Спасение Рафаэля Сантьяго

Кассандра Клэр

Сара Риз Бреннан

Спасение Рафаэля Сантьяго

В конце лета 1953 года стояла сильная жара. Солнце нещадно палило тротуар, который, казалось, становился еще более плоским, чем обычно при таком воздействии, и какие-то мальчишки с Бауэри открыли пожарный гидрант, чтобы устроить на улице фонтан и получить несколько минут облегчения.

Именно солнце повлияло на него, позже подумал Магнус, оно наполнило его желанием стать частным детективом. А также роман Рэймонда Чандлера, который он только что дочитал.

Но все еще оставалась проблема с планом. На обложках книг и в фильмах большинство детективов выглядели так, будто одевались в воскресные костюмы для празднества в маленьком городке. Магнусу хотелось смыть пятна своей вновь принятой профессии и одеться так, чтобы подходить ей, чтобы было приятно глазу и по последнему писку моды. Он сбросил пальто и добавил зеленые бархатные манжеты к своему серому пиджаку от костюма, а также котелок с загнутыми вверх полями.

Жара была настолько ужасной, что ему пришлось скинуть пиджак, как только он вышел из двери, но на это все и было рассчитано, кроме того, у него же изумрудно-зеленые подтяжки.

Решение стать детективом пришло не совсем на основе его гардероба. Он был магом, а люди — ну, не все думали о них, как о людях — часто приходили к нему за магическим решением своих проблем, что он и делал для них за определенную плату. Слух, что Магнус — маг, который вытащит вас из трудной ситуации, распространился по всему Нью-Йорку. Конечно же, в Бруклине имелось Святилище, если тебе нужно было спрятаться, но управлявшая им колдунья не решала твоих проблем. Их решал Магнус. Так почему бы не получать за это деньги?

Магнус не думал, что простое решение стать частным детективом поможет тому, что дело само приземлится к нему в руки, как только он напишет на стекле слова «МАГНУС БЕЙН, ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ» жирными черными буквами. Но если кто-то на ухо судьбе нашепчет его личную в этом убежденность, то дело появится.

Купив себе мороженое в вафельном стаканчике, Магнус вернулся в свой многоквартирный дом, а когда увидел ее, то обрадовался, что его доел. Определенно, она была из тех смертных, кто достаточно знал о Мире Теней, чтобы прийти к Магнусу за магией.

Он приподнял свою шляпу и спросил:

— Чем могу вам помочь, мэм?

Она не была блондинкой, «такой, что и епископ разбил бы витраж»[1]. Это была маленькая темноволосая женщина, хоть и не красивая, но была в ней какая-то яркая умная очаровательность, достаточно сильная, чтобы, если бы она захотела, любые окна были бы разбиты. Посмотрим, что Магнус смог бы сделать. На ней было надето слегка поношенное, но все еще очень идущее ей клетчатое платье с поясом на ее тонкой талии. Казалось, ей глубоко за тридцать — тот же возраст, что и у компаньонки Магнуса на данный момент, а под темными вьющимися волосами скрывалось маленькое в форме сердца лицо и настолько тонкие брови, что ее образ манил, делая ее более привлекательной и пугающей.

Она пожала ему руку — несмотря на маленькую ладонь, рукопожатие было крепким.

— Меня зовут Гваделупе Сантьяго, — сказала она. — А вы… — Она махнула рукой. — Не знаю точного для этого названия. Волшебник, творящий чудеса.

— Если хотите, можете называть меня «магом», — сказал Магнус. — Это не важно. Вы же имеете в виду кого-то, обладающего силой помочь вам.

— Да, — сказала Гваделупе. — Да, это я и имела в виду. Мне нужна ваша помощь. Чтобы вы спасли моего сына.

Магнус провел ее внутрь. Он подумал, что теперь понял всю ситуацию, когда она упомянула помощь родственнику. Люди часто приходят к нему за лечением, не так часто, как к Катарине Лосс, но достаточно. Он скорее исцелит молодого юношу из смертных даже за меньшие деньги, чем одного из надменных Сумеречных охотников, которые очень часто приходили к нему.

— Расскажите мне о вашем сыне, — сказал он.

— Рафаэль, — сказала Гваделупе. — Его зовут Рафаэль.

— Расскажите мне о Рафаэле, — сказал Магнус. — Как долго он болен?

— Он не болен, — ответила Гваделупе. — Я боюсь, что он может быть мертв. — Ее голос был твердым, будто только что не озвучила, несомненно, самый ужасный страх каждого родителя.

Магнус нахмурился.

— Не знаю, что вам рассказывали люди, но я не могу в этом помочь.

Гваделупе подняла руку.

— Речь идет не об обычной болезни или о том, что можно вылечить в моем мире, — сказала она ему. — Речь идет о вашем мире и том, как он коснулся моего. О монстрах, от которых отвернулся Бог, о тех, кто наблюдают из темноты и охотятся на невинных людей.

Она прошлась по его гостиной, клетчатая юбка раскачивалась вокруг ее загорелых ног.

— Losvampiros. Вампиры, — прошептала она.

— О, Господи, только не опять эти кровавые вампиры, — сказал Магнус. — Никакой игры слов.

Страшные слова были сказаны, поэтому Гваделупе набралась смелости и продолжила свой рассказ:

— Все мы слышали слухи о таких существах, — сказала она. — А потом пошли уже не только слухи. В нашем районе бродила одна из таких тварей. Забиравшая маленьких мальчиков и девочек. Брата одного из друзей моего Рафаэля украли и нашли практически на собственном пороге, его маленькое тельце было обескровлено. Мы молились, все мы, матери, молились, каждая семья молилась, чтобы беда прошла. Но мой Рафаэль, он начал общаться с кучкой ребят немного старше его. Хорошие ребята из хороших семей, но немного… грубые, желают слишком показать, что они мужчины прежде, чем по-настоящему ими станут, если вы понимаете, о чем я говорю?

Магнус перестал шутить. Вампир, охотящийся за детьми ради забавы — вампир, у которого есть к этому склонность и ни малейшего желания остановиться, — не был шуткой. Он встретился с глазами Гваделупе твердым серьезным взглядом, чтобы показать, что понимает.

— Они собрали банду, — сказала Гваделупе. — Не уличную, а, ну, чтобы защитить наши улицы от чудовища, как они сказали. Однажды они проследили до его логова, а потом все твердили, как узнали, где он, и как смогли пойти за ним. Я должна была… Я не обращала внимания на разговоры мальчишек. Я боялась за своего младшего мальчика, и все это казалось игрой. А потом Рафаэль и его друзья… они исчезли несколько ночей назад. Они и раньше отсутствовали всю ночь, но на этот раз… на этот раз слишком долго. Рафаэль никогда не заставлял меня так волноваться. Я хочу, чтобы вы выяснили, где этот вампир, и разыскали моего сына. Если Рафаэль жив, я хочу, чтобы вы его спасли.

Если вампир уже убивал человеческих детей, то кучка подростков, следующих за ним, будет для него, как доставленные к двери конфеты. Сын этой женщины мертв.

Магнус склонил голову.

— Я попытаюсь выяснить, что с ним произошло.

— Нет, — сказала женщина.

Магнус осознал, что поднял взгляд, захваченный ее голосом.

— Вы не знаете моего Рафаэля, — сказала она. — Но я знаю. Он со старшими ребятами, но он не таскается за ними. Они его слушают. Ему только пятнадцать, но он силен, быстр и умен, как взрослый мужчина. Если кто-то один из них и выживет, то это будет он. Не ищите его тела. Спасите Рафаэля.

— Даю вам слово, — пообещал ей Магнус.

Он торопился уйти. Перед визитом в отель Дюморт, место, которое оставили смертные и преследовали вампиры с 1920 года, место, где исчезли Рафаэль и его друзья, у него были и другие просьбы. Жители Нижнего мира знали вампира, так грубо нарушившего Закон, даже если и надеялись, что вампиры сами уладят это между собой, даже если другие представители Нижнего мира еще не решили отправиться к Сумеречным охотникам.

Гваделупе схватила Магнуса за руку прежде, чем тот ушел, и вцепилась в него пальцами. Ее манящий взгляд превратился в умоляющий. У Магнуса было возникло ощущение, что эта женщина никогда не стала бы умолять ради себя, она была на это готова только ради своего мальчика.

— Я надела ему на шею крестик, — сказала она. — Падре из Святой Цецилии дал мне его своими руками, а я дала его Рафаэлю. Он маленький и выполнен из золота, вы узнаете его по нему. — Она судорожно вздохнула. — Я дала ему крестик.

— Тогда вы дали ему шанс, — произнес Магнус.

* * *

За сплетнями о вампирах ходить к феям, за сплетнями о феях — к оборотням, и не сплетничать о вампирах, иначе они укусят тебя за лицо — таков был девиз Магнуса.

Ему довелось знать одну фею, которая работала в ночном клубе Лу Уолтерса «Латинский Квартал», в захудалой и голой части Таймс-сквер. Раз или два Магнус приходил сюда к Мэй Уэст и замечал хористку, фейские крылья и аметистово-бледную кожу которой закрывали чары. С тех пор они с Ивел дружили — насколько можно дружить с дамой, которая нужна только для информации.

Она сидела на ступенях, уже в костюме. Виднелось большое количество бледно-лиловой плоти.

— Я пришел, чтобы поговорить с феей о вампире, — низким голосом произнес он, и она рассмеялась.

Магнус не мог засмеяться в ответ. Он чувствовал, что еще не скоро сможет избавиться от воспоминания лица Гваделупе, когда та цеплялась за его руку.

— Я ищу мальчика. Человека. Скорее всего, его забрал один из кланов Испанского Гарлема.

Ивел пожала плечами — изящное и плавное движение.

— Ты же знаешь вампиров. Это мог быть кто угодно из них.

Магнус замешкался, а потом добавил:

— Дело в том, что вампиру нравятся очень молодые.

— В таком случае… — Ивел захлопала своими крыльями. Даже самому бесчувственному представителю Нижнего мира не нравится мысль об охоте за детьми. — Возможно, я что-то слышала о Луисе Карнштайне.

Магнус жестом показал, чтобы она продолжала, облокотившись и сдвинув шляпу назад, чтобы фея могла говорить ему на ухо.

— До сего момента он жил в Венгрии. Он стар и могущественен, вот почему леди Камилла радушно приняла его. И у него есть особое пристрастие к детям. Он считает, что их кровь чистейшая и самая сладкая, как и то, что молодая плоть самая нежная. Из Венгрии его изгнали смертные, которые нашли его логово… которые нашли в нем всех детей.

Спасти Рафаэля, подумал Магнус. Эта задача казалась все более и более невыполнимой.

Ивел смотрела на него, ее огромные овальные глаза излучали слабый блеск беспокойства. А беспокойство фей — время паниковать.

— Сделай это, маг, — сказала она. — Ты знаешь, что сделают Сумеречные охотники, если узнают о ком-то подобном. Если Карнштайн проворачивает свои старые трюки в нашем городе, то не поздоровится нам всем. Нефилимы будут убивать каждого вампира, которого увидят. Сначала будут клинки серафимов, а потом — вопросы ко всем остальным.

Магнусу не хотелось приближаться к отелю Дюморт, если можно было этого избежать. Он был ветхим и тревожным, он таил в себе плохие воспоминания, а также время от времени удерживал его бывшую погибельную любовь.

Но сегодня, похоже, отель был его неизбежным местом назначения.

Солнце обжигало небо, но это ненадолго. Если Магнусу придется сражаться с вампирами, то он сделает это, когда они будут слабее всего.

* * *

Отель Дюморт был по-прежнему красив, но и всего лишь, думал Магнус, пока заходил внутрь. Он был похоронен временем, толстые пучки паутин образовывали занавес на каждой арке. С двадцатых годов вампиры считали его своей частной собственностью и собирались там. Магнус никогда не спрашивал, каким образом Камилла и вампиры были причастны к трагедии 1920-х годов, или какое право теперь имели на это здание. Возможно, вампиры просто наслаждались очарованием этого места, которое было декадентским и заброшенным. Никто больше к нему не приближался. Смертные шептались, что в нем обитали привидения.

Магнус не терял надежды, что смертные вернутся, заявят о своих правах, восстановят его и будут преследовать вампиров. Это так сильно разозлит Камиллу.

Через вестибюль к Магнусу поспешила молодая вампирша, цвета ее красно-зеленого платья чеонгсам[2] и крашеные хной волосы ярко выделялись в сером мраке.

— Тебе здесь не рады, маг! — сказала она.

— Разве? Ах, Боже мой, что за дружеская бестактность. Приношу свои извинения. Прежде чем я уйду, могу я кое о чем спросить? Что ты можешь мне рассказать о Луисе Карнштайне? — быстро спросил Магнус. — И детях, которых он приводил в отель и убивал?

Девушка отпрянула, как будто Магнус размахивал у нее перед лицом крестом.

— Он здесь гость, — низким голосом произнесла она. — И леди Камилла сказала нам выказывать ему честь. Мы не знали.

— Нет? — спросил Магнус, и недоверчивость окрасила его голос, как капля крови воду.

Конечно, вампиры в Нью-Йорке были осторожны. Человеческая кровь проливалась по минимуму, а любые «несчастные случаи» быстро заминались под носом у Сумеречных охотников. Хотя Магнус мог с легкостью поверить, что если у Камиллы и была причина угодить гостю, то она позволит ему скрыться с места преступления. Она сделает это так же легко, как обеспечила гостю роскошную обстановку: серебро, бархат и человеческие жизни.

И Магнус ни на секунду не поверил, что если Луис Карнштайн хоть раз принес домой сочные кусочки, взяв всю вину на себя, но будучи готовым поделиться кровью, то они не пировали. Он посмотрел на хрупкую девушку и задался вопросом, как много людей она убила.

— Ты бы предпочла, — очень нежно проговорил он, — чтобы я ушел и вернулся с нефилимом?

Нефилим — гроза всех чудовищ и тех, кто мог бы быть чудовищем. Магнус был уверен, что эта девушка могла бы быть чудовищем. Он знал, что и сам он мог бы быть чудовищем.

Но он знал и еще кое-что. Он не собирался оставлять парнишку в логове чудовища.

Глаза девушки расширились.

— Ты Магнус Бейн, — сказала она.

— Да, — ответил Магнус. Порой хорошо, что тебя узнают.

— Тела наверху. В голубой комнате. Ему нравится с ними играть… после.

Она вздрогнула и отошла с дороги, исчезнув в тени.

Магнус расправил плечи. Он предположил, что их разговор подслушивали, раз ему не был брошен вызов, и не появились другие вампиры, когда он поднимался по винтовой лестнице, ее золото и пурпур терялись под серым ковром, но форма оставалась нетронутой. Он поднимался все выше и выше к номерам, где, как ему было известно, вампирский клан Нью-Йорка развлекали своих уважаемых гостей.

Достаточно легко он нашел голубую комнату: она была самой большой и, наверно, самой роскошной из всех номеров отеля. Если бы это место по-прежнему было отелем в нормальном смысле этого слова, то гостям в этих кварталах пришлось бы понести значительные убытки. В потолке была пробита дыра. Сводчатый потолок был выкрашен в бледно-голубой, цвет яйца дрозда, нежно-голубой, каким по представлению художников должно быть летнее небо.

Настоящее летнее небо виднелось в дыре на потолке, неумолимо пылая белым, такое же безжалостное, как одолевающий Карнштайна голод, горящее так ярко, как факел в руках того, кто собирается встретиться лицом к лицу с чудовищем.

Магнус увидел по всему полу пыль, скопление которой не было простым результатом времени. Он увидел пыль и тела: сгорбленные, разбросанные в стороны как тряпичные куклы, растянувшиеся как раздавленные на полу и стенах пауки. В такой смерти не было никакого изящества.

Среди них были тела подростков, которые стремились к бесстрашной охоте на хищника, преследующего их улицы, которые невинно полагали, что добро восторжествует. Но были и другие тела, более старые и принадлежащие детям помладше. Детям, которых Луис Карнштайн похищал на улицах Рафаэля Сантьяго, убивал и удерживал.

Этих детей нельзя было спасти, подумал Магнус. В этой комнате не было ничего, кроме крови и смерти, эха страха, потери всякой возможности на спасение.

Луис Карнштайн был безумен. Такое иногда происходило с возрастом и с отдалением от человечества. Магнус видел, как такое случилось с другим магом тридцать лет назад.

Магнус надеялся, что если когда-нибудь он и сам вот так сойдет с ума, станет настолько безумным, что будет отравлять воздух вокруг себя и причинять боль всем, с кем соприкоснется, то рядом с ним будет тот, кто будет достаточно его любить, чтобы остановить. Убить его, если это понадобится.

Множество брызг и кровавые отпечатки рук украшали выцветшие голубые стены, а по полу растеклись темные лужи. Кровь принадлежала людям и вампирам: вампирская кровь была более глубокого красного цвета — красного, который всегда оставался красным, даже когда высыхал, красная навсегда. Магнус обошел пятна, но в одной луже человеческой крови увидел что-то сверкающее, практически утопившее последнюю надежду, но упрямо блестевшее, что привлекло его внимание.

Магнус остановился и вытащил из темной лужи блестящий предмет. Это был крестик, маленький и золотой, и он подумал, что, по крайней мере, мог его вернуть Гваделупе. Он положил его в карман.

Магнус сделал шаг вперед, потом еще один. Он не был уверен, что пол выдержит, но знал, что это всего лишь предлог. Ему не хотелось расхаживать среди смерти.

Но внезапно он понял, что должен это сделать.

Должен, потому что в дальнем углу комнаты, в глубокой тени, он услышал ужасные, жадные чавкающие звуки. Он увидел мальчика в руках вампира.

Магнус поднял руку и силой свое магии подбросил вампира в воздух и откинул к одной из испачканных кровью стен. Он услышал треск и увидел, что вампир сполз на пол. Долго лежать он не будет.

Бейн бросился через комнату, спотыкаясь о тела и поскальзываясь на крови, упал на колени рядом с мальчиком и взял его на руки. Он был молод, пятнадцать или шестнадцать лет, и он умирал.

Магией Магнус не мог вернуть в тело кровь, особенно в то, которое уже угасало из-за ее нехватки. Он прижимал одной рукой заваливающуюся темноволосую голову мальчика, глядел на его трепещущие веки и ждал, когда наступит момент, когда тот смог бы сосредоточиться. Момент, когда Магнус смог бы с ним попрощаться.

Мальчишка так и не посмотрел на него и не заговорил. Он вцепился в руку Магнуса. Но маг подумал, что парень потянулся рефлекторно, как мог бы ребенок, но продолжал утешать его, как только мог.

Мальчик вздохнул раз, два, три, а потом его хватка ослабла.

— Ты знаешь его имя? — грубо потребовал у него Магнус о вампире, который его убил. — Это был Рафаэль?