На родимое поле Ничком упаду. Я теперь от него Никуда не уйду. За холмом шелестят Переплески зарниц, Надо мной косяки Улетающих, птиц. Я шепчу, улыбаясь: — До майского дня! Не курлычьте, С собой не маните меня! И в мечтах о весне Незаметно усну; И во сне обниму Ту страну-тишину. И пойму, Как надежно мне В этой стране. Как в кольчуге, Лежу в полевой тишине. СВЯТОЙ
Два года минуло, как Марья-свет… Но до сих пор поверить он не может. И что ни год — к себе все строже, строже. Без Марьи счастья и удачи нет. На людях Федор редко стал бывать — Шутник и балагур переменился нравом. У Федора в избе детей орава И согнутая в пояснице мать. Старуха по утрам ворчит с печи: — Тебя к Марии как приколдовали. Ушел в поля — и поминай как звали. А я тут с ребятнею, хоть кричи! — К детишкам надо молодуху взять, — Услужливо советуют соседки. Нашептывают семилетней Светке, Какую приглядеть сподручней мать. А Федору от доброхотов впору взвыть. Глядит угрюмо, но в ответ ни слова. Не понимают самого простого: Не может он Марию позабыть. Прошли года — И волосы как дым, Что над трубой сивеет спозаранку. На выданье любимица Светланка. Прозвали бабы Федора святым. ПРЕДОСЕННЕЕ
Застыли низины и взгорки, Печаль вековую храня. Закончились сроки уборки, Щетинится в поле стерня. Прислушались чутко осины, На цыпочки встала лоза, У елок сутулятся спины И спрятаны в гуще глаза. В чащобе осталась прохлада — И в полдень таится в тени, Как будто засела в засаду С ножом на погожие дни. И вдруг тишину потревожит Крикливых скворцов перелет. Морозец пройдется по коже И к сердцу надолго прильнет. ОСЕННИЙ МОТИВ
Не из тарелки взять с цветной каемочкой, Из углей выхватить, как сам огонь, — Картошку черную с хрустящей корочкой И покидать с ладони на ладонь. Напополам ее сломаю, угольну, Вдохну картофельный здоровый дух… За плугом хаживал — не родич увальню, — Один во полюшке пахал за двух. И до чего ж вкусна картошка осенью Под ясным куполом среди полей! Поля пронизаны сквозною просинью, А ветер к вечеру все злей и злей. Комбайны замерли, зарей умытые, Подняли хоботы и смотрят вдаль. Как перед праздником, душа открытая Вбирает тихую полей печаль. А в небе лебеди — как откровение, На солнце красное косяк плывет. И горько-сладостно, пусть на мгновение, От непонятного душа замрет. РОДИТЕЛЬСКАЯ ИЗБА
Изба избой, каких немало Стоит у пыльных большаков, Какие Русь наоставляла Еще от дедовских веков. И что мне, что в избушке этой О старых четырех углах? И все же незажившей метой Вдруг припечет, как на углях. Домой мы изредка писали И обещали каждый год Родителям: Нагрянем сами На августовский огород. Когда, случалось, приезжали: С дороги — в баню и к столу. И в рамках на стене дрожали Ребячьи грамоты в углу. А там опять — в ином просторе: Один моряк, Другой — пилот… На радость той избе иль горе, Благословившей нас в полет? ЗАКОН ПРЕДКОВ
Осенние поля текут со всех сторон — В раздумье окунает нас природа. У предков наших добрый был закон: Заботиться о продолженье рода. Мой дед Антон имел двенадцать душ, У деда Осипа семья поболе… Их не пугала ни мокреть, ни сушь, Ни ожиданье недорода в поле. Явился в мир Антонов сын Иван, У деда Осипа явилась Катерина… И снова длится древний род славян — В семье крестьянской поджидают сына. И вот я есть — Мужик, солдат, поэт. Дана мне власть над песней и оралом. В ответе я за весь подлунный свет. Но мне всегда чего-то не хватало. Мне боязно признаться: Я один. Совсем иное — братовей бы восемь! И сам хорош: Скучают дочь и сын. А на моем дворе бушует осень. Шумят дожди — Несут хлебам урон. В полях нехватка нужного народа… У предков наших добрый был закон: Заботиться о продолженье рода. ИВАНЫ РОССИИ
Сыну моему Ивану
В душе моей российские Иваны Как звезды в небе — Нету им числа: Оратаи, ваятели, смутьяны И мастера иного ремесла. Коль памятью не слаб — бери повыше: Иванов знаменитых знала Русь… Иван мой спит, Пожалуйста, потише! Но зашумите — я лишь усмехнусь. Ведь нам не привыкать, Нам, внукам дедов, Праправнукам и Невских, и Донских, Падения и взлеты — все изведав, Мы свято верим в сыновей своих. В сараи, Как в музеи, спрятав сохи, Мы честью пахаря, Как прежде, дорожим. И на заре космической эпохи Земная суть — Зерно обычной ржи. И пусть наш век, Как паруса тугие, Орбиты рвет, Ликуя и грозя. Хоть Русь теперь не та И мы другие, Но без Иванов нам — Никак нельзя. ![]()
НА КРУТЫХ ОРБИТАХ
«Я, кажется, еще не понял…»
Я, кажется, еще не понял, Зачем пришел на этот свет: На топоре обжечь ладони Или познать какой секрет? Уйти в раздумье, как в берлогу, С молвою не вступая в спор? И все ж найти свою дорогу Невзгодам всем наперекор? Иль жизнь несуетно простую Среди родных полей вести? Или, как жилу золотую, Любовь нежданно обрести? И за нее любую долю Принять, Как благостный покой? Иль замереть вот так от боли Над неожиданной строкой? ОГОНЬ
Порой придавит скукота: И я скорее мчусь из дома Попутной, к старикам знакомым, Где вечно топится плита. Присунусь зябко у огня — До косточек промерз в дороге. Мне обжигает жаром ноги — Покой вливается в меня. Как видно, это испокон: Цветет в крови огня живина, Из самой сердца середины Исходит облегченья стон. И час, и два сижу молчком, Дымит меж пальцев сигарета… Подкатит к сердцу теплый ком Да и растает без ответа. ПЕРЕД ОТПУСКОМ
Который год я лажусь ехать в дебри Калашниковской дорогой деревни. «Как постарел!..» — Приму соседок ахи, Раздам подарки — шали да рубахи. Как в детстве, посижу в кустах на речке, По-стариковски полежу на печке. Вспашу делянку дальнюю за брата — Здесь начинали вместе мы когда-то. Грачатами бежали за «фордзоном», Цены не зная майскому озону. С поклоном низким заявлюсь я к полю — Потери отдаются в сердце болью… Сулился нынче быть в родных болотах, Да, знать, опять мне помешает что-то. А по ночам Калашниково снится, Совсем бы мне туда переселиться. ПИСЬМО К ЗНАМЕНИТОМУ ПРИЯТЕЛЮ
Будем вместе веселиться — Ключик ты нашел к «частице» И открыл ее, как двери В старый бабушкин чулан. Я сначала не поверил, Думал — хвастает Иван. А сегодня на экране… Пригляделся: Точно — Ваня. Он в халате белоснежном И в перчатках, как хирург. Ты напомнил мне о прежнем Добротой спокойных рук. Родился Иван в рубашке, Со своей чудной замашкой. Забредем в горох к соседу — Тут, конечно, не зевай! А Иван начнет беседу, Словно мы попали в рай. Чуть чего — я ноги в руки И подальше от науки. Нас сосед учил крапивой — До сих пор зудит спина. Ты «удачлив» был на диво — Не моя, прости, вина. Встретил я того соседа, Про тебя завел беседу. Старый видел передачу — Сбил ты деда наповал: Говорит и чуть не плачет, На горох зеленый звал. ЧУДАК
Они встречаются не часто, Не чаще, чем в тайге женьшень. На мир глядят они глазасто, Всегда светлы, как майский день. Их называют простаками, И чудаками их зовут. Но кто они? Не знают сами. И вряд ли скоро их поймут. Чудак последнюю рубаху Отдаст, оставшись нагишом. Он вроде не подвержен страху, Ему и плохо — хорошо. Он перетерпит, перебьется, Перезимует как-нибудь. На дармовщину не упьется… Он, может быть, Всей жизни суть — Та самая, Что в чистом виде Явилась доброю звездой? Он никого-то не обидит, Восстанет сам перед бедой. Сидит смиренно у калитки — Ему под солнцем благодать. Обобранный, считай, до нитки, Глядит: чего еще отдать? И рано ль, поздно ли Пройдоха Заявится, ну как на грех, И оберет его до вздоха. И все ж чудак — Богаче всех. «Сосед с рожденья никому не верит…»
Сосед с рожденья никому не верит, В самом рожденье он узрел обман. На сон грядущий запирает двери. Как двери, запирает и карман. Который год мы дружбу не наладим. В любых делах, За что бы ни взялись, Он в выгоде, А я всегда внакладе — У нас вот так-то счеты завелись. Красуются березы над прудами, Сердца людские трогают до слез. Не долго думая, Сосед дровами Решил обзавестись за счет берез. Топор занес. Я цоп его за руку — Тут было вволю дыма и огня… Спасибо дому: Взяли на поруку Как хулигана злостного меня. Известно всем: Соседские амбары Трещат по швам от всякого добра. А вдруг что надо — малый или старый Бегут ко мне, Ко мне бегут с утра. Уж знают — У меня-то без отказа. Отдать не брать — на это я мастак. И тут сосед нашелся: — Для показа Он бескорыстный этакий простак. ПРЕНЕБРЕГИ
Мудрец сказал: — Пренебреги! — И перст воздел над головою. И я подумал: Что со мною? Вернусь-ка на своя круги. С тех пор я многим пренебрег, Что ежечасно донимало: Забыл, что ты во зле сказала, Хотя досель забыть не мог. Не огорчил меня навет, Что на меня возвел коллега. Я босиком иду по снегу, Но у меня простуды нет. Я не ответил на хулу, Впервые не заметил мести, Не отворяю двери лести, Взашей, Взашей, гоню хвалу. Умей ненужным пренебречь, На мир взирай великодушно — И он у ног твоих послушно, Как добрый пес, захочет лечь. Мудрец-то прав: Пренебреги!.. Живи улыбчиво, красиво. Я стал покладистым на диво. Зубами щелкают враги. «О боже мой, не хочет сердце биться…»
О боже мой, не хочет сердце биться, Все норовит совсем остановиться. А я никак не слажу сам с собою, Готов принять возмездие любое. Принять за то, Что всем ветрам открытый, Что чаще был голодный, Реже сытый. Вдруг затоскую по июньской ночи, Заманчивой, Как у любимой очи. Приму печаль сквозной осенней рощи, Во тьме спущусь к шальной реке на ощупь, Как будто я не слышу сердца сбои И не помечен трудною судьбою. Дожить бы до весеннего разлива, Уткнуться ветру в ласковую гриву, Прислушаться, как чибис в небе плачет… И все-таки мне верится в удачу. «Кардиология. Просторная палата…»
Кардиология. Просторная палата. Костлявый кто-то спрятался в углу. Так вот она — за все, За все расплата… Вдыхаю воздух — вязкую смолу. И потолок, как палуба, покатый, От лампочки — зеленые круги. А мысли заблудились вне палаты — Друзья оставлены, Не прощены враги… А тот костлявый, в белом, шевелится, То позовет, То сам идет ко мне. Хочу кричать: «Не уходи, сестрица!» — Но крика нет — не по моей вине. Не по моей вине опять не спится, И кажется: Я здесь давным-давно… Мне лишь бы в этом мире зацепиться Хоть взглядом за рассветное окно. НЕЗНАКОМКА
Диагноз, как выстрел, точен. Спускаюсь по виражу, Тихонько на обочину Из жизни ухожу. И вовсе затих, Подумав О бренности бытия. Покликать бы односумов: «Прощайте, мои друзья! Не поминайте лихом!» Поглубже вдохнул глоток И по-матросски, тихо, Пошел на последний виток. И встретился вдруг глазами — Какие глядели глаза! Коснулась лица руками — Меня щекотнула слеза. Слеза!.. Да не я ли матросом Разгуливал по волнам! Мне вскинуться альбатросом И пасть бы к ее ногам! Я простынь тяжелую скомкал, Подался чуть-чуть вперед… Спасибо тебе, Незнакомка, Матросы — надежный народ. «Т-ЗУБЕЦ» В КАРДИОГРАММЕ
Что значит «Т-зубец» в кардиограмме, Узнал я, на свою беду. Я накрепко прикован к панораме: Лежу, как в тягостном бреду. Торчат тоскливо трубы кочегарок, Ленивый дым над крышами курят, А в небе мутном солнышка огарок Чуть теплится который день подряд. И если приподняться на постели, Увижу Троицкий собор. Кресты над куполами Еле-еле В тумане различает взор. Готов отдать я сердце на поруки. Велю себе: а ну-ка помолись! Авось всевышний снизойдет, За муки Безбожнику подарит жизнь. Прислушаюсь к себе. Но не услышу Я благости в душе своей. И не спаситель крыльями колышет — Поземку гонит суховей. Январский день — короток и печален — Опять у моего окна. И верой в жизнь я до смерти отравлен. Откуда все-таки она? ПРАВДА
Л. В. Попову
Спасибо, батя, за науку, Хотя она и тяжела. Но, положа на сердце руку, Она вперед меня вела. В ней суть отчаянно-хмельная, Хвати — И по морю пешком. Из века в век она, шальная, В миру ходила с посошком. Гонимая, И все ж колюча, — Она и в рубище красна. Ходила, дьявольски живуча, И улыбалась, как весна. Как на дрожжах, на ней вскипали Бунты по русским городам, Ее ломали и пытали… Ее в обиду я не дам. Я называю белым белое, А черным черное зову… Пробито сердце неумелое — Я навзничь падаю в траву. И все же вскидываю руку — Как будто в ней Заряд свинца… Спасибо, батя, за науку, Я верю правде до конца. ВОСКРЕСЕНИЕ
Невзгодами с лихвой богаты, Живем, Нещадно жизнь кляня… Наваливались дни-накаты Как будто бревна на меня. И вот пришлось: Лежу придавлен Больничной простыней-плитой. Но каждой клеточкой направлен, Стремлюсь отнюдь не в мир иной. Беда, Натешившись досыта, Быть может, стряпает кутью… А вот душа моя открыта, Цветет навстречу бытию. И тянет губы, как теленок (От счастья сам я замычал). Не плакал я, считай, с пеленок, А тут, брат, чуть не подкачал. Гляжу под чуткие ресницы В глаза с веселой синевой: И верю — Ласковей сестрицы Не знал я в жизни никого. Теперь бы давние напасти, Бывалой силы добрый хмель! Я понял, что такое счастье, Познав больничную постель. «Я даже не подозревал…»
Валентину Чемсуевичу Теплякову, врачу
Я даже не подозревал, Что он живет на свете. В больнице сроду не бывал, Но вот везут в «карете». Теперь лежу. Освобожден От дома и от службы. Владеет мною полусон, А может — что похуже. И надо мною человек, С глазами следопыта, Глядит из-под тяжелых век — Тревожно и открыто. И день, и два — Он все со мной… А я как будто снова Веду с фашистом смертный бой У рубежа лесного. Огнем зажатый с трех сторон, А за спиной — болото. А надо мною крик ворон… И дьявольски охота Мне жить в свои шестнадцать лет, Испить речной водицы. И чтоб не застили мне свет Картавящие птицы. С гранатой я шагнул вперед, Кляня врага безбожно… Очнулся. Нет, не подведет, С таким в разведку можно! БОЛЬНИЧНЫЕ БУДНИ
У каждого своя болячка, А коль своя, Так и мила. Иной готов, о ней судача, Допечь палату добела. Он за день повторит раз двести И про укол, И про клистир… Каталка катит злою вестью, Больничный оглушая мир. Но тут как тут дедок запечный, Затеет важно разговор: Мол, под луной никто не вечный И господа гневить — позор. А сам восьмой десяток кряду Тихонько фукает в усы. — Дедок, годов твоих не надо, Добыть бы сердце, как часы. Нам, право, шутка не помеха, Готовы хохотать до слез. Не от добра идет потеха… Дедок-то прав — Не вешай нос! «Река лежала, как в неволе…»
Река лежала, как в неволе, — По ноздри самые в снегу. И у нее в застывшем горле Который месяц ни гу-гу. Лежала тихо и смиренно, Исхоженная вкривь и вкось. Но вот набрякли тропы-вены — Их тело синевой взялось. И я сгорал от нетерпенья, Апрель несуетный кляня, — Когда же кончится мученье? Как будто лед давил меня. Я поторапливал недели И верил — Все же повезет. …И вот тайком встаю с постели Иду к реке, где стонет лед. Не оторвусь, Гляжу на льдину, Что морду сушит на лугу. Не то что выплыть на средину — Шагнуть на льдину не могу. «Не фигурально выражаясь…»
Людмиле Константиновне Нюхиной, врачу
Не фигурально выражаясь, Не ради красного словца: Который месяц сердцем маюсь, И не видать тому конца. Оно давным-давно разбито — Я в этом убедился сам. Но вот, тоской больничной сытый, Я снова обращаюсь к Вам. Вы снизойдите, Положите На грудь мою руки тепло. И я, Как новый долгожитель, Опять взгляну на мир светло… Увижу, Как в окошке звонко Апрельский полыхнет огонь… И сердце с радостью теленка Счастливо тычется в ладонь. НА РЕКЕ ВЕЛИКОЙ
В реке Великой плавится заря И утекает в озеро Чудское. Мне видятся далекие моря. Сижу смиренно, предаюсь покою — Мне видятся далекие моря. Полярная звезда над головой Надеждой засветилась в темном небе, Доволен тем, что все-таки живой. Я размышляю о насущном хлебе. Уж тем доволен, что пока живой. Над берегом кремлевская стена, Ее венчает Троица святая. Ко мне вернулась, кажется, весна. Как хорошо домой явиться в мае! Ко мне вернулась, кажется, весна. В реке мигнули первые огни. Комар проснулся, тянет на добычу. Прислушайся и голову склони: Как хорошо домой мальчонку кличут! Прислушайся и голову склони. «Не верю дню рожденья слепо…»
Не верю дню рожденья слепо, Хотя на бланке есть печать: Не мог же взяться я из пепла, Из ничего себя начать? Бог весть какими шел путями, Чтоб видеть, слышать, просто жить. Из лыка первыми сетями Меня пытались изловить. А я в воде, подобно блику, Был удивительно живуч, Взлетал над лесом легче крика И прятался в наплывах туч. И не случайно, Лишь стемнеет, Сажусь я, молча, на крыльцо. Моя душа, как даль, светлеет, Подставив космосу лицо. От непонятного застыну, Чему-то горько улыбнусь И, распрямив внезапно спину, Навстречу звездам засвечусь. ![]()
ПОЗДНИЕ РОМАШКИ
«Я гляжу на море и свечусь…»
Я гляжу на море и свечусь Тихой переменчивостью света: На прибрежье катит, Катит грусть, Желтым жаром осени согрета. В отдаленье рыже-зелена, Поднялась и будто бы застыла, Исподволь накапливает силу Глубины Ленивая волна. Горизонт подернут синевой, Горизонт — задумчиво-седой. Море это, Небо ль? Разберись! Смотришь — Будто сам взмываешь ввысь. ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИЗНАНИЕ
Узнать однажды На причале, Полвека выкинув на кон, Что и меня когда-то ждали И кто-то был в меня влюблен. Волны ленивой бормотанье Стоять и слушать, как во сне. И вдруг понять: Ее признанья Всегда недоставало мне. Вздохнуть, Куснуть себя за локоть И, на себя же вскинув плеть, Признанья позднего жестокость Улыбкой грустною пригреть. Хлебнув побольше кислорода, Нырнуть в пучину давних лет И, обозрев былого своды, Понять любви ее секрет. Пускай признанье как рукою Снимает давнюю печаль. Я отрекаюсь от покоя И снова вглядываюсь в даль. «Ты нежданно мне явилась…»
Ты нежданно мне явилась, Принесла весну с собой. Примечталась иль приснилась В майский вечер голубой? Я гляжу — Глазам не верю, На тебя боюсь дохнуть. Затворил тихонько двери, Чтоб назад отрезать путь. Кто сказал, что нету чуда? Вот оно — Передо мной! Мы с тобой молчим покуда, Словно скованы виной. Ни обиды, ни упрека — Мы теперь умеем ждать. Все, что стало так далеко, Может, явится опять? «Я хочу к тебе…»
Я хочу к тебе, К твоим глазам — Голубым они лучатся светом. Я теперь догадываюсь сам, Почему я сделался поэтом. Я хочу к тебе, К твоим губам — Воскрешаю их прикосновенья. Никому я в жизни не отдам Губ твоих святые откровенья. Я хочу к тебе, К твоим рукам, Что по мне струились, словно воды. Ты неодолимо далека, Пролетают не мгновенья — годы. Молча я кричу: Хочу к тебе! Наша встреча — лучшая награда. Ты теперь всегда в моей судьбе. Не пойму, Чего же сердцу надо? «Глядел в глаза твои лучистые…»
Глядел в глаза твои лучистые, Я, не щадя себя, глядел. Передо мною небо чистое И высоты моей предел. Ты, улыбаясь, снисходила С вершины юности своей. Меня ты светом озарила И стала верою моей. А я обрел в себе поэта: Поверил снова в чудеса… И за окном Не стужа — лето, И зелено цветут леса. «Не сотвори себе кумира…»
«Не сотвори себе кумира…» — Ты исподволь внушала мне. И что ж? Моя замолкла лира, Висит доскою на стене. «Не сотвори себе кумира…» Какие тяжкие слова! В моей душе сквозно и сиро, Клонится долу голова. «Не сотвори себе кумира…» Мне стиснуть зубы и молчать. Я без тебя — Изгой у мира: Ни петь, ни думать, ни кричать. ПРОЩАНИЕ
Ушла любимая, Ушла, не обернулась, Меня как будто не было и нет. Калитка ветхая о тишину боднулась, Всплакнула жалобно ей вслед. Гляжу растерянно, печально, оробело Вдоль тихой улицы, пустынной и прямой. Дома молчат, Домам какое дело, Что вечер близится и нет тебя со мной? Стою, чего-то жду — Вот-вот должно случиться: Ударит гром, обрушит окоем… Вдруг слышу: Надо мной затенькала синица, Затенькала о чем-то о своем. И солнце к вечеру ничуть не помрачнело, Нырнуло в озеро бедовой головой. Листва осенняя Слегка залиловела, Зашелестела грустно надо мной. Стою, молчу и лишь теперь поверил: Синица, солнышко Мне посланы судьбой… И сердце возвращается к апрелю, В луга весенние, Где встретились с тобой. ОСЕННИЙ ВЕТЕР
Срывает листья осенний ветер, Мечутся, рыжие, Падают в вечер. В метелице знобкой Такая тревога… Прилягу устало у доброго стога. Прилягу, Озябшую спину согрею. А листья куда-то Скорее, скорее. Вот-вот закричат беспокойно, Как птицы, Над полем продрогшим Начнут табуниться. Но листья не птицы, Не сбиться им в стаи. Куражится ветер, Бездомных взметая. И хочешь не хочешь, И надо ль не надо: Вбираешь душой Маету листопада. «Ой, широко-широко…»
Ой, широко-широко Разлилась водица. Поругаться легко, Трудно помириться. Боль-обида — не ручей, Не положишь лавы. Лучше не было б ночей И травы-отравы. Омуты любимых глаз Вовсе не видать бы. Зря сказали, что у нас Скоро будет свадьба. Лишь осталась губ твоих Жгучая прохлада… Что дается на двоих, На троих — не надо! «Подышать бы твоими руками…»
Подышать бы твоими руками, Окунаясь в ладони опять. Иногда мы не ведаем сами, Где тонуть, А откуда взлетать. Никогда не дрожал я от страха, А ведь всякое было в пути. Что же сердце — подбитая птаха — У тебя трепыхнулось в горсти? Догорают последние листья, Журавли улетают, трубя. Не ищу я и малой корысти — Мне бы только увидеть тебя. ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ
Осенние цветы — как всклики Последних журавлей. Они — как солнечные блики Среди пустых полей. Пускай в лугах пожухли травы И высохла стерня, Цветы, пригревшись у канавы, Покличут вдаль меня. И на опушке пожелтелой, Где листопад шуршит, Я этот зов, уже несмелый, Вдруг уловлю в тиши. Под небом хмурым, словно в мае, Поверится в цветы. У вскинутся, как птичьи стаи, Мои мечты. «Для счастья я хочу не так уж много…»
Для счастья я хочу не так уж много: Пускай на время стихнет в сердце боль, Откроется знакомая дорога И вызреет к приезду гоноболь. Для счастья мне не так уж много надо: Родное поле и отцовский дом, Осенняя печальная левада И старая рябина под окном. Как мало мне, Прости, как много надо: Чтоб небо ликовало над избой И впереди, как солнышко, награда, Что все-таки мы встретимся с тобой. «За Великой скирды хлеба…»
За Великой скирды хлеба И бокастые стога. За Великою вполнеба Встала радуга-дуга. В семицветье входят двое: Он ведет к реке ее. Я лишился вдруг покоя, Вспомнив давнее свое. А закат сочится, Льется — Воды плавятся в огне. Звонко девушка смеется — Смех, как солнышко, во мне. Смех, как звонкая водица, Как искристая звезда… Не пойму, Река струится Иль текут мои года? «Который год тайком вздыхаю…»
Который год тайком вздыхаю, Забыть былое не могу. Не словом, Сердцем умоляю. Но ты на том на берегу… А я как будто снова в мае, Где начинался мой полет, Опасности не замечаю, Как тот глухарь, Что зори пьет. Мне, может быть, Придется падать (Но ты не бойся, позови) И получать твои награды — Упреки нежные любви, И целовать твои колени, И слово молвить невпопад, И подыматься на ступени — Как бы ни в чем не виноват. «И снова я мечтаю о любви…»
И снова я мечтаю о любви, В которую срываются, как в омут. Срываются — и ни о чем не помнят… И ты меня к обрыву позови! Я сделаю последних полшага, В ничто — иль к звездам — Этого не знаю. Лишь чувствую, как сердце замирает: Навстречу мне качнулись берега. Вот-вот сорвусь, с обрыва полечу. Застыл над бездной на одно мгновенье. Лечу к тебе, В тебе мое спасенье!.. И странно, Что я до сих пор молчу. «Живешь, как все…»
Живешь, как все, И вдруг накатит, Что свету белому не рад. И улыбаешься некстати, И слово молвишь невпопад. Тебе друзья — одна морока, Ну а родня — тоска сама. И солнце спряталось до срока В дымы за длинные дома. И ночь глухая, как подполье, А месяц вовсе окривел… Невмоготу мириться с болью, Живешь как будто не у дел. Уеду, где простора вволю, И небо — Плавай как во сне, Где можно прислониться болью К любой березе и сосне. «Из вчера к тебе пришел…»
