Смерть в овечьей шерсти

– Спасибо, я и отсюда чувствую. Не пойму, в чем дело. В этом тюке не должно быть шерсти с брюха. Она, конечно, попахивает, но не так же. – Он открыл порт-сигар: – Закуришь?

– Да, пожалуй, мистер Джозеф. Ну и запашок.

– Он и вправду идет изнутри. Наверно, они на прессе туда что-то закатали. Может, крысу.

– Хотите достать ее?

– Давай-ка вытащим оттуда шерсть. – Мистер Джозеф взглянул на свой чистенький костюм. – Ты в спецовке, вот и давай.

Кладовщик потянул за шерсть.

– Один момент, мистер Джозеф. Они его здорово набили. – И он пошел к стене.

Сэмми Джозеф протянул было руку к дыре, но потом передумал.

Кладовщик вернулся с железным крюком, которым подцепляют тюки. На правой руке у него была длинная рукавица. Запустив крюк в дыру, он стал вытягивать из тюка шерсть и тихонько присвистнул.

– В одном вы правы, сэр. Это и впрямь не мертвая шерсть.

Мистер Джозеф поднял с пола клок шерсти и, взглянув на него, бросил обратно. Отвернувшись, он вытер руку о тюк.

– Не нравится мне все это. Чертова вонь. Что с тобой, черт подери?

Кладовщик энергично и грязно выругался. Джозеф посмотрел на него. Рука в рукавице совсем исчезла внутри тюка. Кладовщик повернул голову. Джозеф увидел вытаращенные глаза и широко открытый рот.

– Я там чего-то нащупал.

– Крюком?

Кладовщик кивнул.

– Все, хватит с меня, – громко сказал он.

– Что случилось?

– Больше туда не полезу.

– Но почему, черт возьми?

– Это шерсть из Маунт-Мун.

– Знаю. Ну и что?

– Вы разве газет не читаете?

Сэмми Джозеф изменился в лице:

– Ты с ума сошел. Господи, да ты просто ненормальный.

– Три недели прошло, а ее так и не нашли. Я же был на войне. Теперь понял, что мне напоминает этот запах. Фландрию!

– Иди ты к черту, – решительно заявил мистер Джозеф. – Ты вообще где находишься? Что за концерт ты тут устраиваешь?

Кладовщик вытащил руку из тюка. К рукавице прилипли пряди шерсти. Резким движением он сдернул ее с руки, и она упала на пол – мокрая и бурая.

– Ты оставил крюк внутри.

– К… крюк.

– Достань его, Альф!

– …!

– Давай, давай. Да что с тобой? Сейчас же вытащи крюк.

Кладовщик с ненавистью посмотрел на Сэмми Джозефа. Отошедший лист железа загремел на крыше под напором ветра, наполнив все помещение зловещими звуками.

– Шевелись, – не унимался Сэмми Джозеф. – Это всего лишь крыса.

Кладовщик сунул голую руку в прореху и стал судорожно шуровать в шерсти. Упершись левой рукой в тюк, он наконец выдернул крюк и, как бы не веря своим глазам, показал Джозефу.

– Вот, глядите!

Предупреждающе махнув рукой, он бросил свою добычу к ногам закупщика. Обвившись вокруг крюка, на полу блестела золотистая прядь волос.

I. По дороге в Маунт-Мун

Май 1943 год

1

Из городка у подножия горного перевала выехала почтовая машина. Она медленно поднималась по круто уходящей вверх дороге, пока ее пассажирам не открылся вид на железную крышу паба, на крошечных, похожих на детские игрушки лошадок, привязанных к столбам веранды, на темные подвижные точки, которые на самом деле были овчарками, и на маленькую двуколку с автомобильными колесами, неторопливо удаляющуюся от поселка. За всем этим возвышались предгорья, прорезанные узкими ущельями и заросшие соснами, сбегавшими на широкую равнину, которая, казалось, медленно поднималась вместе с сидящими в машине.

По мере приближения к перевалу горы становились все внушительнее, хотя их вершины скрывала тяжелая пелена облаков, которые все ниже нависали над землей. Перевал, казалось, уходил в небеса. Заморосил дождь.

– Въезжаем в плохую погоду? – предположил сидевший впереди пассажир.

– Вернее, выезжаем из нее, – возразил водитель.

– Разве?

– А вы взгляните на небо, сэр.

Опустив стекло, пассажир высунулся из окна.

– Черным-черно, и тучи низкие, – сообщил он. – Но пахнет свежестью.

– Посмотрите вперед.

Пассажир послушно посмотрел на залитое дождем переднее стекло, но не увидел за ним ничего, что подтверждало бы правоту водителя, – лишь черные конусы гор, занавешенные тучами. Вершина перевала терялась в струях дождя. Дорога шла над ущельем, по дну которого мчался горный поток, но шум его сюда не доходил. Водитель переключил передачу, и двигатель, жалобно взвыв, заревел. В днище машины застучала щебенка.

– Ого! Вот мы и наверху! – оживился пассажир. – Боже, какая красота!

Вершины гор расступились. Над перевалом пронзительной голубизной сиял чистый квадрат неба, словно вдруг раздвинулся занавес. Тучи уплыли куда-то вниз, открыв глазам совершенно новый пейзаж.

Это было огромное плато, довольно высокое и окруженное горами в венцах из вечных снегов. На нем искрилось кружево рек, спускавшихся с ледников, и поблескивали три озера с необычной молочно-зеленой водой. Под ярким, как мантия паладина, небом простиралась золотисто-желтая голая равнина. Горы, лишенные леса, густо заросли гигантскими пучками травы. И только вдали виднелись куртины сосен и пирамидальных тополей, выдававшие присутствие одиноких ферм. Воздух был неправдоподобно чист и прозрачен, словно он только что излился из голубого небесного кубка.

Пассажир снова опустил стекло, все еще мокрое и слегка дымящееся на солнце. Он посмотрел назад. Завеса облаков, окончательно отступив, чуть виднелась за цепью гор.

– Мир в его первозданном виде, – произнес он.

Водитель протянул руку к отделению на приборной панели, где россыпью лежали сигареты. Его кожаное пальто противно пахло рыбьим жиром. Пассажир с нетерпением ждал момента, когда они окажутся в этом неизведанном мире, который пока лишь маячил вдали. Он взглянул на горы, полумесяцем обступившие плато.

– Где здесь находится Маунт-Мун? – спросил он.

Водитель махнул рукой куда-то влево:

– Они встретят вас у развилки.

Дорога бледной полоской пересекала плато, раздваиваясь у подножия гор. Пассажир заметил крохотный автомобиль, стоявший у развилки.

– Это, должно быть, машина мистера Лосса, – сообщил водитель.

Пассажир вспомнил о письме, лежавшем в его бумажнике. В памяти всплыли строчки: «…Ситуация становится похожей на русскую рулетку или, выражаясь менее фигурально, приобретает отчетливый криминальный характер… Мы здесь находимся в постоянном нервном напряжении. Казалось бы, со временем оно должно уйти, но нет… а ведь прошло уже больше года… Я не осмелился бы злоупотреблять вашим временем, если бы не абсурдное подозрение в шпионаже… Больше не желаю подвергаться этой изощренной пытке…» И угловатая нервная подпись: «Фабиан Лосс».

Машина съехала вниз и покатила по плато, поднимая клубы пыли. Сверкающие горные пики пронзали облака, казалось, доставая до самого неба. Но когда тучи наконец рассеялись, взору открылся самый величественный из них – сияющий пик Аоранги [1] . Пассажир был столь поглощен разворачивающейся картиной, что не следил за дорогой и не заметил, как машина подъехала к развилке. Дорожный знак с двумя расходящимися стрелками вернул его к действительности. Когда машина остановилась у столба, он увидел указатели: «Главная дорога – юг» и «Маунт-Мун».

Вокруг стрекотали кузнечики. Воздух был упоительно свеж. Из-за машины вышел высокий молодой человек в коричневой куртке и серых брюках.

– Мистер Аллейн? Я Фабиан Лосс.

Он забрал у водителя мешок с почтой. Тот уже начал выгружать багаж Аллейна и большую коробку с продуктами для Маунт-Мун. После чего почтовая машина отбыла в южном направлении в неизменном сопровождении пыли. А Аллейн с Лоссом отправились в Маунт-Мун.

2

– Какое счастье, что вы приехали, – заговорил Лосс после того, как они несколько минут ехали молча. – Надеюсь, я не слишком озадачил вас своими туманными намеками на шпионаж. Они основаны лишь на предположениях. Лично я считаю эту историю со шпио-нажем довольно нелепой и никогда в нее не верил. Прочтите, что я использовал ее как наживку.

– А кто-нибудь другой в нее верит?

– Дуглас Грейс – племянник моей усопшей тетушки. Он настаивает на ней с завидным упорством и хотел вас встретить, чтобы лоббировать эту идею, но, мне кажется, первым должен быть я. В конце концов, это я написал вам, а вовсе не Дуглас.

Дорога, по которой они ехали, представляла собой две колеи, разделенные полосой жесткой травы. Она вела к подножию восточных отрогов, плавно огибая их. Далеко на западе, где-то посередине плато, все еще была видна почтовая машина, вернее, комочек клубящейся пыли, двигающийся на юг.

– Не ожидал, что вы приедете, – произнес Фабиан Лосс.

– Не ожидали?

– Нет. Откровенно говоря, я про вас ничего не знал, пока Флосси мне не рассказала. Парадоксально, не так ли? Даже немного жутко. Вы ведь познакомились незадолго до того, как все случилось? Она вернулась с парламентских слушаний (вы ведь знаете – она была членом парламента) под впечатлением от встречи с вами и от всех тех слухов, которые ходили относительно вашей миссии у нас стране. «Разумеется, я умолчу о том, что тебе не положено знать, но не думай, что в нашей стране нет пятой колонны…» Мне кажется, она ждала, что ее посвятят в некие тайны, но, насколько я знаю, этого не произошло. Она приглашала вас в Маунт-Мун?

– Да. Очень любезно с ее стороны. Но к сожалению, в тот момент…

– Знаю-знаю. Более важные дела. Мы представляли вас в накладной бороде, рыскающим вокруг газовых колонок.

– В плане бороды вынужден вас разочаровать, – усмехнулся Аллейн.

– А как насчет газовых колонок? Флосси наверняка бы сказала, что любопытство – самое действенное оружие в арсенале пятой колонны. Знаете, она не была мне теткой по крови, – неожиданно заявил Фабиан. – Это ее муж, многострадальный Артур, был моим родным дядей. Он пережил ее всего на три месяца. Любопытно, правда? Несмотря на хронический эндокардит у дяди, Флосси при жизни не наносила большого ущерба его здоровью, но своей смертью его доконала. Надеюсь, вы не сочтете меня бессердечным.

– Интересно, а смерть миссис Рубрик огорчила только ее мужа?

– Не думаю, – ответил Фабиан, быстро взглянув на гостя. – Я, например, напускаю на себя весь этот цинизм, только для того, чтобы как-то справиться с потрясением. – Он некоторое время молчал, а потом заговорил на высокой ноте: – Если жену вашего родного дяди находят в тюке шерсти в спрессованном виде, смогли бы вы сохранить полнейшее самообладание? Хотя, вероятно, при вашей профессии это вполне возможно. – И добавил уже тише и скороговоркой, словно произносил что-то непристойное: – Мне пришлось ее опознавать.

– Не кажется ли вам, что сейчас самый подходящий момент, чтобы рассказать мне всю историю с самого начала? – предложил Аллейн.

– Да, я так и собирался. Прошу прощения. Своего рода затмение, когда человека воспринимаешь как какого-то всеведущего оракула, который не нуждается в информации. Что вам уже известно?

Аллейн, которому приходилось иметь дело с современной золотой молодежью, задумался: всегда ли данный ее образчик так развязен в речи и манерах? Он знал, что Фабиан Лосс воевал. Однако что заставило его приехать в Новую Зеландию и насколько в действительности он потрясен смертью своей родственницы?

– Я просто не хочу повторять то, что вы и так знаете, – объяснил Фабиан.

– Когда я решил приехать, то, естественно, ознакомился с делом. И я имел обстоятельную беседу с младшим инспектором Джексоном, который, как вам известно, ведет расследование, – сообщил Аллейн.

– Все, на что он способен, – отвернуться и зарыдать, – язвительно заметил Фабиан. – Он хотя бы показал вам свои протоколы?

– Я имел доступ ко всем материалам следствия.

– Мне вас искренне жаль. По сравнению с этими материалами даже мое изложение событий может считаться образцом логики.

– В любом случае давайте приступим к делу. Представьте, что я ничего не знаю.

Аллейн терпеливо ждал, пока Фабиан, ехавший со скоростью пятьдесят миль в час, зажжет сигарету, чиркнув спичкой о ветровое стекло, и тщательно погасит ее перед тем, как выбросить в сухую траву.

– Вечером в последний четверг января сорок второго года Флоренс Рубрик, а также Артур Рубрик, ее муж и мой родной дядя, Дуглас Грейс, ее родной племянник, мисс Теренс Линн, ее секретарша, Урсула Харм, ее подопечная, и я сидели у теннисной площадки в Маунт-Мун и обсуждали подробности предстоящего патриотического мероприятия, которое должно было состояться через десять дней в стригальне, – начал Фабиан, приняв вид человека, делящегося самыми дорогими воспоминаниями. – Помимо членства в парламенте, – пояснил Фабиан, – Флоренс была президентом местного комитета переподготовки военных, который сама и учредила, чтобы проповедовать, как вернуть доблестных солдат к мирной фермерской жизни. В программу мероприятия были включены чай, пиво, танцы и, разумеется, выступление Флосси. Предполагалось, что, взобравшись на пресс для шерсти, она три четверти часа будет распространяться на упомянутую тему. Поговорить наша Флосси любила, причем не испытывая ни малейшей жалости к своей аудитории. И тут она с ходу объявила, что пойдет в стригальню, дабы опробовать там свои голосовые связки. Мы уже изрядно устали и от нее, и от послеобеденной игры в теннис. К тому же было жарко и душно. Но Флосси, чтобы активизировать нашу умственную деятельность, в темпе провела нас через розарий, оранжерею и малинник. Мы, словно невольники, понуро следовали за ней. Во время этого променада на тетушке был длинный легкий жакет с двумя бриллиантовыми брошками в виде клипс. Когда мы наконец вернулись и нам позволили сесть, Флосси, разгоряченная прогулкой, освободилась от жакета, сбросив его на спинку шезлонга. Минут через двадцать, когда она снова решила в него облачиться, выяснилось, что одна из бриллиантовых клипс отсутствует. Дуглас, будь он неладен, обнаружил потерю, когда подавал тете жакет, и, как последний болван, немедленно развил бурную деятельность по мобилизации всех нас на поиски. Больше ее никто не видел. Еле живые, мы разбрелись по поместью. Мне достались грядки с кабачками. Флосси, поощряемая Дугласом, настаивала, чтобы мы прочесали каждый клочок земли. Сама же беспардонно заявила, что идет в стригальню репетировать речь, попросила ее не беспокоить и бодро зашагала по дорожке, обсаженной лавандой.

Замолчав, Фабиан искоса взглянул на Аллейна, глубоко затянулся сигаретой и уточнил:

– Разумеется, никто не видел ее живой, кроме убийцы. Бедняжку нашли через три недели на складе брать-ев Ривен в тюке шерсти из Маунт-Мун. Она исчезла как раз во время стрижки овец. Но вы, вероятно, и без меня это знаете.

– Вы действительно искали брошку?

Фабиан чуть замешкался с ответом.

– Без особого энтузиазма, конечно, но искал. Мы рыскали повсюду минут сорок пять. Когда уже почти стемнело, мой дядя нашел ее в клумбе с цинниями, которую он перед этим уже раз десять обшарил.

– А потом?

– Мы вернулись в дом. Все, кроме меня, от усталости опрокинули по стаканчику виски с содовой. Мне, к сожалению, пить нельзя. Урсула поспешила к стригальне, чтобы вручить застежку Флосси. Но там было темно и пусто, и она вернулась в дом. Тетушки не было ни в гостиной, ни в кабинете. Подойдя к спальне, Урсула увидела на двери табличку, которую Флосси вешала на ручку двери, когда не хотела, чтобы ее беспокоили.

В дверь не стучи, в том толку нет.

Услышишь громкий храп в ответ.