– О, мам, ты прямо Гудини, – обрадовался сын, деловито заметая осколки. – А говорят, в стрессовых ситуациях люди теряются.
Сима же побежала в комнату – руку я выдернула, а курицу так и не поймала. Дочь начала изображать трагедию.
Сын деловито достал из шкафа целую сетку с пластмассовыми фруктами и овощами и выдал сестре.
– Иди, грей, – велел он.
И Сима радостно побежала на кухню, где стояла ее игрушечная микроволновка, и еще минут сорок ее не было ни слышно, ни видно. Она засовывала овощи в печку, жала на кнопочки и доставала. Сын же спокойно засунул руку в шкаф и достал злополучную курицу.
– Мам, купи ей куклу, что ли. Это безопаснее, – посоветовал он мне.
Что делать, если ребенок разбил ртутный градусник в квартире
Вот подруга моей подруги Катя счастливо вышла замуж. До того счастливо, что теща со свекровью стали лучшими подругами, тесть с зятем выпивали к взаимному удовольствию, и все было хорошо. Совершенным счастьем стало рождение долгожданной дочки-внучки.
Надо сказать, что до своего счастливого замужества и не менее счастливого домохозяйничанья Катя работала в солидной компании на очень ответственной должности. И когда подруги стали ей передавать вещи для малышки, Катя, вспомнив прошлое, подписывала все пакеты и точно знала, что дочку ждут семнадцать платьев, одиннадцать пар носочков, двое джинсиков и так далее. Не менее обстоятельно Катя подходила к питанию и воспитанию малышки, погрузившись в изучение методик, систем, принципов и правил. К счастью, пока Катя изучала вопрос, девочку воспитывали бабушки по своей бабушкиной системе. Но история не об этом.
Однажды Катя сделала то, что сделать не могла в принципе, – разбила градусник. Обычный ртутный градусник. Как могло выйти так, что три электронных градусника не работали, как получилось, что ртутный лежал в тарелке на кухне, а не в аптечке, и как Катя могла вообще такое допустить – остается загадкой даже для нее. Но случилось страшное – градусник разбился, и ртуть раскатилась шариками по полу. Кроме Кати, в кухне находился кот, который немедленно начал нюхать ртуть.
Дальнейшее она помнила урывками: осталось в памяти, как она спокойно включила компьютер и аккуратно выписала телефоны МЧС. А потом так же спокойно и методично стала звонить и рассказывать про «разлитие ртути». На другом конце провода ей или отвечали короткими гудками, или переключали на другого сотрудника. Тогда Катя вычитала в Интернете все про ртуть, после чего силы и выдержка ее оставили. Она позвонила свекрови с криком, что нужно срочно эвакуировать ее и ребенка и кастрировать кота – на всякий случай. Потом позвонила маме и потребовала срочно привезти ей хлорку, нашатырь и марганцовку. И побольше. Затем Катя позвонила мужу, вытащила его с важного совещания и потребовала немедленно приехать домой. Потом взяла люльку, положила в нее дочку, надела шубу и вышла на балкон. Кот тоже хотел на балкон и орал дурным голосом, но Катя оставила его, как зараженного, на кухне. На входную дверь она прикрепила записку: «Мы на балконе, дверь открыта».
В ожидании родственников Катя продолжала дозваниваться в службы, которые должны отвечать за разлитие ртути, замеры радиоактивности и прочее. И ее профессиональные навыки пригодились. Уже через час на кухне собрались все. То, что пережила мама со свекровью, когда они увидели записку на двери, можно представить. В результате Катя вызвала еще и «Скорую» – взрослую и детскую, упрекая себя в том, что не догадалась сделать это раньше. Посетила ее мысль вызвать и ветеринарного врача для кота, но тут приехал муж.
Катю с дочкой забрали с балкона. Свекрови вкололи лекарство от повышенного давления. Детская «Скорая» осмотрела малышку и нашла у нее немного красное горлышко. Кате прописали ванны с валерьянкой и внутрь тоже. Мама в это время взяла буханку черного хлеба, отрезала ломтик и собрала всю ртуть, после чего положила хлеб в банку и выставила за входную дверь. Тут приехала и МЧС с дозиметром, который был затребован в соседнем округе – местный давно не работал. Мама выдала им банку с хлебом. Уровень радиации показал удивительные данные – в спальне обнаружилось превышение нормы в три раза, а на кухне, в очаге, так сказать, все оказалось в допустимых пределах. Кот или от запаха валерьянки, или от ртути наворачивал круги по квартире. Катя велела свекрови срочно ехать в ветеринарную клинику на кастрацию и дезинфекцию, тем более что кастрировать собирались давно, да руки не доходили.
После того как свекровь увезла орущего кота, Катя собрала дочку и заявила мужу, что уезжает к маме и будет жить там, пока уровень радиации не придет в норму.
Муж безуспешно рассказывал Кате, что в детстве перебил кучу градусников – ему нравилось катать шарики по полу. А однажды даже выпил случайно – хотел прогулять школу, а мама принесла горячее молоко. Вот он и сунул градусник в молоко, где тот и разбился. Чтобы мама не заметила, он выпил не только ртуть, но, возможно, и стекло. И ничего, живой.
Катя тоже помнила, как в детстве пыталась замести ртуть из разбитого градусника веником, ничего не получалось, и она собирала ее мокрыми руками – и ничего, тоже живая. Но сейчас ведь другое время! Катя схватилась за телефон.
Свекровь, вернувшись с кастрированным ни за что ни про что котом, была вынуждена промыть все с хлоркой и приходить мыть полы три раза в день в течение недели. Катя, приехав к маме, развела марганцовку, протерлась раствором сама, а потом полила из ковшичка мужа. Тот поначалу упирался, но Катя сделала такое лицо, что муж покорно дал себя продезинфицировать. Мама согласилась на марганцовку без лишних уговоров. Ну а дочери Катя устроила настоящую марганцовую ванную.
Катя звонила свекрови и требовала, чтобы после хлорки она прошлась еще одним слоем нашатырного спирта. Катя хотела и полы помыть марганцовкой, но муж сказал, что паркет жалко – только недавно после ремонта.
Пока Катя жила в эвакуации у мамы, она не переставала звонить в МЧС и требовать контрольного замера уровня радиации. Надо сказать, МЧС приехала, замерила и торжественно объявила, что можно возвращаться – все в норме.
Единственным пострадавшим в этой истории стал кот, который так и не понял, за что его подвергли кастрации. На нервной почве он стал больше есть и спать. Катин муж тоже хотел бы больше есть и спать, но Катя решила, что ртуть могла осесть в организме, и перевела мужа на здоровое антиоксидантное питание и принялась будить его по утрам, чтобы выгнать на пробежку. Муж выходил на улицу, закуривал сигарету и рассказывал консьержке, как разбитый градусник может изменить жизнь. Консьержка выдавала ему ножку от гриль-курицы из «Ашана» и смотрела, как он ест. Катина свекровь увлеклась йогой и, кажется, нашла себе «интересного мужчину». Катина мама ей немного завидует, хотя и не подает виду. И только Катин отец продолжает утверждать, что ладно бабы истерички, но ведь зять должен был знать, что лучшее лечение от радиации – водка.
Когда дом превращается в лазарет. Что делать, если болеют муж и дети
У меня заболели все и сразу. Муж лежал на диване в позе младенца и умирал. Он стонал, держался за сердце, хотя у него были сопли, просил принести стакан воды и требовал заверений в любви.
Сын понимал, что мне не до него, и начинал требовать внимания вечером, когда отец семейства был напоен таблетками, намазан мазями и уложен с книжкой. Он кашлял, вызывая рвоту, держался за ногу, хотя у него тоже были сопли, и просил разрешения пять минут поиграть на компьютере, чтобы ему стало «полегче». Дочь заступала на смену в ночь – хныкала, сбрасывала одеяло, снимала носок, требовала попить, игрушку. У нее не было ни соплей, ни кашля, только температура. Или мне только казалось, что она «горяченькая».
Половина кухонного стола была завалена лекарствами, пипетками и мерными ложками. В холодильнике стояли отвар шиповника с корнем имбиря, мед с соком черной редьки и нутряное сало. Открыть холодильник было невозможно – запах сшибал с ног.
Ничего удивительного, что я все перепутала. Сыну дала съесть нутряное сало, дочь накормила медом с редькой, а мужу дала жаропонижающую свечку вместе с водой – чтобы выпил. Странно, но всем стало легче.
На следующий день дом был похож на свалку. Рядом с кроватью мужа скопилось несколько чашек и стопка книг. Комната сына была завалена бумажными носовыми платками, как снежными хлопьями. А дочери понравилось открывать и закрывать упаковки с флаконами. И пока она пыталась отвинтить крышки, я успевала сварить бульон.
Еще через день все пошли на поправку и стали капризничать.
– Мне разве можно делать домашнее задание? – спрашивал сын. – Ты уверена, что мне не станет хуже? Может, я еще болею?
– Не хочу капать в нос, – говорил муж. – Капли в горло попадают, и они невкусные.
– А-а-а-а! – кричала дочь.
У нее появилась новая игра – она брала со стола предметы и складывала их в мусорное ведро. Я рылась в мусоре в поисках пипетки, носовых платков и капель. Дочь возмущалась и опять все выбрасывала.
А еще она ходила за мной по дому с игрушечным набором врача и ставила всем градусник. На ночь она требовала почитать про Айболита.
– Пожалуйста, отнеси на кухню чашку, – попросила я мужа.
Он шел по коридору, подволакивая ногу и постанывая. Посередине пути остановился и картинно высморкался – соплей уже не было. И кашля тоже. Но муж усердно хрипел.
– Устал я что-то, – произнес он и вернулся в кровать.
Сын пролил горячее молоко, которое пил, лежа на диване, задрав ноги. Дочь все-таки разбила флакон с сиропом от кашля.
– Что мне делать? – позвонила я маме.
– Снять номер в гостинице и выспаться, – посоветовала она.
Кстати, именно мама научила меня делать уколы. После аварии у нее так «прихватывало» спину, что она могла только лежать на животе, курить, сбрасывая пепел в пепельницу, стоящую на полу, и тихо материться.
– Давай уже, – кричала она мне.
– Не могу, я боюсь, – плакала я.
Я колола маму, заливаясь слезами, а в свободное время тренировалась на яблоках и бегала к всегда немножко нетрезвой, но бесконечно доброй и ласковой соседке-медсестре, которая учила меня находить вены, смешивать лекарство с физраствором и ставить капельницу на швабре.
После этого мне было ничего не страшно. Я колола плачущих детей – при этом один мальчик мне растесал бровь игрушечным паровозиком, – кусающихся собак – одна, к счастью, привитая от бешенства, все-таки цапнула. Я колола коллег в туалете и однажды сделала укол в пробке на дороге. Я делала уколы самой себе, беременной, перед зеркалом. И даже уши один раз проколола подружке. Все говорили, что рука у меня легкая.
Уколы прописали моему мужу. Дозировка минимальная, иголка – самая тоненькая.
– Подожди, я еще не готов, – стонал муж. – Мне нужно лечь.
– Не обязательно, можешь стоять.
– Нет, я лягу. Так будет легче. Предупреди, когда будешь колоть, чтобы я вдохнул. А-а-а! Я же просил предупредить!
– Не может быть, чтобы было так больно, – удивилась я.
– Ужасно больно. У меня даже нога онемела. Уже можно вставать? Может, лучше полежать? У меня там нет синяка? Почему-то я встать не могу.
Уколов надо было сделать десять. Муж стонал, тер больные места, говорил, что я специально ему так больно делаю, и вообще… у него там синяки, кровоподтеки и шишки. Я прикладывала на его «больное» место, чистое, как попка младенца, без единого следа, капусту, за которой утром специально бегала на рынок.
– А можно какое-нибудь болеутоляющее? – чуть не плакал муж.
Я капала ему валокордин, правда, пока несла рюмку, выпивала сама – чтобы не сорваться.
– Не хочу… не буду… зачем? Я устал! Не могу сидеть. У меня там точно нет гематомы? Посмотри повнимательнее! Может, нам лампочки поменять? Ничего не видно!
Каждый вечер муж торжественно укладывался на диван, на две подушки, и застывал с мученическим выражением лица. После укола он еще долго лежал и просил чай, плед, еще одну подушку, открыть форточку, закрыть форточку и тихо постанывал.
Раньше я думала, что мужчины как дети. Нет, они хуже детей. И хуже собак. Они совершенно не умеют терпеть. Каждый вечер я ловила себя на мысли, что мне хочется ударить мужа паровозиком по голове и укусить его за руку.
Это случилось на девятый день уколов.
– Не могу переключиться, – простонал муж. – Все время чувствую место укола.
Я со всей силы наступила ему на ногу. И еще раз.
– Что ты делаешь? С ума сошла? Больно же! – закричал он.
– Где больно? – поинтересовалась я.
– Нога!!!
– Ну не попа же…
Что делать, если сын-подросток требует купить что-нибудь ненужное?
Тринадцатилетний сын моей знакомой Лены, Илья, ныл, что ему очень нужен велосипед. То, что у мальчика уже был очень приличный велосипед, с массой наворотов, скоростей и функций (как говорила Лена, велик «разве что не взлетал»), к делу отношения не имело. Илья решил, что он должен не ездить по дорожкам, а прыгать по оврагам и буеракам. Лена, надо заметить, прилично зарабатывает. У нее собственная фирма со стабильными заказчиками. Еще у Лены есть мама, то есть бабушка, которая не может сидеть дома в силу характера, жизненной позиции и активности, поэтому работает няней. Ну не совсем няней – она готовит своих подопечных к школе, устраивает им курс закаливающих процедур, занимается зарядкой на свежем воздухе. Правда, мужа у Лены нет и никогда не было. Отец Ильи оказался не готов к семейной жизни и без особых угрызений совести оставил беременную девушку. Так что сына она хотела вырастить настоящим мужчиной, который бы знал цену словам, обещаниям, деньгам, времени, труду. Она могла купить Илье велосипед, например, на Новый год, но вдруг решила сделать так, как ее мама – педагог с огромным стажем – поступила с ней. В тринадцать лет Лена, чтобы заработать на джинсы, пошла трудиться – гуляла с соседской собакой, бегала в магазин и в аптеку для одной соседки, сидела с маленькой дочкой другой. За это соседи ей не платили. Но мама купила джинсы.
– Иди зарабатывай, – сказала Лена сыну и помогла ему написать объявление. Мол, меня зовут Илья, мне тринадцать лет, я мечтаю о велосипеде, могу погулять с собакой, сходить в магазин, в аптеку, помочь сделать уроки первоклашке.
Объявление повесили на первом этаже, там, где сидит консьержка. Телефон Лена, как ответственная мать, оставила свой. И тут началось.
В дверь квартиры позвонили. На пороге стояла старушка и протягивала Лене пятьдесят рублей.
– Для сыночки, – проговорила старушка и ушла. Лена даже не успела ничего сказать, поскольку была в шоке.
На следующее утро, когда Лена бежала на работу, консьержка передала ей конверт: «Вот, от соседей». В конверте мелкими купюрами лежали две тысячи рублей. Лена даже забыла, куда шла.
– И вот еще. Сейчас заберете или потом? – Консьержка вытащила здоровенный пакет с вещами. – Это от многодетных с третьего этажа. У них сыну четырнадцать, вам должно подойти.
Лена выбежала из подъезда, как будто за ней гнались. Но уже через час ей из школы позвонил сын.
– Мам, у меня теперь будут бесплатные завтраки, и тебе нужно забрать меня из детской комнаты милиции! – радостно сообщил Илья.
У Лены остановилось сердце.
В милиции, куда она пришла на слабых коленях, ее встретил участковый. На самом деле Лена не знала, что этот человек участковый – случая не было познакомиться.
– Что же вы так? – спросил участковый участливо и в то же время раздраженно. – У меня тоже сын. Но чтобы так… Одиночка? Безработная?
– Я индивидуальный предприниматель, ипэ, – проблеяла Лена.
– Все мы ипэ, – отозвался участковый. – Забирайте сына… И вот, лично от меня. – Он положил на стол три тысячи.
К вечеру Лена провела собственное расследование. Оказалось, что кто-то из соседей сфотографировал объявление и выставил его в одной из социальных сетей – мол, надо помочь ребенку осуществить мечту. Консьержка подтвердила – мальчик очень хороший, мать его воспитывает одна, без мужа, бабушка на пенсии вынуждена работать няней, чтобы хватало на жизнь.
И соседи кивали, сокрушались и искренне хотели помочь – ребенок не абы что просит, а простой велосипед. Да что мы – не люди, что ли?
Придя домой, Лена отправилась в душ, и тут в дверь позвонили. Она пошла открывать, замотавшись в мамин старый халат – первое, что попалось под руку, косметику смыть не успела, тушь растеклась, волосы торчали в разные стороны. Да, исключительно для успокоения нервов, Лена успела глотнуть коньяка.
– Да, я так и думал, – проговорил, скользнув по ней взглядом, стоявший на пороге мужчина в хорошем костюме, при галстуке. Лена отметила дорогие обувь и сумку. Она потуже затянула халатик и решила, что сегодня точно напьется. За спиной у мужчины стоял новый сверкающий велосипед.
– Вот, возьмите, я для сына покупал, но ему другой нужен. Этот хотел сдать, но вам нужнее, – сказал мужчина.