НАСТОЯЩАЯ СПАРТА

Культ Аполлона, принесенный дорийцами на Пелопоннес, надежно фиксируется как троянский. Даже сами стены Трои считались возведенными Аполлоном. Далее вглубь Азии этот культ прослеживается в ассиро-вавилонской цивилизации, а еще ранее - у хеттов, где один из богов именуется Апулунас. На древность культа указывает его символ - привратный кумир в виде суженного кверху столба. Лишь со временем дорийские греки начали снабжать столб антропоморфными (иногда - звероморфными) деталями - ступнями, кистями рук, изображением головы или лица.

МНОГОЛИКИЙ НАРОД

Антропологические черты жителей Спарты установить непросто. Легко впасть в ошибку, не замечая особенностей производства миниатюр, на которых черты человеческого лица искажаются - преувеличиваются глаза и нос. Однако имеются явные указания на полиэтничный состав населения Спарты.

Плоские изображения в профиль носаты, но достоверно отличаются от семитических - чаще всего нос и лоб образуют одну линию, при этом крылья носа выступают слабо и массивность носа невелика. Это общая черта спартанских, ассирийских, этрусских изображений. Логично предположить, что в данном случае мы имеем дело с «троянским» или «ассирийским» типом - основным для спартиатов и совпадающим с «каноническим» типом в сюжетах Троянской войны. Но за длительное время жизни бок о бок с носителями иных антропологических признаков, в различных слоях спартанского общества антропологические типы должны были частично смешаться. Это мы можем видеть по лицам куросов, которые не принадлежат к одному типу. Тем не менее, восточный тип сохранился в изобразительном искусстве в основном без изменений (прежде всего, в вазописи).

Среди спартанских изображений имеется тип лица, более гармоничный, чем почти карикатурный «семитский» и носатый «ассирийский». Подобные лица несколько скуласты и чем-то напоминают славянский тип.

На то, что мы имеем дело не с архаичными изображениями, а с произведениями, сделанными с натуры, указывают различные признаки - фигура бегуньи или усатое лицо спартанца, явно нарушающее традицию «безусос-ти», о которой известно из многих источников и т.д.

Уплощенные лица чаще всего встречаются в дедали-ческом стиле (по имени легердарного мастера Дедала), который схож для Спарты и для Этрурии. Можно предположить, что этот тип произошел из одного источника миграций или принадлежит племенам, соседствующим в микенскую эпоху.

Спартанские лица этого типа, в сравнении с этрусскими, имеют более узкий подбородок, но в целом столь же массивны. Массивные очертания лица часто встречаются у спартанских резчиков по кости, что может свидетельствовать о глубокой древности такого типа.

Столпообразные изображения из Этрурии и из Греции демонстрируют один и тот же просительный жест открытой ладонью. Вторая ладонь сжата в кулаке. Такие совпадения не могут считаться случайными и говорят об общем культурном (а возможно и религиозном) стереотипе. Мы снова вынуждены вместе с предположением об «экспортном» происхождении этого сходства считать

возможным и этническое родство. Возможный его источник - египетские сюжеты, в которых фараон в одной руке держал чашу, в ругой - посох.

Во множестве предметов мы видим теснейшую связь между Спартой и Этрурией. Добавим еще один пример - очевидно «каноническое» изображение Медузы Горгоны, повторенное и в других греческих предметах искусства.

Заметим на этрусском изображении «ассирийский» нос и бороду «клином» - стандартизированное изображение, очень часто встречающееся на греческих миниатюрах, и широко представленное в вазописи. «Нордические» лица, ставшие стандартом для афинской скульптуры несколько позднее, отражают, скорее всего, некий общегреческий идеал. Скульпторы, реагируя на массовый спрос, реализовали чаяния заказчиков именно в таких образах - отстраненных от архаичных изображений божеств и приближенных к чертам большинства афинян. Возможно, образцом стал дорийский тип лица, невольно противопоставленный «ассирийскому» типу спартиатов.

Изображения главнейшего божества спартанцев Артемиды Орфии носят черты явно различных антропологических групп. На представленных образцах одно лицо очевидно «среднегреческое», другое - с очевидными семитскими признаками. Заметим здесь же среди атрибутов змею - явный признак восточного культурного «транзита» с Востока.

Мы можем сравнить очертания лица одной из Орфий и «лысого сфинкса», убеждаясь, что имеем дело с устойчивой формой. Семитическое лицо явно отлично от прочих образов Орфии. Вероятно, каждая община заказывала мастерам свои изображения или мастера принадлежали к разным общинам.

К спартанским изображениям семитского типа прибавим аналогичное из этрусских росписей. Оно нетипично в сравнении с прочими изображенными в настенной живописи лицами, можно сказать, уникально. Что свидетельствует о присутствии семитского типа в населении Этрурии в малом, но все же ощутимом количестве.

Проследить происхождение семитического населения Спарты мы можем, сравнивая более совершенные образцы, отражающие антропологические черты в объеме.

Сходство изображений более чем очевидно - по способу изображения глаз, широким крыльям носа, архаической улыбке тонких губ.

В Лаконии, скорее всего, уплощенный и «семитский» тип лица сохранился со времен крито-микенской культуры. Исследователи отмечали, что золотые микенские маски делятся на два типа - «узкоглазый» и «лупоглазый». При низком качестве этих изделий и дополнительных подтверждающих фактов утверждать наверняка, что это отражает наличие двух общин (или двух династий), не следует. Но такое предположение имеет право на существование в качестве гипотезы.

Удивительны совпадения черт лица микенской «маски Агамемнона» с чертами значительно более поздних (как считается) и примитивных приалтайских каменных изваяний. Те же припухлые веки, прямой нос, завитые кверху усы и даже редкая бородка под нижней губой.

Исследование микенских черепов и реконструкции по ним облика доспартанского населения Пелопоннеса указывает на достаточно широкое распространение лиц с уплощенными чертами лица.

Из анализа изображений мы можем подтвердить гипотезу о том, что архаическая Спарта была многообщинным государством. Мы видим лица уплощенного типа с широкими скулами, лица ассирийского типа и лица семитического типа. Большинство изображений воинов и легендарных героев можно отнести к «ассирийцам» или «плосколицым», и лишь незначительная часть изображений (но с высокой степенью достоверности) относится к семитскому типу, который, возможно, вышел из Вавилона и появился в Греции через минойскую и крито-ми-кенскую культуры. Плосколицый тип, вероятно, связан с древними мигрантами с севера, от которых сохранился уплощенный скуластый тип лица. Он мог быть связан с микенской культурой и условно назван «ахейским». «Ассирийский» тип имеет восточное происхождение и присущ спартиатам - потомкам воинов-троянцев.

Классический период греческого искусства дал огромное количество изображений, которые демонстрировали умеренно-плоский тип лица с умеренным выступанием носа - гармонизированное усреднение «ассирийского» и «плосколицего» типов. Вряд ли можно вести речь о смешении типов. Скорее в данном случае возникает устоявшийся культурный стандарт красоты, приближенный к дорийскому типу. Не случайно греки считали особенно красивыми лица скифов, возможных потомков все тех же дорийцев. При этом видеть красоту скифского типа лица грекам не мешало отнесение скифов к варварам и презрение к их обычаям. Вероятнее всего, эстетический восторг вызывал царский тип (возможно, так называемые «царские скифы»), а не общая масса кочевого населения Причерноморья.

Изображения людей в древней культуре лишь отчасти повторяет облик населения, породившего эту культуру. Зачастую мастера пользуются образцами иной культуры и повторяют их в более или менее удачных копиях. Скорее всего, в Спарте повторялись ассирийские или микенские образцы - соответственно «носатые» и «плосколицые» (а отчасти - и семитские). Наличие в Спарте неспартанских образов обусловлено тем, что мастеровыми в тот период были периеки и илоты - местное население, этнически отличное от дорийцев и от спартиатов-троянцев. Дорийцы в дальнейшем стали натурой классического периода - по их подобию создавались скульптуры богов. А вот вазопись сохранила архаический тип спартиата, поскольку уплощение лица в миниатюрных образах лишало их выразительности.

ЭТРУСКИ РАСКРЫВАЮТ ТАЙНУ

Этрурия неоправданно исключена из Греческого мира и рассматривается историками обособленно. Хотя исследователи признают огромное влияние Эллады на искусство Этрурии и Южной Италии. Тем не менее, присутствие в Этрурии образцов греческого искусства рассматривается почти всегда как заимствование. Хронологические оценки и индивидуальные особенности искусства этрусков говорят о другом: Этрурия была неотъемлемой частью культурного ареала Восточного Средиземноморья. Скорее всего, не только играя собственную роль в его становлении и развитии, но также и будучи населенной народами, очень близкими к тем, которые населяли Элладу.

Примером общего применения священной символики служат свастики на ритуальных и бытовых сосудах. В Трое были найдены терракотовые шарики со свастиками. Свастика использовалась в Этрурии и Элладе архаичного периода.

На росписях ваз попадается даже такой вариант свастики, который до сегодняшнего дня распространен в Индии - свастика с точками в каждом квадранте. Заметим, что тут же присутствует возничий колесницы с теми же чертами, что и на этрусской бронзовой колеснице. Присутствие в сюжете еще и головы Медузы говорит о том, что возничий - конкретный персонаж с присущими ему особенностями. Щит со свастикой, скорее всего, принадлежит троянцу.

Поразительно сходство захоронений микенской культуры и этрусских захоронений - склеп в глубине холма с вымощенной дорогой между двух стен.

Мы приведем еще один пример связи Этрурии и Эллады, важный для дешифровки одной из загадок Спарты: мифологического сюжета, который относится к Ор-фии - верховной (а, скорее всего, и единственной) богине спартанского пантеона.

Один и тот же персонаж мы видим на живописных работах греков и этрусков. Этрусская роспись демонстрирует некую фигуру человека. Одни исследователи называют его «бегущий перс», другие-танцующий «человек в маске». Но на амфоре архаического периода присутствует тот же «перс», что и на этрусской фреске, отнесенной учеными к несколько более позднему периоду. Здесь эта фигура пристроена к конской «филейной части» и образует вместе с ней кентавра. Оба изображения подчеркивают один и тот же тип: длинная борода без усов, мощное телосложение, пританцовывающая поза.

Загадка «персо-кентавра» раскрывается на коринфской алебастровой вазе, где подобный персонаж определен как Бореад - один из сыновей бога северного ветра Борея. Та же длинная борода при отсутствии усов, то же мощное телосложение, та же динамичная поза. Но добавлены крылья специфически-архаической формы: закрученные на концах в спираль. Более поздние аттические изображения Борея и Бореадов имели уже другую форму крыльев, повторяющую крылья птицы.

Качество все трех изображений не позволяет говорить о заимствовании. Каждое произведение своеобразно, отмечено собственной динамикой. Можно сказать, что общий мифологический мотив в равной мере охватывает Элладу и Этрурию.

Борей связан с силами природы, что говорит об архаическом происхождении этого божества. Он изображается крылатым, длинноволосым, бородатым. Возможно, не всегда крылатым. Царство Борея - Фракия, холодная и темная страна. Миф о Борее повествует о похищении

им Орифии, дочери афинского царя Эрехфея. Орифия и Орфия - можно считать, что речь идет об одном и том же имени, об одном и том же персонаже, переселившимся из реальности в миф. Завоеватель с севера похитил царевну, и она вернулась на родину в образе крылатого божества.

Более известный исторический сюжет связан с похищением жены спартанского героя Менелая Еленой, увезенной за море троянцем Парисом. В судьбе Менелая повторяется мотив из истории Кадма - после изгнания из Микен женитьба на дочери спартанского царя, наследование трона после его смерти, скитания (8 лет по морю после Троянской войны). В судьбе Елены было также еще одно, менее известное похищение - в 12 лет ее похитил аттический герой Тесей. Причем прямо из храма Артемиды Орфии. Одна из версий мифа предполагает рождение в результате этого похищения Ифигении, которая становится жрицей Артемиды у тавров - также далеко от родины. Еще одна версия мифа о похищении Елены говорит о том, что она и вовсе не была похищена, а уехала в Египет. Не случайно именно в Египет долгие странствия занесли Менелая, где он «женился на египетской принцессе». Во множестве версий мифа о Елене присутствует мотив похищения и возвращения.

Аналог истории с участием Бореадов присутствует в сюжете, где ее возвращение после похищения Тесеем обеспечивается ее братьями - Кастором и Полидевком. Сами братья похищали своих невест в Мессении. Братья почитались спартанцами как сыновья Зевса и считались рожденными (вместе с Еленой) из яйца, поскольку их матери Леде Зевс явился в виде лебедя. «Крылатость» братьев и сестры в этом сюжете выглядит вполне возможной. Заметим, что все эти сюжеты могут быть связаны вовсе не с известной нам Спартой, а некоей древней родиной спартанцев. Вполне может быть связано с этим основание отдаленной греческой колонии Диаскуриада (ныне - Сухум).

На аттических вазах Борей и Бореады изображается с крыльями не только за спиной, но и на ногах. Те же признаки мы видим в этрусской настенной живописи, но при этом Боред превращается в демона, уносящего тело умершей в загробный мир, его крылья приобретают архаическую форму, а лицо лишается бороды. Архаическая форма крыльев у Бореадов на фреске говорит о том, что этрусский сюжет имеет более раннее происхождение. Диоскуры также связаны с царством мертвых, где они пребывают через день, разделив дар бессмертия пополам. Мы вправе видеть в этрусской фреске одну из версий сюжета о похищении Орифии. Также может быть замечена связь между Диоскурами и Орфией. Братья - боги рассвета и сумерек (момента их переселения из подземного царства на Олимп и обратно), Орфия также присутствует при смене дня и ночи.

Крылатые сандалии, которые мы видим у Бореадов, -атрибут более позднего античного божества - Гермеса-Меркурия. Имеющий общую мифологию бог Эллады и Этрурии в конце концов приобрел общий образ в античной скульптуре. Позднее Меркурий приобрел крылышки на лбу или крылатую шапку (вариант - шапку с прорезями для крыльев).

Орифия-Орфия в греческой мифологии, несмотря на происхождение из Афин, вовсе не стремится помогать своим единоплеменникам. Ее сыновья также не способствуют подвигам греческих героев. В мифе об аргонавтах Бореады враждебны греческому герою Гераклу.

За то, что они убедили аргонавтов не ждать Геракла, тот убил их. По другой версии мифа Бореады были убиты за то, что они победили Геракла в состязаниях в беге (пользуясь «крылатостью» своих ног). Диоскуры тоже присутствуют в мифе об аргонавтах, и также как участники экспедиции, которые, бывало, вступали с Гераклом в единоборство, но без трагических последствий.

Сыновья северного правителя, похитившего Орфию, не могли стать для Афин дружелюбными божествами. И сама Орифия (Орития) для греков оказалась недружественной: она вооружила царицу амазонок Пентесилею, которая в Троянской войне пришла на помощь Приаму. Победив многих врагов, Пентесилея была убита Ахиллом. Орифия признавалась греками одной из цариц амазонок, союзницей скифского царя.

Троянский мотив в истории с Бореадами более чем очевиден. Этот мотив продолжен в творчестве этрусков. Считается, что на саркофаге и на росписях гробницы изображены сцены убийства троянских пленников. При сем присутствуют божества. В первом случае - крылатые Бореады, которые в этрусской мифологии были связаны с какими-то неизвестными нам сюжетами. Во втором случае при казни присутствует крылатая богиня Ванф, связанная с загробным миром, которая явно сочувствует побежденным, и синелицый Харун (Харон), -этрусский демон смерти - с ярко выраженными семитическими чертами. Такое впечатление, что он ждет от Ванф сигнала, что жертву можно добить молотом, прекратив ее страдания, и забрать в царство мертвых.

На этрусских росписях гробниц присутствует ряд сюжетов, в которых греки сталкиваются с амазонками. Сочувствие художника скорее на стороне греков.

Суммируя два мифологических пласта, можем считать Орфию - богиней, отвечающей за переселение в загробный мир. Если у греков Аид - находится на крайнем западе (Геродот), то холодное и темное царство Борея тоже похоже на царство мертвых. Туда же попадает и Орфия. При этом она сочувственна к троянцам - предкам спартиатов, которым помогает через амазонок. Борей и Бореады также на стороне троянцев.

К этим сюжетам примыкает также образ греческой богини зари Эос (Авроры), которая, как и Орфия, крылата и также выступала на стороне троянцев. Сюжет с похищением здесь обращается: Эос похищает Титона -полюбившегося ей сына троянского царя Приама - и уносит его на край неба и земли, а потом испрашивает для него у Зевса бессмертия. Но вечной молодости он не обрел, а когда состарился, был превращен Зевсом в сверчка. Сын Эос и Титона - Мемнон, стал царем эфиопов, и во время войны пришел на помощь троянцам. Совершив много подвигов, он все-таки был убит копьем Ахилла.

Этрусские барельеф и этрусская фреска с образами крылатых божеств и сценами казни

По трудно объяснимым причинам колоссы в египетских Фивах, возведенные Аменхотепом III (ок. XIV столетия до н.э.), считаются древнегреческими историками изваяниями Мемнона. Возможно, вследствие удивительного явления: после повреждения (от землетрясения или акта вандализма ок. 27 г. до н.э.) один из колоссов наполовину рассыпался и на рассвете стал издавать протяжный звук. Эос оживляла своего сына на мгновение с первыми лучами солнца. После попытки реставрации римским императором Септимием Севером (конец 2 в.), который приказал вернуть осыпавшиеся блоки на место, явление прекратилось.

С египетским пантеоном просматривается также связь через богиню Исиду, крылатый образ которой неизменно присутствует на саркофагах фараонов.

Мифологический брат-близнец Артемиды - Аполлон связывается с египетским богом Гором. Гор и Аполлон соединяются в египетском образе сокола. Герой Троянской войны спартанец Менелай по одному из преданий женился на египетской царевне, забыв о прекрасной Елене. Может быть, правда, эта «царевна» и была Еленой, оказавшейся вовсе не в Трое. Или же Троя - это вовсе не город, раскопанный Шлиманом, а один из египетских городов.

ОТ СТРАНЫ К ГОСУДАРСТВУ

Завоевание спартиатами долины Эврота сопровождалось формированием сложной социальной иерархии. Вершину иерархии составляли немногочисленные граждане, живущие преимущественно в городе Спарта. Они проводили народное собрание, избирали властителей с различными полномочиями, смещали неудачливых царей. Они же составляли военное сословие - все дееспособные мужчины входили в состав войска, а военное воспитание начиналось с детского возраста. Ступенью ниже располагались свободные жители Лаконии - периеки («живущие вокруг»), не обладающие правами граждан. Еще ниже стояли илоты - местные жители, закрепленные за формально принадлежащими спартиатам земельными участками. Переход из одной группы в другую был практически невозможен.

С конца VIII века до н. э. Спарта переживает расцвет, который трудно объяснить, если отмести возможность восстановления некоей традиции. Спарта становится первым городом Эллады - городом поэзии и музыки, городом досуга и пышных праздников, обеспеченных трудом «податных сословий». Можно предположить, что все это - плод деятельности троянской знати, пронесшей через века свою традицию, а также результат возвращения богатств, некогда вывезенных из Трои.

Собственно дорийским был лишь праздник в честь Аполлона Карнейского, представлявший собой имитацию военных упражнений и жизни военного лагеря. Аполлон к тому времени уже стал антропоморфным богом, но его образ ассоциировался с овном и волком - скотоводческими атрибутами степи и лесто-сте-пи. В звероморфном пантеоне микенских греков имени Аполлона не было. В дорийской же диалекте имя этого бога звучало как Apellon - сходно с названием народного собрания apellia. В честь Аполлона дорийцы возводили колонны (гермы), увенчанные головой барана.

Спарта стала культурным центром всей Эллады. Здесь происходили состязания певцов и поэтов, создавались музыкальные школы, возникло хоровое искусство, развивалось искусство танца, шло интенсивное строительство, возводились выдающиеся архитектурные сооружения. В Спарту стекаются таланты и их поклонники. Спартанцы преуспевают также на Олимпийских играх. До середины VI века до н. э. Спарта - страна роскоши, муз и досуга.

Классическая Спарта возникает как государство в результате масштабного кризиса, в котором погибает прежняя роскошь и рождается Большой стиль. Прежние замашки завоевателей, почивающих на лаврах, Спарта оставляет другим государствам Эллады. Весь спартанский бомонд постепенно перемещается в Афины. А спартанцам не до праздников и досуга. Прекращается строительство, уплощается керамика, исчезают товары чужеземцев, почти полностью пропадает интерес к олимпийским подвигам. Главным делом Спарты становится война. Большой стиль складывается системой спартанского воспитания, образом поведения спартанского воина и спартанской системой власти.

Историки, легко зафиксировавшие эту перемену, контрастно разделившую раннюю и классическую Спарту, указывают лишь на одну причину перемен - на войны с Мессенией, которые считаются однозначно захватническими, хотя во множестве эпизодов можно проследить, что амбиции мессенцев были ничуть не слабее амбиций спартанцев.

Мессения - стана, во многом сходная с Лаконией. Те же горы, обрамляющие плодородную долину, тот же выход к морю. Ландшафт диктовал ту же социальную организацию, что и в Лаконии. Что же различало две страны настолько, чтобы превратить их в непримиримых антагонистов?

Можно предположить несколько причин противостояния - случайных и закономерных. Случайность в том, что из двух стран первенствовать, играть роль столицы могла лишь одна. Спарта оказалась несколько ближе к остальному эллинскому миру. Закономерное возвышение Спарты связано, как мы предположили, с сокровищами Трои. Полтора-два столетия эти сокровища обеспечивали Спарте роль центра Эллады. Но как только Спарта оказалась по соседству с зоной военных действий, богатства и богатеи перекочевали в другие города. Оставшимся в Спарте «капиталом» была племенная гордость и сложившаяся иерархия - социальный порядок, в котором аристократией являлся целый народ - спартиаты. «Бегство капиталов» требовало обеспечения социального порядка новыми источниками доходов.

Соседняя Мессения оказалась богатой провинцией, благоденствующей в тени своего могущественного соседа. Населена Мессения была одним из дорийских племен, доминирующих над остальными жителями страны точно так же, как спартиаты доминировали в Лаконии. Но периферийное положение не приносило мессенским дорийцам никакой славы, а переход от кочевого скотоводства к земледелию не был подкреплен смягчающими этот период условиями, которые имелись в Спарте. К тому же Мессения, по всей вероятности, приняла ахейскую знать, бежавшую из Лаконии. Именно поэтому Мессения не имела целостного управления, будучи разделенной на отдельные общины.

Население Мессении росло численно, а ахейская знать мечтала о реванше. Рано или поздно, ее племенные вожди должны были соблазниться сокровищами Спарты. Признание соседей врагами вполне соответствовало векам разделенного существования - две страны существенно разошлись по культуре и образу жизни.

Этнический кризис Спарты, сменивший ее облик, был наверняка связан с разложением элиты - большая ее часть почувствовала себя «гражданами мира» и легко сменила отечество, бежав в Афины. Другая часть, восстановила древние обычаи, произведя реформы, в дальнейшем приписанные великому реформатору Ли-кургу. Это спасло Спарту от покорения соседями и позволило образовать новый государственный порядок и новые источники доходов.

Не Спарта была источником войны, а война сформировала Спарту в том классическом облике, который мы знаем. В условиях опасности был создан совершенный государственный и военный механизм, успешно работавший еще три века. Источник опасности - Мессения -стал источником ресурсов, необходимых для поддержания этого механизма. Завоевание Мессении дало Спарте то, что теперь мы назвали бы «ресурсной базой». Дорийские греки в Мессении превратились в илотов и периеков, позволив аристократии Спарты укрепиться и создать более мощную армию.

Душещипательный рассказ о беззащитной и мирной Мессении противоречит фактам истории. Жестокость мессенцев по отношению к спартанцам была не меньшей, чем спартанцев в отношении мессенцев. Но жестокость приписывалась историками именно спартанцам - в порядке распределения ролей в сюжете, который должен быть подверстан под культурный стереотип современного европейского исследователя. Очевидно, из страха перед победоносной Спартой подобное распределение ролей имело место и в антиспартанской агитации Афин. Конкурирующие со Спартой Афины создавали свой политический миф, попрекая спартанцев тем, что видели у себя под носом, но не желали признавать как факт жизни собственного отечества - не меньшую жестокость своих собственных войн.

История Мессенских войн, излагаемая историками вслед за Павсанием, откровенно необъективна и представляет спартанцев сущими извергами. При этом описанные Павсанием события отделены от него шестью веками. Даже основной источник, которым пользовался Павсаний, - сочинения Мирона Приенского - вызывали у него самого большие сомнения в их правдивости и были откровенно антиспартанскими.

Двадцать лет первой Мессенской войны отмечены взаимными военными экспедициями спартанцев и мессенцев. Они грабили и разоряли территорию противника. При этом даже крупные сражения собирали с обеих сторон всего несколько сотен воинов. Штурмовать крепости спартанцы и мессенцы не умели, ограничиваясь лишь осадами, изматывающими обе стороны. О тяжести войны для спартанцев говорит легенда о том, что всех, уклонившихся от войны, спартанцы отдали в рабство, а родившихся в период войны детей назвали «парфени-ями» (сыновьями дев) и лишили права дележа земель Мессении после победы над ней. Позднее они как изгнанники создали спартанскую колонию в Таренте.

В результате войны Спарте отошла примыкающая к ее территории часть долины реки Памис с плодородными землями. Население этой территории получило статус, близкий к илотам и периекам. В этом исходе нет никакой избыточной жестокости, ничего необычного. Все эмоциональные оценки, повторяемые современными историками, наследуют политические интриги, отраженные в писаниях Павсания, а также призваны поправить историю с целью более успешных исторических аналогий с политическими режимами XX века. Политике нужен символизм, а историки оправдывают в глазах власти свои изыскания, поставляя символы в руки столь же недобросовестных политиков, оправдывающих свои деяния «исторической правдой».

Вторая Мессенская война, разразившаяся через полвека, с разной степенью интенсивности шла почти семьдесят лет. На стороне мессенцев выступали Аркадия и Аргос. Спартанцам пришлось оборонять свою родовую территорию. На грани катастрофы спартанцы впервые выстроились в фалангу. Поражения сменились победами, Аркадия и Аргос были нейтрализованы успешной дипломатией, и мессенцы снова отступили в горы и приморские области. Легенда о свирепости спартанцев разбивается об их неизменную практику - щадить врага, бегущего с поля боя.

Фаланга возникла, скорее всего, сама собой - из «мужских сообществ». Вынужденно на поле боя вышла элита спартанского общества, под напором врага ставшая плечом к плечу и дисциплинированная смертельной опасностью. Новая тактика, потом широко распространенная в других греческих государствах, быстро дала преимущество перед численно превосходящим, но неорганизованным и плохо обученным противником.

Ужас войны, страх перед возможным поражением кардинально изменил Спарту - элита окончательно отказалась от привилегий и стала частью сообщества равных - единого военного лагеря, всегда готового к войне и беспрерывно ведущего карательные операции в неспокойной Мессении.

Символизм исторической памяти затмевает реальные события и отвергает закономерности, более заметные при отсутствии запроса на осовременивание древности. Если не проводить сомнительных аналогий между историей и современностью, Спарта не будет выглядеть в качестве жестокого агрессора и оккупанта. Она будет эффективной аристократией или даже политией - системой государственного устройства, совмещающего монархические, аристократические и демократические черты. Действительно, страной правили цари (два одновременно- подобно римским консулам), геронты (совет старейшин) и народное собрание.

Процветание ранней Спарты могло смениться либо ее завоеванием, например Мессенией, либо мобилизацией. Спарта предпочла стать государством, преодолев свой племенной ландшафт и получив ресурсы для содержания такой власти, которая соединила спартиатов общим делом вне зависимости от достатка и социального положения. Этим делом стала война.

Спарта стала единственным территориальным государством в Элладе, распространив свою власть не только на ближайшие к своей столице земли. Прочие города-государства контролировали лишь незначительные территории, а избыточное население «сбрасывали» в колонии по всему Средиземноморью. И только война соединяла это пестрое сообщество в нестойкие коалиции. Рыхлые, скандальные демократии неизменно сменялись деспотиями и тираниями. Лишь Спарта устойчиво удерживала аристократический режим правления -скудный, аскетичный, но гордый своим суверенитетом и гражданской солидарностью.

Почему же Спарта не смогла объединить Элладу? Сказались, конечно же, внешние факторы. Но фундаментальной причиной было отсутствие имперских принципов - стратегии поглощения элиты противника и создания общегреческой аристократии. Спарта оставалась этнократией и пользовалась всеми преимуществами этого режима. Но этот же режим был ограничен в возможностях, в охвате человеческих ресурсов Эллады.

Война создала классическую Спарту, но война ее и погубила - как только Спарте была противопоставлена более многочисленная и столь же профессиональная армия. Технология «изготовления» спартанского солдата рано или поздно должна была перейти к другим сообществам. Тем не менее, этот процесс продолжался столетия. В конец концов спартанская «технология» оказалась в руках македонцев, а затем римлян - родственников спартиатов от троянского корня.

ТИП СПАРТАНСКОГО ГОСУДАРСТВА

О состоянии государства в Спарте можно судить только по свидетельствам сохранившихся античных письменных источников и по археологическим данным. Письменные источники касаются преимущественно классического периода Греции и имеют явно проафинский характер (Геродот, Фукидид). Именно в этот период Спарта заметно отличалась от других греческих государств. Археология может показать, было ли сословное деление, что представляли собой административные центры, какие отношения и взаимные влияния были между Спартой и другими государствами. При отсутствии историографических источников только так можно получить хоть какие-то представления об архаической Греции.

В троянский период Пелопоннес - центр микенской культуры с множеством городов с мощными укреплениями, огромными многоэтажными дворцами. В последующие «темные века» все это богатство заросло бурьяном и никого не интересовало. Это было время, не оставившее археологам ничего и не отраженное даже в легендах. Также как и огромные промежутки времени истории народов в самые разные периоды. Более чем скромные сельские общины влачили тяжкое существование в небольших сельских поселениях. Невыносимо медленно складывались первые признаки государственности - выделялись племенные вожди, «цари» незначительных поселений - городов, больше похожих на группы слившихся деревень.

Спарта возвысилась только потому, что несколько обогнала в этом процессе соседнюю Мессению. И, когда дело дошло до войны, сумела организовать войско и победить. Война и победа создали из разрозненных поселений спартиатов государство. Возможно, тому способствовало и сохранение троянского эпоса - памяти о героях, живших в этих местах.

Спарта так и осталась государством, не отмеченным каким-то главным культурно-административным центром. Уже в классические времена спартанцы гордо говорили, что им не нужны крепостные стены, потому что граждане Спарты лучше стен защищают свою родину. Спарта не имела собственно городского населения, скудность ее существования не позволяла содержать праздный охлос, как это было в других греческих городах-государствах. В Мегарах и Коринфе уже в VIII в. полис превратился в центр притяжения прилежащих территорий. Спарта не могла позволить себе праздности и состояла из сельских общин и военных лагерей.

Это многое объясняет в спартанской истории вообще. В ней государство и культура выражались в большей степени в отношениях людей, а не в предметах искусства. Всё достояние археологии - это преимущественно работа мастерских подчиненных и подконтрольных спартиатам других племен. Этого никак не могут понять те, кто пытается реконструировать политический строй Спарты, совершая одну и ту же ошибку: представляя Лаконию как страну, подобную многим прочим, где один и тот же народ занимает все ступени социальной лестницы.

Спарта так и осталась бы нищей греческой провинцией, если бы не победа над Мессенией. Мессения, несмотря на условия хозяйствования, почти аналогичные спартанским, не сформировалась как политическое единство. Это было рыхлое объединение сельских общин и крошечных полисов. И, тем не менее, за Мессенией до 736 года числились семь побед на Олимпийских играх. Это был непростой противник. Мессений правили дорийцы - гордецы не менее спартиатов.

В результате крайне тяжелой 1-й Мессенской войны (вторая половина 8 в. до н.э.) спартанцам не удалось покорить всю Мессению, довольствовавшись только ее восточной частью и побережьем. Лишь через столетие в результате 2-й Мессенской войны соседи полностью были подчинены Спарте. Приобретя «донора», Спарта получила возможность содержать постоянное войско, а победа пробудила культ героев и ритуал почитания воинов.

Позднее этот культ серьезным образом преобразовался военным порядком. Фаланге нужны были не столько герои, сколько солдаты. А фаланга была залогом победы. Плотный строй создавал решающее преимущество перед слабоорганизованной массой воинов, даже если в ней многие хотели выделиться как герои. Спарта от культа героев перешла к культу службы - прообразу гражданского самосознания, который имеет ценность до сегодняшнего дня.

Возникновение фаланги относится, скорее всего, к началу 7 в. до н.э. О значимости сословия гоплитов, составлявших ударную мощь фаланги, говорит огромное количество свинцовых фигурок-отливок гоплитов в во-тивных отложениях храма Афины Орфии.