Полное собрание сочинений. Том 2. Повести. Рассказы. Драмы

Август Стриндберг

Полное собрание сочинений

Том II

Повести. Рассказы. Драмы

Современные басни

Чайки

Дело было весной. Почтенная чайка, старая дева, госпожа Гельт, собрала на Нитонском утесе против городского сада всю женскую половину населения чаек города Женевы и его окрестностей. Предметом собрания должно было служить обсуждение семейных вопросов на предстоящее лето. За последние годы среди чаек происходили постоянно семейные разногласия, и никто не мог объяснить причины этого прискорбного явления. Женщины (у чаек никогда не говорят «самки») не переставали жаловаться на мужчин за то, что они пренебрегают своими обязанностями мужей и отцов и завели очень для себя удобный обычай покидать своих жен, лишь только они окончат высиживать яйца.

— Это ужасно! — возмущалась госпожа Гельт.

— Это противоречит здравому смыслу, — сказала одна почтенная женщина, мать тридцати шести детей.

— И противно всем законам природы, — продолжала старая дева, которая была твердо убеждена, что нести яйца и выводить птенцов было противно всем законам её собственной природы. — Скажите на милость, с какой стати вам ежегодно класть четыре яйца, потом целых три недели их высиживать, затем четыре недели воспитывать птенцов и, наконец, всю зиму таскать за собой детей и учить их ловить рыбу. Я вас спрашиваю, к чему всё это, — разве на свете так мало чаек? А вы посмотрите на этот так называемый сильный пол. Во время медового месяца они так нежно воркуют, нашептывают нам всякий вздор, притворяются покорными и уверяют, что не могут жить без нас!

— Нет, им уже больше не удастся нас провести!

— Что же вы хотите делать? — решилась спросить молодая девушка.

— Мы должны снова добиться равноправия. А для этого нам надо бастовать!

После этих слов госпожи Гельт наступило сразу тяжелое молчание. Молодые девушки вздыхали, а почтенные матери семейств только качали головами.

— Бастовать? Неужели навсегда? — прошептала молодая женщина, только что перед тем вступившая в рискованную любовную связь.

— Напрасный труд! — буркнула старая чайка, умудренная шестилетним опытом.

В это время со стороны Ниона послышался шум. Почти всё мужское поколение чаек подлетело к Нитонским утесам.

— Опять эта старая ведьма тут смутьянит? — кричал старший из мужской стаи.

— Поди сюда и послушай, — позвала молодая чайка.

Почтенный отец семейства сразу почуял, что затевается что-то недоброе и, не имея ни малейшего желания попасть в драку, держался на почтительном расстоянии, летая взад и вперед над утесом.

— Ах, бедняжка! Какой он трусливый! — кричала разгневанная госпожа Гельт. — Смотри ты у меня, только попробуй к нам приблизиться!

— Вы мне совершенно без надобности, сударыня. Но будьте любезны и пришлите мне вон то прелестное дитя. У меня для неё припасена такая штука, от которой все женщины приходят в восторг.

— Вот бесстыдный негодяй! — кричала госпожа Гельт. — Он принимает нас за настоящих дур, но теперь уже ему не удастся нас обмануть! Давайте бастовать, милочки! Давайте все бастовать!

Тут все женщины сразу начали кричать на непрошеного мужчину. А тот с хохотом носился над ними, и, наконец, уселся на самой вершине утеса.

— Милостивые государыни, — начал он, — давайте обстоятельно обсудим этот вопрос. Итак, вы, значит, хотите бастовать?

— Долой мужчин! Мы хотим снова быть с ними равноправными!

— А что подразумеваете вы под словом равноправие? Какое же это равноправие, когда женщины сидят и греются в теплом гнезде, а мы, мужчины, в это время заботимся о их пропитании?

— Это непреложный закон природы!

— Хороша природа, нечего сказать! Она у вас меняется сообразно с обстоятельствами. Природа, по вашему, заставляет страуса-самца сидеть на яйцах, и та же самая природа принуждает селезня покидать свою утку сейчас же после кладки яиц.

— Я, милый мой, имею полное основание думать, что и ваша собственная природа столь же изменчива, — съязвила госпожа Гельт. — Прежде природа заставляла вас оставаться при ваших женах и заботиться о них, пока они воспитывают птенцов…

— Совершенно верно, сударыня. Именно потому я и предлагаю разобрать этот вопрос строго научно. Милостивые государыни и милостивые государи! В политической экономии существует неизменный железный закон, основанный на спросе и предложении. В дни моей молодости, я помню, у нас было очень мало корма, потому что рыбные богатства Женевского озера были истощены хищническим ловом промышленников. В то время каждый заботился только о себе, добывая с большим трудом дневное пропитание, а потому женщины были предоставлены самим себе и кормились сами чем могли. Но наступили другие времена, а с ними и другие нравы. Благодаря новому мудрому рыболовному закону, озеро снова наполнилось рыбой, и в нём стали водиться во множестве форели, лещи, сазаны, окуни и многие другие рыбы. С тех пор только у нас начинают развиваться супружеская и отцовская любовь. Жить становится легче, и остается свободное время которое можно посвящать домашнему очагу. К сожалению на свете существует другой золотой закон, изданный союзным советом. Я говорю о законе свободной конкуренции. Согласно этому закону право первенства подавляется правом сильнейшего. Благодаря этому филантропическому закону мы теперь принуждены вести войну, т. е., выражаясь научно, конкурировать, с серыми чайками, которые в большом количестве привлечены сюда рыбными богатствами нашего озера. Этим обстоятельством мы всецело обязаны нашему кантональному совету. Серые пришельцы не замедлили приобрести здесь права гражданства, и я не буду говорить вам о том ужасном положении, в котором могли очутиться мы, белые чайки, если бы нам не помогло выбраться из беды одно непредвиденное счастливое обстоятельство. Нам грозила нищета, а наш милый родной город, несмотря на свое богатство, питает органическое отвращение к нищим. К счастью в это время он был настроен более миролюбиво в этом отношении, чем обыкновенно. Поворотным пунктом в жизни города, как и в нашей жизни, было открытие железной дороги на Мон-Сени. Железная дорога привлекала массу иностранцев, город оживился, торговля стала процветать, по озеру по всем направлениям забегали пароходы, а какой-то сумасшедший англичанин стал бросать нам с монбланского моста кусочки хлеба. С этого дня все люди считали своим долгом, бросать нам куски хлеба. Мы в это блаженное время были в моде. Нам стало уже не зачем заниматься рыболовством, и с тех пор мы больше не деремся с серыми чайками.

Вспомните, какие чудные часы мы проводили, сидя под мостом или летая у кормы парохода! Мы грелись на солнышке, покачиваясь на темно-синих волнах, мы только разевали клювы и были сыты. Вспомните, как процветали у нас в то время семейные добродетели! А вы, милостивые государыни, разве вы думали тогда упрекать нас за наше отсутствие? Напротив, вы тогда смотрели на это очень благосклонно. К этому времени и относится начало нашего освобождения; с тех пор, именно, и появилась наша мужская самостоятельность. До этого мы были скромными тружениками, обремененными домашними заботами. Милостивые государыни и милостивые государи! Счастливые дни прошли! От того блаженного времени, когда корм сам попадал к нам в рот, осталось только светлое воспоминание. До сих пор, правда, еще ничего скверного не произошло, но мы не можем предотвратить надвигающейся беды. Открытие Сен-Готардской дороги, к сожалению, уже совершившийся факт, а благодаря ему и Женева и Сени будут забыты. Их песенка уже спета! Уж и теперь замечается полный застой в торговых делах, иностранцы приезжают сюда всё реже и реже, и не видно больше сострадательных англичан, бросавших нам куски хлеба. Счастливые дни миновали, и железный закон снова вступает в свои права. «Пусть каждый заботится о себе», — гласит этот неумолимый закон. Но время не прошло бесследно. Эволюция совершилась. Привычка к свободе вошла нам в плоть и кровь, и возвращение к старой жизни теперь едва ли возможно. Одним словом, наша природа изменилась.

Госпожа Гельт, прослушавшая это длинное объяснение с терпением, которого никак нельзя было от неё ожидать, стояла по-прежнему на своем и потому стала выпаливать свои возражения.

— Вы совершенно правы, милостивый государь, говоря, что каждый должен сам о себе заботиться. Отсюда, по-моему, один вывод: давайте бастовать на зло мужчинам! Пусть эти сторонники свободной конкуренции развлекаются без нас, как знают. Нам не нужны их строго научные методы исследования!

— Так вот как? Вы в самом деле хотите восстать против своих естественных хозяев, мужчин? Берегитесь, это вам даром не пройдет!

— Вот еще, какие глупости! Проживи я еще сто лет, я всё равно не соглашусь признать таких дураков своими хозяевами!

— Позвольте, позвольте!.. Выслушайте меня… Этот вопрос надо обсудить основательно…

— При помощи строго научного метода, — докончила за него старая дева.

— Это необходимо. Итак, дорогие мои, попробуем-те столковаться, и для начала выслушайте то предложение, которое я сейчас намерен представить вашему высокому вниманию. Милостивые государыни и милостивые государи! Мы здесь затеяли серьезный спор, который несомненно останется неразрешенным до тех пор, пока мы не сговоримся и не обсудим спокойно всего этого сложного дела. Если бы вы согласились отложить забастовку до моего возвращения, я бы взял на себя всестороннее изучение женского вопроса в разных странах и с этой целью предпринял бы специальное путешествие.

— Очень хорошо! Мы согласны, мы согласны! — закричали радостно все чайки разом. Все были рады покончить бесконечный и скучный спор. — Но горе тем изменницам, которые осмелятся нарушить наш договор и вздумают предаваться преступной любви!

— Не теряйте времени, принимайтесь за дело, — проговорила госпожа Гельт с презрительной усмешкой.

— Отправляйтесь в путь, мы все будем с нетерпением ожидать вашего возвращения!

— Благополучного пути! Благополучного пути! — кричали хором все чайки.

Наш старый естествоиспытатель подпрыгнул кверху, забрал побольше воздуху под крылья и полетел по направлению к городу.

* * *

Было чудное ясное утро, когда наш путешественник опустился на остров среди тосканских маремм. Он страшно устал и был сильно не в духе, потому что ему — до сих пор не удалось ничего узнать по интересующему его вопросу. Для начала он стал искать по берегу ракушек и утолил ими мучительный голод. Покончив с этим делом, он был снова готов приступить к своим социальным исследованиям. Но с чего начать? Кругом не было ни одной живой души, и наш естествоиспытатель уже начинал предаваться отчаянию, как вдруг послышался крик дикой утки, быстро летевшей вдоль берега моря.

— Эй, утка! Остановись! — закричал наш путешественник, обрадовавшийся попутчику.

— А?! Здравствуй, чайка, — отвечал селезень, опускаясь рядом на песок.

— Как поживаешь, любезный, и что ты тут поделываешь?

— Я, видишь ли, изучаю здесь женский вопрос.

— А скажи пожалуйста, ты уже далеко ушел в этой области? — насмешливо спросил селезень.

— О, да! А ты, брат, вероятно сбежал от своей жены?

— Нет, милый друг, нельзя называть это бегством, потому что меня просто-напросто вышвырнули вон.

— Как вышвырнули? В таком случае я ничего не понимаю. Я слышал, что вы, селезни, удивительно легкомысленные мужья. Мне говорили, что вы покидаете своих жен, как только они отложат яйца.

— Мало ли что тебе говорили… Вообще за спиной ужасно любят рассказывать всякие гадости про бедных мужей.

— А разве это всё неправда?

— Разумеется, неправда! Боже мой, до чего я хорошо знаю этих женщин! Весной, когда у них щекочет под крыльями, они начинают так нежно ворковать, что поневоле потеряешь голову. Рио проходит пора любви, и мы становимся лишними. Нечего сказать, приятно быть мужем! Всё светлое и чистое в жизни нам недоступно.

— За каким же чёртом они вас прогоняют вместо того, чтобы заставить вас заботиться о себе, пока они сидят на яйцах?

— Ах, ты, святая простота! Ты, стало быть, не знаешь, что наши жены предусмотрительно запасаются кормом на всё время, пока они сидят на яйцах. Поэтому лишний рот им только в тягость. Да кроме того, наше присутствие могло бы навлечь на них только лишнюю опасность, потому что наши враги непременно обратили бы внимание, если бы мы стали хлопотать вокруг гнезда.

— Какие же у вас практичные жены!

— В том-то и дело. Но посуди сам, насколько унизительно наше положение. Знаешь ли ты, что одна неглупая женщина дала такое определение понятию «мужчина»: мужчина, — сказала она, — это не более, как олицетворение неспособности женщины самостоятельно родить ребенка.

— Какой цинизм! Какая возмутительная грубость! Таким образом выходит, что мужчина это просто самец при женщине и больше ничего. И неужели у вас существует такая семейная жизнь?

— Да, и не только у нас, но и везде то же самое.

— Не может быть!

— Поверь мне. К сожалению это горькая истина.

— В таком случае надо проучить этих негодниц.

— Это невозможно, потому что женщин нельзя бить.

— Почему?

— Потому что они сильнее мужчин.

— Что-о? Они сильней?

— Да, сударь. В самом деле, надо иметь больше силы для того, чтобы снести четыре яйца, чем для того, чтобы не снести ни одного. Поэтому, как ты сам скоро увидишь, женщина везде угнетает мужчину. Впрочем, ты можешь начать свои исследования, как говорится, аb оvо.

— Да, я собственно и прилетел сюда, чтобы посмотреть на амёбу.

— Вот важная штука! Ты знаешь, я за утренним завтраком съедаю каждый день по несколько миллионов этих животных.

— Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты достал, мне со дна пробу с амёбами, а то, признаюсь, я сам не умею нырять.

— Этих животных нельзя рассмотреть простым глазом, да, в сущности, там и нечего рассматривать. Это просто яйцо, которое делится пополам и таким образом размножается. Это яйцо двигается и ползает. Вот и всё. Как видишь, тут ничего особенно поучительного нет. Зато, если ты хочешь познакомиться с женщиной, которая лучше всех других женщин относится к мужчине…

— Я бы очень хотел видеть такую женщину.

— В таком случае твое желание будет сейчас исполнено.

С этими словами утка полетела к морю, нырнула и, вернувшись к чайке, положила на гравий какое-то маленькое животное.

— Вот перед тобой каракатица. Это очень примитивное созданье. Не вздумай, пожалуйста, расспрашивать эту почтенную особу о здоровье её супруга.

— Почему?

— По той простой причине, что у неё такового не имеется вовсе… Она размножается без посторонней помощи.

— Как? Совсем одна?

— Совсем одна. Найди-ка мне во всём свете мужчину, который был бы способен на такую штуку.

— Вот чудеса! Значит вся эта история о том, как женщина была создана из ребра мужчины, — сплошной вымысел. Кто сочинил эту басню? Мужчина?

— Да, но только такой, который сильнее всех мужчин: мужчина в юбке, иначе говоря, — поп. Если ты желаешь проследить с самого начала историю развития мужского пола, то следуй за мной.

Сказав это, утка поднялась и полетела. Чайка последовала за ней. Скоро они прилетели в маленькую гавань и уселись на бугшприте корабля у самой воды.

— Подожди немного. Я сейчас покажу тебе нечто весьма интересное.

Утка нырнула и достала с киля причудливое животное, похожее на цветок тюльпана.

— Полюбуйся-ка на эту штучку, милая чайка. Это маленькое животное принадлежит к благородному семейству ракообразных. Посмотри, то, что ты видишь, есть слабый пол.

— А где же сильный пол?

— Если хочешь видеть сильный пол, то посмотри на спину этой почтенной особы. Видишь этот прыщик?

— Где? Вот этот местечек, похожий на пуговку?

— Вот именно. Это и есть супруг. Правда, у этого господина довольно жалкий вид, но тем не менее этот кусочек мужчины прекрасно справляется со своими супружескими обязанностями. Итак, да здравствует женщина!

Наш бедный естествоиспытатель почувствовал себя при этом ужасно неловко, особенно, когда он вспомнил свои речи по женскому вопросу во время спора на Нитонском утесе.

— Знаешь что, утка? Давай-ка лучше бросим этот вопрос, — сказал он. — А то мне уже начинает казаться, что на свете всё перевернулось вверх ногами.

— Оно так и есть на самом деле. Разве ты не знаешь, что в нашем глазе все предметы отражаются вверх ногами?

— Удивительно, какой ты ученый! Однако возвратимся к этому жалкому мужу. Надо полагать, что он создан собственной своей женой.

— По крайней мере у этих животных оно так и есть. Ну, а теперь нам надо продолжать наши исследования.

— А на это потребуется еще много времени?

— Там видно будет.

Утка полетела вдоль берега и направилась к склону горы, освещенному солнцем.

Чайка последовала за ней.

— Полюбуйся. Вот как раз то, что нам нужно.