Сердце для стража

— Я поняла. Там мне было девятнадцать.

— Сколько?! Да они скоро младенцев сюда начнут забрасывать!

— Я совершеннолетняя! Ничего плохого в том, что меня взяли, не вижу!

— Да не кипятись, я не хотел тебя задеть.

Ох уж эти нежные струны чужой души, к тому же девичьей.

— Извини. Просто ты не первый, кто на возраст мой указывает. Из-за него я едва не вылетела из проекта. И запускать не хотели.

— Нелогично. Ты ведь все равно умирала, так какая разница.

— Ага. К тому же сами говорили, что я лучше всех все запоминаю. Легко хоть сейчас нарисую схему установки со всеми параметрами. И все остальное.

— Верю. И все же давай спать. Я понимаю, как ты переволновалась, но поверь: сон — это то, что нам сейчас не помешает. Невыспавшийся человек — слабый человек. А нам силы нужны, чтобы выпутаться из этого.

— Да, ты прав. Давай спать.

Сон долго не шел, и пришлось мужественно считать баранов, прыгающих через канаву, отгоняя назойливо-тревожные мысли. Нехорошие предчувствия обуревали. Нью тоже ворочалась в своей стороне и, не выдержав, тихо спросила:

— Дан, а почему этих купцов пускают к себе северяне?

— Кто тебе такую глупость сказал?

— Ну ты.

— Я такого не говорил. Среди северян встречаются подонки, кто с этой швалью торгует, но их немного. Узнают — свои же прикончат, причем смерть будет необычной.

— А как же тогда?..

— Да мало ли укромных бухточек, куда редко заглядывают, или заросших тростником речушек, куда только малое судно зайти может. Тайком все проворачивают. Не купцы это — контрабандисты. Их даже свои не уважают, потому как те могут у северян не только покупать. Продажей тоже занимаются. Например, чем не товар — информация о планируемых набегах? Отребье, у которого вместо Родины золото, — вот кто они все.

Нью помолчала, а затем тоном, выдающим крайнюю степень любопытства, задала неожиданный вопрос:

— Дан, а тебя когда сюда посылали, выполняли последнее желание?

— Было дело.

— И что ты попросил?

— Ящик пива, футбол по телевизору и рыжую бабу с большими сиськами.

— А серьезно?

— Неужто не веришь?

— Не-а. Правду давай.

— Телефонный звонок.

— Всего лишь?!

— Ну… сильно раскатывать губу мне не позволяли. Да и секретность. Так что звонить до этого особо не получалось.

— А мне давали. Правда, под присмотром. И даже с родителями виделась. Они думали, что меня лечат по новой методике, секретной.

— И что ты пожелала?

— Театр.

— Сходить в театр?!

— Ну да.

— Необычно…

— Ага. Несовременно.

— Любишь это дело?

— Ну не то что очень люблю. Привыкла с детства. Семья театралов. И вообще почему-то захотелось напоследок. Не просто театр, а посмотреть город, людей. Ну все. По дороге ведь это можно. Ты не представляешь, каким маленьким становится мир, когда ты не можешь передвигаться самостоятельно. И как ценишь то, что позволяют тебе увидеть. Другие позволяют, ведь без них ты просто растение.

— Понимаю. Театр — это так, вроде десерта напоследок. В память о том, что было.

— Ага.

— Меня бы не пустили, так что тебе повезло с выбором.

— Театра в списке того, что можно выбирать, не было.

— Даже список теперь имеется?

— Ага. И человек, который им занимается. Я его первый раз тогда увидела, хотя думала, что всех знаю, кто работает с добровольцами.

— Какой уровень сервиса, кто бы мог подумать… Жаль, я не дожил до ваших времен.

— Список готовят индивидуально под каждого кандидата.

— С ума сойти. И что же тебе предлагали?

— Ну, там всякое было. Разное… Прогулка в хвойном лесу. Смешно… Что за прогулка в кресле? Обед из экзотических блюд. И даже смешно сказать: секс с парнем из мужского стриптиза.

— И чего тут смешного?

— Ниже шеи к тому моменту ничего не чувствовала, со зрением проблемы, со слухом, под капельницей. Эпическая бы вышла дефлорация.

— Да уж, представить страшно… та бы еще ночка выдалась. А я, кстати, чуть ли не плачу. Как же со мной, оказывается, несправедливо поступили… Всего лишь жалкий телефонный звонок выцыганил. А ведь мог бы получить стриптизера.

Нью не выдержала, прыснула. Наверняка сквозь слезы.

— Смейся-смейся. В театр хоть попала?

— Нет. Приступ начался. Совсем плохо. Так и запустили… без выполнения желания.

— Джинн-обманщик… Стоило список городить, если так в итоге вышло.

— Ага.

— Еще и должность придумали этими списками заниматься. Сидит, зарплату получает хрен знает за что.

— А я ему не завидую. Ты бы хотел составлять списки того, что именно этот, конкретный человек может захотеть перед смертью?

Ответ на вопрос не требовался, и я произнес другое:

— Давай все-таки попробуем заснуть.

Глава 11

НАЧИНАЮЩИЙ КОНТРАБАНДИСТ

Спал я плохо. Отмутузили меня хоть и в щадящем режиме, но все равно болезненно. Отдохнуть в таком положении и состоянии на голых досках не у всякого йога получится, а я йогом не был. В общем, когда над головой загрохотали деревянные подошвы тяжелых ботинок и заскрипела поднимаемая крышка люка, не бодрствовал, а пребывал в некоем пограничном состоянии, где сон переплетался с явью. Потому не сразу понял, что в окружающей действительности, прежде незыблемой, начали происходить изменения.

Подняв веки, тут же прищурился. Света из люка лилось мало, но для глаз, часами не видевших ни лучика, это было будто мощный прожектор в упор.

Голос грубый, но без злобы, скорее даже добродушный, вопросил с высоты:

— Дрыхнете? А зря, утречко уже давненько наступило. Пора жрать, да и попить вам не помешает. Или не хотите?

— Не откажусь, — ответил я на это, пытаясь привести зрение в порядок и определить, нельзя ли каким-нибудь образом быстро и без шума вырубить заглянувшего. Не собирался это делать прямо сейчас, не зная обстановки, просто с прицелом на будущее мыслил.

— Ну раз так, то девка пускай наверх поднимается и ведро с собой прихватит. Вернется с питьем и кушаньями вкусными. А ты, говорливый и бойкий, посидишь пока на досках сырых. А то, говорят, прыткий больно, чуть Кобо без глаза не оставил. Был бы он с повязкой — вот умора. Зачем нам еще один кривой в команде, если уже Шнерх Молодой есть. А вдруг их путать начнут? Что тогда? Прям беда, ведь Шнерх в капитанах ходит. Ну, долго ты там, щепка ходячая? Аль ведро поднять не можешь? Ну так старайся, а то совсем слабую если и купят, так только жрецы. Им ведь без разницы, толстый у тебя зад или его вовсе нет. Рожать-то у них не придется. А к серым попасть — дело самое что ни на есть последнее. Их даже поминать лишний раз не принято у приличных людей, особенно к ночи, так что не сильно торопись с этим.

Под этот нескончаемый речитатив Нью поднялась наверх, и крышка люка опять захлопнулась. Но недолго я оставался в одиночестве. Опять загрохотали шаги, лязгнула щеколда, сверху ударило светом.

— Снеси вниз ему миску и чашку, — заявил тот же голос. — А сама наверх поднимайся, в другой трюм тебя переселяем.

— Зачем? — всхлипнула Нью.

— Да не боись ты, не обидят. Негоже тебе с этим охламоном вместе сидеть. Вчера думали, что сильно плох он, перемудрили с тумаками, но гляди ж ты: как быстро очухался. Эвон половину ночи языками трепали, да так чудно, что кто ни слушал, ни единого слова не понял. Прыткий он больно и живучий. А ну как возьмет и попортит тебя? И куда потом девать такое добро? В Альлабу за гроши сдавать? Кому это надо? Мало там, что ли, своих шлюх, чтобы тащить издали, место занимая и корм переводя. Да и сгорела, говорят, Альлаба подчистую. Северяне вконец обнаглели, раз такое удумали. Так что сидеть теперь порознь будете, от плотского греха подальше.

Хоть говорун и добродушно все это выдавал, но я начал его ненавидеть. Плохие вести принес. Не то чтобы я планировал весело скоротать морскую прогулку в эротических забавах с попутчицей, но сидеть одному куда скучнее, чем вдвоем. К тому же бежать в одиночку я не собирался, надо Нью вытаскивать, а это легче сделать, если она под рукой.

Да и воздержанности контрабандистов не доверял, хоть и на все лады нахваливал ее ночью. Скука морского перехода, горячая кровь головорезов, общая беспринципность и отсутствие такого понятия, как мораль. Всегда может найтись один, у которого жажда приключений окажется выше жажды наживы. Что стоит спуститься в трюм тайком от товарищей и повеселиться всласть? Будь мы вдвоем, я мог бы помешать любвеобильности моряков, но теперь это будет несколько сложнее.

Странно, но я начал чувствовать за Нью ответственность больше, чем за сестру.

Хотя как знать, ведь сестры у меня не было…

Нью посадили рядом, за стеной. Увы, стеной добротной — щелей, чтобы нормально общаться, не нашлось. Зато мы могли перестукиваться. Причем девочка стучала не просто так, а явно по какой-то системе. К сожалению, мне неведомой. Азбука Морзе? Очень даже может быть. Жаль, не учил, балбес. Все, что знаю, — это сигнал SOS: три точки, три тире, три точки. Но отвечать ей международным сигналом бедствия не стал. Тем более не уверен, что тире и точки расставил правильно. Просто бил, показывая, что все еще жив.

Перестуку команда не мешала, но при попытке начать общаться криком люк открылся, и мне пообещали разукрасить спину на манер рыболовной сети с помощью чего-то вроде плетки.

Пришлось замолчать. Но перестукиваться не прекратил.

День выдался самый скучный в жизни. Морские прогулки, по мне, и без того не слишком интересное занятие (не понимаю фанатов этого вида отдыха), а если ты при этом заперт в темном трюме — все становится еще хуже.

Добряк-надсмотрщик под вечер решил, что наступило время открыть пленнику истину, и сообщил, что в той бурде, которой меня два раза потчевали, присутствует свиной жир. Удивившись моей нулевой реакции, уточнил:

— Ты разве не с севера?

— А с чего ты это взял?

— Загар у тебя ненашенский, бледноватый. И говор тоже не наш. И вообще по тебе видно, что северянин.

Тут в мою голову проникла интересная мысль. Ведь контрабандисты вообще-то понятия не имеют, кто попал к ним в руки. Как-то не довелось нам с ними на эту тему пообщаться. Что, если попробовать выдать себя за своего? Тем более глазом не моргнул при известии, что потчевали меня пищей на свином жиру. Северянин бы выблевал все вместе с желудком.

А! Где наша не пропадала! Надо пробовать.

— Мать северянка, отец не знаю кто. Много кто им может быть.

— А сам-то откуда?

— Из Альлабы.

— Врешь!

— Не веришь — не надо.

— А как на остров попал?

— На Альлабу северяне налетели. Начали город жечь. Я с парой ребят на лодке ушел. Только править ею никто не мог, и нас далеко в море унесло. Пытались вернуться, но налетел ветер сильный, потом шторм начался. Не знаю, сколько нас носило, пока на камни у острова не выбросило. Лодку в щепки разнесло, я один до берега добрался.

— Посиди-ка здесь немного, — сказал надсмотрщик, опуская крышку люка.

Неужели он и правда думал, что за время его отсутствия я могу куда-то уйти?!

Вернулся контрабандист не так уж быстро, причем не один. Крышка поднялась, совсем другой голос, резкий и неприязненный, вопросил:

— Что за вранье ты тут перед Стредом развел? Какая Альлаба? Какая лодка?

Я почти слово в слово повторил свою историю, каждым звуком пытаясь доказать ее высшую правдивость. Странно, что только сейчас додумался озадачить контрабандистов. Им ведь даром не нужен раб родом с юга. Достаточно ему раскрыть рот — и любой потенциальный покупатель вызовет стражу. Там с этим строго: вольных людей хватать не смей! Нужен живой товар — вали за ним на север.

Надеюсь, они не додумаются мне язык вырвать…

— Говоришь, из Альлабы? А скажи-ка мне: сколько башен на стене, которая отделяет порт от города?

— Одна была, да и та небось сгорела.