Помоги проекту - поделись книгой:
Кукуруза
Подойдя к отелю «Ледоруб», Стален поднял голову и еще раз посмотрел на исполин, стоящий перед входом. Снизу этот памятник высокого достижения мексиканского церетелизма выглядел еще более зловещим, чем из окна номера Ёсифа, к тому же шляпа, венчающая сие изваяние, закрывала практически все лучи солнца, положенные для освещения входа, отчего последний выглядел словно вход в пещеру. Зайдя внутрь, Ёсиф подошел к портье и осведомился о скульпторе данного произведения искусства.
– Sembla per a mi, Senyor, aquesta primerenca еl Salvador Dali, – четко, отчеканил молодой мексиканец.
– НадА же Салвадор, – с удивлением произнес Стален. – Ни за что бы, не пАдумал. Бывал я ФигурЭсэ [4] в начале века, захаживал в гости к маэстро, пЫл с ним чаю, да и покрепче чего, Абсент, занимательная зАраза. Однако это, – Ёсиф пальцем указал в сторону выхода, – никакой абсент не оправдает.
При слове «абсент», портье заметно оживился и, заговорщически подмигнув Сталену, выпалил на чисто славянском наречии:
– Знаете ли, господин хороший, тут, в Мексике, есть кое-что покрепче любого абсента, и я могу это достать, – он снова подмигнул.
– Ты что, пАцан, по-славянски гАвАрить умеешь, вот те на, и здесЯ наши, – Стален вопросительно посмотрел на портье. – Что, гАворишь, есть, нЭпонял?
– Да этот есть, пейота, я тут уже четвертый год работаю, сам-то я с Украины прибыл, через Португалию, на перекладных. Так вот, говорю, понял я, что самый важный кактус в жизни любого индейца, это он – пейота, – ответил портье.
– Стоп, что тИ несешь, какой индеец, какой пейота, ничего не пойму, тИ о чем? – возмутился Ёся.
– Да вы вот сказали, что с Сальвадором пили абсент, я читал тут в газетах местных, что абсент вызывает галлюцинации у тех, кто его пьет, и творит чудеса в голове человека.
– Ну, нЭ знаю, что тИ там чЫтал, а у менЭ все одно, что абсент, что водка, я к этому дЭлу не охочь, – Ёсиф постучал двумя пальцами по горлу и для убедительности приоткрыл рот. При этом из горла вырвалась мелодия, отдаленно напоминающая композицию, которую таперы часто играли на сеансах немого кино, а все пьющие отстукивали пальцами на приоткрытом горле.
– Ха. Я знаю эту песню, – от радости воскликнул портье. – Это Воздушная кукуруза.
– Ты чО, малый, того, – Стален пальцем покрутил у виска, – совсЭм тут от жары рассудком тронулся? Ти чО мелИшь, какая ещО кукуруза, оголодал на чужбине, уже украинская кукуруза мерещится. Я ни как не пАйму, тебя эмиграцЫя до этого довела, али сам свихнулся.
– Нет, вы меня не поняли. Кукуруза – это мелодия, ну да пёс с ней, я про кактус, это, знаете ли, такой кактус, который дает человеку свободу птицы и разум Ленина. Сразу все начинаешь видеть – от песчинки до всей нашей необъятной небесной канцелярии, вроде как Лениным становишься, сам всем можешь управлять. Хочешь – реку повернешь вспять, а хочешь – сквозь гору пройдешь, все подвластно становится, – оправдался украинец.
Стален приподнял в сторону повествующего голову, его зрачки заметно расширились, и усы слегка приподнялись над верхней губой. Ему было знакомо это чувство, с ним это происходило и раньше, но только спонтанно, и он не умел этим управлять. А тут этот кактус. Перед ним стали открываться иллюзии будущего, как он, Ёсиф Стален, гегемон революции, великий кормчий народа, повелевает судьбами людей Страны Советов и сам указывает им, собственным перстом, путь истинный. Да это то великое оружие, которого ему не хватало все эти годы в борьбе против контрреволюции, да чего уж там греха таить, и в общении с Надей. Ей он никогда не осмеливался перечить, так как понимал, что на его месте мог быть кто угодно. Надя всегда сама выбирала посты для партийных деятелей, и если бы не его отношения с ней, то мог бы он, малообразованный грузин, пусть и с особым даром проточеловека, обладать таким важным постом в партии и быть министром. Нет. Но теперь он, а не Надя будет указывать, что делать и как, он, Ёсиф Стален, великий и могучий. Он стал лихорадочно перебирать в своей голове разные варианты развития событий и последствия применения кактуса для собственного возвеличивания. Зрачки Ёсифа уже совсем поменяли свои орбиты и бессистемно стали вращаться в горизонтальной плоскости, ноги на несколько сантиметров оторвались от паркета, и он готов был растворить портье, т. к. форма персонала отеля была выполнена в строгих традициях конкистадоров и отличалась исключительным зеленым цветом. Но украинец не заметил аморфных изменений и одернул Сталена за рукав.
– С вами все в порядке, уважаемый господин? – осведомился он.
– Да, да, все в порядке, – практически без акцента ответил Ёсиф. – Надо мне твой кактус, парень. Надо. Много надо.
– А много не надо, он долго не хранится, через сутки – все, пропал, можно выбрасывать, скисает сцука.
Последнее слово прозвучало по-настоящему близко для Сталена, он тоже именно так говорил его, вставляя букву «ц», что придавало нежную окраску грубому утверждению. Это еще в ссылке он научился. Там все его так произносили, чтобы не обижать предмет осуждения.
– А сколько? – осведомился Ёсиф.
– Сто песо [5] , – радостно ответил портье. – За кактус. Есть надо вчетвером, съешь один, усомнишься, есть ли ты вообще. Так что вы скиньтесь с кем-нибудь, на четверых, и ешьте на здоровье, кактус режешь на четыре части, жуешь и запиваешь водой и ждешь. Ждешь, пока не поймешь, что ты уже Ленин.
– Цены у вас, конечно, товарищ. Не социалистические, но приемлемые. Ладно, подумаю, с кем придумать, а ты сам-то, что?
– Что, что? – в унисон спросил украинец.
– Ну, готов быть вторым? – без промедления ответил Ёсиф.
– Готов, всегда готов! – пробарабанил портье. Моментально Сталена осенило, что фраза «Готов, всегда готов» что-то напоминает ему, надо взять ее на заметку, подумал он, в жизни пригодится.
– Ну, хорошо, дАрАгой друг, – с явным акцентом заметил Стален, – я к вам еще обращусь, возможнА даже сегодня. Стален достал платок из правого нагрудного кармана, вытер капельки пота, выступившие от жары на лбу, по-военному повернулся в сторону лестницы и устремился вверх.
Поднявшись в номер, он запер дверь на ключ. Зашторил окна темно-зелеными портьерами, включил вентилятор и настольный свет и, сев за кабинет, взял трубку телефонного аппарата.
– Барышня, – произнес тихо Ёсиф, – соедините менЕ со стАлицей, с председателем литклуба «Лубянка-Андеграунд» тАварищем Джежинским.
– Соединяю, – ответила телефонистка. Заработал коммутатор, в трубке стали слышны потрескивания электронных реле и голоса девушек.
– Джежинский на проводе, – прозвучало на том конце трубки.
– Не Ари в трубу, это я, Ёся, – по-военному произнес Стален. – Слушай меня, Филя, тут в Мексике есТ кактус, который индеец местный ест, и эта штука, дАрагой, очень нам полезна для партийной работы. Только у него одна проблЭма, он скисает наутро и есТ его нельзя. Понял?
Естественно, что Филя толком ничего не понял из несвязного рассказа. Но зная нрав Сталена, покорно промычал, что все понял.
– Ну, если полезно для партии, то и для народа сгодится, а мы его, Ёсиф Виссарионович, законсервируем или засолим и под водочку будем есть, – с выражением научного открытия отрапортовал Джежинский.
– Вот тИ баран, Филя, тебЭ б только консервЫровать да солить, башку себе засоли, может, через век умнее будет. Его свежИм есТ надо. Ти мЭне учёного вышли в Мексику, который сможет этот кактус в стАлице мне растить, што бы в совхозе или в парниках его было место, а не в Мексике. С ней мы потом отдельно разберемся, нужен им кактус или нет, – прошептал в трубку Стален.
– А, это мы можем, товарищ Стален, есть тут у нас один кукурузник Никита Хвощов. Ой, до чего ж смышленый малый. У него эта кукуруза даже в тайге растет.
«Опять кукуруза, – подумал Стален, – прям наваждение какое-то». – Не вАздушная ли кукуруза у этого ХвАщова растет? – спросил Ёсиф. – Мне уже сИгодня одЫн умник про нее песни пел. Мол, есть одна такая кукуруза, вАздушная, не то песня, не то мелодия. Ладно, мЭне это ни к чему. Давай высылай его срочно, твоего Хващова, пАсмотрим, што он за фрукт.
– Слушаюсь, Ёсиф Виссарионович. Первым же рейсом отправлю. А я тут в командировочку собираюсь, Надежда Константиновна велит ехать к царю-батюшке, в Ё-бург, с детишками его надобно поближе познакомиться да погутарить, что б отечество наше спасали через батюшку своего. Декрет, стало быть, исполнять обязать, – пролепетал Филя.
Но Стален его уже не слушал, ему не до царя было. Он опять погрузился в воспоминания тех дней, когда он бежал с Надей из Шушенка, когда они в паровозе встретили этого олуха Джежинского, и как они задумали повернуть историю государства в свою, ими выдуманную историю.
Знакомство с Джежинским
Паровоз подкатил на перрон точно по расписанию, вокзал ожил и стал напоминать огромный муравейник, находящийся в броуновском движении, со снующими грузчиками, пассажирами, провожающими и просто праздно шатающимися отдельными элементами. Однако во всей той хаотичной неразберихе был свой порядок, вагоны заполнялись пассажирами, чемоданы и тюки устраивались на полки повыше, и перрон постепенно пустел. Надя с Ёсифом прошли в свой вагон, заняли нижние полки, развернули одеяла и прилегли друг напротив друга. День выдался не самый лучший, и усталость давала о себе знать. Паровоз засвистел паром и, продернув весь состав, медленно покатил по рельсам. Выбивая ритм барабанщика, стук колес убаюкивающе действовал на Ёсю. Он прикрыл глаза и засопел сном младенца. Ему снился Тифлис, горы и как он, словно орел, парит над ними. Надя достала из котомки книгу известного немецкого философа Маркса Энгельса «Утопическая теория мира во всем мире» и прочла предисловие. «В данном труде представлены философские умозаключения нашего с вами современника, доктора ортодоксальных учений, профессора Рейхстагского университета Дружбы народов им. Адольфа Плюра, лауреата премии Мира, Ученого с большой буквы, господина Маркса Энгельса. Здесь он предстает нам в новой грани философа. На страницах данного фолианта вы найдете практические инструкции к реализации плана по достижению мира во всем мире, возникновению нового строя реформаторов сего мира, изменению существующего порядка и мироустройства. Многолетний опыт изучения трудов основателя Рейхстагского университета в Берлине, Адольфа Плюра, известного нам по философскому течению «Моя баба», где Адольф предрекает баланс мирового соотношения мужчин и женщин в усилении последних и приравнивает их жизнь с живущими вечно индийскими бабами [6] , позволили Марксу Энгельсу создать собственное философское течение, которое в последствии получило громкое имя «Плюрализм марксизма-энгельсизма». Редакция не несет ответственности за призывы, описанные в данном труде, призывающие к свержению монархии и тем самым разжигающие межконфессиональные конфликты на почве марксизма-энгельсизма, и не разделяет существующего положения вещей в данной интерпретации об отмене законов морали для низов. Мы всего лишь цитируем великих мира сего». Она перелистнула страницу и принялась читать утопию. Вся книга была пронизана откровенным призывом к революции с применением в качестве оружия цветов. И почему-то упор делался на розы, конечно, гвоздики тоже упоминались, но в контексте, как дополнение к розам. Розы же считались самыми подходящими для революции цветами, поскольку в них были шипы, а ими можно легко поранить оппозиционера. И тем самым вывести весь противоборствующий контингент враждебных элементов из парламента республики. А захватив власть, начать насаждать розы в прямом и переносном смыслах. Чтение доставляло Наде удовольствие, она с детства читала все подряд, от беллетристики до серьезных романических произведений таких мастеров, как Булков и Тонкой. Последний прославился романом в две тысячи страниц «Поймай пир», о похождениях поручика Ржажаневского, друга Питера Чуковски, дебошира-ловеласа, по светским мероприятиям столицы. Где поручик то и дело вляпывается во всевозможные нелепые истории. Роман имел такой успех, что имя поручика стало нарицательным, и уже сам народ сочинял истории про Ржажаневского. Но в этот раз Надежда впервые в жизни почувствовала страх и трепет перед книгой Маркса Энгельса. Она в одночасье поняла, что ее бунтарский характер, как и в случае с родителями, опять устремляется к достижению равновесия. Она ощутила всю боль славянского народа, прочувствовала ее внутри себя, открыла свой системный ум для новых свершений и заглянула в светлое будущее. Она, Надежда Константиновна Пупская, и никто другой не лишит той безнравственной и рабской жизни низы и не приведет страну к светлому будущему. У нее в голове стало тепло и ясно, и она ощутила блаженство, она вдруг осознала свое предназначение в этой жизни, если не сказать – предзнаменование. И Надя почувствовала себя счастливей, чем тогда, на подводе. Ёся, конечно, счастье, но он же и несчастье, да и что такое Ёся, когда такое место ей, Надежде Пупской, отведено в истории. И Надя твердо решила, что, когда проснется вновь испеченный Стален, она обязательно ему расскажет о своих планах на будущее. И не страшно, что они пока не смогут пожениться, ничего, свадьба подождет, и пока она не сможет иметь детей, дети тоже подождут, главное – есть идея и свет в конце тоннеля, а значит, есть к чему стремиться. Так, пребывая в тихом блаженстве и мечтая о светлом будущем, Надя не заметила, как к ней подсел долговязый парень лет 25 с худощавым лицом и козлиной бородкой. Руки его профессионально проскользнули в Надину котомку и стали в ней перебирать пирожки. Руки искали денег, а деньги Надя хранила в нагруднике, чем и спасала свои сбережения от разного вида карманников. Не найдя ничего, долговязый привстал, и в этот момент паровоз проскрипев и присвистнув качнулся, и долговязый вломился своей маленькой головкой в верхнюю полку, да так, что невольно закричал от неожиданности. Надежда моментально очнулась от мыслей, посмотрела на долговязого, потом на развязанную котомку, ее системный ум все сопоставил, и она что есть силы заорала:
– Ё-ё-ся, гра-а-а-б-я-я-ят!
Ёсиф стремглав, еще не открывая глаз, вскочил на ноги и очутился перед грудью долговязого. В один миг открыв глаза и оценив ситуацию, Ёся выхватил заточку из кармана брюк и воткнул ее долговязому в пах. От неистовой боли тот заорал, как резаный тюлень, и присел на Надину полку, скорчившись буквой «зю». Весь честной люд устремил свои взоры на тройку.
– Ты чё, сцука, у бедных граждан последнее тыришь, да я тебя, кобель непрошенный, в порошок сотру, – Стален занес над ним волосатый кулак правосудия.
– Нет, нет! – от безысходности завопил раненый. – Я голоден и есть хотел, – продолжал ныть он. – А у вас такой запах из котомки исходил, вот я и не удержался.
Его глаза источали саму жалость, а тело походило на скелет для изучения анатомии человека, щеки впали и прилипли к челюсти, и если б не козлиная бородка, то Ёся подумал бы, что это египетская мумия перед ним. Вдобавок его руки прижимали причинное место, и от этого он совсем походил на кокон с торчащей из него головой. К тому же он неистово стонал. Ёсиф опустил кулак.
– Перестань ныть, как баба, на вот, вытри свои мудя да залей их водкой, – Стален протянул грязный носовой платок и, задрав штанину, вытащил небольшой графинчик водки. Надя вопросительно посмотрела на Ёсю.
– Да эт я, Надь, в кафе притырил, дорога длинная, вот я и подумал. Авось сгодится, вот и сгодилась, – оправдываясь сказал Ёсиф. – Притырил, значит, я его кормлю, пирожки ему покупаю, компот. А он водку тырит, тюрьма твой дом, а не столица, посмотрите, какой орел, скотина ты, понял, – в сердцах ответила Надя. Долговязый замолк, голос этой женщины и учительский тон произвели на него впечатление и гипнотическое воздействие. С такой женщиной не пропадешь, она и защитит, и накормит, и обласкает, и обогреет, подумал он, а этот и впрямь скотина. Долговязый обмакнул платок в водку, расстегнул штаны и с силой прижал руками пах. Народ после перепалки Надежды с Ёсифом, быстро потерял интерес к происходящему и уже не глазел в их сторону, а неспешно покачивался на своих полках в такт колесам паровоза.
– Ты, конечно, Надежда, хотя и баба, но слова говоришь обидные, я что, шарамыга какой-то, я тебя сейчас спасал от этого скелета, а ты? И не нужна мне эта водка, – виновато парировал Ёсиф. – Хочешь, забирай ее себе, – он предложил водку долговязому.
– Мне, не-е, – протяжно застонал тот. – Нет, мне водки не надо. Мне бы пожрать чего, а водки не надо.
– А чё тебе надо? Чё тебе вообще здесь надо было, чё ты к нам со своим самоваром вломился? – налетел на него Ёсиф, снимая внутреннее напряжение.
– Мне ничё не надо, – испуганно залепетал долговязый. – Можно я пойду? – и он, корчась от боли, стал привставать.
– Сиде-е-ть! – заорал Стален. Пассажиры вновь оглянулись в сторону троицы. Ёсиф одной рукой указал долговязому на место, а другой – пассажирам, что б отвернулись. Пассажиры отвернулись. Долговязый присел, держа обе руки в паху. По вагону тянуло водкой.
– Просто так, сцука, ты от меня не уйдешь, от меня еще никто не уходил, ты мне все расскажешь, что, где и как, – сжимая кулаки, протараторил Стален.
– Все, Ёся, ты мне надоел, хватит орать и драться, ты сам сядь и успокойся, может, человека прижало, знаешь, голод не тетка, – вмешалась Надя.
– А ты, плюгавый, что руки свои греешь в чужих котомках? – обратилась она к неудавшемуся вору. – Вот и напоролся на пику грузина, так что пеняй на себя, Ничего, до свадьбы заживет, аха-ха! – присвистнула Надя. – На вот тебе пирожок. – И она достала пирожок, только что обмусоленный руками воришки. Увидев пирожок, долговязый сглотнул слюну, забыл про боль и вцепился в пирожок. Жадными и рваными укусами съел его в три захода, вытаращив невозмутимые глаза на Надю.
– Однако. Смотри, Ёсиф, он совсем оголодал, а ты его чуть не зарезал, – она снова достала пирожок и протянула долговязому. Он снова жадно съел второй пирожок и запил поставленным перед ним компотом. Прожевав все, он заговорил:
– Позвольте представиться. Потомственный дворянин, сын учителя гимназии Фил Джежинский. Сейчас скитаюсь, по поездам ворую. Но получается плохо, потому и худой. Кличка на перегоне «Астроном», видимо, из-за роста, дети на перронах постоянно кричат «Дяденька, достань звездочку», вот и прозвали меня так. Окончил польскую гимназию, после сбежал от правосудия, предъявили за сестру. Якобы я ее пристрелил, но я не стрелял, ее мой братец завалил, а я помладше его, вот и взял все на себя.
– Маладец, джигит, извини, что погорячился, – с акцентом вставил Стален. – Продолжай, дАрогой, складно излагаешь.
– А что продолжать-то, я вам все в принципе рассказал, а можно мне еще пирожка? – он вопрошающе посмотрел на Надю.
– Да. Надюха, дай ему, дай, Пусть ест, мои тоже дай, а я водки выпью, – Ёсиф протянул руку к графину. И тут же получил удар ладонью по рукам от Пупской.
– Остынь, грузин, я сама знаю, кому давать, а кому наподдавать, – строго приказала Надежда и достала пирожок. – На-ка держи, Филя, может, и немного у нас провиданса, но мы люди нежадные. Надежда Константиновна Пупская, дворянка по роду, – гордо представилась она, вскинув вверх голову и пригладив вьющиеся каштановые волосы, – А это мой близкий, Ёсиф Стален, тоже в какой-то степени дворянин, с детства во дворе рос, ха-ха-ха.
– Полно тебе, Надюха, – обидевшись, засмущался Стален. – Все в этом паровозе едины, что дворяне, что миряне. А ты сколько по перегонам скитаешься? – осведомился Ёся.
– Годков пять будет, но все надоело, хочу уехать в столицу, там, говорят, жизнь настоящая, сытая и богатая. Только пока вот все собираюсь, но никак не доеду, – простонал Филя.
– Вы, Фил, странный человек, вы сами для себя решите, нужна вам эта столица, или вы всю жизнь по перегонам скитаться будете, – сказала Надя. – Мы с Ёсифом точно едем.
– Да нам терять нечего, – добавил Ёсиф, – я решил начать новую жизнь, как с чистого листа. Приеду в столицу, пойду учиться, вы вон какие ученые, а мне все самому постигать приходится.
– Молодец, Ёсиф, а что ж ты мне раньше, в Шушенке, об этом не говорил, что-то тебя там учеба не интересовала. Я же учительница, я б тебе преподала, – съязвила Надя.
– Надюха, ну, понимаешь, не до того мне было, не до науки, план я там вынашивал один, позже расскажу, видение мне было, – парировал Ёся.
– Знаю я твои видения, как что-то заметишь женское, так и виснешь в своем видении, небось и дело твое касалось баб или что связанного с ними, – ответила она.
– Нет, Надежда, не права ты в этот раз, я там, в ссылке, пообщался с кем надо и открыл в себе третий глаз. Сейчас ничего говорить не буду, позже. Слушай, Фил, а поехали с нами, нам ученые пригодятся, я это понял, что вы все, грамотеи, много чего нам безграмотным дать можете, – и он рукой вцепился в грудь Надежды.
– Дурак ты, Ёся, и уши холодные, – убирая руку, сказала Надя. – Да, Фил, поехали с нами в столицу, приедем, обустроимся, у меня тетя там живет, присмотримся к столице и решим, что будем делать.
Долговязый окончательно забыл про свою боль и нарисовал себе мысленную картину. Как он во фраке, и непременно с Надеждой, в ресторации, при свечах, пьет мадеру и целует ее руки. Дальше фантазии его на этом оборвались, и он соглашательски кивнул головой и добавил:
– Я согласен, вы мне сразу понравились, проникся я к вам, вы хорошие и добрые люди. С такими, как вы, можно, – протянул навстречу Сталену окровавленную руку для пожатия.
Стален брезгливо отстранился.
– Я, Фил, тоже согласен, нормальный ты пацан, а что худоват, так в столице мы тебя откормим, – убирая руки в карманы, согласился Стален.
– Ну, все решили, один за всех, и все за одного, – подытожила Надя. И вся троица по очереди с горла графинчика отпила водки.
Первая встреча с Троцкиным
Очнувшись в кресле, Стален осознал, что в раздумьях и воспоминаниях он и не заметил, как заснул и проспал около получаса. Сказывалась усталость. С ним, после подобных экспериментов с левитацией, такое случалось часто. И всегда по одному сценарию, он садился в кресло и засыпал, через полчаса просыпался, и голова обновлялась. Он достал из секретера трубку, насыпал табаку и закурил. Клубы дыма и терпкий запах древесины заполонили номер. Он любил курить, эта привычка пришла к нему незаметно, сначала он просто держал трубку меж зубов, ну а потом стал забивать табачку и покуривать, так и втянулся. Он курил смачно, глубоко вдыхая дым и с приятным наслаждением выпуская его на свободу. И настолько сроднился с этой привычкой, что все газеты, критикующие Страну Советов и его руководство, неизбежно изображали Ёсифа только с трубкой. Трубка мира, как ее называл сам Стален, стала неотъемлемой визитной карточкой гегемона. И когда проходили встречи на высшем уровне и все рассаживались за круглым столом переговоров, Стален доставал свою знаменитую трубку, подсыпал табачку, раскуривал и передавал ее по кругу. Это стало обязательным ритуалом при проведении встреч. И после того как трубка, сделав круг, возвращалась к ее владельцу, Стален начинал переговорный процесс. Он вставал, держа в одной руке трубку, а вторую держа в кармане брюк, и произносил:
– Ну что, уважаемые, покурили, вот и славненько. Теперь мы можем приступить к внешним вопросам. Если кто недокурил, не стесняйтесь, спрашивайте, я еще могу забить. Без трубки мира ни один вопрос не решить. У меня есть стойкое убеждение, что совместное курение при внешних встречах располагает к дружественному общению и помогает понять друг друга, исключая то недопонимание, которое возникает при употреблении напитков, содержащих алкоголь. Более того, алкоголь разобщает народы и губит связи. В моей стране, Стране Советов, с момента ее основания существует сухой закон. И взгляните, мой народ счастлив, трудолюбив, и доброжелателен. Ему не знакомы такие понятия, как депрессия, стресс, гнев и бессовестность. Так вот, уважаемые товарищи, примите в дар от нашей страны по курительному набору. – Затем всем присутствующим на переговорах девушки в спортивных купальниках, идеально облегающих красивые тела, приносили в подарок по курительному набору, выполненному в резной технике сибирских резчиков березы и украшенному кристаллами, ограненными на предприятиях ювелирного мастера Данилы Скварцовски, который заслужил уважение верхушки правящей партии тем, что сумел первым в Стране Советов подвергнуть огранке обычное стекло и довел качество продукции до невиданных высот ювелирного мастерства. Даже жены правителей не гнушались украшать себя стекляшками. Церемония заканчивалась новой обкуркой круглого стола, после чего всем присутствующим предлагали чай и сладости. Таким образом руководство страны располагало империалистические делегации к более откровенному диалогу. Что позволяло только что народившемуся новому строю и молодой республике занимать ведущую роль во внешней политике мира.
Докурив трубку, Ёсиф медленно встал из-за стола, достал из бокового кармана турбийон [7] работы Бреге, посмотрел на время, убедился в их точности, сравнив с показаниями стенных часов. Положил их обратно и вышел из номера. Пройдя мимо назойливого портье и минуя ледоизваяние, он снова очутился в городе. Стояла тридцативосьмиградусная жара. Город плавился на солнцепеке. Всевозможные торговые лавки предлагали туристам и горожанам свежевыжатые соки, прохладительные напитки, семечки. Стален решил, что погорячился, выйдя на улицу в костюме и с трубкой. Он вернулся, проскользнув мимо портье, и переоделся. На нем были шлепанцы, шорты и хлопковая рубашка-гавайка, а вместо трубки в руке он держал сигару. Он настолько преобразился, что, встреть его сейчас, Надежда подумала бы, что перед ней мексиканский мачо. Пройдя по затененной стороне одной из улиц города, он свернул в незнакомый переулок и твердым шагом устремился по нему вперед. Пройдя метров сто вглубь, он остановился, достал из кармана рубахи инструкцию, написанную самой Надеждой Пупской, определил номер дома и, взойдя по ступенькам вверх один этаж, три раза постучал. Выдержав паузу в две секунды, он повторил стук. Дверь отворилась, и дуновением сквозняка из глубины комнаты до него донеслось «входите». Ёсиф осторожно отодвинул занавес, висящий сразу после входной двери, и ступил внутрь. Квартира была устроена по всем мексиканским традициям, холл отсутствовал, посреди комнаты стоял обеденный стол, который окружали шесть стульев, задвинутые под него. На столе стояла ваза с фруктами, и графин воды со стаканом, и полевые цветы. Справа у стены расположился комод с шестью огромными выдвижными ящиками, над которым висело огромное зеркало, а слева у стены стояли два дивана, друг напротив друга, видимо предназначенные для вечерних бесед в кругу семьи. В конце комнаты стояли два кресла, повернутые сидушками к балкону, между ними находился журнально-кофейный столик и за одним из кресел находился человек. Ёсиф это понял по торчащей из-за спинки кресла макушки Льва. Мексиканским окликом «Ola, Лев!» он поприветствовал друга. Лев, в свою очередь, интеллигентно и учтиво, приподнявшись с кресла, кивком головы ответил на приветствие и жестом руки пригласил Сталена в кресло. Друзья обменялись рукопожатиями.
– Что, старина? Где остановился? Как Надежда? – картавя, спросил Троцкин.
Это был маленький тщедушный человек, с худощавым лицом, на котором красовались пышные усы, глаза его были прищурены и источали явную обеспокоенность ситуацией. Троцкин знал о приезде Сталена в город. Местные газеты после полетов Сталена над городом запестрели заголовками о пришествии и сошествии на землю мессии, и только Лев Троцкин знал истинную картину дел. Только он был посвящен в странную особенность гегемона. Поэтому, когда он услышал стук в свою дверь, он без сомнений догадался о пришествии к нему Ёсифа. Троцкин тоже обладал незаурядными способностями. И не только талантливого оратора и организатора, но и человека, обладающего древним искусством телекинеза [8] . Это позволяло ему, Льву, ограничивать тактильные контакты с членами партии и по возможности исключить принципы панибратских поцелуев при встречах на международном уровне. Он стал вроде серого кардинала для дела революции. Его идея террора и пороха стала находить все больше сподвижников. Поэтому, во избежание неконтролируемых последствий его мыслей, Надеждой Пупской было принято решение отстранить Льва от дел. И Троцкин был вынужден покинуть страну и скрыться в Мексике. Это был тот случай, когда расстояние имеет значение. Оставаться на евразийском материке было опасно. Вот он и поселился в тихом предместье Мехико, Койокане. Вообще знакомство с этой женщиной принесло ему только несчастье. Он вынужден был развестись с семьей. Троцкин, как и все мужчины революции, был влюблен в Надю. И не мог никак понять, почему Стален удостоился ее благосклонности, а он, Лев Троцкин, главный идеолог воплощения ее амбиций, нет. Почему после ссылки его в Мехико он довольствовался нечастыми звонками Нади, которые ограничивались расспросами о жизни, состоянии дел, здоровье и т. п. Но осознание того, что она опять позвонит, удерживало его от неконтролируемых глупостей. А самое главное, Лев четко понимал, что настанет его звездный час и Пупская призовет его в столицу, только он мог решить неразрешимое. Одного он не мог пока для себя понять, почему сам Стален приехал в Мексику, почему именно его послала Надя в Койокан. Он внутренне сжался, словно пружина, и насторожился.
Ёсиф учтиво присел в кресло и достал сигару. Он несколько раз прочитал инструкцию Нади и ясно представлял себе будущий ход переговоров.
– Хочу тебя успокоить, Лев, Надежда наша в порядке, мы ее все лелеем. В особенности я, – по-славянски ответил Стален. – Страну лихорадит, и с этим надо что-то делать. И что-то умеешь ты, а что-то и мы. Главное, вместе определить гидру контрреволюции и вовремя отсечь ей голову.
– Да, Ёсиф, ты совсем не изменился, вот только акцент твой куда-то пропал, странно, очень странно. Иногда у меня такое ощущение, что я говорю не со Сталеным, а с другим человеком, как это у тебя получается? – спросил Лев.
– Я и сам не знаю, временами у меня жуткий акцент, а временами чистый славянский, но это мне не мешает совсем. Да что мы обо мне-то все, ты-то как? Поди, скучаешь по Стране нашей, – Ёсиф ввернул первую фразу из инструкции и даже удивился своей шпионской выучке и четкому следованию инструкции.
– Я, дорогой друг, скучаю не только по стране и по вам с Надей скучаю, – лукаво произнес Троцкин.
– А скажи мне, Лёва, желаешь ли ты, вернуться в свой родной прайд. Так сказать, в логово нашей революции, и оставить чужбину навеки, – следуя инструкции, спросил его Стален. Разговор строился по нужному для Ёсифа сценарию, и он расслабленно закурил сигару. Клубы едкого сигарного дыма окутали комнату. Тщедушный Лев закашлялся и стал махать рукой перед собой, разгоняя дым. Стален, не обращая внимания на телодвижения собеседника, продолжил.
– Ну а коль так, то что тебя держит, собирай свои манатки и айда со мной в стАлицу, помощь твоя нам нужна, тОлант твой Араторский необходимо привлечь для борьбы с контрой.
– Ух, и быстр ты, Ёсь, и акцентик у тебя опять проявился, не волнуйся ты так, я сам понимаю, что без страны мне здесь долго не протянуть, но мне необходимо все взвесить и обдумать. Столь ответственный шаг впопыхах не совершают. Здесь я уже шестой год, и за это время у меня появились друзья и соратники, ученики-сподвижники, и женщина у меня есть, а это, Ёся, в нашем с тобой возрасте, немаловажно, – продолжая отмахивать дым, произнес Троцкин.
– Ого, эка ты, братец, и махнул. А что ж молчал, почему не говорил, что бабу себе завел. Если в деле замешана баба, то не быть добру, – Стален почесал затылок.
– Ну, во-первых, не баба, как ты выразился, а женщина, и она мексиканка, и она мне очень нравится, и попрошу не называть ее так. Это ты у себя в столице называй, как хочешь, а здешние дамочки привыкли, что их уважают. Во-вторых, она не в деле. И, в-третьих, Надя, как тебе известно, тоже женщина, и вон какую делюгу сделала, – Лев помахал в потолок указательным пальцем.
– Ладно, ладно извини. Что-то я не подумал, что ты у нас интеллигент. Но Надя же голова, это даже не женщина, – разговор отошел от инструкции, и Ёся начал теряться, как вести себя с этим Львом. Он втянул в легкие побольше дыма, чтобы сосредоточиться, и что было силы выпустил его. Комната погрузилась в пелену тумана. Он и сам не ожидал такого поворота, а когда выдохнул, то увидел, что ничего не видит, туман полностью застил комнату. Стален инстинктивно стал махать руками, пытаясь разогнать дымовую завесу. Когда дым рассеялся, кресло, на котором сидел Лев, было пустым, окно перед ним было открыто, и дым медленно улетал в него. На долю секунды ему показалось, что Лев вместе с дымом улетал в неизвестность окна. «Бред, – подумал Ёся, – он же не джинн, он Лев. Мистика, телекинез, не иначе». Только он закончил свою мысль, как в затененной части комнаты, напротив зеркала, дым самоорганизовался и образовал в воздухе еле уловимую надпись: «Я подумаю и сообщу». План переговоров был сорван. Стален вышел в переулок и направился в сторону отеля «Ледоруб».
Троцкин
Лев Давидович Троцкин родился в семье Давида Троцкина, когда у того уже было четверо детей. Семья еле-еле сводила концы с концами, и рождение пятого ребенка не входило в планы Давида. Поэтому семья решила, что, если выживет, то тому и быть. Назовут Лев, в честь царя зверей. И Лев оказался живуч и выжил. Мама Льва, Анна Троцкина, в девичестве Животноводова, происходила из древнего хутора животноводов, близ села Яновка Херсонской губернии, там и жила. Анна любила всех своих детей, но в неравной степени. Старшие дети были любимы больше, чем меньшие, потому что могли работать для семьи, тем самым принося больше пользы для жития Троцкиных. Младшие даже мешали развитию животноводства хутора, покуда отвлекали на себя часть рабочего времени. Семья держала свиньей и имела свой свинарник. А это было обременением для многодетной семьи. С раннего утра, с первой звездой, отец семейства будил старших, и они всей бригадой шли в свинарник, резали свиней, грузили туши на подводу, и матушка отправлялась на привоз Херсона торговать ими. От вырученных денег покупала крупу, сахар, молоко и диетическое мясо индейки для всей семьи. Все это повторялось изо дня в день. Таким образом, это и позволяло семье Троцкиных выживать в сложных экономических условиях. Село Яновка славилось своими животноводческими хуторами, и мясо с них пользовалось у зажиточных жителей Херсона высокой репутацией. Лев рос маленьким и тщедушным, еда в семье распределялась по старшинству, что позволяло старшим больше есть и быстрее расти, а младшим меньше и меньше. И если Лев, от природы обладающий чувством повышенной справедливости, пытался возразить, то обязательно получал подзатыльник. Поэтому маленькому Льву доставалось от всех понемногу. Но благодаря постоянному чувству голода и явной несправедливости, маленький Лев выработал в себе качество на расстоянии отнимать еду. Стоило ему только подумать, что он хочет сильно съесть ложку каши, как ложка сама опускалась в кашу и, набрав необходимое количество пищи, устремлялась в рот к Троцкину. Делал он это незаметно для всех, пока матушка возилась с братьями и сестрами, моя им руки перед едой. Так он впервые узнал о своей способности мысленно перемещать предметы в пространстве. О телекинезе. И позже, когда Лев пошел постигать науку в училище Св. Павла в Одессе, он частенько использовал телекинез в личных целях. По окончании училища Троцкин устроился работать в типографию своего кузена, где вступил в кружок идеологии марксизма-энгельсизма. Вся структура организации таких кружков была описана в труде Маркса Энгельса «Утопическая теория мира во всем мире». И вся прогрессивно мыслящая молодежь по всей стране строила кружки, где изучалась теория идеологии марксизма-энгельсизма. Члены кружка имели собственные клички. Троцкин тоже. Соратники звали его
Троцкин формулирует теорию, ставшую затем известной как теория перманентной революции. Эту теорию можно назвать одной из основных отличительных черт троцкинизма от других течений, ведущих свою политическую генеалогию от марксизма-энгельсизма. Одним из важнейших элементов теории перманентной революции является теория комбинированного развития. До девятисотых годов марксисты-энгельсисты рассматривали возможность осуществления социалистической революции только в развитых капиталистических странах. Согласно Троцкину в относительно развитых странах, таких как Страна Советов, – в которых совсем недавно начался процесс индустриализации и развития пролетариата, – возможно было совершить социалистическую революцию ввиду исторической неспособности буржуазии осуществить буржуазно-демократические требования. При этом пролетариат не сможет осуществить социалистическую революцию, не заручившись поддержкой многомиллионного крестьянства. Установив свою власть, диктатуру, пролетариат должен будет приступить к доведению до конца аграрных преобразований. Другими словами, диктатура пролетариата станет орудием разрешения задач исторически запоздалой буржуазной революции. В дальнейшем пролетариат вынужден будет производить все более глубокие вторжения в отношения частной собственности вообще, то есть переходить на путь социалистических мероприятий. Однако установление диктатуры пролетариата в Стране не означает, что Страна способна к переходу к социализму.
Доведя до совершенства свою теорию, Троцкин создает международную организацию Коммунистического интернационала, сокращенно КомИнтерн. И становится во главе нее. Империалисты всего света, в одночасье, почувствовали угрозу, исходящую из Страны Советов и ответили ей своей теорией заговора НАДО (Новосветская Антитроцкина ДОктрина). Однако Троцкина это только подстегивает к активным действиям, и он продолжает активно внедрять свою идеологию в неокрепшие умы молодежи Одессы. Позже от столичных КомИнтерновцев получает предложение переехать в столицу, тем более что к этому времени Троцкин уже оброс международными связями и организациями, готовыми по первому зову Лёвы выложить несметные деньжищи на дело революции. И понимая это, Троцкин перебирается в столицу. Налаживает связь с местным КомИнтерном и становится во главе его. Параллельно Лев, используя свои ораторские способности, проводит определенную идеологию среди финансовых воротил города, и те соглашаются принимать на счета своих банков иностранные деньги и аккумулировать их в одном центре. В Центробанке. Так Лев создает подпольную сеть финансирования будущей революции. До встречи с Надей и Сталеным его разделяли путь от Столицы до Сибири и несколько месяцев плодотворного титанического труда на благо будущего Страны.
Один за всех, и все за одного
Паровоз медленно подкатил к перрону Николаевского вокзала столицы и, загудев паровым свистком, выпустил остаточный пар и замер. Вся честная компания, собрав свои пожитки, вышла в город. Моросил дождь и дул сильный ветер. Надежда почувствовала, как тысячи мелких иголочек прокалывают ее щеки. Волосы то и дело, взметались вверх и ниспадали вниз с частотой порывов ветра. Стален поднял руки к небу и прочитал исповедь о снисхождении Ленина к ним. Но Ленин не слышал его причитаний. Джежинский пытался своим призрачным телосложением защитить Надю от ветра и старался все время угадать его направление, перемещаясь то вправо, то влево.
– Перестань мельтешить, Филя, Ёся, хватит причитать, мальчики пойдемте, – смягчая интонацию, прикрикнула на них Пупская.
Поделиться книгой: