Помоги проекту - поделись книгой:
Да-да, именно так. Дело в том, что со временем любая семья плодится и размножается, и вот уже не один человек носит фамилию, скажем, Гонзалес, а десять – пятнадцать. Внуки, правнуки, внучатые и правнучатые племянники – чем дальше, тем больше. Ресурсы же клана при этом разбазариваются.
«Подумаешь, у нас одна фамилия, – скажет со временем кто-нибудь. – Я не имею к той семье никакого отношения!» А разорение ресурсов в условиях, когда иностранные семейные корпорации обладают колоссальными финансовыми возможностями и могут развалить и скупить по частям раздробленный и разобщенный бизнес… Мягко говоря, контрпродукивно.
Такова официальная версия. Королева пошла на такой шаг, защищая собственный крупный бизнес от иностранных посягательств подобным радикальным способом, дескать, время стояло непростое. Дальше больше. По сути, весь клан, все его ресурсы принадлежат главной линии наследования, то есть семье главы рода. Остальные члены имеют лишь процент акций и только так влияют на дела семьи. При этом их может быть десятки, сотни человек, тогда как у главы в любом случае пакет минимум из двадцати процентов голосов по любому внутриклановому решению. Те же, кто не хочет мириться, хочет основать свой собственный бизнес и ни от кого не зависеть, проходит процедуру выхода из клана и покидает его, как можно догадаться, гол как сокол. Клан поддерживает своих во всем, но он же и отбирает все у ренегатов, таковы правила. И, судя по всему, за сто лет существования таких порядков эту процедуру проходило всего несколько человек, причем дальнейшая их судьба незавидна.
Ну и чем это не Средневековье?
Для отличия глав родов, прямой линии наследования, от остальных членов клана многим из них были даны титулы – графы всякие, бароны, герцоги. Титулы раздавались в зависимости от лояльности и степени поддержки молодой королевы во время восстания, а также за заслуги перед отечеством, как правило военные. Например, спонсировавшие Аделлину деньгами и поставлявшие за свой счет оружие повстанцам Сантьяго Феррейра и Иоахим Сантана получили для своих семей герцогские регалии, став первыми герцогами юного королевства. Фернандо Ортега, командовавший флотом во время Меркурианского сражения во Вторую Имперскую войну, наголо разгромивший закованные в броню линкоры бывшей метрополии, стал графом. Так же и с остальными.
Титулы передаются по наследству, причем, согласно закону о наследстве венерианского королевства, не старшему сыну, а старшему ребенку. Посему у львиной доли кланов номинально во главе стоят женщины, старшие дочери своих отцов, мужья которых согласились, чтобы их дети носили фамилию жены[1]. Как в случае с семьей моей Бэль.
Титулы получили не все. А где набрать четыреста титулов в юном маленьком государстве? За какие заслуги? Их имеют только те, кто оказывал наибольшую помощь восставшим, то есть самые богатые (в основном так и оставшиеся самыми богатыми). Но закон распространяется на всю знать без исключения, стоит ли перед фамилией слово «барон» или «граф» или не стоит. Так что титул не важен, это так, пыль в глаза, и без того главы кланов – авторитетнейшие на планете люди, обладающие колоссальной властью в своих руках.
Это, на мой взгляд, и есть реальная (а не официальная) причина ввода того кодекса – власть, собранная в кучу. Сверхмагнаты Феррейра, Сантана и те, кто их поддерживал, надавили на королеву, только-только воцарившуюся на разрушенной, опустошенной планете и не имеющую возможности отказать им в «просьбе». День подписания этого свода – величайшая трагедия для государства, ведь власть, немаленькая власть, просто так утекла от избранной народом королевы в закрома знати под самым благовидным предлогом. Главный принцип, главное оружие любых феодальных королей, «разделяй и властвуй», не может быть применен внутри клана, а значит, тот устойчив перед монаршей волей и может серьезно осложнить жизнь слабому правителю. Именно от этого все беды государства, от распоясавшихся кланов, отдающих себе отчет, что они первые среди равных, а никак не подданные, как прочее незнатное население планеты.
До сего дня Венерой правили достаточно сильные и умные личности, держа эту систему в равновесии или хотя бы создавая иллюзию контроля. Но история непредсказуема, и кто знает, кто сядет на трон завтра? Так что политически система нашего государства сгнила с самого верха на первых же годах существования страны. И пока не изменится, Венера так и останется на волоске от пропасти, на которой висит, несмотря на титанические усилия семьи Веласкес, по сути тоже являющейся кланом. Ибо только клан может противостоять в борьбе с другими кланами.
Корпус королевских телохранителей с его личной вассальной клятвой королеве – еще один феодальный инструмент контроля, создание вооруженных сил из вассалов внутри клана. Таким образом, я только что отказался не просто от обучения в корпусе или службы королеве, я отказался быть причастным к управлению страной, от членства в правящей феодальной семье.
Но нисколечко об этом не жалею.
Утро началось как обычно. Странный, конечно, термин «как обычно» для человека с моим распорядком. С момента посещения школы королевой, а это произошло почти месяц назад, «как обычно» не наступало для меня ни разу. То я занимался на износ в обители королевских амазонок, выжимая из организма все соки, то бродил в состоянии полоумного замешательства, хандря и ноя, сомневаясь и не зная, что делать, то…
Да, бурный был месяц. И только теперь возвращается это подзабытое «как обычно».
Конечно, и оно относительно, поскольку как раньше уже не будет. Да, директора уволили, но у новой администрации я на примете, как нехороший человек, с которым лучше не связываться, но которого, если представится случай, лучше по-тихому «уйти». Товарищи по школе воспринимают меня неоднозначно, и как героя, и как злодея одновременно, при этом как нормального – никто. Преподаватели… Этим, наверное, все равно, но я пропустил почти месяц, что не может не сказаться на моей успеваемости, а не за горами итоговые годовые тесты. Плюс борьба, организованная титулярами, которым мне все же придется охладить пыл, иначе недолго до беды. Бросаться из крайности в крайность – что может быть опаснее?
Но теперь я бодр и свеж, все для себя решил, знаю, кто я и чего хочу, и знаю свои возможности. Я сегодняшний – не чета мне прежнему. Не боюсь ни бога, ни черта, ни администрации, ни Бенито Кампоса и его банды. И даже на вседержителей планеты мне плевать из рубки линкора. Передо мной, согласно завету дона Алехандро, стоит цель, ма-а-аленькая такая цель на Большом пути – закончить школу. Если повезет – с отличием, с красной корочкой (а повезти может, если нормально пересдам пропущенные за этот месяц тесты). Тогда автоматически получу грант на обучение в престижном вузе, а что будет потом…
Потом будет потом.
Вторая задача, уже личного плана, найти-таки мою аристократку. Найти, посмотреть в глаза и спросить: «Если все, что ты говорила и в чем клялась, правда, почему ты не нашла меня сама? Ведь на дворе двадцать пятый век, чтобы найти человека в жалком тридцатимиллионном городе, нужно… От силы несколько минут! Для грамотной службы безопасности, разумеется. Тем более на такой продажной планете, как наша. А для неграмотной… Ну, допустим, несколько часов. День. Но никак не несколько недель». Я найду ее, найду и спрошу. Что будет дальше? Смотри выше.
На этой жизнеутверждающей ноте я позавтракал привычно оставленной мамой едой, собрался и, надев старенький навигатор, поставил музыку на случайный выбор. Стили мелодий прошлого при внешней схожести настолько разнятся, что каких-то предпочтений у меня все еще не сложилось. Я уже хотел выходить, как взгляд мой зацепился за футболку с портретом Фиделя Кастро и каменные шары для снятия напряжения. Как они называются научно, так и не посмотрел, но мне они реально помогли. Хорошая штука! Шарики перекочевали в руку.
Вышел на улицу. Если бы жил на Земле, сказал бы так: «Солнце светило ярко, нежно касаясь меня своими лучиками, придавая сил и вселяя уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне…» Ну, или иной подобный романтический бред. Но солнце не светило, находясь над непроницаемым куполом, да еще за границей плотной облачной атмосферы. Но настроение у меня было именно такое, будто оно действительно светило, невзирая на законы физики. Душевный подъем, боевой настрой, готовность перелопатить горы собственными руками, не меньше.
Этому настрою не помешал даже вид двух неуклюжих «либертадоров» с тремя скучающими бритоголовыми урками возле одного из них, ожидающих меня на полдороге к метро. Накачанные лоси в черных кожаных куртках – это у них вроде униформы – стояли на тротуаре, почти перегородив дорогу, и лениво что-то друг с другом обсуждали. Глаза урок, не в пример общей ленце, оживленно рыскали вдоль улицы, красноречиво заканчивая траекторию движения на моей персоне.
Я не спешил, потому не было нужды сбавлять темп. Просто пристальнее всмотрелся в каждого из них: в одежду, экипировку, выражения лиц. Последние мне не понравились, на меня смотрели свысока, оценивая предстоящую им миссию как легкую, а меня как противника, не стоящего внимания. Гордо смотрели надменно, даже презрительно. Мне вообще-то начхать на их презрение, но оно подкреплялось кобурами, которые висели у каждого под курткой, а у одного даже на поясе. А это уже серьезно.
Судя по виду, оружие легкое, наверняка разрешенное. Не какие-то страшные игольники – малокалиберный огнестрел. Не будут же бойцы эскадронов размениваться на травматику? А хорошее оружие для них не пропустит гвардия, ну, не для ношения на поясе. Но огнестрел, даже малокалиберный, – это все равно огнестрел.
В этот момент у меня закрались сомнения относительно принадлежности их к уличным бандам, сомнение быстро переросло в стойкую уверенность. Уличные бандиты не будут стоять на видном людном месте, а улица просматривается с пульта управления гвардии, с оружием за поясом и с таким наглым видом. Это не эскадроны. Это или бандеры, или элитные бойцы преступного мира, охрана хефе. И сейчас, восемьдесят против двадцати, меня пригласят внутрь одного из «либертадоров», причем в грубой, не терпящей возражений форме.
Я подобрался, чувствуя, как по жилам начинает растекаться адреналин. Да, я послал хефе с его предложением, но это не значит, что тому не нужно от меня что-то еще. Что? Мыслей насчет этого не имелось, и я решил полагаться на судьбу.
При моем приближении один из бандитов вальяжно направился в обход машины на место водителя. Второй отошел в сторону, поднимая люк пассажирского салона. Молчаливое приглашение, дублированное словесно уркой, оставшимся на тротуаре.
– Садись.
Даже в одиночестве он корпусом своим перекрывал чуть ли не половину пешеходной дорожки. Дескать, парень, не дергайся. От него несло таким презрением, что мое нутро взбрыкнуло.
– Зачем?
Я подошел вразвалочку, показывая, что не боюсь и не считаю его беспрекословным авторитетом. Я и сам потом не мог понять, почему заупрямился. Наверное, достало, что какое-то мурло считает себя хозяином вселенной, а меня – мелкой, не стоящей внимания букашкой. Мне так хотелось бросить в лицо: «Родной, если ты приехал за мной по приказу хозяина, если хозяин твой жаждет меня лицезреть, относись ко мне как к гостю хозяина!»
Бритый удивился. Его рожа на мгновение потеряла надменность, взгляд стал более цепким и пронзительным. Но через секунду, сделав обо мне окончательные выводы, он все вернул на круги своя.
– Тебя хочет видеть Виктор Кампос.
Я оказался прав, дон хефе. Единственное, чего не понимал – почему за мной приехали эти ребята? Явные силовики, с мыслительным аппаратом у них проблемы, им бы схватить кого, скрутить, запихнуть в салон, а не вежливо приглашать. В прошлый раз меня встречал человек уважаемого вида, «интеллектуал», а теперь какое-то бычье?
– И чё? – борзел я. Просто из принципа. Не нравилась мне его рожа, не нравился тон, не нравился взгляд, и, наконец, не нравилась бесперспективность – отсутствие возможности иного развития событий.
Я – человек. Больше того, меня чуть не сделали преемником его дона. И сделали бы, позвони я и скажи «да». Я не сказал этого, мой космолет улетел, но я ДОСТОИН того, чтобы со мной разговаривали как с человеком.
Видимо, бык это почувствовал. И сделал выводы. Все-таки охрана дона, не боец эскадрона, какие-то мозги быть должны. В следующей его фразе было куда меньше презрения и превосходства.
– Садись в машину. Тебя хочет видеть дон Кампос.
Вот так-то лучше. Вроде ничего во фразе не изменилось, но сказанное другим тоном и воспринимается по-другому.
Я вежливо кивнул, обернулся и направился к стоящей в нескольких метрах машине. И почти подошел, когда вдруг рука второго бандита, вставшего во время нашего маленького разговора чуть сзади меня, перегораживая тем самым путь к отступлению, с силой толкнула меня в спину.
– Да пошевеливайся, ублюдок!
Я налетел на бронированный корпус машины и, если б не спортивная реакция, разбил бы себе нос, как минимум. А вот так, ребята, мы уже не договаривались!
Я ушел вниз, «нырнул», выжимая из тела предел ускорения. Оно не было готово к такому развитию событий, не было разогрето, да плюс этот дурацкий костюм, сковывающий движение.
Но адреналин неспроста циркулировал по венам, у меня получилось. Костюм тоже выдержал, хотя это были его предельные нагрузки. Реакция, раскачанная на вчерашней тренировке, сработала на ура, и толкнувший меня противник не успел ничего понять. Разогнулся я не один, а в компании с апперкотом, отправившим его в чистый нокдаун, несмотря на то что в нем веса в два раза больше, чем во мне.
Хрясь.
Теперь все решали секунды. Мозг мой заработал лихорадочно, как никогда. Возможно, кроме дорожек смерти. Мне, как и там, грозила реальная смертельная опасность, исход которой спрогнозировать я не мог, на сей раз она была даже серьезнее, чем тесты корпуса.
В мою правую руку перекочевал один из каменных шаров, на самом деле они не такие уж легкие, если использовать их грамотно, через мгновение я с силой врезался в висок противника. И только после этого тот стал оседать на землю. Нокаут.
Сзади тем временем пришел в себя первый собеседник и кинулся мне на спину. Но я тоже не коала на дереве, за мгновение до этого, продолжая атаку и не останавливаясь ни на секунду, я успел развернуться и послать второй шар ему в лоб.
Бум.
Бросившийся на меня споткнулся, упал. Я предусмотрительно отскочил в сторону после броска, и меня он не задел. Но лоб – не висок, а такую черепушку просто так не пробьешь даже полированной каменюкой. Через пару мгновений придет в себя, будет мстить, теперь ему все равно, что я гость хозяина. А учитывая его комплекцию и живучесть, у меня против него нет ни единого шанса. Кроме…
Я мигом нырнул назад, к поверженному сопернику. Тот лежал на земле, лицом вверх, от виска растекалась лужица крови, но вроде как был жив. Мгновение – я задрал его куртку, непослушными пальцами расстегнул висящую на поясе кобуру. Есть.
Поднялся. Противник уже стоял передо мной, оценивая сложившуюся ситуацию. Моя рука уверенно сжимала пистолет, старый добрый огнестрел. «Орел», Aguila калибра 5,6, модели я не знаю – не спец. Пистолет недвусмысленно был направлен в его сторону.
Пауза. Шаг назад.
– Пацан, не дури!
Превосходство из его голоса исчезло совсем. Видимо, свалить двумя ударами такого, как лежащий рядом со мной хмырь, способен далеко не каждый. Зато оружие в моих руках сильного впечатления на него не производило.
– Que te follen!!! – раздалось сзади, со стороны второго «либертадора».
Я отскочил в сторону, пытаясь держать в поле зрения и этот сектор атаки, откуда, обогнув «нашу» машину, на меня надвигалось еще трое бритоголовых бойцов, на ходу расстегивавших куртки и достающих оружие.
– Бросай пистолет!
Щаааз!
Первый тем временем тоже достал ствол, но держал его дулом в землю, применять пока не собирался.
– Он меня толкнул, – для чего-то заявил я, но больше это походило на жалобный отмаз.
– Быстро бросай оружие, руки за голову! – Первый сдвинулся вправо так, чтобы все же обойти меня, увеличить и без того огромный угол между ним, мной и бойцами из другой машины. Я вновь подался назад, решив упереться спиной в стену, так меня точно не окружат. Правда, и убежать я вряд ли смогу.
– Все назад! – взмахнул я пистолетом. – Буду стрелять!
Ответом мне стали насмешливые улыбки. Ага, так они мне и поверили, лоху и фраеру, что я все брошу и открою по ним огонь.
Я неторопливо, будто на занятиях по военной подготовке, передвинул рычажок предохранителя в боевое положение.
– Я не шучу!
Они вновь не поверили. В этот момент спина моя уткнулась во что-то твердое – стена дома, – а противники приготовились прыгать с двух сторон одновременно, не давая шансов для иного развития событий.
Бабах.
Повезло, не попал. Мой первый собеседник схватился за ногу чуть выше колена, роняя пушку и припадая на здоровую ногу.
– Ах ты ж..
Его отборный мат я не слышал, у меня были дела поважнее.
Бах. Бах. Бабах.
Есть, два рикошета в землю перед оставшейся троицей и одно попадание, на сей раз ниже колена. Надвигающаяся на меня стена из громил резво откатилась назад.
Я намеренно не стрелял на поражение. Это смерть, такого по отношению к своим людям Виктор Кампос не простит, независимо от причины, по которой он хочет меня видеть. А так, может быть, его ребятки напали первые?
– Назад, уроды! Всех замочу! Оружие на землю!
Естественно, оружия никто не сложил. Наоборот, на меня смотрело целых три ствола, готовые в любой момент отправить к праотцам. Три, потому что водитель «нашего» «либертадора» обежал машину и занял пост выведенного на время первого бойца. Теперь уж точно пат.
Они не стреляли в меня, знали, что хозяин приказал доставить живым. Возможности у них имелись, как и опыт ювелирной работы с оружием. Но гнев хозяина важнее того, что я, возможно, укокошил одного из них. В глазах парней читалось жгучее желание нарушить запрет, и, если я сильно дернусь, они так и сделают.
Бандиты больше не лезли дуром вперед. Перегруппировались, став полукругом, не спуская меня с прицела. Я проходил в школе тактику и понял, что дела мои плохи. Они выждут момент, вновь атакуют, и тогда я ничего не успею сделать. В обойме осталось шесть патронов, убить я не смогу ни одного из них, достаточно будет пули в предплечье или опять же ногу. После чего меня, раненного, отметелят, засунут в салон, где скрутят и еще раз хорошенько приложат. Что будет потом, знают только Древние.
Я снова выстрелил, пытаясь потянуть время. Пуля пролетела мимо одного из них рядом с ухом.
– Назад, я сказал!
Теперь меня послушались. Ситуация вновь стабилизировалась, но что дальше? Время играет против них, люди, увидев, что творится, и услышав первые выстрелы, начали разбегаться, через несколько минут здесь будет вооруженный до зубов патруль гвардии. Парни должны или начать действовать, или ретироваться, что они выберут?
Они ничего не успели выбрать. Из-за «либертадоров» показался первый гвардеец, одетый в сине-желтые легкие доспехи патруля, с открытым шлемом и тяжелым иглометом наперевес.
– На землю, всем! Быстро! Руки за голову! – вскинул он свое грозное оружие.
Мои противники принялись медленно разводить руки в стороны и опускаться на бетонопластик. Справа от них выскочил второй боец, беря место нашей схватки в перекрестный прицел. Сопротивления не было, все, включая меня, разводили руки и опускались на землю, но один из урок, по мнению второго гвардейца, делал это слишком медленно. За что получил невежливый удар прикладом по темечку.
Я на мгновение возликовал, но только на мгновение: через мгновение боец был уже возле меня.
– А ты чего стоишь? Особое приглашение нужно?
И со всей силы ткнул мне дулом винтовки в солнечное сплетение.
пела музыка, отвлекая от любых мыслей и чувств, помогая не ощущать боль. Пела прямо в голове, ибо любых предметов, способных воспроизводить ее, у меня давно уже не было. Но память – куда более совершенный носитель, чем любой кристалл: услышав песню один раз, она может прокручивать ее прямо у тебя в сознании до бесконечности. И никто, ни один жлоб, ни один садист от мира правопорядка или криминала не сможет ее выключить.
Музыка пела. И пока она пела, я держался. Ведь сейчас для меня главное – продержаться.
зазвучал бессмысленный, но соответствующий мрачному настроению припев, по которому уже кругу…
– Итак, нападение на добропорядочных подданных ее величества, – лыбился донельзя довольный комиссар, двумя пальцами прокручивая вниз изображение моего личного дела, выведенное так, чтобы я видел отзеркаленную его часть со своей стороны. Кое-какие моменты, вроде моего удара шаром в висок, он с удовольствием высветил на огромном, во всю стену, экране. Действительно, не поспоришь, со стороны это выглядело не так, как чувствовалось изнутри. – Нанесение тяжких телесных повреждений. Насильственное изъятие огнестрельного оружия. Применение оного в целях нападения. Хулиганство, разбой, грабеж – полный комплект, Шимановский! Кстати, ты ведь в курсе, что одна из твоих жертв до сих пор в реанимации без сознания?
Нет, не в курсе. Но мне отчего-то не было грустно по этому поводу. Если бы даже убил того хмыря, переживал бы не сильно. Он свое заслужил.
Что это со мной? Заразился у ангелочков их презрением к жизни неближнего своего? Стал черствый? Или это мир летит с катушек?
Не знаю. Месяц назад я с таким же точно настроением шел убивать Толстого, почти сделал это. И не чувствовал никакого дискомфорта или моральных терзаний. Значит, мир?
Но, с другой стороны, там я был приперт к стенке, меня собирались покалечить (что хуже смерти) люди, которых я ненавидел всеми фибрами. Хотя здесь меня тоже могли покалечить или убить.
Да, я стал черствее, но это разумная эволюция, а не резкий ароморфоз моего морального развития.
– Врачи оценивают его состояние как тяжелое, но стабильное. – Комиссар сделал многозначительное лицо. – Учти, Шимановский, если он умрет, это будет совсем другая статья!
Поделиться книгой: