Рушель Блаво
Притчи, приносящие здоровье и счастье
Предисловие
Вы держите в руках уникальную книгу. Выполняя несложные задания, вы день за днем, постепенно выправите свой энергетический баланс, исцелитесь, обретете гармонию и счастье, качество вашей жизни заметно улучшится. Начните с чтения исцеляющих притч. Читайте их вдумчиво, в том темпе и ритме, который вам кажется наиболее органичным именно в этот день (ведь один день вашей жизни не похож на другой). Главное не делайте это механически. Важно, чтобы каждое слово вошло в вас, начало совершать особую благодатную работу по гармонизации вашего внутреннего мира.
Также в книге вы найдете уникальные ментаграммы, заряженные на здоровье, счастье и любовь. Работая с ними каждый день, вы обретете состояние гармонии с внешним миром. Кажется, мы все забыли, что человек – часть окружающего мира, но из-за нашей безумной жизни мы выпали из естественного состояния – состояния счастья! Помните, что любую проблему можно решить, главное – вовремя опомниться и начать действовать. Как работать с ментаграммами расскажем чуть ниже, а пока несколько слов о самой методике.
Методика работы с ментаграммами является результатом многолетних исследований, проведенных в НИИ ТРАДИЦИОННОЙ МЕДИЦИНЫ. Изучалось влияние психического статуса пациента, эмоционального состояния и жизненной проблематики на его здоровье и внешний вид. Изучались влияние и значение точек акупунктуры на душевное состояние человека. Определилась абсолютная корреляция состояния точек акупунктуры и внутреннего мира пациентов.
Согласно древней китайской медицине, сердце человека «открывается» на лице, поэтому все чувства и эмоции, пережитые за жизнь, отображаются на нем, как в зеркале. Лицом человек проявляется в мир и получает практически всю информацию о нем, поэтому «все, что входит в человека и выходит из его внутреннего мира на психоэмоциональном уровне» оставляет свой отпечаток в физическом плане на лице, где расположено множество мимических мышц, сосудов, нервов, а также около пятисот точек акупунктуры.
Когда ребенок рождается, то его внутренний свет совершенно беспрепятственно проникает сквозь межщелевые контакты клеток, орошая весь организм светофотонами. Поэтому все дети так прекрасны. С возрастом проявляются чувства и эмоции, появляются блокады и травмы, болезни. Все это перерабатывается сердцем и автоматически отражается на лице, где и может задерживаться в виде масок. Таким образом, в течение жизни эти маски – отпечатки происшедшего – независимо от нашего желания накладываются на лицо одна на другую, постепенно меняя наш облик. Появляются морщины, дефекты кожи, изменение её окраски и качества. Самое главное – изменяется световой код – частота света, излучаемая глазами, по которому подсознательно люди оценивают друг друга.
Говоря о красоте и здоровье, мы имеем в виду не только правильность черт лица, но и харизму и обаяние человека. Можно иметь «не правильное» лицо, согласно общественным канонам, но быть при этом очень привлекательным.
Мой метод – это снятие «психосоматических масок» с лица пациента, тем самым возвращая ему первозданную красоту. Для этого используется акупунктура и специально разработанные ментаграммы. Читатель включается в процесс, в котором возможно кратковременное проявление старых, забытых чувств и эмоций, воспоминаний и переживаний. Так исчезают маски. Поэтому читатель должны об этом знать.
Итак, в книге вы найдете по 15 ментаграмм, заряженных, соответственно, на здоровье, счастье и любовь.
Перед ментаграммами вы найдете изображение Звезды-Семериды. Приступая к работе с ментаграммами, поставьте на изображение Звезды стакан с водой. По истечении 3 минут выпейте воду.
Первым этапом работы с ментаграммами является их рассматривание.
Рисунок ментаграммы, его мелкие и крупные детали продуманы таким образом, чтобы гармонизировать пространство вашей внешней и внутренней жизни, ваши мысли, чувства, ощущения.
Ежедневно в течение 5 минут необходимо созерцать необходимую ментаграмму. Старайтесь при созерцании отключить все чувства, ни о чем не думать. Поставьте будильник, чтобы он прозвенел ровно через 5 минут, отрешитесь от всех забот, планов, переживаний, просто смотрите на ментаграмму. Позвольте ей «затянуть» вас. В какие-то мгновения создастся эффект рассеянности, и изображение станет словно стереоскопическим, придвинется к вам. Возможно, вы уловите некое движение в картинке, она перестанет быть статичной. Не пугайтесь таких впечатлений, они имеют терапевтический эффект. У вас может появиться кратковременное ощущение дурноты, тошноты, может стать душно. Не прерывайте сеанса созерцания, это нормальные явления на фоне работы с энергетикой. Все пройдет.
Если при рассматривании ментаграммы устанут глаза, с силой прикройте их и снова откройте, поморгайте так несколько раз, пока не станет легче. Эти 5 минут вашей жизни, когда вы просто есть, сами по себе, не в своих делах, не в реализации каких-то забот. Вы просто существуете, и идет выправление вашей личной энергетики.
Следующим этапом работы с ментаграммами является их раскрашивание.
После созерцания ментаграммы вы берете цветные карандаши (фломастеры) и работаете с рисунком. Вам следует раскрасить ментаграмму. Потратьте на это столько времени, сколько хотите. Однако важно, чтобы рисунок получился красивым, четким, ярким. Следует подойти к раскрашиванию творчески, никуда не торопиться, тщательно прокрашивать все детали. Раскрашивая ментаграмму, сосредоточьтесь на том, что этими действиями вы посылаете свою любовь окружающему миру, людям. Помните: чтобы что-то получить, надо прежде отдать. Вы хотите любви, вы желаете притянуть ее – вот и отдавайте свои чувства. Старайтесь их спродуцировать. Закрашивая ментаграмму, думайте каждый день о новом человеке, о своих близких, знакомых. Желайте им здоровья, счастья, удачи. Вспоминайте о проблемах каждого человека и желайте их скорейшего разрешения. Каждый день посылайте любовь новому человеку. Раскрашивая мандалу старайтесь испытать нежность и признательность к нему; с каждым штрихом ваше сердце будет переполняться любовью. А чем больше любви вы отдадите, тем больше притянете – помните об этом!
Начните работать с собой прямо сейчас, и ваша жизнь тоже изменится к лучшему. Успехов вам!
Притчи для чтения всей семьей
Родной дом
Яков любил свой дом, что стоял на самом краю поселка, но еще больше любил Яков бродить по окрестностям. Летом не было для Якова большего счастья, чем гулять по лесу, слушать пение птиц. А как прекрасно было выйти к реке в рассветный час! Разве что-то может сравниться с тем, когда природа спит еще, но уже готова проснуться? Солнце еще не взошло, но вот-вот взойдет. А на поверхности воды – пар. Вода такая теплая, что когда заходишь в нее, то даже и не замечаешь разницы с воздухом. Еще такую воду предрассветного часа называют у нас «парное молоко». И пока купался Яков, всходило солнце, – и сразу весь мир озарялся оранжевыми и желтыми бликами. И на душе становилось тепло и спокойно, и хотелось жить! Потом обыкновенно Яков уходил в лес и уже там наслаждался наступлением нового дня. Ближе к осени Яков уже не просто гулял по лесу, а гулял с корзинкой – нравилось Якову собирать грибы: боровики, подосиновики, подберезовики; впрочем, и сыроежки, опята и лисички тоже собирал Яков. Когда наступала зима, то Яков доставал из сарая лыжи, становился на них и на несколько часов удалялся в поля бескрайние. Снег искрился на солнце, а Якову очень нравилась такая погода, когда яркий свет сопутствует небольшому морозцу. И зиму любил Яков, и лето любил, и весну с осенью тоже любил. Любил Яков природу. Но любил Яков и свой родной дом, куда всегда с радостью возвращался после своих прогулок. Даже, чего уж тут скрывать, уже уходя на прогулку, начинал по дому скучать – скучал по стенам дома, по забору, по крыше даже – и то скучал. И так радостно было вечером после прогулки возвращаться домой! Летом в доме ждала такая милая сердцу прохлада, что хотелось окунуться в нее как в реку, а зимой ждало тепло от печки.
Всегда-всегда в доме Якову было хорошо. Признаться, Якову было хорошо везде – может быть, потому, что он просто любил жизнь, но может, и оттого, что ни разу не приходилось Якову еще попадать в такие места, где бы могло быть плохо. Ведь и бывал-то Яков пока что только в доме своем, в полях бескрайних, в чаще лесной, на реке да на дороге. Больше нигде бывать ему не приходилось. Потому-то Яков, может быть, и радовался жизни.
Но однажды случилось так, что гуляя летом по лесу, Яков вдруг оступился на кротовой норке, которая по обыкновению своему песчаным холмиком торчала на пути; но оступившись, не упал, а провалился вниз. Сначала Якова укрыла темнота, однако тут же понял он, что летит – летит куда-то под землю. Куда? Для чего? Как долго лететь? На эти вопросы Яков ответить не мог, а раз так, то просто смирился со своей участью и стал спокойно предаваться полету. Сколько по времени пришлось лететь Якову, он не знал, поскольку, как и всякий счастливый человек, часов не носил. Однако летел так долго, что даже захотел поспать. И не преминул сделать это – подложил ладошку под щеку, склонил голову, поджал коленки к животу, как делал обыкновенно в своей кровати, и уснул. И приснилось Якову, что стоит он на лугу, а луг этот весь покрыт цветами – красными, синими, желтыми… И за всем этим разноцветьем Яков разглядел свой родной дом, и сразу так захотелось туда! Чего проще – взять и прошагать к дому. Яков так и делает, однако сколько ни шагает по цветистому лугу, а дом его ближе не становится; кажется даже, что наоборот – делается все дальше. Яков уже чувствует, как оставляют его силы, как не может он больше идти… И тут просыпается, пребольно стукнувшись обо что-то.
Яков открыл глаза и увидел вокруг себя склизкие стены пещеры. Так вот куда его занесло! Не иначе это какое-то подземное царство! Глаза стали привыкать к пещерному сумраку, и Яков стал всматриваться внимательнее в то, что окружало его здесь. Теперь были видны уже не только стены пещеры, но и каменный пол, об который ударился Яков при падении, и украшавшие пещеру цепи, сделанные из золота. Цепи эти висели по всем стенам и приятно поблескивали в непонятно откуда падающем сюда мутном свете. Однако взор Якова не радовался этому драгоценному сверканью – все еще оказывались сильны, как часто это бывает, впечатления от сна. И поэтому Якову еще пуще хотелось домой. Но как попасть в дом? Этого Яков не знал. Не знал он, и как выбраться из пещеры. Тем более что пещера эта находилась очень глубоко под землей, может, даже в самом центре Земли – ведь не случайно же Яков так долго в нее летел. Кругом было тихо, лишь где-то, стукаясь о камень, капала вода.
Однако тут эта тишина вдруг нарушилась – Яков отчетливо услыхал доносящиеся из самой глубины пещеры шаркающие и неспешные шаги. К месту, где находился Яков, явно кто-то приближался. И понять по шагам, друг это или же враг, было ну никак нельзя. Яков замер. Даже прижался к склизкой стене, ощущая спиной довольно-таки противное прикосновение застоявшейся влаги. Шаги приблизились, и в круге синего света, что можно было видеть посреди пещеры, появилась маленькая старушонка. Она подняла голову и сразу же устремила взгляд своих пытливых крохотных глазок на Якове.
– Что делаешь здесь? В моем царстве? – прошамкала старушка. Яков сначала растерялся, поскольку искренне не знал, что он здесь делает, однако потом все же взял себя в руки и честно рассказал старушонке и про норку кротовую, и про то, как падал. Только почему-то (Яков и сам не знал, почему) решил умолчать про сон о недостижимом родном доме. Старушка выслушала Якова и снова зашамкала:
– И хорошо, сынок, что пришел сюда. Будешь теперь тут жить, будешь жизни радоваться, потому что золота у меня столько, что и не счесть. Посмотри, цепи золотые по всем стенам развешаны. А радость жизни она ведь в золоте, так ведь?
Яков не разделял такого подхода к радости жизни, но все же предусмотрительно решил не возражать, а только робко спросил:
– А нельзя ли мне попасть домой? Я по дому скучаю очень.
Тут старушка рассердилась на Якова, ногой топнула даже. Да как закричит что есть мочи:
– Дракон! Дракон! Дракон!
И тотчас на крик этот откуда-то из глубины пещеры явился самый настоящий дракон, огнедышащий даже – вырывающееся изо рта оранжевое пламя недвусмысленно на это указывало.
– Ты, дракон мой, – продолжала шуметь старушка, – охраняй нашего гостя, а то, видишь ли, домой надумал. Никаких ему домой! Будет жить здесь! А если противиться затеет, так ты, дракон, можешь съесть его.
Сказав это, старушка развернулась и пошла шаркающей своей походкой восвояси. Дракон же посмотрел на Якова, дыхнул для острастки оранжевым пламенем и промолвил:
– Даже не пытайся бежать отсюда. Если же будешь убегать, то я тебя догоню, поймаю и съем.
Это замечательно, что дракон оказался говорящим. Яков сразу понял, что сможет, по крайней мере, сделать попытку переманить дракона на свою сторону. Золото Якову было не интересно, а больше всего хотелось домой. И Яков сказал дракону:
– Знаешь, я очень скучаю по родному дому. Вот твой родной дом, наверное, здесь, в пещере. Ты дома, а я на чужбине и очень хочу к себе домой. Отпусти меня, дракон.
Дракон задумался и отвечал Якову так:
– Нет, не здесь мой дом. Когда я был совсем маленький, то летал где попало, родителей не слушался. И вот однажды полетел в какую-то нору. Долго летел и оказался здесь. Тут пришла старуха и строго-настрого запретила мне возвращаться домой, повелела отныне всегда жить здесь, в этой сырой и хмурой пещере. И вот уже целый год я тут, служу старухе и любуюсь золотом, камнями драгоценными, которых здесь много. Дом же мой на самой вершине самой высокой горы…
– И что же, нравится тебе, дракон, такая жизнь? – спросил Яков.
– Нет, не нравится. Нет радости в золоте и в камнях драгоценных, если нельзя попасть домой.
– Так почему же ты не улетишь от старухи? Почему служишь ей? Ты же большой и сильный! А на вершине горы тебя уже верно заждались твои родители. Ну, почему ты не улетаешь отсюда?
– А разве можно улететь?
Тут Яков искренне удивился. Пришлось Якову объяснять бедняге дракону, что вообще-то раз как-то он умудрился сюда добраться, то и выбраться отсюда не должно составить труда. Дракон слушал и, как кажется, понимал. К исходу ночи стало ясно, что Яков и дракон подружились. Потому только заслышав доносящиеся из глубины пещеры шаркающие шаги старушонки, Яков вскочил на спину дракона, тот взмахнул крыльями – благо был драконом не только огнедышащим, но и летающим, – и взмыл под самый свод подземелья. Старушонка не успела еще войти, как дракон, ведомый Яковом, устремился в дыру, что зияла на самом верху. Вслед неслись проклятия хозяйки подземного царства, но поделать с беглецами она уже ничего не могла.
Долго летели Яков и дракон, но старания их были вознаграждены – показался свет. И свет этот был самым настоящим солнечным, а не мутным пещерным. Еще до наступления ночи Яков вернулся в свой родной дом. Какое же это счастье – возвращаться домой! А что дракон? И дракон к радости родителей и к своей собственной радости взмыл на самую вершину горы – в свой родной дом. В этом ведь и есть радость жизни – в родном доме, в возможности вернуться туда.
Малиновая Птица
Королевский замок стоял на самой вершине горы. Просто когда-то очень давно прапрапрадедушка нынешнего короля почему-то решил, что чем выше будет расположен его замок, тем удобнее будет ему наблюдать за жизнью своего королевства и своих подданных. Замок по приказу короля построили на самой вершине горы, и поначалу действительно было все так, как и задумывал король, – он поднимался на высокую башню, с которой открывался вид на всю округу, и наблюдал, как и планировал, за жизнью своего королевства и своих подданных. Но так не могло долго продолжаться, потому что королевство стараниями королей, сменявших друг друга в свой час, разрасталось, а стало быть, уже нельзя было видеть все его даже с высокой башни. Вот и получилось, что замок, расположенный на самой вершине горы, ко времени правления нынешнего короля оказался так высоко над страной, что нынешнему королю пришлось построить для себя другой замок – на равнине. Там он и проводил большую часть времени, мудро и справедливо управляя своим королевством.
А тот старый замок на самой вершине горы полюбился принцессе – дочери нынешнего короля. Она – принцесса – очень любила мечтать. И лучшего места для того, чтобы предаваться мечтам, было просто не придумать. Каждое утро возле раскрытого окна встречала принцесса рассвет, и вместе с принцессой каждое утро прилетала встречать рассвет Малиновая Птица.
Малиновая Птица садилась на растущую прямо подле окна большую липу и начинала петь. И пела так прекрасно, так чарующе и так завораживающе, что все вокруг замирало и слушало эту песню. Замирала и принцесса возле окна. Кажется, не было ничего лучше, чем вот так вот просто смотреть на восходящее солнце и слушать волшебное пение Малиновой Птицы. С чем сравнить это пение? Можно сравнить с журчанием родника в теплый летний день, с шелестом листьев под ногами в осеннем лесу, с выступлением старого скрипача на рыночной площади большого города вечером трудного дня… Все эти сравнения будут по-своему хороши, но ни одно из них не сможет в полной мере передать всю прелесть той песни, которую вместе с рассветом исполняла Малиновая Птица. И принцесса с наслаждением слушала. И мечтала…
Но однажды утром, когда принцесса по обыкновению распахнула окно, она не увидела среди листьев и веток большой липы своей любимицы. Малиновой Птицы не было, а вместо нее сидела хмурая Серая Сова. Сидела и хлопала глазами-блюдцами. Принцесса испугалась Серой Совы – просто никогда раньше не видела она такой птицы и решила почему-то, что это и не птица вовсе, а какое-то чудище лесное. Однако голос у Серой Совы оказался таким добрым, что сразу же немного принцессу успокоил.
– Послушай, принцесса, – сказала Серая Сова, – прилетела я с Дальнего Севера не пугать тебя, а прилетела с известием о том, что подруга твоя – Малиновая Птица – захворала. Не сможет, стало быть, прилетать она к тебе, принцесса, каждое утро, как было прежде. Но ты, принцесса, Малиновую Птицу спасти в состоянии.
– Как? – воскликнула принцесса. Ради спасения своей подруги она, казалось, была готова на все.
– Садись ко мне на спину, – отвечала Серая Сова. – Я отвезу тебя на Дальний Север, где я живу и где сейчас находится Малиновая Птица. Там ты попробуешь исцелить ее. У тебя получится!
И принцесса, недолго думая, а руководствуясь исключительно желанием прийти на помощь своей доброй подруге, Малиновой Птице, сделала так, как велела ей Серая Сова. Принцесса села на спину Серой Совы, которая к тому времени перебралась на окно. А Серая Сова взмахнула крыльями, и они полетели. И хоть быстро летела Серая Сова, однако полет продолжался до самого вечера. Видела принцесса, как внизу мелькали леса и села, города и реки, горы и моря.
Большое расстояние преодолели за тот день Серая Сова и добрая принцесса. И обе – и птица, и девушка – очень переживали за судьбу Малиновой Птицы, которая тем временем хворала на Дальнем Севере, на самом что ни на есть краю земли. Но Серая Сова летела так быстро, что еще до того, как успела наступить темнота, увидала принцесса бесконечные льды, какие раньше видела только в книжках на картинках. Принцесса знала, что льды такие бывают только на Дальнем Севере. А значит, они долетели. Серая Сова стала снижаться. И вскоре принцесса увидела прекрасный дворец, весь построенный изо льда.
– Здесь, – проговорила Серая Сова, – и находится сейчас Малиновая Птица. Иди же в этот дворец, принцесса!
И принцесса последовала наказу Серой Совы – пошла к блестящим и искрящимся в северном сиянии воротам прекрасного дворца. Ворота распахнулись сами собой, и принцесса оказалась в устланных снегом покоях. Серой Совы рядом не было – она осталась ждать снаружи. Но принцесса не испугалась, а смело прошагала туда, откуда лился какой-то небывалый оранжевый свет. Вскоре принцесса поняла, что это свет восходящей луны, преломленный странной и непонятной человеку структурой льда. В этом свете и увидала принцесса свою милую подругу – увидала Малиновую Птицу, которая, печально свесив клюв и нахохлившись, сидела, прижимаясь сложенными крыльями к почти нетающим льдинкам.
Обычно малиновый окрас птицы побледнел и превратился в почти что розовый, а некогда яркие глазки-бусинки стали вдруг такими блеклыми, что принцесса готова была заплакать. Ведь никогда прежде в таком вот виде свою подругу она не видела. И что было делать бедной принцессе? Каким образом она могла исцелить от хвори Малиновую Птицу? Серая Сова об этом ничего не сказала. Руки принцессы опустились от осознания безнадежности того положения, в котором оказалась несчастная девушка. И правда, прилететь на этот край земли, увидеть подругу свою страдающей и не понимать при этом, как и чем можно ей помочь, – это ли не наказание?
И тут принцесса, не выдержав всех этих мыслей, горько заплакала. И слезы принцессы, как знак жалости, стали капать на Малиновую Птицу… Вскоре та встрепенулась, подняла голову, щелкнула клювом и расправила крылья. Глазки-бусинки сверкнули знакомым блеском, а окрас перьев стал стремительно темнеть, превращаясь из розового в такой родной и знакомый малиновый. Так жалость принцессы исцелила Малиновую Птицу от хвори. И чтобы высушить девушкины слезы Малиновая Птица запела. Никогда, пожалуй, песня ее не звучала так прекрасно! Это была благодарность Малиновой Птицы своей подруге – доброй принцессе. Но самой принцессе пора уже было возвращаться домой, в замок, что расположился на вершине горы. Как и прежде, принцесса села на спину Серой Совы, и та понесла ее обратно на юг. И всю дорогу рядом была Малиновая Птица, поэтому, вероятно, и дорога домой показалась гораздо короче нежели дорога на Север. Когда прощались, то принцесса предложила и Малиновой Птице, и Серой Сове остаться с ней навсегда в королевском замке, но обе птицы, поблагодарив, отказались: Серая Сова сказала, что предпочитает Дальний Север, а Малиновая Птица призналась, что жить не может без соседнего леса.
Однако обе обещали принцессе прилетать к ней. Серая Сова дала клятву гостить в королевском замке раз в месяц, ну а Малиновая Птица сказала, что, как и раньше, будет прилетать на липу, что растет у окна покоев принцессы, и радовать и свою подругу, и весь замок, и всю округу своим пением. И обе птицы исполнили свое обещание. А однажды утром принцесса распахнула окно, услыхав любимую свою песню, и увидела, что Малиновая Птица прилетела не одна – рядком на ветке липы подле нее сидели семь славных малиновых птенчиков.
Заблудившаяся пчелка
Пчелку звали несколько странным даже для пчелок двойным именем Агата-Магда. Вообще-то пчелок часто называют двойными именами, равно как часто называют Агатами или Магдами. Но вот двойным именем Агата-Магда звали только эту пчелку. И, надо сказать, Агата-Магда этим именем гордилась. Нравилось ее, когда она была маленькая, как мама звала ее из улья: «Агата-Магда, скорей домой! Пора ужинать и спать!» Тогда малышке Агате-Магде казалось, что все вокруг сразу обращают на нее внимание, поскольку хотят посмотреть, кому же это принадлежит такое необычное и такое красивое имя. В какой-то степени так оно и было – многие начинали с любопытством и с интересом смотреть на пчелку. Когда Агата-Магда подросла, то имя это стало нравиться ей еще больше. «Агата-Магда», – обращались к ней подруги. «Агата-Магда», – называли ее друзья. «Агата-Магда!» – кричали пчелке малыши-пчелята. И Агате-Магде всегда было радостно и приятно слышать свое имя. Казалось ей, будто в имени этом какая-то легкая музыка – музыка самого лучшего и самого любимого в жизни. А что для пчелы самое любимое? Вы думаете, мед? Отнюдь нет. В жизни пчелы есть несколько самых любимых вещей. И среди них мед далеко не на первом месте. А что же тогда на первом? На первом месте в жизни большинства пчел стоит их родной дом. Дупло в дереве, если пчелы дикие, лесные; улей, если пчелы обитают на пасеке и служат человеку.
Наша Агата-Магда родилась и жила в улье. Другого дома никогда для себя не мыслила. И если случалось улетать куда-нибудь далеко за нектаром, то очень скоро Агата-Магда начинала грустить по дому. Имя же пчелы – Агата-Магда – напоминало ей (да, пожалуй, и многим другим пчелам), то как жужжит в июльский полдень улей: Агата-Магда, Агата-Магда, Агата-Магда. И слаще музыки не было во всем мире, потому что это жужжала родина нашей пчелки, куда всегда хочется возвращаться и которую так не хочется покидать надолго.
Однако труд пчелы далеко не во всякий день позволяет оставаться в улье. Пчела должна собирать нектар, пока позволяет ей делать это природа. То есть летние дни пчела обязана проводить на лугу. Перелетая с цветка на цветок и держа в изящных лапках маленькое восковое ведерко, пчела порхает с цветка на цветок. С каждым новым цветком ведерко заполняется сладким нектаром все больше. А как только ведерко наполнится до краев, летит пчела обратно в улей и там выливает содержимое своего ведерка в общие соты, в которых потом старые пчелы будут делать самый сладкий в мире, самый вкусный и самый полезный мед. Мед этот пчелы будут есть зимой, будут кормить им малышей-пчелят. И с людьми поделятся – с теми людьми, которые хорошие и добрые, которые построили для пчел улей и которые за пчелами ухаживали, не боясь пчелиного яда. Ведь пчела, хоть и добра по натуре, может пребольно ужалить того, кто попытается ее обидеть. Да, тогда пчела простится с жизнью, ибо навсегда потеряет жало, а без жала жить не сможет. Но и врага накажет. Обо всем этом знала пчелка Агата-Магда, однако пока что в жизни ее не было повода, чтобы применить свое страшное оружие – выпустить во врага пчелиный яд. Пчелка Агата-Магда в летние месяцы, как и все ее подруги, целыми днями только и делала, что летала с восковым ведерком по лугу да собирала сладкий нектар. И только с наступлением темноты забиралась в свою ячейку в улье и спала до самого утра. И так было в тот год и в июне, и в июле, и в августе. И только под самый конец августа однажды приключилось с Агатой-Магдой, что не со всякой пчелой случается.
Был уже час, когда вот-вот на землю ляжет темнота. Агата-Магда заметила это, равно как и заметила, что ведерко ее восковое наполнено только наполовину. Надо было поспешить, чтобы до прихода ночи все-таки собрать нужное количество нектара. А для этого предстояло слетать на другой край большого луга. Какие же дивные цветы растут там! Тамошние ромашки гораздо больше здешних, а тамошние васильки гораздо синее. Колокольчики же на том конце луга звенят куда как звонче тех, что растут на этой стороне. Во всяком случае, так казалось пчелке Агате-Магде. И вот она полетела туда, где самые большие в мире ромашки, самые синие в мире васильки, самые звонкие в мире колокольчики. Но где же они? Кажется, бедная Агата-Магда сбилась с пути. И тут еще, как назло, стало стремительно темнеть – вечер в августе имеет обыкновение очень быстро превращаться в ночь. Небо стало черным буквально в один миг. И Агата-Магда поняла, что она не на лугу совсем, а в дремучем лесу. И как же только ее сюда занесло? Этого Агата-Магда понять не могла. Поняла только, что случилось с ней, чего прежде не случалось, – бедная пчелка заблудилась. Агата-Магда сообразила: голод ей не грозит, ведь при ней полведерка цветочного нектара. Однако же в лесу – пчелка знала это по рассказам – подстерегают и иные опасности. Чего же несчастной заблудившейся Агате-Магде ждать от леса? Прежде всего надо прекратить полет и где-нибудь притулиться. В темном лесу почти ничего не видно, однако вот – какой-то листочек. Пчелка села на маленький листик, сложила крылышки, поставила рядом восковое ведерко с нектаром и хотела уже было задремать, но тут откуда-то донесся неприятный шелест, потом еще и еще. Вскоре шелест этот сделался непрекращающимся, а вслед затем стал стремительно приближаться к листику, на котором притаилась Агата-Магда. Пчелка вся вжалась в лист, чтобы избежать опасности. И даже несмотря на темноту, Агата-Магда смогла разглядеть стремительно летящий в ее сторону источник этой опасности – громадная ночная птица, сверкая глазами, надвигалась на пчелку. Ужалить? Выпустить яд? Но тогда погибнуть самой! Что же делать? Агата-Магда, однако, приготовилась к бою. И на счастье, ночная птица, взмахнув крылом, улетела.
Вновь в лесной чаще наступила тишина, продержавшаяся, впрочем, недолго: с реки подул ветер, от ветра стали шуршать листья на деревьях, стали скрипеть ветки; а когда ветер усилился, то пчелке пришлось всеми лапками вцепиться в свои листики, чтобы только не быть унесенной ветром. Восковое же ведерко ветер унес, оставив Агату-Магду без нектара. Только стих ветер, как пошел дождь. Сначала маленький, потому все больше и больше. И вот уже струи воды заливают лес, а бедняга пчелка с намокшими крылышками вынуждена прятаться уже на листике, а под ним. Если дождь случается на лугу днем, то там обыкновенно успеваешь долететь до улья. Но там ведь улей родимый рядом, а здесь… Наконец, дождь перестал, а вместе с этим стало светать. Солнце еще не собиралось всходить из-за горизонта, не спешило покидать свой улей. И хотя Агате-Магде больше всего на свете хотелось домой, она продолжала сидеть на все том же листке, который в ночи служил ей и постелькой, и укрытием во время дождя. А тут еще и туман пал – ничего не видно, куда ни глянь. И снова пчелка затаилась, прижав лапки к животику. Темнота, ночная птица, ветер с реки, дождь, туман… Сколько же опасностей таится в этом мире! Однако как только первые лучи солнца показались с востока, туман куда-то исчез. Крылышки Агаты-Магды к тому времени уже высохли и можно было лететь домой – пчелка с появлением солнца поняла, где ее дом, сообразила, куда следует направить полет.
Но тут еще одна опасность встала перед Агатой-Магдой. Откуда-то прямо перед ней буквально выросла крысиная мордочка. Глазки-бусинки нервно забегали, носик задергался. Пчелка поняла, что вот это как раз то самое испытание в пчелиной жизни, которого все так боятся: выпустить яд и погибнуть либо погибнуть, не выпустив яда. Агата-Магда не задумываясь выбрала первое и уже изготовилась навсегда расстаться со своим драгоценным жалом, как крыса ни с того ни с сего противно фыркнула, взмахнула перед самым пчелиным жалом голым хвостом своим и скрылась в лесной чаще. Агата-Магда так толком и не поняла, что это было. Однако обрадовалась. А обрадовавшись, полетела к дому, к родному своему улью, где ее уже заждались родня, подруги и друзья. Все ужасно волновались, но все прекрасно знали, что пчела Агата-Магда из тех пчел, которые всегда возвращаются в свой родной дом, в свой улей. И понимали, что не пришлось ей вступить в схватку, ибо для пчелы расставание с жалом означает расставание с жизнью. Как же все были рады, что не пришлось пчелке сделать это. Хотя еще великий римский поэт Вергилий писал, что пчела не только знает и любит свой дом, но и способна жизнь отдать за цветы и за труд. Многому и люди у пчел могут поучиться.
Музыка Филиппа
Юноша Филипп, сколько помнил себя, жил музыкой. Едва научился он ходить и говорить, как дедушка стал обучать его игре на таком не простом музыкальном инструменте, как клавесин. И у Филиппа почти сразу же стало все получаться просто превосходно. Почему? Да потому что, во-первых, Филипп обладал феноменальным музыкальным слухом, а во-вторых, руки у мальчика были самые что ни на есть золотые – и не только могли смастерить что-то, но и блистательно работали на музыкальных инструментах и особенно на клавесине. Была и третья причина, по которой Филипп еще в детстве стал прекрасным музыкантом – Филипп не был лентяем, как многие его сверстники, а старался как можно больше заниматься, трудиться. Вот потому-то и вышел из Филиппа музыкант ну просто замечательный, просто превосходный. Филипп рос, выступал с концертами, просто по просьбам друзей играл на клавесине – никому никогда не отказывал. И не отказывал не только из вежливости, но еще и потому, что сам получал неизбывное и ни с чем несравнимое наслаждение от своей же собственной игры и от реакции публики на нее. И чем старше становился Филипп, тем легче выходило у него буквально с первого раза воспроизводить на клавесине любую мелодию, какую он только слышал. Именно любую, даже самую сложную. Не было такой композиции, которую не мог бы исполнить на клавесине Филипп. Юноше нравилось играть на клавесине, нравилось слушать, как играют другие, нравилось запоминать музыку и потом исполнять ее без изменения.
И слушателям нравилось то, как звучит клавесин в умелых руках Филиппа, нравились те мелодии, которые так волшебно исполнял Филипп. И все бы было хорошо, если бы только не было у Филиппа одной мечты, которой он не без основания считал неисполнимой. Что это была за мечта? Так получилось, что еще в детстве, еще только обучаясь у дедушки игре на клавесине, Филипп решил попробовать не только перенимать чужие мелодии, но и создавать что-то свое. Однако как ни был старателен мальчик, сколько ни напрягался, пытаясь создать хотя бы относительную гармонию собственного сочинения, ничего ровным счетом у него не выходило. Пока играл чужие композиции, все было прекрасно; стоило начать придумывать, как тут же клавесин переставал слушаться рук Филиппа и выдавал вместо музыки какой-то сумбур, называемый в мире музыкантов какофонией. Дедушка Филиппа и его же главный наставник по совместительству не сильно переживал по этому поводу по двум причинам. Во-первых, искренне полагал, что дар композитора приходит с годами, а стало быть, у Филиппа в этом плане еще все впереди. Во-вторых, искренне считал, что главное – мастерское умение играть на музыкальных инструментах, а уж сочинять музыку, так это уж как получится. И Филипп рад бы был разделить точку зрения любимого деда и учителя, но постоянно ощущал в себе непреодолимую потребность не только исполнять, но и сочинять музыку. И надеялся Филипп, что с возрастом придет к нему умение творить. И тогда он станет столь же прекрасным композитором, каким сейчас является музыкантом. А впрочем, было бы не совсем верно сказать, что от неумения сочинять музыку Филипп впадал во вселенскую грусть и скорбь – совсем нет.
Да, он переживал, но стоило только взять в руки клавесин и начать играть какую-нибудь известную или еще совсем неизвестную, но от этого не менее прекрасную музыкальную пьесу, как сразу на душе становилось легко, печали и горести забывались, грусть и тоска отступали. И это была волшебная сила музыкального искусства, которым с такой виртуозностью владел Филипп.
Между тем шли годы, а Филипп, постоянно совершенствуясь как музыкант, так и не мог ничего сочинить сам. И надо сказать, что если для мальчика Филиппа такое вот неумение сочинять проблемой не было, то для юноши Филиппа отсутствие композиторского дара стало источником пусть не частых, но все же случающихся депрессий. Что было делать юноше?
Конечно, и любой скажет это, смириться и продолжать быть прекрасным музыкантом, не будучи композитором. Однако Филипп не желал с этим мириться, а чуть ли не каждый день пытался не только играть, но и творить. Правда, в творчестве по-прежнему успехов Филипп не знал. И вот как-то раз до самого вечера сидел Филипп у себя в комнате над партитурами. За окном смеркалось, и Филиппа стало клонить в сон. Признаться, так и не понял Филипп, было все, потом случившееся сном или же это случилось наяву. Но так или иначе, а вскоре Филипп увидел на подоконнике своей комнаты маленького бородатого гномика в оранжевом колпаке. Гномик слез с подоконника и приблизился к Филиппу. Потом внимательно посмотрел на юношу и сказал смешным тоненьким голоском:
– Я знаю, Филипп, о том, что тебя печалит, ведаю причину грусти твоей. И пришел я помочь тебе, юноша. Только сразу же скажу тебе, что если нет у тебя дара сочинять музыку, то никогда, поверь мне, никто тебя этому не научит и сам ты никогда не сможешь сочинить ни одной хоть сколько-нибудь осмысленной музыкальной строчки. Никогда, Филипп, сколько ни пытайся и ни старайся. И тут вынужден тебя сразу разочаровать: у тебя нет дара быть сочинителем музыки.
Филипп готов был заплакать, услышав это. Однако все же спросил:
– Так зачем тогда ты пришел ко мне? И чем ты можешь помочь?
– Я не научу тебя сочинять музыку, – продолжал гномик. – Но я научу тебя, как можно использовать твой дар еще больше, чем ты его используешь сейчас. А даром твоим я называю редчайшую способность слушать, слышать и запоминать гармонию звуков для того, чтобы потом ее воспроизводить на клавесине. В этом нет тебе равных. А потому постарайся слушать не только музыку, которую выдают инструменты, но и прочие звуки этого мира. Весь мир звучит мелодиями, поверь мне! А потому завтра же отправляйся слушать музыку мира, запоминай ее, играй ее на своем чудесном клавесине. Это не будет твое творение, но это будет такая музыка, которую никто, кроме тебя, Филипп, не способен извлечь из мира и не способен воспроизвести ни на каком инструменте.
– Но где же я услышу эту музыку?! – воскликнул юноша.
– Она во всем, Филипп. Надо только уметь ее услышать, а ты это умеешь. Поэтому слушай и запоминай ту музыку, что дарит мир: она в полевых цветах и травах, она в беге речной воды, она в гальке на берегу моря, она на рыночной площади, она в кафедральном соборе… Повсюду нас окружает музыка. Только слушай и запоминай.
И на следующее утро, едва взошло солнце, Филипп отправился прочь из дома, отправился в город, потом вышел на дорогу и пошел к лесу, посидел на берегу реки, забрался на красивый холм… И всюду, где только не побывал Филипп в тот день, слышал юноша прекрасную гармонию звуков, слышал и запоминал. А вечером, вернувшись в свою комнату и взяв клавесин, стал услышанное за день воспроизводить. И какие же чудесные, никому прежде не знакомые мелодии получались в результате!
Вскоре за Филиппом закрепилась слава композитора, и как ни убеждал юноша своих слушателей, что всю эту музыку он не сочинил, а услышал в мире, никто ему не верил. Тем более в каждой мелодии публика слышала не всегда именно то, что слушал сам Филипп. Публика, пусть это не покажется странным, часто слышала гораздо больше, чем Филипп мог себе представить. А впрочем, так оно ведь всегда и бывает: художник стремится передать что-то в картине, писатель – в романе, композитор – в симфонии, а тот, кто видит картину, читает роман, слушает симфонию, улавливает в итоге безграничное множество смыслов, про большинство из которых автор даже и не догадывался, но которые все равно есть. Так же было и с музыкой Филиппа, но самое главное, что все были счастливы – и сам Филипп, и те, кто слушал его музыку.
О людях и животных
У старого и мудрого Елеазара было пятеро молодых и сильных сыновей. И каждый из сыновей Елеазара был чем-нибудь славен. И даже, прямо скажу не имел себе равных в том деле, которым был славен. Так, например, самый старший сын Елеазара, носивший имя Сильвестр, на весь мир был прославлен умением быстро бегать. И никто не мог сравниться с Сильвестром в беге. Второй сын старого и мудрого Елеазара, звавшийся Иоахимом, лучше всех и быстрее всех плавал. Иоахим мог плыть так долго, что наступал новый день, а юноша и не думал уставать; к тому же Иоахим плавал так быстро, что даже горная река, известная своим стремительным течением, не успевала за ним. Третий Елеазаров сын – Леопольд – не знал себе равных в метании камней. Причем с одинаковым успехом Леопольд метал камни и на дальность, и в цель. Бывало, кстати, и такое, что цель, куда надлежало камнем попасть, находилась так далеко, что ее не было даже и видно, а и тут Леопольд примерялся и бросал камень одновременно и сильно, и метко. Четвертый же сын Елеазара, звавшийся Арчибальдом, был подлинным и непревзойденным мастером прыжков. Арчибальд мог прыгнуть так высоко, как еще никому до него не удавалось; мог прыгнуть дальше всех без всякого, как казалось, труда; а ко всему прочему, еще и прыжки получались у Арчибальда ну просто на загляденье – очень уж красивыми. Хотя и у других братьев, у других детей старого и мудрого Елеазара все то, что они делали, получалось в итоге очень красиво: красиво бегал Сильвестр, красиво плавал Иоахим, красиво метал камни Леопольд. И точно так же и умело, и красиво умел самый младший из пяти братьев Максимилиан делать свое дело. Какое? – спросите вы. А я конечно же отвечу: Максимилиан был самым лучшим лазальщиком; не было такого дерева, на которое бы пятый сын старого и мудрого Елеазара не смог бы вскарабкаться.
Вот какие славные сыновья выросли у Елеазара. Отец, конечно, ими гордился. Да и как, скажите на милость, не гордиться таким бегуном, как Сильвестр, таким пловцом, как Иоахим, таким метателем камней, как Леопольд, таким прыгуном, как Арчибальд, таким лазальщиком, как Максимилиан! А уж как братья собой гордились, так про то и говорить нечего. И вот как-то раз отец их, старый и мудрый Елеазар, заметил, что гордость в братьях сделалась очень похожа на зазнайство. Елеазар не любил зазнаек, а потому решил немножко проучить своих сыновей. И как-то за завтраком сказал им:
– Сыновья вы мои любезные, горжусь я вами, радуюсь успехам вашим. Да только вот не верится что-то, что никто в мире не может вас в этих успехах превзойти. Вот, например, ты, Сильвестр, быстро бегаешь. А я готов поспорить, что нынче же найдется такой, кто окажется быстрее тебя.
Сильвестр аж закипел весь внутри, но смолчал, уважительно относясь к своему отцу. Другие же сыновья Елеазара только усмехнулись. Однако же предсказания отца сбылись в тот же день. Вышло так, что мудростью своей Елеазар пригласил из далекой Африки Гепарда. И что же получилось? А то, что Гепард без всякого труда взял да и обогнал на состязании старшего из Елеазаровых сыновей и никогда прежде в беге никому не проигравшего Сильвестра.
Сошла с Сильвестра спесь, загрустил юноша. К тому же и бежал Гепард куда как красивее, чем Сильвестр. А другие сыновья Елеазара, приходящиеся бегуну Сильвестру младшими братьями, смеялись над ним, делая грусть еще большей. Однако отец решил не останавливаться на том, чтобы проучить только одного Сильвестра. Следующее утро началось в семействе с того, что Елеазар предложил пловцу Иоахиму, второму сыну своему, поплавать на перегонки с… Дельфином. Словом, постарался Елеазар – нашел соперника нешуточного. И что же в итоге? Да то, что и вчера – поражение человека, который сразу же отстал от Дельфина.
И уж конечно, Дельфин оказался в воде и изящнее, и грациознее бедняги Иоахима. Тут уже и другие сыновья не смеялись над братом – понимали, что и их ждет в очень скором будущем нечто похожее. Так оно и случилось. Вместе с приходом нового дня пришло и новое испытание, устроенное вновь старым и мудрым Елеазаром. На этот раз состязаться предстояло знаменитому на весь мир метателю камней на дальность и в цель, третьему сыну Елеазара Леопольду. Надо сказать, что руководствуясь опытом двух старших братьев, Леопольд всю ночь тренировался. И прежде все пятеро братьев тренировались активно (а как иначе достигнешь успехов?), но сейчас, после испытаний, устроенных отцом, нагрузки на тренировках пришлось, естественно, усилить в разы.
Тренировался Леопольд и думал только, кого же, интересно знать, выберет ему отец в качестве соперника этим утром. Гордость взыграла в Леопольде, когда увидел он противника – был это рыжий Орангутанг, мудростью Елеазара приглашенный на состязание по метанию камней. Цель поставили на приличном расстоянии, но оба – и Леопольд, и Орангутанг попали в нее.
Только вот бросалось в глаза, что Орангутанг метает камень гораздо красивее своего соперника. Тогда отодвинули цель чуть дальше – и опять оба были метки. Однако на третий раз, когда цель оказалась отодвинута очень далеко, Орангутанг попал, а Леопольд промахнулся и посрамленный пошел восвояси с места состязания. На четвертый день испытание ожидало четвертого сына Елеазара – прыгуна Арчибальда. Признаться, Арчибальд не сразу разглядел своего соперника, приглашенного все той же мудростью отца, что прежде Гепард, Дельфин и Орангутанг. «Где же он?» – воскликнул Арчибальд. И тогда Елеазар показал сыну на что-то, копошащееся в траве. Всмотрелся Арчибальд и увидал маленького Кузнечика. Рассмеялся наш прыгун в голос. Но мудрый Елеазар так строго посмотрел на Арчибальда, что тот сразу ж смолк. Ну а как стали прыгать в длину, так сразу стало ясно, кто из двух соревнующихся дальше прыгать умеет: Кузнечик хоть и мал, а прыгал на такие расстояния, что Арчибальду и не снилось. Может, прыжки в высоту исправят ситуацию? Не тут-то было. Оказалось, что и в высоту кузнечик прыгает лучше Арчибальда – и выше (даже специально измерять не надо, чтобы понять это), и в прыжке Кузнечик смотрится лучше своего соперника. Когда же состязание завершилось, то едва не заплакал Арчибальд. Однако сдержался – старшие же братья проиграли тоже, но ведь не плакали.
Теперь всем четверым старшим сыновьям старого и мудрого Елеазара предстояло на завтра наблюдать соревнование с участием пятого брата, лазалыцика Максимилиана. Завтра очень скоро превратилось в сегодня, и все увидели, что соперником Максимилиана является большой взъерошенный Медведь. Какой неуклюжий! Две сосны росли рядом, и по высоте были одинаковы. По команде полезли на эти сосны Медведь и человек. И как ни старался лазалыцик Максимилиан, а Медведь превзошел его в скорости лазания. И, как это ни странно, в грациозности выполнения этого упражнения тоже превзошел. Вот тебе и неуклюжий!
Так после пяти дней состязаний людям пришлось признать, что животные превзошли их во всем. Гордости прежней, высокомерия, напыщенности как не бывало. Скромны все пятеро сыновей Елеазара, даже в глаза отцу посмотреть боятся. А впрочем, надо сказать, что и сам Елеазар несколько взволновался – не переборщил ли он в воспитании сыновей за эти дни? не возникнет ли в них комплекс неполноценности?
Но Елеазар был мудр, он уж точно знал, что сказать пятерым сыновьям своим, чтобы они не возгордились, как прежде, и в то же время не посыпали головы свои пеплом всю оставшуюся жизнь. Вот, что сказал старый и мудрый Елеазар пятерым сыновьям своим:
– Дорогие мои сыновья, все вы убедились за эти дни, что есть на нашей Земле те, кто быстрее, сильнее и изящнее вас. Но вы, сыновья мои, вы люди, тогда как состязались с вами животные. И никто из них – ни Гепард, ни Дельфин, ни Орангутанг, ни Кузнечик, ни Медведь – никто не обладает в отличие от нас с вами разумом. Не могут они и любить так, как можем мы. И еще есть у нас один повод гордиться тем, что мы люди. Мы можем творить. Ты, Сильвестр, пишешь стихи. Поверь мне, Гепард этого сделать не смог бы при всем желании. Ты, Иоахим, отличаешься от Дельфина тем, что создаешь чудесную музыку. Ты, Леопольд, рисуешь, тогда как Орангутанг даже карандаш в руке удержать не сможет. Ты, Арчибальд, хоть и уступил Кузнечику в прыжках, явно превосходишь его в том, что можешь делать чудесные скульптуры. Ну а ты, малыш Максимилиан, замечательный архитектор – вон какой собор выстроил на площади. Где Медведю в этом с тобой тягаться.
И пошли утешенные братья размышлять, любить, творить, то есть делать все то, что могут делать только люди. Но и не забывали бегать, плавать, метать, прыгать, лазать. Они же – люди, а потому должны уметь делать все.
В ювелирном магазине
Это нам только кажется, что мир драгоценных металлов и камней являет собой мир без души, без характера, без чувства. Но придите в ювелирный магазин – не за покупкой, нет – придите просто посмотреть и послушать. Встаньте возле какой-нибудь витрины, сосредоточьтесь и тогда, может быть, вы увидите и услышите то, что порою удается услышать и увидеть мне – завсегдатаю ювелирных распродаж и выставок-ярмарок. И оказывается, что мир драгоценных камней и металлов очень похож на мир людей. В нем, как и в мире людей, может быть дружба, а может случиться ненависть; может возникнуть любовь, а может вражда. Кипят там порою такие страсти, что человеческому миру могут быть явлены только в книгах, в жизни же такого и не бывает даже. А еще мир камней от людского мира отличает прямодушие – камни, в отличие от людей, почти что не могут лицемерить; вернее, они еще не научились этого делать. Но если будут и дальше вести себя так, как ведут, то уверю вас, очень скоро научатся. И тогда во всем станут похожи на людей – это и не удивительно, ведь вещь всегда в итоге становится похожа на своего владельца. И камни с металлами здесь не исключение.
Вот потому-то и люблю я послушать разговоры тех драгоценных камней и тех украшений из серебра и золота, которые еще не обрели себе хозяев, а лежат в витрине ювелирного магазина – эти драгоценности еще не испорчены владельцами, но кое-что из мира человеческого уже переняли. Например, любовь к хвастовству. Давайте послушаем, что про меж себя говорят лежащие под пуленепробиваемым стеклом перстни, браслеты, броши, цепочки, кулоны. Итак…
Тишину торгового зала первым нарушает подвеска с бриллиантами – страшно, безумно дорогая. Вряд ли в ближайший год в нашем городе найдется на эту бриллиантовую подвеску покупатель. Однако при этом спеси у нее хоть отбавляй. И, возможно, не будь ее в витрине, не было бы и этого спора. Подвеска с бриллиантами сказала:
– Нечего и спорить…