Человеческая комедия

– Носить крутое яйцо на счастье – суеверие, – сказала Бесс.

– Ну и что? – сказал Гомер. – Пусть суеверие. Он послал меня за двумя вчерашними пирогами к Чаттертону: один был с яблоками, а другой – с кокосовым кремом. Два пирога за четвертак. Свежие пироги стоят четвертак за штуку, так что, если у тебя всего-навсего четверть доллара, ты можешь купить только один пирог. Вчерашние пироги стоят четвертак пара, так что за те же деньги ты получаешь целых два пирога. Половина пирога – мне, половина – мистеру Грогену… но он может съесть всего один или два ломтика. Так что на мою долю достается очень много пирога. Мистер Гроген предпочитает пить, а не есть.

Мэри Арена, их молоденькая соседка, вошла в кухню через черный ход. Она принесла маленькую вазу, купленную в магазине стандартных цен, и поставила ее на стол. Гомер поднялся.

– Садись сюда, Мэри, – сказал он. – Позавтракай с нами.

– Я только что позавтракала с папой и проводила его на работу, – сказала Мэри. – Спасибо. Я принесла немного компота из сушеных персиков.

– Спасибо, Мэри, – сказала миссис Маколей. – Как поживает папа?

– Отлично, – сказала Мэри. – Только он меня все время дразнит. Стоит ему утром сесть за стол, как он первым делом спрашивает: «Письма есть? Получила письмо от Маркуса?»

– Скоро получим еще письмо, – сказала Бесс. Она встала из-за стола. – Пойдем, Мэри. Пора.

– Пойдем, – сказала Мэри и снова повернулась к миссис Маколей: – Но, по правде говоря, мне до смерти надоело ходить в колледж. Ничем он от школы не отличается. Я уж большая, нечего мне всю жизнь ходить в школу. Сейчас не такое время. Честное слово, мне хотелось бы поискать работу.

– И мне тоже, – сказала Бесс.

– Глупости, – сказала миссис Маколей. – Вы еще дети, вам только семнадцать лет. Твой отец, Мэри, хорошо зарабатывает, да и твой брат, Бесс, тоже.

– Но это же просто несправедливо, миссис Маколей, – сказала Мэри. – Это же несправедливо – ходить в школу, когда Маркус в армии и все на свете грызутся друг с другом. Мне иногда так хочется быть мужчиной, я бы тогда пошла в армию вместе с Маркусом. Вот нам было бы весело!

– Ничего, Мэри, – сказала миссис Маколей. – Все пройдет. Не успеешь оглянуться, как все будет по-старому.

– Ну, будем надеяться, – сказала Мэри и отправилась в колледж со своей подружкой Бесс Маколей.

Гомер посмотрел им вслед. Минуту спустя он спросил:

– А как же будет с ней, мама?

– Ясное дело, – ответила миссис Маколей, – девочки хотят вырваться на волю и расправить крылышки.

– Дело не в том, что они хотят вырваться на волю и расправить крылышки. Я говорю о Мэри.

– Мэри – милая, простая, совсем еще наивная девочка, – сказала миссис Маколей. – Она самая наивная девочка из всех, кого я знаю, и хорошо, что Маркус ее полюбил. Ему не найти другой такой милой девочки.

– Мама, – нетерпеливо сказал Гомер, – да я совсем не о том, неужели ты не понимаешь? – Он помолчал, а потом вдруг понял, что не стоит и пытаться выразить то, что его мучит: почему война причиняет столько горя людям, которые не имеют к ней никакого отношения. – Ну ладно, увидимся вечером, когда я вернусь. Пока.

Миссис Маколей раздумывала над тем, что же он все-таки хотел ей сказать. Вдруг она увидела краешком глаза что-то совсем крошечное. Это был Улисс в ночной рубашке. Он смотрел на нее снизу вверх, словно зверюшка, которая взирает на всемогущее существо своей же породы с восторгом и упованием. Лицо его выражало глубочайшую серьезность и было полно удивительного обаяния. Улисс сказал:

– Почему он говорит: «Больше не плачь, больше не плачь»?

– Кто? – спросила миссис Маколей.

– Черный человек в поезде.

– Это такая песня, – сказала миссис Маколей. Она взяла его за руку. – А теперь пойдем одеваться.

– А черный человек сегодня опять будет в поезде? – спросил мальчик.

Миссис Маколей немного подумала.

– Непременно, – ответила она.

Глава 9

Где-то тут водятся кролики

По дороге в школу Гомер Маколей миновал изгородь, окружавшую поросший сорняками пустырь на авеню Сан-Бенито. Изгородь была старая и гнилая, и от нее не было никакой пользы – разве что украшать с претенциозной пышностью небольшой участок невозделанной земли и оберегать заросли сорняка, которые вовсе не нуждались в охране. Школьник днем и телеграфный рассыльный ночью лихо затормозил велосипед, бросил свою машину и побежал к изгороди, словно его там ждала какая-то находка, которая вот-вот от него ускользнет. Изгородь была на полметра выше барьера на беговой дорожке и ускользнуть от него никуда не могла, разве что лет через сто. Гомер тщательно осмотрел изгородь, поле за ней и дорогу перед ней, потом измерил высоту и убедился, что изгородь ему выше пояса. Он сделал несколько пробных прыжков, отошел метров на десять, круто повернулся и, даже ничего себе не скомандовав, понесся к изгороди. Подбежав, он сделал великолепный прыжок, задел изгородь ногами, сбил часть ее, а сам упал в сорняки, но тут же поднялся и вернулся назад, чтобы попытаться снова. Забор был до смешного непрочным, доски ломались с громким треском. Гомер сделал общим счетом семь прыжков, но ни один из них не увенчался успехом. Однако он прекратил свои упражнения лишь тогда, когда изгородь окончательно рухнула.

Какой-то старик с трубкой в зубах вышел, опираясь на палку, из дома напротив и стал спокойно наблюдать за Гомером. Когда Гомер в последний раз поднялся с земли и стал отряхиваться, старик с ним заговорил.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Прыгаю через барьер.

– Ушибся?

– Не-е-ет, – сказал Гомер. – Изгородь высоковата, вот и все. Да и трава скользкая.

Старик поглядел на сорняки и сказал:

– Это молочай. Очень полезный корм для кроликов. Кролики его любят. Лет одиннадцать назад у меня клетка полна была кроликов, но кто-то открыл ночью дверцу, и они все удрали.

– А зачем было открывать дверцу?

– Понятия не имею. Я так и не узнал, кто это сделал. Потерял тридцать три кролика, таких красавцев больше не увидишь. Бельгийцы, с розовыми глазами и кошачьими мордами, только два или три были другой породы… Так я ничего и не узнал об их судьбе.

– Вы любите кроликов? – спросил Гомер.

– Ласковые зверьки, – сказал старик. – Домашние кролики – животные очень воспитанные. – Старик оглядел сорняки на пустыре. – Тридцать три кролика на воле целых одиннадцать лет, – продолжал он. – Интересно, сколько их сегодня здесь бегает, ведь они быстро размножаются… Верно, совсем одичали. Ничуть не удивлюсь, если весь город кишит дикими кроликами.

– Я лично никогда их не видел.

– Может, тебе и не приходилось. Но они-то здесь, будь покоен. Весь город ими, верно, кишмя кишит. Еще год-два – и не будем знать, куда от них деваться.

Как ни обидно, но Гомеру пришлось сесть на велосипед.

– Ну, – сказал он, – мне пора. Надеюсь, увидимся.

– Еще бы, – отозвался старик. – Меня зовут Чарльзом… Зови меня просто Чарли. Приходи когда хочешь. Милости просим.

– Спасибо, сэр, – сказал Гомер. Он вернулся к волновавшей его теме. – Сегодня в школе я участвую в забеге на двести метров с препятствиями.

– Никогда я не ходил в школу, – сказал старик, – зато был на испано-американской войне.

– Ей-богу? Да ну! – сказал Гомер. – Ну пока!

– Да-да, – сказал старик, но теперь уже самому себе. – Ох уж эта испано-американская война! Все то и дело – улепетывали, как кролики.

Гомер исчез за углом. Старик побрел назад в свой домишко, дымя трубкой и оглядываясь по сторонам. Он ткнул палкой в поросль молочая.

– Где-то тут водятся кролики, – сказал он. – Теперь-то уж, верно, одичали… не то что были прежде.

Глава 10

Древняя история

На беговой дорожке стадиона средней школы Итаки были расставлены барьеры для забега на двести метров с препятствиями. Сейчас, ранним утром, здесь тренировались четверо мальчиков. Все они бегали хорошо, точно рассчитывая силы и делая прыжки по всем правилам. Тренер Байфильд подошел к победителю с секундомером в руках.

– Вот это уже лучше, Экли, – сказал он подростку, который был явно не из низов, однако ничем возвышенным пока не отличался. Всем своим видом он выражал сдержанную покорность судьбе, которая свойственна отпрыскам богатых семейств, десятилетиями не испытывающих нужды ни в пище, ни в одежде, ни в крове и порой даже способных посадить к себе за стол отпрысков других семейств – конечно, из тех, кому повезло не меньше. – Тебе еще надо подучиться, – сказал тренер мальчику, – но я думаю, что сегодня ты победишь.

– Постараюсь, сэр, – ответил мальчик.

– Конечно, – сказал тренер. – Сегодня у тебя не будет соперника, но через две недели на чемпионате Долины их не оберешься. Ступай теперь в душ и отдохни.

– Слушаюсь, сэр, – ответил мальчик. Он пошел, но вдруг остановился. – Извините, – сказал он, – какое у меня время?

– Приличное, – сказал тренер, – но не слишком. Я бы на твоем месте о нем не заботился. Беги, как я тебя учил, и считай, что придешь к финишу первым.

Трое других бегунов стояли в сторонке и прислушивались к разговору.

– Может, он и ведет себя как девчонка, – сказал один из них, – но всегда приходит к финишу первым. Чего ты зеваешь, Сэм?

– Чего я зеваю? – сказал Сэм. – А ты чего зеваешь? Почему бы тебе его не побить?

– Я пришел вторым.

– Что вторым, что третьим – какая разница!

– Подумать только, нас побил Хьюберт Экли Третий! – сказал Сэм. – Стыд какой!

– Правильно, – сказал другой, – но тут уж ничего не поделаешь. Он просто бегает лучше нас, вот и все.

Тренер обратился к ним уже совершенно другим тоном:

– Ладно, ребята, пошевеливайтесь. Не такие уж вы молодцы, чтобы бить баклуши и задаваться. Возвращайтесь на старт и попробуйте еще разок.

Мальчики молча вернулись на старт, тренер дал команду, и они побежали снова. Потом тренер решил, что до соревнования им стоит пробежаться еще несколько раз. Как видно, ему очень хотелось, чтобы победителем остался Хьюберт Экли Третий.

Классная комната быстро наполнялась учениками. Учительница древней истории, старенькая мисс Хикс, ожидала последнего звонка и хоть какого-нибудь подобия тишины и порядка – это на ее уроках было сигналом к очередной попытке разрешить задачу воспитания юношества, а чаще просто развлечь мальчиков и девочек Итаки, которые учились пока в средней школе, но вскоре, по крайней мере теоретически, должны были вступить в жизнь. Гомер Маколей, обуреваемый чувством, близким к обожанию, не сводил глаз с девочки по имени Элен Элиот, которая шла от двери к своей парте. Без сомнения, эта девочка была самой красивой девочкой на свете. Кроме того, она была задавалой – Гомер не хотел верить, что это свойство ее характера было прирожденным или закоренелым. И однако, хотя он ее и боготворил, чванство Элен Элиот сильно омрачало его школьную жизнь. Следом за ней вошел Хьюберт Экли Третий. Когда Хьюберт нагнал Элен, они зашептались, что сильно раздосадовало Гомера. Раздался последний звонок, и учительница сказала:

– Хватит. Прошу потише. Кто отсутствует?

– Я, – откликнулся один из мальчиков. Его звали Джо Терранова, и он был классным шутом.

Четверо или пятеро проповедников веселого культа его личности, преданных ему душой и телом, сразу же оценили его грубоватую остроту. Но Элен Элиот и Хьюберт Экли кинули надменный взгляд на этих классных юродивых, на это дурно воспитанное отродье обитателей трущоб. В свою очередь, этот взгляд так разозлил Гомера, что уже после того, как все перестали смеяться, он разразился деланым «ха-ха-ха» прямо в лицо Хьюберту, которого презирал, и Элен, которую обожал. Затем он тут же накинулся на Джо:

– А ты помалкивай, когда говорит мисс Хикс.

– Ну-ка, брось свои глупости, Джозеф, – сказала мисс Хикс. – И ты тоже, молодой человек, – добавила она, обращаясь к Гомеру. Сделав паузу, она оглядела класс. – Вернемся к ассирийцам и начнем с того самого места, на котором мы с ними вчера расстались. Прошу сосредоточиться, сосредоточиться полностью. Сперва мы почитаем вслух из нашего учебника древней истории. Потом обсудим вслух прочитанное.

Шут не смог отказаться от такой возможности подурачиться.

– Не надо, мисс Хикс, – предложил он, – давайте не обсуждать вслух. Давайте обсуждать про себя, чтобы я мог поспать.

Его приспешники снова разразились хохотом, а снобы отвернулись с негодованием. Мисс Хикс ответила шуту не сразу: с одной стороны, ей доставляла удовольствие его находчивость, а с другой стороны, ей было трудно сдержать его находчивость как раз в той мере, чтобы она быстро не иссякла. И все-таки было необходимо прибрать его к рукам. Наконец она сказала:

– Не надо придираться, Джозеф, особенно когда случается, что ты прав, а я нет.

– Ладно, простите, мисс Хикс, – сказал местный комик. – Такой уж у меня характер. Обсуждать вслух! А как же на уроке обсуждать еще? Ну да ладно, простите. – Потом, словно подшучивая над собой и собственным нахальством, он покровительственно помахал ей рукой. – Можете продолжать, мисс Хикс.

– Спасибо, – сказала учительница. – А теперь не зевайте.

– Не зевать? – сказал Джо. – Да вы поглядите на них, они уже все заснули.

Старенькой учительнице хотя и нравились шутки Джо, все же пришлось его предупредить:

– Если ты еще раз прервешь меня, Джозеф, я попрошу тебя прогуляться в кабинет директора.

– Я-то хочу приобрести хоть какие-нибудь знания, – сказал озорник. – А вы поглядите на них. Они и правда клюют носом. – Окинув взглядом своих одноклассников, он добавил: – И все мои дружки тоже. Им бы только играть в бейсбол.

– Заткнись, Джо, – сказал Гомер приятелю. – Что ты все время кривляешься? И так все знают, что ты за словом в карман не полезешь.

– Хватит, – сказала мисс Хикс. – Замолчите оба. Откроем страницу сто семнадцатую, параграф второй. – Все полистали книгу и нашли нужное место. – Древняя история может казаться скучным и ненужным предметом. В такое время, как сейчас, когда в истории нашего общества происходит столько событий, может показаться, что не к чему изучать и понимать другое общество, которого давно уже не существует. Но такое представление будет ошибочным. Нам очень важно знать о других временах, о других культурах, других народах, других цивилизациях. Кто хочет выйти к доске и почитать?

Подняли руки две девочки и Хьюберт Экли Третий.

Озорник Джо шепнул Гомеру:

– Ты только погляди на этого типа!

Из двух девочек, которые вызвались читать, учительница выбрала прекрасную и надменную Элен Элиот. Гомер словно зачарованный глядел, как она шла к доске. Элен постояла там – такая красивая, – а потом принялась читать самым звонким и приятным голосом на свете, и Гомеру оставалось только дивиться, каким чудом сочетаются в человеке такая красота и такой голос.

«Ассирийцы с длинными носами, волосами и бородами, – читала Элен Элиот, – превратили Ниневию на севере в могучую державу. После многих столкновений с хеттами, египтянами и другими народами они завоевали Вавилон в царствование Тиглатпаласара Первого в одиннадцатом веке до Рождества Христова. Много столетий кряду Ниневия, построенная из камня, и Вавилон, построенный из кирпича, оспаривали друг у друга господство. Слова «сириец» и «ассириец» не имеют между собой ничего общего, а ассирийцы воевали против сирийцев, пока Тиглатпаласар Третий не покорил сирийцев и не изгнал десять племен Израилевых».

Элен остановилась, чтобы перевести дыхание и прочесть следующий параграф, но не успела она начать, как Гомер Маколей спросил:

– А что собой представляет Хьюберт Экли Третий? Кого он завоевал или что он совершил?

Благовоспитанный мальчик поднялся со сдержанным негодованием.

– Мисс Хикс, – произнес он строго, – я не могу допустить, чтобы такое вызывающее озорство сошло с рук безнаказанно. Я вынужден просить вас предложить мистеру Маколею отправиться к директору… Или, – сказал он с расстановкой, – мне придется взять это дело в собственные руки.

Гомер вскочил с места.

– Ты бы лучше заткнулся, – сказал он. – Разве тебя не зовут Хьюберт Экли Третий? Ну, так чем же ты знаменит или, если говорить всерьез, чем знаменит Хьюберт Экли Второй или Хьюберт Экли Первый? – Он обратился к мисс Хикс, а затем и к Элен Элиот. – Мне кажется, что я задал разумный вопрос, – сказал он им. Потом снова спросил Хьюберта Экли: – Так чем же вы все трое знамениты?

– Знаешь, – сказал Хьюберт, – по крайней мере, ни один Экли никогда не был неотесанным… – Он поискал самый уничижительный эпитет. – Фанфароном!

Никто еще в Итаке не слыхивал такого слова.