Последнее начало

старорусский крутой настой.

С той ли, с этой ли стороны

ожидается дым-пожар,

иль не молишься ты за ны,

куренной монах Кудеяр?

Ярость века сгорит в огне,

ляжет копотью в полземли,

и поэтому снова не спится мне,

если рядом жгут корабли.

Надо же, вспомнилось! Ещё в детстве когда-то, можно сказать, в другой жизни Валлиса увлекалась сочинительством. А виновата во всём была бабушка, приучив девочку с детства к интуитивному чутью, которое и повлияло на сознание девочки в пользу сочинительства. А бабушка как счастлива была! Ведь песня про разбойника Кудеяра, ставшего монахом, была для бабушки чем-то светозарным. Ох, не понять нам стариков, да им тоже нас не понять. У каждого своя жизнь, свои заботы. Может быть, в этом и заложен принцип существования?

От посетивших не вовремя воспоминаний о тенетворческой молодости вернул её взволнованный громкий шёпот Макшерипа:

– Ребята, гляньте-ка!

Ему было удобнее просматривать окрестности, так как здоровяк возвышался сразу на две головы и первый заметил, как в центре плотины высветилась широкая мраморная лестница наверх. Но на самом верху к перилам был прилажен флагшток со слабо развевающимся вымпелом.

– Нас уже ждут, – отреагировала Валлиса. – Макшерип, ты влево. Ефрем, ты направо. По краям плотины два каменных пилона.

– Видим.

– Под каждым – ниша. По мешку туда, включить детонаторы и сваливать. Вправо и влево.

– А ты?

Машинально прозвучавший вопрос вызвал такой откровенный взгляд, что у Макшерипа волной прокатились по спине холодные мурашки. Троица, не сбавляя хода, разделилась на три части. Валлиса оставила за собой центр нападения и спокойно принялась подниматься наверх. Лестница заканчивалась наверху у такого же каменного пилона. Валлиса, поднявшись наверх, замешкалась перед входом на площадку. Она не знала, что её ожидает, и надо было дать хоть немного времени на бегство напарникам. Но ступив на площадку, Валлиса почувствовала пробегающие по жилам холодные струйки закипающей крови. Именно тогда ей стало понятно без объяснений, что значит выражение «горячий снег».

Так, это удар ниже пояса, как говорят мужики. Только бы успеть! А ей всего-то надо было вставить наперсный крест в отверстие на верхней части пилона и трижды повернуть по часовой стрелке. «Не успеть!» – пронеслось у неё в замерзающей на ходу голове. Ещё шаг! Какое солнце сейчас на юге! И как просто завладеть огромным счастьем – упасть раздетой под жаркие солнечные лучи! Крест, надо достать крест! Вот он! Надо было раньше снять его с шеи! Как бывает тепло у обычной деревенской печки! Память детства оставила это отогревающее состояние. Ещё шаг. Остался последний… почему рука так плохо вверх поднимается?! Ведь в том же детстве Валлиса полезла чинить электрическую розетку. Было тепло от короткого замыкания… вставить крест… даже жарко было… словно от взрыва шаровой молнии… когда же она взорвалась?..

Вдруг словно порыв ветра в крещенский мороз подхватил Валлису, но она успела в этот момент повернуть распятие по часовой стрелке в третий раз.

Ветер нёс её куда-то вниз. Ветер… почему у ветра такие сильные руки… как у Макшерипа… И тут прозвучал взрыв! Мулат скатился в подвернувшуюся канавку, подмяв под себя Валлису. Это её и спасло.

Но как выбирались они оттуда, девушка не помнила, а её напарники не вспоминали, будто ничего не было. Не было? Но ведь именно после этого на земле появились четырнадцать зон. Во что же вылилась их диверсия: конец света или начало новой жизни?

Глава 8

Образцы на лабораторном столе были отодвинуты в сторону, а центральное место занял целлофановый пакетик с замкнутым в его безвоздушном пространстве металлическим орудием убийства. Валлиса откинулась на спинку кресла. Необходимо было собраться. Во-первых, надо успеть исследовать «железку» до того, как шеф разберётся в первичных анкетных и пробных анализах. Значит, времени не больше пятнадцати минут. Но этого достаточно. Почему исследование надо было провести именно сейчас, немедленно – Валлиса не знала. Но точно знала – надо! Вероятно, виной всему была неумирающая женская интуиция. Во-вторых, пойманная девушка – первая из обитателей зон, с которыми все так мечтают познакомиться. Не отдавать же её шефу в безвозмездное пользование только из-за того, что он шеф. Обойдётся. И ещё одно: ум у Рады необыкновенный, чувственный и… и…

В общем, не очень-то хорошо будет, если Станислав Сигизмундович докопается до умственных способностей пациентки. Ну как ему взбредёт в голову сделать девушке пункцию мозга? С него станется. А она никакой не циклоп. И если всё-таки циклоп, то одна она стоит сотни, если не тысячи таких, как шеф. У него смысл жизни слишком прямолинеен: здесь – белое, а вот здесь – красное. И не может быть иначе!

Почему не может? Вполне вероятно, что он совсем скоро вспомнит и станет применять исторический постулат: шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх – считается побегом, стреляем без предупреждения?! С него станется! Значит? Значит, не рекомендуется его оставлять надолго наедине с девушкой. Правда там, в соседней лаборатории, ещё суетятся зачем-то двое санитаров, но, если придётся отвоёвывать девушку хотя бы только для своих лабораторных заключений, то чем они смогут помочь? Исключительное пушечное мясо.

Вернее, лабораторное. А… какая разница! Мясо – оно и в Африке мясо.

Приняв для себя окончательное решение, Валлиса принялась раздирать пакетик, в котором хранился инструмент убийства. Пластик уже привычно прилип к предмету, покрытому сгустками крови…

Надо же, совсем как кинжал! Девушка принялась протирать орудие убийства салфетками, смоченными спиртом, и скоро держала в руках настоящий кинжал с оригинальной красивой ручкой. Рукоять кинжальчика очень смахивала на застывшую картину в зеркале – будто зеркальная ручка отражала пляшущие языки пламени, а те так и застыли внутри, боясь нарушить кульминацию своей пляски. Четырёхгранное лезвие было покрыто какими-то пробегающими по клинку сине-белыми узорами, а две из граней настолько остры, что могут, наверное, разрубить не только дерево, но и броневой металлопластик.

Валлиса воровато оглянулась на дверь в соседнюю лабораторию, где глумился над сделанными ей анализами шеф, и попыталась кинжалом снять пластиковую стружку со стола. Тот безропотно подчинился.

– Надо же! – вслух сказала девушка. – Надо же! Режет, как булочку! После этого трудненько поверить, что стол выдерживал даже концентрированную азотную кислоту! От той лужицы совсем не осталось следа, а здесь?.. Неудивительно, что такой инструмент довёл неубиваемого Макшерипа до моментальной смерти.

Кстати, Станислав Сигизмундович высказывал предположение, что владеющие таким инструментом, умеющие его применять, не простые циклопы. Кто же они, нынешние жители зон? И все вооружены такими вот безделушками?

– Стоп! – снова произнесла Валлиса. – Где-то я его уже видела!

Рукоятка, изображающая застывшую пляску пламени, снова приковала её внимание.

– Откуда же? Ч-чёрт! – ругнулась девушка и кулачком ударила несколько раз себя по лбу. – А ведь где-то совсем недавно!

Память ещё никогда не подводила Валлису. Во всяком случае, так ей казалось. А сейчас уже не кажется. Но не оставившая хозяйку интуиция разгорелась снова и подсказала, что где-то в зоне была допущена непростительная ошибка. Память! Как она иногда подводит! Поневоле начинаешь завидовать разным там роботам или же компьютерам.

– Ч-чёрт! – ещё раз ругнулась она и ещё раз стукнула себя в лоб. – Надо же, как назло!

Потом взяла в руки кинжал и снова принялась рассматривать его уже более внимательно и скрупулезно. Всё же, как она не заметила торчащий из раны на шее Макшерипа этот уникальный инструмент убийства? А изменилось бы что-то тогда? И всё же, память, как она, подлая, неверна! Если не постараться вспомнить невспоминаемое прямо сейчас, то будет не просто поздно, а, скорее, невозвратимо. И память, устыдившись, вероятно, перед хозяйкой за свою безалаберность вдруг выдала момент обнаружения девушки-найдёныша.

Макшерип с усилием отдирает слабенькую, казалось бы, девушку от обломка скалы. С её руки срывается браслет, а из волос… Да! Это та самая заколка! В следующую секунду Валлиса схватила со стола четырёхгранный кинжал, подержала его в руках, как бы примеряя к руке, и решительно сделала несколько шагов в соседний кабинет. Но, взявшись за ручку двери, вдруг остановилась, опустила голову. Потом снова попыталась ударить себя в лоб, но, к счастью, вовремя одумалась, поскольку в руке остался зажат кинжал, и ничего не стоило поранить себя, тем более, что лезвие было необыкновенно острым.

– Расскажи мне, как всё же ты попала в зону? Ведь не можешь же ничего не помнить? – Валлиса собирала пробирки с анализами и нарушила повисшее молчание дежурным вопросом, который всё равно всплыл бы в беседах при разборке сделанного и даже без них.

– Вы очень много уделяете мне внимания, – Рада посмотрела на собеседницу открытым взглядом. – Я благодарна за это хотя бы потому, что встретила человека, понимающего меня. Но ответить честно на вопрос не могу. Сейчас не могу. Просто не хочу врать.

– А разве надо? – подняла бровь Валлиса.

– Нет, конечно. А вот вы видите сны?

– Причём здесь сны? – пожала Валлиса плечами. – Ну, допустим, вижу. Что с того?

– А то, – улыбнулась Рада и даже села на медицинской кушетке, предоставленной ей как личное ложе, подвернув под себя ноги и накинув сверху простыню. – Если вы во сне когда-нибудь, скажем, танцевали или летали, то поймёте.

– Ну, летала. А причём здесь это? – нахмурилась Валлиса, оглянулась на собеседницу и даже оставила на время свои разномастные пробирки.

– Притом, что я помню жизнь в зоне, будто бы приснившуюся во сне. Я там и танцевала, и летала, и грелась на солнце. А вы видели где-нибудь в зоне солнце? И не пробовали полетать в оке тайфуна? Вот видите! А у меня в памяти это сохранилось, как будто действительно всё происходило со мной. Откуда же тогда у меня браслет и эта заколка? – Рада ловко вытащила из причёски кинжал, тускло блеснувший под лампочками.

– А зачем они тебе? – непроизвольно спросила Валлиса. – Ну, браслет – понятно. Тем более, украшен красивыми камушками.

– Это изумруды и сапфиры.

– Даже так? – хмыкнула Валлиса. – Хорошо. Но зачем такая заколка? И заколка ли? Не хочешь ли сама себе в горло воткнуть? А может, заколоть кого-нибудь?..

– Точно! Он так и сказал! – перебила её Рада.

– Кто? Кто и что тебе сказал?!

– Мне приснился очень красивый мужчина, – принялась объяснять пациентка. – Он приходил во сне, учил танцевать, летать – всего не упомнишь. Но однажды он подарил мне этот браслет и заколку. Сказал, что меня посвятили в жрицы богини Ашторет и что всё время эти две вещи должны быть со мной. Потом я проснулась. Никакого мужчины рядом не было, а два этих украшения… вот они! И до сих пор я не знаю, что было, чего не было и чем сердце успокоится, но эти безделки мне нравятся.

– Безделки! – память наконец-то решилась преподнести воспоминание Валлисе в виде подарка. – Ничего себе – безделочка!

Девушка вернулась к столу, завернула кинжал в чистую салфетку и отправилась в соседнюю лабораторию. Там шеф всё ещё колдовал у стола над привезёнными ему медицинскими заключениями. Он часто отдувался, вытирал шею клетчатым синим платком, но был очень увлечён работой и не обратил на вошедшую никакого внимания.

Валлиса подошла к новой знакомой. Та всё так же лежала на операционной каталке, безучастно уставившись в потолок. Её, казалось, ничего не интересует. Хотя нет. Заметив Валлису, она улыбнулась и скосила глаза в её сторону. Под головой у неё не было подушечки, и волосы вольготно рассыпались по кушетке, обтянутой белой простынёй.

– Не соскучилась? – Валлиса попыталась придать голосу безразличие.

– Нет. Я вас ждала, – снова улыбнулась Рада.

– Слушай, – Валлиса снизила голос, чтобы до времени не отвлекать шефа от работы. – Ты мне ещё в зоне говорила, что нравятся цацки, подаренные сказочным принцем из сна. А где они? Браслет вижу, а оригинальную заколку для волос ты уже потеряла?

– Как потеряла?! – глаза у Рады даже округлились. – Ничего я не теряла. А она не у вас разве? Ведь Макшерип при вас же у меня забрал её, чтоб не мешалась, и сказал потом, что отдал вам на хранение.

– Когда это было? Что ты сочиняешь! – вскричала Валлиса.

– Как? Разве не отдавал? – растерянно пробормотала Рада. – Это было незадолго до нападения. Я точно помню. Вас удивили какие-то показатели моей крови, и вы, от всех отмахиваясь, помчались в соседний кабинет. Наверное, попробовать на вкус мою кровь? – Рада овладела собой настолько, что смогла ехидно ухмыльнуться. – Но Макшерип, погнался за вами, по-моему, отдавать вам заколку. Где она? Неужели не отдал?

Валлиса машинально развернула салфетку, обнажив лезвие, не замедлившее сверкнуть в свете неоновых глобулусов, будто приветствуя потерянную хозяйку.

– Да вот же она! – обрадовалась девушка. – Не потеряли, спасибо! Что ж вы меня разыгрывали? – Рада протянула руку к кинжалу, но Валлиса снова завернула его в салфетку:

– Сейчас не время. Да и не нужно это пока.

Она положила вещицу на операционный верстачок среди множества хирургических инструментов. Со стороны рабочего стола послышались шаги. Станислав Сигизмундович изволил заметить оживление в лаборатории с появлением помощницы и захотел присоединиться.

– Ну, так, – произнёс он своё дежурное вступление. – Я рад, Валлиса, что не ошибся. Дело сделано классно и со вкусом.

Он потряс в воздухе пачкой заключений. Потом, перелистав ещё раз результаты анализов, на мгновенье задумался, отчего скулы его заострились, а чуть выше ослепительно-белого воротничка рубашки задёргался кадык.

Валлиса с явным удивлением посмотрела на него, так как привыкла видеть начальника всегда всё знающим, имеющим ответ на любой вопрос, умеющим вырулить из любой ситуации. А тут. Тут происходило что-то явно дикое, нереальное. И не только необъяснимое поведение настораживало. Гораздо важнее было обратить внимание на то, что начальство к этой встрече нацепило другую одежду. Чёрный глухой френч был заменён смокингом, что представлялось на фоне лаборатории явлением невозможным. Станислав Сигизмундович почти никогда не одевался так даже на торжества, потому что считал все праздники бездарным изобретением лентяев. Однако всё так и было – одет по праздничному протоколу.

– Что вы так разволновались, Станислав Сигизмундович? – пожала плечами Валлиса. – Девушка с нами – вот она. Анализы, можно сказать, исключительные.

– Разволнуешься тут, – ответил он, распуская непривычно тугой галстук и расстёгивая верхнюю пуговицу на воротничке рубашки. – Как тут не волноваться, ежели кровь!

– Причём здесь кровь? – не поняла Валлиса. – И говорите, пожалуйста, потише. Наша пленница без наркоза и всё может услышать. Мы с ней тоже только что кровь вспоминали. Вы разве не обратили внимания, что я с ней разговариваю, а не с санитарами?

– Как без наркоза? Немедленно сделать! – он показал санитарам на медицинский верстак, подошёл к девушке, всё так же лежащей на каталке, посмотрел ей в глаза.

– Вы не против, дорогуша, если мы произведём сканирование вашего мозга? – Станислав Сигизмундович изобразил Раде что-то похожее на улыбку. – Это не больно, но чтобы исключить любые болезненные ощущения, а также соблюсти чистоту эксперимента, нужен наркоз.

– Я не против, – улыбнулась Рада.

– Может быть, я произнёс что-то смешное? – ворчливо осведомился Станислав Сигизмундович.

Рада отрицательно мотнула головкой, и он отошёл от каталки, тем более что санитары занялись исполнением приказа. Подойдя к Валлисе, шеф снова ослабил галстук, вероятно, эта часть мужской одежды его совсем не устраивала.

– Итак, на чём мы остановились? – пожевал губами Станислав Сигизмундович. – Ах, да, кровь. Кровь… кровь.

Он опять нервно дёрнул галстук. Валлисе захотелось избавить его от никому не нужной сейчас вещи, но она сдержалась.

– Дорогая Валлиса, вы много лет у нас работаете, а так ничего и не поняли? – Станислав Сигизмундович одарил коллегу доверительным взглядом. – Ведь кровь…

– Что я должна понять? – вопросом на вопрос ответила та.

– Как что? – Станислав Сигизмундович на минуту замолчал, потом внимательно, как умел только он один, снова взглянул на девушку. – Кровь, дорогая моя – это жизнь. Это власть! И борьба за власть начинается внутри тебя в твоей крови, а всё, что снаружи – простое передёргивание характерных личностей. Много было идиотов на свете, которые поклонялись золоту. Вспомните даже библейского Золотого тельца. Но лишь устаревшие злодеи нависали крючковатыми носами своими над потоками денег в так называемые «закрома». Поумнее те, кто пытался и пытается контролировать ток информации, но на их жалких телекомах могут быть только дозируемые Великим Архитектором данные, то есть создана неприступная недоступность. Вспомните древние сказки про вампиров. Это не сказки. Властвовать над потоками крови – вот наше воистину сердечное желание. Именно в этом потоке заключена вся информация и все сокровища мира. Именно в этом потоке заключена тайна бессмертия, за которой так долго гоняются люди. Только этот единственный поток течёт из прошлого в будущее, не встречая никого и ничего. И это будущее станет нашим. Запомни! Только потоки крови могут насытить или убить, могут дать жизнь, либо отнять её. Но никогда человек не станет властелином, не получив доступа в информационную мировую систему. А это опять же – неудержимые, неповторимые потоки крови.

Во время этой тирады лицо Станислава Сигизмундовича неузнаваемо исказилось: скулы и уши заострились, вытянулся нос, маленькие впалые глаза вдруг расширились. Поперечный, как у кошки, зрачок заиграл внутренними бледно-зелёными неоновыми бликами, а из уголков губ показались аккуратные кабаньи клыки.

Увидев это, Валлиса пошатнулась. Она могла, наверное, ожидать от шефа всё, что угодно, но э т о!..

– Вы… вы… вы трансмутировали, шеф…, – выдавила она.

– Я? Я!! – захохотал тот. – Нет, милочка, это моё истинное лицо. Именно это. Поняла теперь, что есть Истина? Валлиса отступила. Ей стало просто страшно. Выходит её начальник – андрогин? Девушку передёрнуло. Столько лет погибло под его неусыпным вниманием. Столько лет брошено коту под хвост. Зачем? Для кого? Выходит, жизнь потрачена не только зря, а ещё и под недремлющим оком – чтобы никак по-другому. Каждый, живущий на этой земле, должен катиться только по выбранной для него колее во времени и пространстве. Всё остальное либо отметается, либо уничтожается. Зачем же нужен этот накатанный, проторенный путь? Странный инкубатор получается: Творец бросил детей на произвол прямо посреди дороги. А детишки преспокойно играют себе с атомными, нейтринными и психотропными погремушками. Вот тут и спросит любой «подорожник»: Или! Или! Лама савахфани! [34] Вопрос логичный, с точки зрения человека. Но и ответ, конечно, последует на проходном человеческом сленге: …затем, хотя бы, что душа человеческая – Божественное начало – может развиться и возрастать только в физическом теле. Примерно, как костёр без дров не загорится, и не вспыхнут дрова без огня. Может быть, поэтому было сказано человеку: «Я есмь огонь внутри Себя, огонь служит Мне пищей, и в нём Моя жизнь».

Огонь, огонь. Это создание природы или же его создала природа? Вот ведь чёрт попутал: что было раньше – курица или яйца? Оказывается, не из глины создан человек, не из праха. Только из огня!

Трансмутация продолжалась, и перед девушкой стоял уже не человек, а существо, похожее на кошмарное видение из горячечного бреда. Белая рубашка и смокинг лопнули по спине, и наружу выполз пластинчатый хребет, растущий из позвоночника, круто забирающий загривок. Уши ещё больше вытянулись, стали похожи на ослиные. В талии Станислав Сигизмундович не раздался, но брюки под потолстевшими ляжками тоже порвались в лоскуты.

Человечья фигура на глазах превращалась в копию сатира и Минотавра вместе взятых. А может, он был их законным потомком? Давно в одной из детских сказок существовало животное Тяни-Толкай: существо виде козла с растущими головами по обе стороны туловища. Известно также, что в сказках очень мало выдумки. Может, это такой же Тяни-Толкай, только уроженец нынешних дней: всему своё время.

Станислав Сигизмундович, вернее то, что от него осталось, приблизился к операционному столу, на который уже успели переложить девушку санитары. Под общим наркозом она безмятежно спала, разметав по белому покрытию стола свои красивые чёрные кудри. Андрогин подошёл к ней и сдёрнул простыню. Обнажённое тело девушки казалось высеченным из цельного куска белого мрамора и чем-то напоминало античную статую, будто санитары незаметно подменили живую девушку на каменное изваяние. Трудно было поверить, что всего лишь несколько минут назад эта статуя Афродиты была живой девушкой. Но ведь она, как и Станислав Сигизмундович, не человек! Она жительница зоны, которой наплевать было на кислотные брызги, налетающие в порывах урагана, наплевать на кислородную маску… Но, может быть, именно сейчас общий наркоз подействовал на девушку слишком уж неожиданно. Ведь недаром издревле существует пословица: что полезно для чукчи, то для русского – смерть! Вот и с циклопкой тот же случай. Кто знает? А кто знает, циклопка ли она?

– Так! – андрогин положил волосатую лапу на маленькую грудь девушки. – Приступим.

Валлиса с похолодевшим от ужаса лицом наблюдала действо из другого конца операционной, где она опустилась на стул во время трансмутации андрогина, да так и осталась сидеть обессиленная, окаменевшая примерно до такой же степени, как возлежащая на столе её новая знакомая. Подруга? Самой Валлисе в это ещё не верилось, но чем-то Рада смогла покорить девушку. Что-то в её характере, в филомудрии было не от человека, не человеческое, а завораживающее, околдовывающее. Недаром же андрогин раскатал губы на знакомство с незнакомкой, то есть с кровью этой необыкновенной девушки. А может, пускай познакомится? Вдруг из этого что-нибудь да получится! Только стоит ли человека отдавать на растерзание вандалам? Пусть даже она не человек, пусть даже никогда они больше не встретятся, но добровольно и подобострастно соглашаться на кровавый пир? А почему пир? Почему кровавый? Вот недавнее происшествие в шестом бункере действительно было кровавым. Там на Раду тоже нападали. И воспользовались её же кинжалом! Как?! Ладно, всё это потом, не сейчас, не сию минуту. Какой-то внутренний голос будил сознание Валлисы, бился, как птица, в стеклянные стенки тела не находя выхода.

И всё же Валлиса очнулась. Смутно начала проясняться обстановка в операционной. Девушка, будто бы вынырнув из крещенской проруби, хватанула ртом воздух, захлебнулась и закашлялась. Но кашель вернул её к действительности. Окаменевший живой труп Рады всё ещё лежал на операционном столе, андрогин всё ещё держал лапу с кучерявыми чёрными волосами у неё на груди, всё ещё мутно-голодная слюна капала с его губ.

Значит, времени в «отключке» прошло совсем немного. Она поняла: надо что-то предпринять, иначе андрогин выпьет кровь, тогда вернуть к жизни девушку не сможет уже ни один волшебник.

– Станислав Сигизмундович, – услышала она собственный голос, как будто наблюдая себя со стороны. – А что скажет Великий Архитектор? Ведь вы не собираетесь воспользоваться этим телом без разрешения Совета?

Андрогин дёрнулся. С его клыков так же капала мутная вожделенная слюна, а волосатая лапа всё так же сжимала грудь девушки. Он, как и Валлиса, провёл в застывшем предобеденном состоянии несколько секунд, за которые его помощница смогла оправиться от бессознательного состояния. Дальше он медлить и не думал. А тут хария! [35] Которая должна на цыпочках перед начальством!.. должна пятки целовать!.. должна на пузе ползать!.. Андрогин выпрямился и посмотрел на Валлису мертвенным взглядом красных с кремнистым отблеском зрачков и зарычал.

– У-у-у, стерва. Из тебя вышла неплохая хария, но ты ведь не скажешь. Ты никому не скажешь?!

– Почему же? – усмехнулась Валлиса. – Тем более что санитары пока здесь. Не можем же мы лгать Великому Архитектору. Я знаю закон, знаю обязанности. И никогда не стану потакать вашим спазматическим вожделениям. Это не просто риск. Это значит, подставить голову под топор. А ради чего? Ради кого? Ради тебя, что ли? – Валлиса коварно перешла на пренебрежительное «ты», очень нелюбимое андрогином обращение, но употребляемое им же по отношению к подчинённым.

– Кушать захотелось? – разошлась Валлиса. – А рожа не треснет? Я сегодня же донесу о твоих проделках! И ничего ты мне не сделаешь. Просто не сумеешь!

Валлиса обладала заводным характером и безоглядно поверила, что сможет тут же заколоть проголодавшегося андрогина. Она даже безо всякой машинальности протянула руку к инструментальному столику, развернула салфетку, где лежало орудие убийства Макшерипа, и сжала в кулаке маленький тонкий стилет, снова сверкнувший под люминесцентным освещением своим четырёхгранным лезвием.

Андрогин опять зарычал. Глаза снова вспыхнули переливами разноцветных огоньков, и он стремительно вышел, почти выбежал из операционной, погромыхивая на ходу пластинчатым позвоночником, торчащим сквозь растерзанный смокинг.

Валлиса с трудом поднялась со стула. Надо было действовать, не теряя ни минуты, ни секунды, пока андрогин не передумал и не вернулся. Но где взять силы?

– Господи, помоги!.. – непроизвольно пискнула она.

Видимо, в этом женском призыве, просьбе, даже мольбе была какая-то дремлющая надежда на помощь другой – настоящей Великой Силы, которой никогда ни у кого не было, потому что из ничего не появляется НЕЧТО. Это закон природы, закон жизни. Валлиса не знала, но интуитивно верила: что невозможно человеку, возможно Богу. И надежда исполнилась из-за её веры в существование другой, настоящей силы. Она в мгновение ока почувствовала себя способной и готовой на великие дела, если такие ещё сохранились в этом подлунном мире.

– Эй! – окликнула девушка санитаров.

Те жались в другом углу. Видимо, трагикомическое зрелище трансмутации привело обоих в состояние, напоминавшее кому. Оба сидели рядышком, будто щенок и котёнок по имени «Гав» из мультика, и оба усердно боялись.

– Эй, – повторила Валлиса. – Вы оглохли?! Живо кладите пациентку на каталку и в лабораторию под колпак. Её срочно надо привести в чувство.

Санитары вяло, как загипнотизированные, подошли к столу, переложили обнажённое тело девушки на каталку и повезли в соседнее отделение, где тоже была операционная, только совсем иного типа.

Посреди залы прямо от пола начиналась огромная полусфера из прозрачного сверхпрочного сипетина. Внутри колпака можно было вызвать электрический разряд огромной силы, который стерилизовал даже воздух. Мощным пучком психонейронов можно было провести мгновенную атаку на неживой или не слишком живой организм, что возвращало к жизни совсем, казалось бы, непригодную биомассу. Это и надобно было Валлисе, потому как её подопечную необходимо срочно привести в человеческое состояние. Из лаборатории и вообще из этого паучьего гнездовища пора уносить ноги. Если не удрать сейчас – не убежать никогда.

Когда санитары установили каталку внутри колпака, она отпустила их – ребятам не мешало бы прийти в себя после перенесённых и неучтённых ужастиков – а сама села за пульт управления. Аппарат долго не активизировался, как будто специально решил довести девушку до крайности. Та не заставила себя долго упрашивать. С удовольствием опускаясь в эту самую крайность и «нетерпячку» пнула туфелькой агрегатное железо в не отполированный бок. Внутри снова раздалось поскрипывание, пощёлкивание, даже глухое ворчание умного железа. По экрану монитора забегали многострадальные монстровидные синусоиды, а сверху проявилась табличка с просьбой ввести публичный пинкод. Раньше агрегат был покладистым и послушным, откуда же так не вовремя появилось введение пароля?

– Проклятье! – в сердцах ругнулась девушка. – Ещё вчера здесь не было никакого кода! Кого тут черти заносили, кто копался в программе? Что делать, что делать?..

Она вскочила, опрокинув стул, и помчалась в подсобку, где ютился электронный катализатор – прибор тысячелетней давности и ненужности при современных безотказных приборах. Безотказных? А что свершилось только-только?

Безотказных… таким мог быть только этот старинный аквариум. Валлиса давно уже хотела расстаться с ним, но жалко было. Всё-таки в любой женщине живёт «берегиня». Какой-нибудь мужик давным-давно избавился бы от прибора и посвятил освободившееся место хотя бы под ненужные запчасти. Зачем ему старинный шкап? А вот девушке допотопный аппарат сейчас пригодился. Она, пыхтя, подкатила тележку с катализатором к центральному пульту, сорвала с него крышку и принялась прикреплять десятки тонких проводочков антикварного ящика к умным непослушным центральным блокам.

С горем пополам закончив эту рутинную работу, Валлиса снова включила пульт управления, но ничего нового не произошло. Экран всё так же просил включения публичного пинкода.

– Ах ты, собака страшная, – разразилась девушка в адрес постаревшего агрегата. – Тебя точно давно пора на помойку!

Угроза подействовала. Аппарат простужено чихнул и натужно заурчал, всем своим видом показывая, мол, нечего на меня орать, мол, застудился в тёмном предбаннике, но нет ничего неизлечимого.

Урчание привело к заразной болезни, перекинувшийся на центральный компьютер: электронный центр также послушно заурчал, потом чихнул и тут же выдал на экран все введённые кем-то коды, принялся сам врубать систему в рабочее состояние, в общем, очистил себя сам, чем порадовал девушку. Вскоре центр нападения на предмет нападения был готов к нападению без каких-либо проволочек.

– Вот так, собакин сын, – продолжила Валлиса собачью тему и принялась быстро набивать на клавиатуре программу психонейронного луча. Мгновенная вспышка сзади заставила Валлису непроизвольно вздрогнуть, но атака была произведена и, вероятно, неплохо, потому что сам центр был пока что доволен работой. Правда, что с него спрашивать, безмозглого?

Отойдя от пульта управления, девушка решительно направилась к колпаку. Ведь если что-нибудь опять не так, то внутри уже не замороженное наркозом тело, а остывающая от жизни биомасса. Но выбирать не приходилось. Сейчас, если Рада пришла в себя, надо было уходить из этого змеиного гнезда.

Времени на раздумья не было. Совсем не было. Что бывший шеф вернётся, Валлиса не сомневалась. Должен же он как-то отвоевать свой обед! Весь вопрос, сколько времени ему на сборы понадобится и какие силы он в помощь выберет? Во всяком случае, пусть будет то, что будет. Девушка подняла крышку входной камеры, нацепила на всякий случай респиратор и ступила в непогасшее ещё белое пятно. Нейронный свет никогда не улетучивался сразу, но пока центральный компьютер очистит внутренность колпака и приведёт её в нормальное состояние пройдёт время, которого у Валлисы нет уже ни единой капли, ни единой секунды.

Глава 9

Ратибор метался по своему сводчатому кабинету, перебирая и тут же отметая все возможные и невозможные планы спасения Рады. Девушка нуждалась в помощи, но обратиться было не к кому, тем более на вражьей территории. Ведь чувствовал он, что не стоит затевать такую опасную игру, тем более с андрогинами. Соблазнил его лукавый послушаться бабьих стонов. А теперь? Как теперь её спасать? Ратибор настроился на её биоволну, знал, где она, что с ней. Но как получилось, что андрогин распознал в девушке чужую? Этого не могло, и не должно было произойти. Однако произошло. Если с Радой что-нибудь случится, то один этот случай сможет подломить все основы народившейся новой жизни. Не спасёт увещевание самого себя, что обстоятельства-де такие, что всякое в жизни бывает… Не бывает! Не должно!

– На то мы и присланы в эту жизнь, что не должно! – громко сказал он, надеясь звуком голоса успокоить себя же. Правда, это ничуть не помогло. Мягкая шёлковая шерстка, покрывающая его тело, стала жёсткой, похожей на щетину или на кольца тонкой проволоки. Так всегда случалось в экстремальных ситуациях. Что, что делать?!

И вдруг в сознании, как занятная мозаика, стала складываться евангельская фраза: «Преклони ухо твое и слушай слова мудрых…» Да! Это то самое, что поможет. Не может не помочь! Он сразу успокоился, сел в глубокое дубовое кресло, закрыл глаза и расслабился.

Вначале ничего не происходило, но вскоре где-то далеко – в подсознании или за ним? или вообще из другого мира? – стала доноситься медленная тихая музыка, очень похожая на ту, которая сопровождала Приходящего. Звуки её росли, как росла энергия сознания. Ратибор, оставаясь на месте, мог уже спокойно скользить в подпространстве. Он и раньше совершал такие прогулки, только тогда они не были бездонными. А сейчас перед ним возникло ощутимое освещённое восходящим солнцем пространство, спокойное, голубое, ещё не совсем проснувшееся небо, не похожее на грозовой небосвод зоны, порхающие тут и там беззаботные пташки под залихватские трели одинокой, но очень высоко летающей птички. Остальные проносились много ниже, совсем рядом с оказавшимся в воздухе атлетом, как бы приглашая полетать в стае по их перелётным краям. Тёплый лёгкий порыв летнего ветра принёс с собой запах жасмина.

Внизу мелькали многоэтажные строения какого-то города. Вернее, атлет знал о существовании городов, он не единожды гулял там, но никак не предполагал грандиозного впечатления, производимого увиденным впервые городом с высоты птичьего полёта. Строения начали быстро расти, приближаться, будто Ратибор превратился в сокола и пикировал на столичную добычу. Впереди по курсу обозначилось многоэтажное здание, по проекту своему явно собиравшееся заткнуть за пояс все мировые башни, устремлённые в небо, не говоря уж о Вавилонской. Стеклянно-зеркальная поверхность билдинга напоминала подёрнутые бельмами глаза слепца, бредущего с посохом меж каменных своих собратьев в никому неизвестную страну. Рада там. Конечно, она там!

Но как проникнуть сквозь этот стеклянный барьер? Пока Ратибор размышлял над видениями, напрочь забыв, что всё это только лишь виртуальное зрелище, здание, казалось, само помчалось навстречу с ужасающей скоростью, вынырнув из пространства. Всё в мгновение ока стало реальным, ощутимым! Секунду – и он разобьётся о зеркальную глыбу! Ратибор ещё сильнее прижмурил свой единственный во лбу глаз.

Миг… и ничего не произошло.

Он оказался внутри здания. Длинный пустой коридор, украшенный светящимся потолком, был какой-то неживой и не напоминал о присутствии людей. Скорее всего, можно было подумать, что здесь жилище киборгов или метрических невидимок, потому как из стенки в стенку носились друг за дружкой тутошние шуликаны. Если есть домовята, значит, дом обитаемый.

Вдруг откуда-то издалёка донёсся дробот бегущих ног, хотя пол застелен был пушистым зелёным ковролином, имитирующим поляну. По коридору со всех ног бежали две девушки. И одна из них – он узнал! – была Рада! Рада! Наконец-то! Ратибор успел вовремя и что-нибудь придумает, на то он и мужчина. Только что это? За ними в глубине показалось какое-то мутно-грязное пятно. Оно катилось прямо по воздуху, как выпущенный из пращи камень, готовый сразить попавшегося на пути. За девушками нёсся сгусток энергии, напоминающий чёрное облако. Девушки проскочили мимо, даже сквозь стоявшего у стены коридора циклопа, ничего не почувствовав и не заметив набегу.

Дробный топот девичьих надеющихся на спасение ног уже раздавался откуда-то сзади, но впереди был летящий ком энергии. Надо его как-то остановить! Ратибор встал посреди коридора, преградив дорогу мутному шару, и открыл глаз. Облако не исчезло. Напротив. Оно материализовалось!

Материализовалось так же и окружающее пространство: длинный присутственный коридор с аляповатыми абстрактными стенами, светящимся потолком и полом, устеленным дорожкой в виде травянистого лужка под ногами принял физическую значимость. Даже запах присутственного места не замедлил ударить по обонянию циклопа.

На самом деле материализовалось не увиденное пространство, а сам Ратибор, но у него не было сейчас времени задумываться над перемещением в нуль пространстве, материализации и прочей чепухе. С материализацией пришла экстремальная ситуация: пространство дышало в лицо адреналином погони и неаппетитного запаха, опережающего погоню. Однако чёрное смрадное облако вдруг резко остановилось в нескольких метрах от атлета. Для необычной формы энергии возникновение чего-то не менее необычного на пути послужило как бы поводом к удивлению. Хотя вряд ли энергетическое существо имело понятие об удивлении.

Чёрное газообразие принялось принимать форму чего-то существенного. Вскоре оно превратилось в отвратительного вида косматое существо с выпирающими из нижней челюсти клыками и прыгающими разноцветными огоньками в кровавых глазах. Ратибор не ожидал увидеть ничего привлекательного, однако вид зверя привёл в замешательство даже его. В коридоре обозначились два поля, две энергии, не желающие уступать отвоёванное пространство, но не знающие, как избежать зубодробильной стычки.

– Уйди! – прохрипел андрогин, скребанув для внушительности воздух когтистой лапой. – Она моя!

Циклоп интуитивно понял, что андрогин остановился только потому, что почувствовал силу, превосходящую его физические возможности. Собственно, столкновение энергий уже произошло, но вряд ли можно назвать столкновением или битвой событие, когда противники боятся совершить первый неправильный шаг и выжидают, уступая приоритет нападения противнику. Неизвестно, долго ли ещё обе силы клубились одна перед другой, только Ратибор обнаружил, что сжимает в руке крест точь-в-точь такой же, как на стене пещеры, разве что поменьше размером. Одним прыжком он преодолел разделяющее его с противником расстояние и ткнул распятием в безобразное, кое-где поросшее редкой рыжей шерстью рыло. Чудовище взвизгнуло. Это был не простой визг, поскольку частично начал гаснуть потолок, и по коридорным стенам, словно по живой коже животного, пробежала дрожь. Звук захлёстывал ультразвуковыми волнами всё пространство, и от этого происходила моментальная коррозия материала.

Ратибор ещё раз поднял крест, и андрогин кинулся наутёк, вереща на бегу, но уже потише, как обиженный на жизнь поросёнок. В коридоре было пусто: ни звука, ни шороха не доносилось из-за многочисленных кожаных дверей, лишь по светящемуся потолку иногда пробегали искры электрических разрядов. Это выглядело довольно красиво, но Ратибору некогда было любоваться местными зарисовками электрических красот и осмысливать результаты победы. Да и победа ли это? Ведь никакого столкновения, по сути, и не было. Вполне возможно, что всё ещё впереди.

Он быстрыми шагами направился в ту сторону, куда убежали девушки. Коридор закончился тупиком возле лифтовой шахты, но, судя по всему, лифт не работал. Обойдя шахту, Ратибор обнаружил чёрный ход и, выйдя на площадку, услышал далеко внизу дробные каблучки. Девушки спасались, как могли, но здесь-то их настигнуть не составляло никакого труда, и если бы Ратибору не удалось утихомирить чудовище, беглянки давно были бы уже схвачены.

Вскоре он догнал девушек, и Рада, увидев, что страшный преследователь вдруг волшебным образом превратился в друга и защитника, без сил рухнула на ступени. Конечно же, слёзы, даже спазматические рыдания не заставили себя долго ждать и пролились вольготным тропическим ливнем из глаз, носа, даже рта в недавнем прошлом всегда во всём спокойной беглянки.

– Рада! Не время расслабляться!

Андрогин бежал по коридору, казалось, совсем не видя куда, натыкаясь на углы и обдирая стены превратившегося в лохмотья смокинга. Судя по всему, он рвался в свой кабинет. Неизвестно зачем, но рвался. Этаж, где была не одна экспериментальная и операционная лаборатории, был не очень-то посещаем. Но, спускаясь мутным смерчем по лестнице, он на одной из площадок наткнулся на вездесущих кабинетных кумушек, выходящих покурить и посудачить. Увидав пролетающий мимо шквал, они сначала ничего не поняли и чуть не подавились сигаретами. Но затем вслед андрогину донёсся сумасшедший визг, очень смахивающий на ультразвуковые штормы. Ему было наплевать на визг, на переполох, который, возникнув раз, мог разрастись до неведомых пределов. Да и что эти земные и человеческие переполохи значили и значат сейчас на спирали времени, окольцованной в свою очередь исторической рамкой, связывающей прошлое с будущим и бытие с абсолютной пустотой, где нет ни молекул материального мира, ни спирали времени, ни прошлого, ни будущего? Для нечеловека не интересно ничто человеческое.

Андрогин ворвался в свой кабинет и подскочил к стеклянному письменному столу, на котором мирно валялись дистанционные пульты управления, будто ждали возвращения хозяина. Станислав Сигизмундович вызвал на связь отдел специальной охраны и закричал что есть мочи:

– Стража! Стража! Немедленно подразделение на второй двор! Трое сбежавших. Убить всех! Всех! И трупы… трупы… трупы доставить на верхний этаж в лабораторию Икс-Пи…

На другом конце провода что-то промычали в ответ, то ли не поняв необычного приказа начальства, то ли наоборот, мигом кинулись выполнять стандартный отстрел неугодных, ведь служивыми в специальном отделе охраны были только киборги, для которых приказание не ставилось под сомнение, не осуждалось, не обдумывалось – просто выполнялось.

Только сейчас хозяин кабинета обратил внимание, что внутренний свет куда-то испарился, и вместо постоянного мягкого свечения вокруг клубились лиловато-красные сполохи, разрезающие густую темноту. Станислав Сигизмундович начал принимать постепенно свой человеческий облик, но это непредписанное отключение света насторожило его. Тем более, что метеокарта кабинета не могла перемещать пространство и переправить сюда кусочек ядовитой атмосферы из какой-нибудь зоны. Ожидая ещё чего-то необычного, андрогин нахмурился и повернулся к стене, на которой красовалась метеокарта.

Изображение никуда не улетучилось и также спешило сообщить о дождях, ураганах, снегопадах, бурях, землетрясениях во всём мире без исключения. Но изменения всё-таки были. Возле карты, в углу кабинета, появилось сооружение из обтёсанных камней, смахивающее, скорее, на скандинавский дольмен. [36]

За дольменом клубящаяся лилово-красная атмосфера была довольно густая, но сквозь неё проглядывали всё-таки три угольных пятна. Андрогин попятился, пока не упёрся спиной в противоположную стену.

– Неприветливо ты встречаешь нас, Аморуль, – раздался чей-то голос. Одно из непроницаемых пятен выдвинулось из-за дольмена и проплыло в середину кабинета. Станислав Сигизмундович, не окончательно ещё утративший образ андрогина, но и не совсем превратившийся в человека, стоял возле стены, как нашкодивший первоклассник перед завучем, застукавшим его за прохождением программы привыкания к сигаретам в школьном туалете.

– Ну-ну, расслабься, – усмехнулось пятно. – Видать, не очень-то ты нас ожидал здесь увидеть?

Вопрос задан был всё тем же ровным низким голосом, но Станислав Сигизмундович не успел ещё переварить и смириться с посещением непрошеных гостей, поэтому всё так же стоял возле стены, очень желая превратиться на время в её контрфорс. Он сразу понял, явилось высшее начальство, а высшим, как водится, подчиняются и в этом, и не в этом мире. Меж тем пятно в центре кабинета заструилось вертикальными потоками, стало превращаться в… Станислава Сигизмундовича, но в его бывшем человеческом обличии.

– Итак, – у нового хозяина кабинета произнесённое слово слетело с губ, будто плевок. – Итак, мы желаем узнать, чем это ты, Аморуль, увлёкся так в последнее время?

– Я?! Я ради славы Великого Архитектора! – принялся оправдываться андрогин. – Только ради него!

– Мы знаем, – кивнул пришелец. – Знаем, что твои люди колесили по зонам, рискуя собой, знаем, что они привезли оттуда не только кучу образцов. Знаем также, что ты, да ты, Аморуль, очень взволновался, прознав про удивительную кровь циклопки и решил её попробовать без нас. Без нас?

Вопрос прозвучал, словно выстрел, в блуждающем чёрно-лиловом пространстве кабинета.

– Без нас?! – снова прозвучал звуковой выстрел.

От них андрогин два раза дёрнулся, будто человек, поймавший в уши две пули или получивший два смертельных удара семихвостой плетью. Он даже непроизвольно выставил вперёд ладонь, пытаясь как бы защититься от звуковых ударов. А кто знает, что в этом мире всего больнее?

– Ты, Аморуль, – продолжал его двойник. – Ты послан был Великим Архитектором сюда первым, чтобы организовать нам встречу, организовать поклонение и почитание. Без этого не может случиться ничего, даже того, что должно случиться.

– Я, – взвизгнул Аморуль, – я сделал всё, что возможно, и всё как надо!

– А что надо? – переспросил пришелец. – Считаешь, что откушать неизведанной крови – это надо всем? Это надо Великому Архитектору? Это больше, чем надо? Или крови надо откушать сначала тебе, а уже потом Великому Архитектору, ежели что останется?

Двойник хозяина кабинета на сей раз не повышал голос, но его вопросы били андрогина также больно, будто выстрелы.

– Я знаю, знаю, – взмолился андрогин. – Знаю, что сразу должен был доложить о случившемся, но ведь даже среди людей известно, что победителей не судят. Я хотел использовать своё тело только как испытательный полигон на неизведанном доселе кровяном составе. Что бы я смог сделать даже при самом благоприятном исходе эксперимента? Ни-че-го. Ведь я же один из вас и нам с вами вместе предстоит битва с Адонаи. Как же мы пойдём на битву, если не сможем принять мир внутри нашего войска? И по случаю благоприятного исхода сразу стало бы известно, для чего существует в этом мире такая кровь, как её использовать, зачем она! Но, случись со мной нечто не совсем хорошее, никто за мои действия не отвечал бы. А непригодность крови циклопов стала б известна всем. Сейчас же мы до сих пор ничего не знаем. Но я снова готов пожертвовать собой, ради всех нас. Ради Великого Архитектора. Ради воскресения.

– Даже так? – опять усмехнулся его двойник. – Зря ты не очень-то обращал внимание на тех, с кем рядом пришлось жить, кто помогал тебе дело делать. А ведь один из них сказал, что «льстец – это ревнивый и завистливый ум, которому, по-видимому, доставляет удовольствие ваше возвышение, но которого на самом деле терзает ваше благосостояние». [37] Это сказано простым смертным, но сказано про тебя. Не находишь?

– Нет! Нет! – зашёлся андрогин истеричным воплем. – Что есть их жизнь и что наша? Как можно сопоставлять даже примерно человеческие взаимоотношения с нашими? Если бы мы жили человеческой жизнью, то лишены были бы бессмертия и лишены были бы близости к престолу.

– А сейчас не лишены? – двойник посмотрел в глаза Аморуля, и у того по шкуре пробежали обыкновенные человеческие мурашки. Это, вероятно, оттого, что неясно было, какая часть вопроса интересовала двойника больше.

– Ты был послан сюда и сначала справлялся со всеми задачами, возникающими и ещё не возникшими, – констатировал пришелец. – Но тут среди твоего окружения появился новый человек, – двойник провёл по воздуху рукой и в пространстве возник смутный образ. Вернее, это был ещё никакой не образ. Просто посреди кабинета начало материализовываться пространство в фигуру человека. Более того, в женскую фигуру. Через несколько секунд перед ними возник образ обнажённой Валлисы. Если андрогин и хотел что-то сказать, то слова застряли в его глотке. Он впервые видел перед собой Валлису без одежды. Вспомнился даже тот случай, когда на него свалилось неизвестно откуда чисто человеческое желание разорвать на девушке тонкую белую юбочку, едва прикрывающую загорелое тело. Тогда он почувствовал себя настоящим человеком, настоящим мужчиной и набросился бы на девушку, не будь перед ним другой, более весомой задачи.

– А зря! – вклинился его двойник в рухнувшее из прошлого воспоминание. – Зря не набросился на свою же харию, которую приблизил к себе, которая была послушной. Зачем приблизил? Ты – один из немногих, кто может и должен быть инкубом. [38] Один из немногих, перед кем была реальная возможность реализовать себя для «весомой задачи», для оплодотворения женщины, именно про это ты сейчас подумал. Не знаю, что можно увидеть, что вообразить под вывеской своего долга, но нет перед каждым из нас более весомой задачи, чем стать инкубом и оплодотворить женщину! Ведь сказано же, что истинный Машиах родится от женщины, но не от человека. А ты не человек! И ты один из немногих, кто мог бы это сделать.

– Стать отцом Машиаха? – поразился андрогин.

– Ты, оказывается, ещё очень недалёк умом, – заключил двойник Станислава Сигизмундовича. – Тебе выпала возможность выполнить свою задачу в человеческом мире. Неизвестно ещё, когда Антихрист придёт в этот мир. Может быть, он уже здесь, только даже нам неизвестен. А если нет? Если ты лишил нас наслаждения поклониться истинному владыке?

– Но я думал…

– Не всегда следует думать, когда надо действовать! – отрезал пришелец.

– Так Машиах ещё не пришёл? – решился уточнить андрогин.

– Об этом известно только ему самому, – пришелец сделал многозначительную паузу. – И его приход будет предвестником новой эры. Нашей эры! Для этого каждый из нас должен отдать все возможные силы, а тем более плодить нечеловеков, заполнять нелюдями этот мир, а в особенности Москву!

– Я готов исправиться! – взвизгнул Аморуль. – Я всё смогу! Валлиса сама очень хотела соблазнить меня.

– Эх ты, покоритель женщин, – усмехнулся двойник Станислава Сигизмундовича. – Дорога ложка к обеду, как говорят в твоём народе. Твоя хария убежала с циклопкой. Кто она и какая у неё кровь, мы и без тебя узнаем. Двойник Станислава Сигизмундовича махнул рукой, и два тёмных пятна, прятавшихся до этого за дольменом, мигом оказались с двух сторон от андрогина, схватили его под белы рученьки и кинули на каменную плиту миниатюрного дольмена, появившегося в углу, возле метеокарты. На ней вдруг все четырнадцать таинственных мест, четырнадцать язв на теле планеты, вспыхнули огненными бурями.

– Ого! – обратил на это внимание двойник. – Планета почуяла фисию! [39] Знать, и ей ничто человеческое не чуждо. Приступайте!

Двое подручных принялись привязывать андрогина за руки к плите дольмена, будто бы к жертвеннику. Жертва, почуяв смерть, принялась визжать, как недорезанный свинохряк, дёргаться, извиваться и попыталась даже укусить одно из рабочих черных пятен своими ещё не спрятанными клыками. Но укус не получился. Клыки андрогина впились будто бы в смолу, которая уже не давала раскрыться пасти. Поэтому весь предсмертный крик его превратился во внутренний рычащий хрип. Вскоре андрогин уже не мог даже пошевелиться, настолько сильно он был растянут по поверхности камня.

– Соусом немножко полейте и перчику, перчику! – осклабился двойник Станислава Сигизмундовича. Но нечеловеки не совсем понимали, что от них требуется. Возможно, человеческий язык им был вовсе неведом. И начальник отстал от них, вздохнув только:

– Ну, хоть бы насыпьте соль на рану, она ещё болит… ведь недолюбил, недострадал, бедняга…

Когда подручные закончили и убрались в свой угол, двойник Станислава Сигизмундовича, облачившийся уже в чёрный френч своего предшественника, встал спиной к алтарю, воздел руки к небу и принялся бормотать что-то нечеловеческое, непонятное. Да и понимать-то здесь было некому, потому что двое подручных вообще в этом не смыслили, а его предшественнику было сейчас не до этого. И ясно почему. Андрогин, распятый на плите, будто Андрей Первозванный, сообразил всё-таки: а как он сможет потерять жизнь, если любой андрогин бессмертен?

Предположений возникало множество. Могут разорвать на кусочки и раздать нищим, могут испепелить и развеять по воздуху, могут облить жидким металлом и превратить в памятник, могут, как джина, посадить в бутылку. Да много ещё способов казни можно придумать, но убить-то нельзя! Это просто не в их власти! И он останется жить, останется! А придёт время, разберётся со всеми полностью, особенно с этим… двойничком…

Спасительные, но не совсем уверенные мысли бродили в голове андрогина, пока его мучитель возносил пространству колдовские мантры с воздетыми к небу руками. Двойник Станислава Сигизмундовича так и оставался стоять спиной к дольмену, превратившемуся на этот раз в алтарь. Вдруг меж ним и жертвенником возникло ещё что-то. Это что-то было явно живым, потому что двигалось, но Аморуль никак не мог повернуть голову, чтобы рассмотреть как следует возникшее пятно. Мычать он давно уже перестал, только разжать клыков, будто бы склеенных смолой, так и не смог.

Явление пятна принесло с собой хоть и зыбкую, но надежду на спасение. А вдруг? Чего в жизни только не случается? Но пятно пока не думало его спасать. Оно шевелилось, извивалось между алтарём и двойником Станислава Сигизмундовича, но и только. Казалось, что пятно превратилось в женщину, одетую в белое платье, и она выполняет какой-то ритуальный танец под звучное чтение мантр. Наконец, пятно всё же сместилось чуточку в сторону, зависло над полом, будто в безвоздушном пространстве, и андрогин увидел… женщину. Да, это была действительно женщина, как показалось вначале.

Женщина в белом подвенечном платье! И была она так ослепительно прекрасна, от её фигуры доносились такие обворожительные сексуальные запахи, она так неудержимо влекла в свои объятия, что Валлиса рядом с ней выглядела бы просто мокрой курицей. О, как бы много дал Станислав Сигизмундович, чтобы получить возможность пообщаться с этой женщиной наедине! Уж тогда бы она родила от него будущего правителя земли русской и не одного!

Женщина в подвенечном платье приблизилась к нему воздушной танцующей походкой и приложила пальчик к капризным губам, заметив, что андрогин пытается что-то промычать. Потом провела нежной ладошкой по шерстяному телу андрогина, снова улыбнулась и кивнула ему.

– Твоё желание будет исполнено, – нежно прошептала невеста. – Я забираю тебя с собой. Извини, правда, что я явилась сюда без ритуальной косы, но она ведь нам не нужна, не так ли? На брачном ложе ты сожжешь сегодня сделать со мной всё, что захочешь или всё, что только сможешь придумать…

Девушка приподняла его голову на алтаре и впилась в губы страстным поцелуем. В это время звук мантры усилился, воздух в кабинете пришёл в движение, будто лопнуло окно, и потоки свежего воздуха перемешались с лилово-красными потоками четырнадцати зон. Всё в мгновение ока исчезло. Кабинет выглядел как всегда, лишь на живой метеокарте появилось облако взрыва в зоне, которая возникла в районе Аркаима, столицы государства Десяти городов.

Глава 10

– Вставай, девочка! Надо уходить! – наперебой тормошили Раду Ратибор и Валлиса.

Та очнулась и принялась оглядываться вокруг. Но когда сети сна отпустили сознание девушки, то из её глаз хлынули обильные безудержные потоки слёз.

Особенно впечатляюще слёзы беглянки подействовали на её новую подругу. Подругу? Да, конечно. Валлиса теперь уже не сомневалась в этом. Разве может рыдать плохой человек?! И разве способна была бы Рада на обыкновенные человеческие чувства, не будь она человеком? Конечно, всегда возникали в жизни, возникают и будут возникать тысячи вопросов, миллионы проблем, но что все эти проблемы перед мокрыми женскими глазами? Да, женскими! Да, человеческими! Уж в этом-то Валлиса была теперь уверена как никто и никогда. Она достала из кармана припрятанный стилет и протянула подруге. Расчёт оказался верным: слёзы почти сразу высохли, Рада воткнула заколку на место и уже высыхающей улыбкой поблагодарила девушку.

Наконец она окончательно собралась с силами, и вся троица выбежала во внутренний двор, где возле стены, как будто специально для них стояло несколько автомашин. Валлиса побежала было к довольно приличной тачке, но Ратибор на ходу одёрнул её:

– Куда? Ты соображаешь, что мы не на праздничную презентацию едем? За нами погоня будет. Это уж точно. Значит, по бездорожью. Значит, лучше всего вон тот «козёл». Тем более, у меня для джипов общий ключ зажигания имеется.

Прыгнув в первый попавшийся джип, беглецы рванули вдоль здания, вдоль высокого забора, но двор не имел ни ворот, ни дверей, ни даже какой-нибудь завалящей калитки, кроме выхода на чёрную лестницу, через которую наша троица попала в это закольцованное пространство. Джип набирал скорость, но никаких надежд на выездные пути не было.

– А машины как-то въезжают сюда? Не по воздух же их перетащили? – размышляла вслух Рада.

– По воздуху… по воздуху…, – пыталась вспомнить Валлиса. – Точно! Здесь где-то воздушный мост, но как его обнаружить?

Между тем из здания посыпались охранники в чёрной форме – гвардейское подразделение. Обученные и молчаливые, они выполняли команду, смысл которой, вероятно, был один: взять, но лучше неживыми.

– Всё! – взорвалась Валлиса. – Это киборги. Они дело знают. Не то что моя команда! Сейчас нас изрешетят начисто и порежут на бутербродные ломтики! – она с досадой ударила по приборной доске осёдланного джипа. Этот удар оказался как нельзя кстати: в панель управления был вмонтирован дистанционный пульт, выполняющий роль золотого ключика.

Тут же в центре двора появилась светящаяся дорожка, поднимавшаяся прямо от асфальтового покрытия на тридцатиметровую высоту и убегающая за забор, на свободу. Джип рванулся к этой полосе, по которой могла проехать только одна машина, но это не важно. Важно, что проехать всё-таки можно, и Валлиса вовсе не собиралась упускать такую возможность. Спохватившиеся биоэлектронные охранники открыли ураганный огонь по машине. Пули выбивали частую барабанную дробь по бронированным бортам, но особого вреда доставить уже не могли, так как джип нёсся по прозрачному мосту на предельной скорости и был уже довольно далеко от преследователей.

За стеной прозрачный энергетический мост выходил прямо в узкую улочку, и машина, сверкнув на прощание стоп-сигналом, вывалилась вниз, в город.

Площадь Трёх вокзалов ни в какое время года не засыпала. Наверное, засыпание и тишина были исключены в таких местах. Но, нырнув под окружную «железку» возле Казанского, джип чуть не врезался в переходящего, не опохмелённого с утра прохожего. Собственно, откуда ему было знать, что из-за угла вынырнет такая тачка, да ещё с потушенными фарами? Может, действительно по делу спешат, а, может, просто «братки» после загула отрываются.

Незадачливый прохожий, к счастью, отделался только лёгким испугом.

Привычно матюкнувшись, он, пошатываясь, отправился дальше. Машина по Русаковской вылетела к Сокольникам, повернув на красный влево к «Зениту», и дальше возле паркового забора мчаться никто не мешал. Улицы в этот утренний час были пустынны, и наши беглецы без особых проблем выбрались из города к Лосиноостровской зоне то ли отдыха, то ли заповедника. Но за рулём сидела Валлиса, и она знала куда ехать. За кольцевой, свернув уже на малоезжую бетонку, ведущую к зоне, они заметили, что со стороны Москвы небо темнеет, становится лилово-чёрным. Запад всегда оставался в темноте – это место ему от природы уготовано. Только джип, рвущийся прямо на восток, никто не собирался отпускать. Темнота вырываясь вперёд тремя мутно-серыми сгустками, устремилась за машиной, обволакивая пространство с боков и нависая сверху головой разъярённой кобры.

Ратибор с тревогой наблюдал за погоней. Зона была уже видна, и её темное бархатное небо приветливо мерцало звёздами на горизонте, но расстояние было слишком велико. Слишком. Серебристо-чёрная московская кобра нагонит беглецов много раньше, и спасения искать было негде. Стало ясно, что игра в догонялки будет короткой, что добраться до зоны и спрятаться под её родным покровом не поможет никто. Чёрная пелена настигнет и проглотит выбивающийся из сил джип вместе с угонщиками.

– Класс! – радостно воскликнула Рада.

Ратибор удивлённо покосился через плечо на сидящую сзади девушку.

– Класс! – повторила она. – Я никогда такого не видела!

Глаза у Рады хищно блестели, и на губах плясала радостная улыбка.

– Радоваться нечему, подруга, – Ратибор счёл нужным осадить взбудораженное состояние девушки. Сейчас эта дребедень догонит нас и слопает вместе с накопившимся дерьмом. Ты думаешь, тебе кто-то скажет спасибо? Вряд ли.

Его болтовня также неожиданно прервалась, как и возникла. Вдруг со стороны зоны взвилось в небо алое пламя. Огонь! Именно благодаря огню возник человек, природа да и вся жизнь. Один из ярких языков пламени, издалека похожий на огненного рыцаря с длинным полыхающим копьём, устремился навстречу мутно-чёрной волне, наплывающей со стороны города.

Чёрная кобра резко остановилась, откинула назад хищную голову, будто натолкнувшись на что-то неожиданное, а затем с воем устремилась навстречу огненному красному потоку. Обе силы сшиблись высоко в атмосфере, закрутились в одно красно-чёрное месиво и, казалось, рёв всех бурь, ураганов, грохот штормов, завывание ветров и шёпот тайфунов собрались здесь. Это было межгалактическое полотно вселенского баталиста, мгновенно изобразившего потрясающее столкновение, на дне которого беспомощно замерла металлическая букашка джипа, где, обхвативши головы руками, жались три ещё живые песчинки мироздания, охваченные паническим ужасом.

– О Боже! Армагеддон! – прокричал Ратибор, но его никто не услышал. Да это было попросту невозможно и ненужно.

Меж тем борьба разгоралась. В небе то и дело сверкали вспышки молний, то ослепительно белых, то лилово оранжевых. Тут и там в пространстве проносились огромные скальные глыбы, одна из которых врезалась в землю неподалеку от наших беглецов. Земная кора треснула, проглотив глыбу, а к небу взвился фонтан раскалённой лавы, который расплылся по небу и с огромной высоты рухнул на землю радужным пламенным дождём. Лаву также затягивало в красно-чёрный смерч, и она, раскалённая, шипящая, выбрасывалась в космос, в царство абсолютного холода, где капли её, мигом остыв и затвердев, устремлялись назад, в бурю, в неистовство, царящие в округе. А земля? Где она? Что можно было назвать землёй в этом пенистом урагане, где даже пыль оказывалась неземной хищницей, впивающейся в лицо, горло, глаза. Битва пыталась уничтожить всё попадающееся на пути. Но как внезапно она вспыхнула, так же внезапно и закончилась.

Не было ни красно-чёрного урагана, ни оживших скал, ни взбесившейся лавы, хотя поверхность планеты вокруг напоминала даже не пейзаж зоны: это было фантасмагорическое нагромождение хрустальных глыб с рассекающими их скальными породами, которые, в свою очередь, рассечены были во всех направлениях струями застывшего металла. Картина, достойная кисти величайшего абстракциониста! Но, глядя на возможные и невозможные переплетения линий, разглядывая проникновение неживых структур друг в друга, постепенно приходишь к выводу о неспособности человеческого ума создать этот космический хаос.

Беглецы выбрались из автомашины уже давно превратившуюся в груду оплавленного металла. Удивительно, что никто из троих не пострадал. И сейчас каждый старался кое-как привести себя в порядок. Ратибор посмотрел в сторону зоны. Её не было. Она исчезла вместе с незаметно промелькнувшим в сражении днём. Там, где раньше на горизонте мерцало ночное звёздное небо, плыли розовые вечерние облака, и над ними висел молодой месяц. Обычные сумерки обычного дня.

– А где же?..

– Уже нет, – тронула его за рукав Валлиса. – Уже ничего нет. Это была Последняя битва.

– Последняя? Так кто же победил? – не унимался Ратибор.

И вдруг, словно ответ на его слова, небо прочертила сверкающая алмазными искрами комета. Хвост её протянулся с востока на запад, укрывая этот мир своим тёплым ласковым светом, словно мать, укутывающая младенца.

– Вспомни, – снова обернулась к собеседнику девушка, – ведь в Благой Вести сказано: «Якоже бо молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие Сына Человеческого».

– И сказано там же, – прозвучал голос Рады. – «Ибо где будет труп, там соберутся орлы. И вдруг после скорби дней тех солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются». [40]

Пока она это говорила, утреннее солнце действительно стало гаснуть. На темневшем небе вспыхнул звёздный дождь и вперемежку со струями мрака хлынул на землю.

Валлиса и Ратибор смотрели на Раду, открыв рты. А та в этот миг показалась им обоим даже выросшей в мгновение ока на голову. Во всяком случае, она стояла, выпрямившись, обратившись лицом к востоку, видимо, Евангелие знала тоже хорошо. Но не было в этот момент явления Сына Человеческого верхом на облаке! Не было! Оказывается, не всё, что в Писании сказано, должно обязательно исполниться.

Рада, видимо, ждала предсказанного, но что-то в природе вещей сыграло по-другому. Она зарычала. Рёв девушки походил на львиный, когда тот раненный и яростный, готов лицом к лицу столкнуться с противником.

Валлиса испуганно схватила Ратибора за руку:

– Смотри!

Но того даже не надо было просить. Он стоял и никак не мог понять происходящего. А Рада вдруг выдернула кинжал-заколку из своих волос, протянула руку в сторону восхода солнца, и с конца кинжала на восток пространство прорезал тонкий огненный луч. Браслет в это время опять слетел с её руки, и Валлиса с Ратибором увидели на запястье сверкающие три шестёрки.

– Ничего себе – клеймо!

– Это он, Валлиса, – Ратибор старался перекричать грохот ветра, возникший вслед за рычанием Рады. – Это он!

Ратибор показывал рукой на Раду. Та, не обращая внимания ни на кого, полосовала кинжальным огненным лучом наплывающие с востока облака. Ни одно из них не уцелело: при соприкосновении с тонким энергетическим лучом облака взрывались, рассыпались тысячью капелек, превращающихся в утренний дождь.

– Конечно, он, – опять закричал Ратибор, – Антихрист!

– Конца надо?! – опять зарычала Рада. – Не будет вам конца! Силы небесные поколеблются предо мной! Я так хочу, и так будет! Это только начало!

Последнее начало!

Примечания

1

К. Маркс, Ф. Энгельс, соч., т.1, с.44.

2