуй, чадо декабря! Дым из труб ползёт лениво; Снег под полозом визжит; Солнце бледное спесиво Сквозь туман на мир глядит. Я люблю сей благодатный Острый холод зимних дней. Сани мчатся. Кучер статный, Окрылив младых коней, Бодр и красен: кровь играет, И окладисто – горда, Серебрится и сверкает В снежных искрах борода. <1842>
Ёлка Ёлка, дикую красу Схоронив глубоко, Глухо выросла в лесу, От людей далёко. Ствол под жёсткою корой, Зелень – всё иголки, И смола слезой, слезой Каплет с бедной ёлки. Не растёт под ней цветок, Ягодка не спеет; Только осенью грибок, Мхом прикрыт – краснеет. Вот сочельник рождества: Ёлку подрубили И в одежду торжества Ярко нарядили. Вот на ёлке – свечек ряд, Леденец кручёный, В гроздьях сочный виноград, Пряник золочёный. Вмиг плодами поросли Сумрачные ветки; Ёлку в комнату внесли: Веселитесь, детки! 24 декабря 1857
Пётр Вяземский
Метель День светит; вдруг не видно зги, Вдруг ветер налетел размахом, Степь поднялася мокрым прахом И завивается в круги. Снег сверху бьёт, снег прыщет снизу, Нет воздуха, небес, земли; На землю облака сошли, На день насунув ночи ризу. Штурм сухопутный: тьма и страх! Компас не в помощь, ни кормило: Чутьё заглохло и застыло И в ямщике и в лошадях. Тут выскочит проказник леший, Ему раздолье в кутерьме: То огонёк блеснёт во тьме, То перейдёт дорогу пеший, Там колокольчик где-то бряк, Тут добрый человек аукнет, То кто-нибудь в ворота стукнет, То слышен лай дворных собак. Пойдёшь вперёд, поищешь сбоку, Всё глушь, всё снег, да мёрзлый пар. И божий мир стал снежный шар, Где как ни шаришь, всё без проку. Тут к лошадям косматый враг Кувыркнется с поклоном в ноги, И в полночь самую с дороги Кибитка набок – и в овраг. Ночлег и тихий и с простором: Тут тараканам не залезть, И разве волк ночным дозором Придёт проведать – кто тут есть? 1828
Алексей Апухтин
Огонёк Дрожа от холода, измучившись в пути, Застигнутый врасплох суровою метелью, Я думал: лошадям меня не довезти И будет мне сугроб последнею постелью… Вдруг яркий огонёк блеснул в лесу глухом, Гостеприимная открылась дверь пред нами, В уютной комнате, пред светлым камельком, Сижу обвеянный крылатыми мечтами. Давно молчавшая опять звучит струна, Опять трепещет грудь волненьями былыми, И в сердце ожила старинная весна, Весна с черёмухой и липами родными… Теперь не страшен мне протяжный бури вой, Грозящий издали бедою полуночной, Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой, Хоть краток тот покой и счастье то непрочно. О, что до этого! Пускай мой путь далёк, Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая, Теперь мне хорошо… Свети, мой огонёк, Свети и грей меня, на подвиг ободряя! 1871
Александр Блок
Ветхая избушка Ветхая избушка Вся в снегу стоит. Бабушка-старушка Из окна глядит. Внукам-шалунишкам По колено снег. Весел ребятишкам Быстрых санок бег… Бегают, смеются, Лепят снежный дом, Звонко раздаются Голоса кругом… В снежном доме будет Резвая игра… Пальчики застудят, — По домам пора! Завтра выпьют чаю, Глянут из окна — Ан уж дом растаял, На дворе – весна! Саша Чёрный
На коньках Мчусь, как ветер, на коньках Вдоль лесной опушки… Рукавицы на руках, Шапка на макушке… Раз-два! Вот и поскользнулся… Раз и два! Чуть не кувыркнулся… Раз-два! Крепче на носках! Захрустел, закрякал лёд, Ветер дует справа. Ёлки-волки! Полный ход — Из пруда в канаву… Раз-два! По скользкой дорожке… Раз и два! Весёлые ножки… Раз-два! Вперёд и вперёд… <1913>
Волк
Вся деревня спит в снегу. Ни гу-гу. Месяц скрылся на ночлег. Вьётся снег. Ребятишки все на льду, На пруду. Дружно саночки визжат — Едем в ряд! Кто в запряжке, кто седок. Ветер в бок. Растянулся наш обоз До берёз. Вдруг кричит передовой: «Черти, стой!» Стали санки, хохот смолк. «Братцы, волк!..» Ух, как брызнули назад! Словно град. Врассыпную все с пруда — Кто куда. Где же волк? Да это пёс — Наш Барбос! Хохот, грохот, смех и толк: « Ай да волк!» <1925>
Зимою всего веселей Зимою всего веселей Сесть к печке у красных углей, Лепёшек горячих поесть, В сугроб с голенищами влезть, Весь пруд на коньках обежать И бухнуться сразу в кровать. Весною всего веселей Кричать средь зелёных полей, С барбоской сидеть на холме И думать о белой зиме, Пушистые вербы ломать И в озеро камни бросать. А летом всего веселей Вишнёвый обкусывать клей, Купаясь, всплывать на волну, Гнать белку с сосны на сосну, Костры разжигать у реки И в поле срывать васильки… Но осень ещё веселей! То сливы срываешь с ветвей, То рвёшь в огороде горох, То взроешь рогатиной мох. Стучит молотилка вдали — И рожь на возах до земли. <1925>
Иван Суриков
Зима Белый снег, пушистый в воздухе кружится И на землю тихо падает, ложится. И под утро снегом поле побелело, Точно пеленою всё его одело. Тёмный лес что шапкой принакрылся чудной И заснул под нею крепко, непробудно… Божьи дни коротки, солнце светит мало, Вот пришли морозцы – и зима настала. Труженик-крестьянин вытащил санишки, Снеговые горы строят ребятишки. Уж давно крестьянин ждал зимы и стужи, И избу соломой он укрыл снаружи. Чтобы в избу ветер не проник сквозь щели, Не надули б снега вьюги и метели. Он теперь покоен – всё кругом укрыто, И ему не страшен злой мороз, сердитый. Константин Станюкович
Ёлка
IВ этот поистине «собачий» вечер, накануне сочельника, холодный, с резким леденящим ветром, торопившим людей по домам, в крошечной каморке одной из петербургских трущобных квартир подвального этажа, сырой и зловонной, с заплесневевшими стенами и щелистым полом, мирно и благодушно беседовали два обитателя этой каморки, попивая из кружек чай и закусывая его ситником.
Эти двое людей, чувствовавшие себя в относительном тепле своего убогого помещения, по-видимому, весьма недурно, были: известный трущобным обитателям под кличкой «майора» (хотя «майор» никогда в военной службе не служил) пожилой человек трудно определимых лет, с одутловатым, испитым лицом, выбритым на щеках, с небольшой, когда-то рыжей эспаньолкой, короткой седой щетиной на продолговатой голове и с парой юрких серых глаз, глядевших из-под нависших, взъерошенных бровей, и приёмыш-товарищ «майора», худенький тщедушный мальчуган лет восьми-девяти с бледным личиком, белокурыми волосами и оживленными чёрными глазами.
Мальчик только что вернулся с «работы», прозябший и голодный, и, утолив свой голод горячими щами и отогревшись, рассказывал майору о тех диковинах, которые он видел в окнах магазинов на Невском, куда он ходил сегодня, по случаю ревматизма, одолевшего «майора», надоедать прохожим своим визгливым, искусственно-жалобным голоском: «Миленький барин! Подайте мальчику на хлеб! Миленькая барынька! Подайте милостинку бедному мальчику!»
Майор с сосредоточенным вниманием слушал оживлённый рассказ мальчика, переполненного впечатлениями, и по временам ласково улыбался, взглядывая на своего сожителя с трогательной нежностью, казавшейся несколько странной для суровой по внешнему виду наружности майора.
– Так ты, братец, находишь, что эта ёлка очень хорошая? – спрашивал майор своим сиплым, надтреснувшим баском, наливая мальчику новую кружку чая.
– Страсть какая хорошая, дяденька! – с восторгом воскликнул мальчик и лениво отхлебнул чай.
– Какая же она такая? Рассказывай!
– Большущая… а под ей старик весь белый-пребелый с длинной бородой. а на ёлке-то, дяденька, видимо-невидимо всяких штучек. И яблоки. и апельсины. и фигуры. И вся-то она горит. свечей много. И всё вертится. Я так загляделся на неё, что чуть было чёрта-фараона не прозевал. Однако, небось, вовремя дал тягу! – с весёлым смехом прибавил мальчик и плутовато сверкнул глазами.
– А зазяб очень?
– Зябко было. Главная причина: ветер! – проговорил, напуская на себя серьёзный, деловитый вид, мальчуган с чёрными глазами. – А то бы ничего. Два раза бегал чай пить. Да работа была неважная. Всего тридцать копеек насобрал. Погода!.. Вот что завтра бог даст!
– Завтра ты не ходи! – после минутного раздумья сказал майор. – Завтра я выйду на работу!
Это известие, по-видимому, не особенно обрадовало мальчика, и он заметил:
– Да ведь ты нездоров, дяденька.
– За ночь нога отойдёт. А ты не ходи! – внушительно повторил майор. – Нечего шататься, да и заболеть по этой погоде недолго. Ты ведь у меня дохленький! – прибавил майор. – И то сегодня в своей кацавейке, небось, попрыгал… Никак уж простудился?
И с этими словами майор, одетый в какую-то обтрёпанную хламиду, заменявшую халат и покрывавшую его бурое голое тело, поднялся с табурета и приложил свою вздрагивавшую, грязную, но маленькую, видимо дворянскую руку к голове возбуждённого и раскрасневшегося мальчика.
– Ишь. горячая! – сердито проворчал майор и спросил: – Болит?
– Не болит!
