Полет орла

— Я думаю, — медленно произнес он, — имам теряет свою власть. Вероятно, года через два-три Шамилю придется признать свое поражение!

У барона загорелись глаза: он услышал то, что и надеялся услышать. Он сможет гордиться, передав слова лорда Этелстана наместнику, а через него — фельдмаршалу князю Барятинскому. Лорд Этелстан цинично подумал, что расплатился с послом за приятные ночи с его женой в Париже!

Барон снова посмотрел на часы.

— Простите, дорогой друг, но я не хочу заставлять нашего хозяина ждать. Вы же знаете, как он пунктуален!

— Да, конечно.

— Увидимся за обедом, — улыбнулся барон. — Убеди его светлость погостить у нас в Риме, — обратился он к жене. — Думаю, ему у нас понравится!

— Уверена, понравится! — ответила баронесса, бросив на лорда один из своих загадочных взглядов.

Муж поцеловал ей руку и вышел из комнаты. Он выглядел совсем дряхлым старцем рядом с молодой красавицей женой.

Когда дверь за ним закрылась, Кайрил протянула лорду руки.

— Видите, мой дорогой, барон действительно хотел вас видеть!

Это было сказано с таким озорным видом, что лорд невольно засмеялся.

— Почему вы подумали, что я усомнился в его приглашении?

— Я чувствовала — а вы прекрасно знаете, что мое чутье меня никогда не подводит, — что вы не хотели сегодня прийти ко мне. Вероятно, ваш юный принц отговорил вас. А может быть, вы полюбили кого-нибудь?

Ее голос прозвучал жалобно, и это тронуло Этелстана. Неужели Кайрил усомнилась в своем очаровании? Невероятно. Правда, женщины непредсказуемы, а Кайрил тем более. Он наклонился к ней, но она неожиданно встала и взяла его за руку.

— Пойдемте, я что-то вам покажу!

Когда они проходили через комнату, лорд ощутил тот самый экзотический аромат, который преследовал его в Париже, когда он был ее любовником. Этот неповторимый запах оставался с ним еще долго после того, как они расстались.

Баронесса открыла дверь, впустила его в комнату, и только тут он понял, что она привела его в свою спальню. Великолепная кровать с балдахином была увенчана короной Воронцовых, которую поддерживали золоченые купидоны. Лорд Этелстан услышал, как за ними захлопнулась дверь, и в следующий момент Кайрил была уже в его объятиях.

— О Дарси, Дарси! — воскликнула она. — Как я скучала по вас! Если бы вы только знали, как я скучала! Любите меня, как любили раньше! Любите и дайте мне поверить, что мы снова можем быть счастливы!

Лорд Этелстан машинально обнял ее, и она подняла к нему свое умоляющее лицо.

Отказать ей он не смог: их слишком многое связывало, на какой-то миг прошлое ожило в его памяти. Конечно, их отношения никогда не станут прежними, но можно хотя бы притвориться, попытаться раздуть почти потухший огонек в небольшое пламя.

Коснувшись ее губ, он привлек ее в свои объятия.

Через час лорд Этелстан вернулся в свои апартаменты. Обрадованный, что в гостиной никого нет, он позвонил и заказал бутылку шампанского. Когда принесли вино, он опустился в кресло и выпил один за другим несколько бокалов. Он все еще ощущал запах Кайрил, действовавший на него как наркотик.

Ее-то он, может быть, и сделал счастливой, но самому ему ясно, что нет ничего более безнадежного, чем возрождение теней прошлого. Живя в Индии, он часто сравнивал с Кайрил женщин, которые его окружали, но ни в одной из них не находил и малой толики ее красоты, страстности и обаяния.

«Мне тридцать пять лет. Пора остепениться и обзавестись наследником», — часто говорил он себе, думая о своих огромных владениях в Англии, о том, что рано или поздно он, разумеется, оставит дипломатическую службу и, поселившись в имении, будет принимать участие в делах графства и заседать в палате лордов. Но он не представлял себе, как будет жить в имении один.

Этелстан-Парк был слишком велик и внушителен; ему требовалась хозяйка, а сам лорд хотел иметь рядом женщину, которую полюбит, которая станет частью его самого, которой он будет гордиться, как матерью своих детей.

«Теперь уже слишком поздно!» — думал он, понимая, что в его возрасте невозможно жениться на девочке, только что покинувшей классную комнату.

А женщины постарше все замужем, и их мужья — снисходительные или ревнивые — непреодолимое препятствие для брака!

Казалось невероятным, но ни одну из многочисленных женщин, знакомых ему, лорд не мог представить себе в роли своей жены.

Он знал, что во многих знатных домах он был бы желанным гостем, ему бы оказывали различные знаки внимания, присылали приглашения на приемы и балы, но он не мог припомнить ни одной незамужней женщины, которую счел бы достойной сопровождать себя.

— Но ведь умереть холостяком смешно! — сказал он вслух и решил, что, вернувшись в Англию, он предпримет решительные шаги, чтобы покончить со своим холостяцким положением. Хозяйки лондонских салонов, разумеется, с удовольствием дадут ему совет. Но если уж и они не помогут, то он обратится к королеве, которая сама бесконечно счастлива с принцем-консортом и всем остальным желает такого же блаженства.

Но королева вышла замуж в двадцать один год!

«Ну что я стану делать с неоперившейся девчонкой, черт возьми?» — спрашивал себя лорд. Он содрогался при мысли, что ему придется взять в жены девушку голубой крови и стать для нее воспитателем, как это делали многие его друзья. Они жили в уединении в поместьях, производя ребенка за ребенком. Мужья забавлялись в Лондоне, содержали любовниц в нарядных виллах в Риджент-Парке, посещали веселые ночные заведения, которых становилось в Лондоне все больше и больше, так что столица Англии уже могла соперничать с Парижем.

«Необходимо что-то предпринимать, и незамедлительно!» — убеждал себя лорд Этелстан.

Эта мысль угнетала его, как и сознание невозможности вернуть из прошлого любовь к Кайрил.

Раньше он считал, что их взаимное влечение — нечто большее, чем просто физическое желание, что в их близости присутствует момент слияния душ, которого ищут все мужчины, да редко находят.

Но сегодня он понял, что волшебство их любви безвозвратно исчезло.

«Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу от жизни и от женщин?» — эти мучительные вопросы одолевали лорда.

Он встал с кресла и подошел к окну.

Солнце уже садилось, окруженное золотистым нимбом, освещая почти райскую красоту зеленой плодородной долины. Он поднял глаза к небу: прямо над ним, широко раскинув крылья, парил огромный орел. Гордый царь птиц, он был символом свободы, могущества и независимости. Он был выше этого мира со всеми его проблемами.

«Вот чего хочу я! — внезапно дошло до лорда. — Вот к чему я стремлюсь — лететь, как этот орел!» Внутренний голос тут же спросил: «Один?»

Лорд отвернулся от окна. Что толку стремиться к невозможному?!

Глава 5

Графиня Наталия в беспокойстве ходила по спальне.

Она не понимала почему, но при мысли о свидании лорда с баронессой ее начинал душить гнев. Австрийская красавица вызывала в ней острое чувство неприязни после ее грязных намеков относительно княгини Анны и других пленниц.

— Как она смеет думать, что мы приятно проводили время в плену у Шамиля? — кипела она. — Как она могла даже предположить, что приличная женщина захочет оказаться в объятиях дикого чеченца?

Однако она была достаточно умна, чтобы признать: есть женщины, которых даже возбуждает мысль о похищении сказочно прекрасным горцем!

«Лорд Этелстан может понять это», — подумала она, и ее мысли невольно переключились на английского дипломата.

Когда в Большом Ауле он отказался взять ее с собой в Константинополь, Наталия безумно рассердилась на него. Она никогда не думала о нем как о мужчине. Для нее это был человек, способный либо помешать, либо помочь ей осуществить план спасения брата. Когда он ей попробовал помешать, Наталия его возненавидела, сама удивляясь, что способна на такие сильные чувства. Когда же ее хитрость с переодеванием удалась, она испытала истинное удовольствие, наблюдая ярость Этелстана.

Однако во дворце наместника она услышала о лорде немало удивительного. Графиня почему-то считала его не более чем напыщенным англичанином, дворянином, занимающимся дипломатией по-дилетантски и добившимся своего положения только благодаря происхождению и хорошим манерам.

Но во дворце она услышала, с каким уважением все говорили о нем! Вряд ли это объяснялось одним желанием русских дружить с Великобританией.

Сам наместник очень тепло говорил о лорде Этелстане и искренне хвалил его. Человек, который объездил весь мир и всегда умел отстаивать интересы своей страны, который благодаря своему такту и обаянию не раз отводил угрозу войны между странами, — такой человек не мог оставить графиню равнодушной.

Она поймала себя на том, что стала относиться к нему иначе, и впервые заметила, как он красив. Бесспорно, это был самый привлекательный мужчина во всем дворце! Даже в Петербурге, где русские офицеры в блестящих мундирах пленяли сердца красавиц, вряд ли кому-нибудь удалось затмить этого человека. К тому же он значительно моложе, чем ей это вначале показалось. Поглощенная своим планом, она думала о нем как о человеке преклонных лет, не способном рисковать и получать удовольствие от приключений. Все оказалось не так, как она думала: лорд Этелстан и умен, и хорош собой, и пользуется уважением наместника. Кстати, о наместнике.

Немного пожив в Грузии, Наталия с удивлением отметила, что «пряклятого», как его называли мюриды, князя Воронцова здесь почитают героем и даже обожают. Это был крупный, под стать своему дворцу, мужчина, сдержанный, мужественный, верный своим убеждениям, воплотивший в себе лучшие черты своих благородных предков.

Высокомерный и сдержанный, князь, однако, отбрасывал всякую чопорность, когда говорил о лорде Этелстане.

И Наталия поняла почему. Наместника и английского дипломата связывало много общего.

Князь Воронцов получил образование в Англии. Его отец добровольно покинул Россию из-за натянутых отношений с царем Павлом I и много лет прожил в Лондоне. Нынешний князь был одним из веселых, беспутных молодых денди, окружавших принца-регента, впоследствии ставшего Георгом IV.

Вернувшись на родину, он служил царю сначала как военный, а позже получил пост губернатора Новороссии и Бессарабии. Здесь и обнаружились его блестящие администраторские способности, когда он, фактически на пустом месте, создал новую колонию. В Одессе он развил торговлю, построил гавани, больницы, училища, привел в порядок улицы и, наконец, пригласив английского архитектора, воздвиг в Алупке, на крымском берегу, один из самых потрясающих дворцов в мире.

Глядя на это чудесное творение из камня, возвышавшееся над морскими просторами, все убеждались, что за маской холодного человека скрывается неукротимый романтик и мечтатель. И лорд Этелстан как никто другой понимал эту особенность князя Воронцова.

Ах, этот лорд Этелстан! Наталия пыталась убедить себя, что это дерзко, но тем не менее невольно думала о том, чем он сейчас занимается в обществе ненавистной баронессы.

«Интересно, каков он в любви? — размышляла она. — Такой же натянутый и напыщенный или в нем под ледяной маской горит огонь, о существовании которого она не догадывалась до недавнего времени? Как ему может нравиться такая женщина?»

Наталия понимала, что несправедлива к ней. Баронесса, несомненно, красива. Она великолепно одета, о ней сплетничают, что куда бы ее ни забросила судьба, вокруг нее всегда целый рой поклонников любой национальности.

— Она распутная пустышка! — вслух произнесла Наталия, но ее слова прозвучали не совсем искренне.

На туалетном столике лежал кинжал, который она только что купила на базаре. Взяв его, графиня проверила остроту лезвия. Это оружие ей еще пригодится. Кинжал был искусно выполнен местными мастерами; рукоятку украшали кораллы и бирюза, которые, по восточному поверью, приносят счастье. Пусть же он принесет ей быструю и безболезненную смерть!

Она положила оружие и подошла к окну.

Наталия смотрела на зеленую, цветущую долину, и слезы наворачивались ей на глаза. Пройдет совсем немного времени, и ее заточат в четырех стенах гарема. Единственным зрелищем, которым она сможет наслаждаться через решетку, будут воды Босфора.

Казалось странным, что жизнь кончается, не успев начаться, но выбора у нее нет.

Сейчас ее отделяют многие мили как от родного дома близ Варшавы, так и от блистательного Петербурга.

Она выросла в Польше, где жили ее родители, получив в наследство от дальнего родственника небольшое имение. До недавнего времени она не понимала, как свободна и вольнолюбива Польша по сравнению с Россией.

Дворяне там жили в огромных имениях, окруженные роскошью, наслаждаясь беспечной жизнью; ездили верхом по равнинам на породистых лошадях и менее всего задумывались над тем, что находятся под игом России.

Варшава, с ее старинными домами, чудесными фонтанами и узкими улочками, считалась одной из самых очаровательных столиц Европы, и ее жители гордились своим городом. По сравнению с Петербургом Варшава была более европейской столицей. Прямая железная дорога связывала ее с Парижем. В Варшаве не было недостатка ни в модных магазинах, ни в первоклассных портнихах, в театрах шли пьесы французских и немецких драматургов.

Только покинув этот город, Наталия поняла, что ту свободу мыслей, которая царила в доме ее отца, в России она не найдет. Ее мать умерла, когда девочке было четырнадцать лет. Отец отличался редким умом, его окружали очень образованные люди, что не могло не отразиться самым благотворным образом на маленькой Наталии. Девочка получила широкое и разностороннее образование. Она легко и с удовольствием училась, опережая в науках многих своих сверстниц.

Смерть отца была для нее тяжелым ударом: Наталия очень любила его. Но теперь им с братом пришлось покинуть родной дом.

Царица, узнав об их несчастье, предложила сиротам перебраться из Варшавы в Петербург. Дмитрия приняла в свой дом прекрасная семья, в которой росли его сверстники. Он сразу же освоился и, несомненно, был бесконечно счастлив с людьми, которых почитал, как собственных родителей.

Наталия же поселилась в Зимнем дворце.

У царицы было двести фрейлин, и все они жили при дворе. Среди них было несколько новеньких, которые, как и Наталия, изучали круг своих обязанностей, прежде чем им позволят носить бриллиантовую монограмму фрейлины и длинный красный с золотом шлейф.

Первое, что поразило Наталию во дворце, была жара, от которой девушка, привыкшая к свежему воздуху польского имения, буквально задыхалась.

Другое, что неприятно ее поразило — и это было куда страшнее, — невозможность говорить то, что думаешь: это считалось нарушением придворного этикета.

Конечно, в Варшаве она слышала разговоры отца с друзьями о деспотизме царя, о том, что всякому, кто осмелится выступить против него, грозит Сибирь. Но она с трудом верила этому; ей казалось, что люди придумали эту страшную сказку, чтобы опорочить русских, завоевавших польские земли.

Оказавшись в Петербурге, она не могла не заметить контраста между неимоверной роскошью дворцов и оборванными, почти умирающими от голода людьми на улицах столицы.

Отец учил ее быть наблюдательной и не бояться критически оценивать увиденное. Наталия смотрела на Петербург не как юная, романтически настроенная девочка, а как умный наблюдатель.

Поначалу ее, конечно, ошеломили великолепные дворцы — зелено-белый Зимний, отражающийся в Фонтанке желтый Юсуповский и стоящий на набережной Невы красно-белый Воронцовский.

Голубые, розовые, сиреневые дворцы и особняки, слуги в которых были одеты в красочные, роскошные ливреи, напоминали своим видом декорации некоего спектакля.

И тут же — оборванные крепостные, которых хозяева могли пороть розгами и даже убить; стоящие на перекрестках женщины с детьми — испуганные, истощенные, протягивающие за милостыней худые руки.

С одной из фрейлин, девушкой чуть постарше, Наталия быстро подружилась. Елизавета — так звали новую подругу — была влюблена и, разумеется, нуждалась в наперснице. Наталия подошла для этой роли как никто другой.

Их комнаты располагались рядом, и часто ночами они сидели на постели и болтали.

Елизавета была влюблена в Илико Орбелиани, который признался ей в своих чувствах летом на пикнике. Почти ежедневно из кадетского корпуса тайком приходили письма. Елизавета была в восторге, но Наталии, привыкшей к общению со взрослыми серьезными мужчинами, письма Илико казались детскими и смешными. Но ее подруга была влюблена, для нее Илико являлся образцом совершенства.

На балах и приемах, которые устраивались во дворце почти каждую ночь, она искала только Илико, а если не находила, то считала этот вечер вычеркнутым из жизни.

Наталия не имела представления о любви, но интуитивно чувствовала: Елизавета и Илико слишком молоды и незрелы для женитьбы, хотя искренность их чувства не вызывала сомнений.

Ее удивляло, как мало знает Елизавета о домашнем хозяйстве и вообще о мире, существующем за пределами сверкающего огнями дворца. Имеет ли она понятие, спрашивала себя Наталия, что значит быть женой военного? Жить с ним в захолустных, лишенных всяческих удобств уголках России? Для нее Елизавета была хорошенькой девочкой, этакий мотылек, порхающий по танцевальным залам и ловящий мимолетные поцелуи среди оранжерейных орхидей.

Но как бы то ни было, молодые люди любили друг друга, и после окончания кадетского корпуса Илико собирался свататься. Но произошло несчастье. Царь, пребывая в очередной раз в скверном расположении духа, отправился инспектировать кадетов.

Вечером накануне проверки воспитанники изрядно выпили на шумной пирушке. Русские офицеры нередко позволяли себе подобные излишества, но Илико был очень молод и, в отличие от своих более опытных товарищей, сильно опьянел. Утром он не только опоздал на смотр, но и явился одетым не по форме!

Царь мог быть жестоким, грубым и неуравновешенным. В назидание остальным он сослал юношу в Сибирь.

Наталия с трудом могла поверить в случившееся. Царь показал себя жестоким деспотом не хуже любого восточного правителя. Утешая рыдающую Елизавету, она впервые испытывала незнакомый ужас перед жизнью, в которой происходят подобные случаи. До сих пор Сибирь казалась ей химерой, которой пугали преступников. Теперь она стала реальностью.

Елизавете непременно хотелось знать, какая участь ждет Илико в Сибири, и девушке рассказали, что заключенные работают на рудниках и приисках, в ужасных условиях, полураздетые и голодные, под охраной казаков, которые нередко пускают в ход плети. Заключенным запрещено разговаривать друг с другом, и они умирают медленной мучительной смертью.

После этих рассказов Наталия ловила себя на том, что ей невыносимо смотреть на сокровища, сделанные из драгоценных камней, добываемых в Сибири. Кто знает, каких страданий стоит великолепная ваза из ляпис-лазури? Сколько ударов казацкого кнута стоил сверкающий аметист, красующийся на белоснежной шейке петербургской красавицы? Ей хотелось идти по дворцу с закрытыми глазами, потому что всякий раз, смотря на ониксы и нефриты, розовые кварцы и голубую бирюзу, она видела не их красоту, а отчаяние людей, добывающих их.

Открыто интересоваться подробностями жизни Илико было опасно — в стране действовала тайная полиция. Об ужасном обращении, которому там подвергались беспомощные, несчастные узники, можно было говорить только шепотом. Даже самые высокопоставленные люди России понижали голоса и оглядывались через плечо. Вскоре Наталия обнаружила, что и сама заражена предательским страхом, который, как яд, просачивался во все слои русского общества.

Это было одной из причин, почему она с радостью приняла приглашение своей крестной, княгини Анны Чавчавадзе, пожить у нее в Грузии. Наталия решила взять с собой младшего брата Дмитрия. Хотя тот и был счастлив в новой семье, она считала, что и ему неплохо на время уехать из Петербурга, где сам воздух был отравлен. Грузины чувствовали себя гораздо свободнее и счастливее обитателей севера, их жизнь не омрачала тайная полиция, им не грозила Сибирь.

Княгиня Анна пригласила Наталию, чтобы та подружилась с ее племянницей Ниной, но девушке было скучно с юной княжной, занятой только своей внешностью и не интересовавшейся политическими событиями, волновавшими Наталию не меньше, чем других девочек — наряды.

Когда она жила в Петербурге, ей так не хватало отца, с которым она могла бы обсудить все увиденное и услышанное. Ложась спать, она всякий раз жалела об отсутствии собеседника, который мог объяснить ей, почему все творящиеся жестокости остаются безнаказанными. Не нашла она такого собеседника и в Большом Ауле. Там все думали только о своих страданиях, о недостатке воздуха, плохой одежде и ужасном холоде.