Жестокое сердце

— У женщин свои секреты… И я не намерена их открывать.

— Да нет у тебя секретов. Ты просто прикалываешься надо мной, а я терплю. Все равно все тебе прощу. Такая у меня уж душа, Энни, давно простил, поссорился я так, по инерции.

— А я твой крик всерьез и не воспринимаю, знаю — простишь, а потом просто на разговор перейдешь, фараончика пожалеешь. Он ведь на улице.

— Ты такая наивная, Энни, спорю, что он не на улице.

— А почему?

— Он не придурок, чтобы ночью по улице бегать вместе с Кейти под ручку. Ты видно забыла, Энни, что у нас потайная лазейка есть.

Аннет весело посмотрела на мужа и рассмеялась.

— Дорогая, давай, я тебе книгу принесу, будем жить как и раньше.

Сказав это, Ригодон, не дождавшись ответа, встал и пошел в кабинет. Он не хотел принести книгу жене, его мучило любопытство, что он там увидит. И Ригодон вошел. Первое, что он увидел, это была Кейти, развалившаяся как амеба в кожаном кресле его отца. На это кресло отец Ригодона разрешал садиться только «избранным», а дети никогда не имели права и смотреть на это мягкое черное кресло. За письменным столом, куда тоже не было хода молодому поколению, сидел Тутанхамон и, уткнув нос в какую-то книгу, спал. Ригодон тихо подошел к нему и вынул книгу.

— «Тайна египетской гробницы» Говарда Картера, какая чушь, этим только тетя Мэри увлекалась, да ладно, Энни и это прочитает.

И Ригодон вышел, закрыв дверь на замок.

— Ха, — сказала Аннет, — что это ты мне принес, эту ерунду я только в школе читала. Роман ба какой, а то…

— Взял первую попавшуюся, со стола.

— Значит со стола, — воскликнула Аннет, — а я пойду и с полки возьму.

Войдя в кабинет, Аннет, конечно же, удивилась, точнее была в отпаде, но действовала она не как Ригодон.

— Кейти! Мышь! — заорала она во все горло.

— Где!? — вскрикнула спросонья Кейти и широко раскрыла глаза.

— Да это я опять тебя разбудила.

Кейти сначала нахмурила брови, но потом рассмеялась.

— Помню, помню, — сказала она, — ты всегда так меня будила. На меня всегда это действовало, а вот на мальчиков, она показала на мужа, никогда не действует. У них особый рефлекс выработался.

— А я Ригодону придумала разряды по бокам делать. Он как вскочит, никак не заснет более.

— Не получится, Аннет, мой Тутанхамон не боится щекотки.

— А я попробую, авось да получится. А если нет, то я водой буду!

— Не надо водой, Энни, он ведь и заболеть- то может.

— Вот я тут сижу и слушаю вас, дамы, — сказал неожиданно Тутанхамон, как вы меня испытывать хотите. Сначала вы у меня книгу убрали, а потом еще водой, нет, я лучше проснусь, не хочу, чтобы вы забивали голову всякой чушью.

— Ой, какие мы серьезные, шуточек не понимаем, — щетинилась Аннет.

— Да и вовсе не серьезные, нас просто сделали такими вчера ночью пара безмозглых стражников из вашей, как ее там, полиции, что ли, — возмутился он.

— Не обращай на них внимания, друг, они просто бесятся с жиру, им за фабрикацию золотые горы платят.

— А если я не хочу жить в таком гадком месте…

— Знаешь, наши вкусы сходятся, но где родились, там родились, там и жить нам предписано.

— А я, дорогуша, совсем не местный. Чикаго, мне Кейти говорила называется это местечко, преступное шибко, знаю, на шкуре проверить пришлось, а жить я в этом Чикаго при такой власти не собираюсь, хоть за штаны тяните, не буду я здесь жить пока нормальной власти тут не установится.

— Ну, ну, и куда ты ее, — Аннет показала на Кейти, стоявшую в углу кабинета с маленькой лейкой в руках и собиравшуюся полить кактусы мистера Бернара, — денешь, она ведь ангел, в подвалах жить не станет, куда ты ее денешь?

— Для своей жены я найду прекрасный дом в Каире, или как он там у вас сейчас называется, и мы там будем жить весело и счастливо, если даже хотите, Аннет, я и вас с Ригодоном туда приглашу: ангельское семейство получится, вы ведь родственники Кейти.

— Тутанхамон, наивный ты, не так просто сейчас это провернуть, тебе бежать, если бежать в Каир, то только сейчас, сию минуту, а то за тобой слежку поставят, каждый шаг следить будут, а потом арестуют.

— Не арестуют нас, — сказала Кейти как бы невзначай, — потому что мы невиновны, с нас им нечего взять, видят же они, в глаза мне смотрят и понимают, что мы чужого взять не можем.

— Да, невиновна ты, Кейти, виновны власти, везде они такие, кто больше заплатит, тот и прав, а правда всегда позади, словно нищая, никто за правду заплатить не может. Сматывайтесь отсюда пока полиция не проснулась с похмелья после праздничка, не начали они розыск, я вам дело говорю. Отступление — это особый вид боя и выносить его нужно достойно, отступайте, мы к вам потом приедем. С Богом, живите в Каире до поры до времени, а потом видно будет, снимите себе маленький домик на окраине и ведите спокойную обывательскую жизнь…

— Энни, — со слезами на глазах подошла к Аннет Кейти, — я же не трус, чтобы бежать от проблем, а если хуже будет?..

— Кейти, — сказал ей муж, — ты ее можешь не слушать, она всего лишь твоя подруга, а я твой муж, и ты мне должна подчиняться как жена, примерная причем, теперь я хозяин, глава нашей пока еще маленькой семьи, и я хочу, чтобы ты мне подчинялась как жена, я хочу уехать, понимаешь, Кейти, я хочу этого…

Тутанхамон взял рукой Кейти за лицо так, что мог прекрасно видеть ее глаза, которые ему как бы говорили: «Ой, как я люблю тебя, как мне нужно поговорить с тобой, но сейчас в тебе говорил не муж, а фараон, я не хочу быть твоей рабой, а только лишь другом, хорошим, добрым и любимым, да мои убеждения- твои убеждения, мои чувства- твои чувства… я верю в тебя и сделаю все для нашего счастья.»

— Я, похоже, не то что-то сказал, — ответил на ее взгляд Тутанхамон, — я не об этом совсем и думал, я счастья лишь хочу, я что за счастье в заточение, нам надо уехать, Кейти, пойми это, дорогая моя.

Кейти стояла и, рыдая, смотрела в его глаза:

— Да, надо, необходимо, я просто… мне сложно расстаться с моей родиной, я здесь родилась, а ты там, далеко, одному из нас все равно придется смириться с этим, сначала это буду я, я, я поеду туда ради счастья и только счастья… Ничего мне больше и не надо.

А в это время изрядно покалеченный прокурор Чарли ходил взад и вперед по своему кабинету и нервно отвечал на вопросы своего друга.

— А все-таки, Чарли, ты дурак.

— Это почему еще, умный я, благоразумный…

— Буратино, дуболом, чурбан, Винни Пух с опилками вместо мозгов…

— Ты меня не обзывай, дуралей, я еще и деньги твои вернуть могу, а тебе шикарное жилье выделить в соседстве с самыми гадкими преступниками.

— Не забывай, дуралей тоже мне, что мы скованы одной цепью, ты прямо за мной поселишься туда же куда и я, только больше меня ты там проведешь.

— Ну я не пойму, че тебе надо???

— Как че, ну ты два часа провел у Бернаров и не смог запомнить лица этого парня, которого ты хотел схватить…

— Ежам объясняю, они все там были в костюмах, дурацких, правда, в масках. Ну он же на улицу в такой маске не выйдет.

— Ты давай по подробнее и не огрызайся.

— А я только тебя придурком назвать хотел.

— Чар- лиииииииии!!!!!! — завопил друг прокурора, — Прекрати!!!!!!

— Ладно. Дело было без десяти полночь. Мы с Микки вламываемся в дом…

— Хватит, — перебил его друг, — это я уже тысячу раз слышал! Как тот-то выглядел. Как его морда-то?

— Ну он со своей бабой оделся в Антония и Клеопатру или что-то вроде этого, я в искусстве не шарю, признаюсь честно. Мурло наглое-наглое, точно, преступник, думаю, арестовать такого не грех.

— Ну нарисовать-то фото-робота с такого описания невозможно. Приметы давай мне, особые.

— Ну это я тебе сейчас доложу: морда овальная, волосы черные соплявые…

— Что это значит в переводе на литературный язык?

— То бишь длинные. Продолжаю, — и тут Чарли встал в позу греческого оратора, — Шары большие, черные, нос… нормальный, человеческий, зубы здоровые белые, отпечатков пальцев не снимал.

— Ну а особые приметы где?

— Че, мало тебе этого??? — возмутился Чарли.

— Особые давай, а то по таким приметам мы любого арестовать можем.

— Особо любит свою напарницу, Кейти, то бишь.

— Ё мое! С каким я идиотом связался, однако.

— Ну память у меня короткая, — шипел Чарли, — это рыло я из миллиона узнаю, но не помню я, человек ведь я, помилуй, Майкл.

— Знаешь, пока мы тут философствуем, эти двое быстро смоются из штата, а потом и из страны, а ИНТЕРПОЛ мне привлекать, ой, как не хочется. Это может быть опасно для нашего образа жизни. Поедем на вокзалы и общупаем аэропорты, друг мой.

Действительно, пока Майк и Чарли спорили на очень грязном языке, который даже стыдно в книге писать, наши герои пили колу в зале аэропорта. Кейти была в длинном синем пальто в стиле русской княгинюшки с огромным капюшоном и маленьких беленьких сапожках, которые ей прислала бабушка из России, ее муж, Тутанхамон, был одет тоже не как американец, а как житель Европы, причем из самых богатых слоев населения. Он был похож на итальянца, неизвестно зачем попавшего в Штаты, и на длинное время оставшегося здесь из-за каких- то проблем.

Его жена, напротив, выглядела постоянной жительницей Штатов, но на ее лице любой обыватель мог запросто прочитать: «Ах, зачем вы меня увозите, я же здесь родилась, здесь жила.» Это выражение лица могло действительно вызвать подозрение у не ленивого таможенника. Но или звезды так встали, или хорошим людям всегда так везет, Кейти попался ленивый экземпляр американских работников таможни.

— Так, — промямлил себе под нос толстый неповоротливый молодой американский таможенник, — Египет не Россия, там наркотики не нужны, там своего добра хватает, обратно поедете, молодые люди, я вас прилично осмотрю, а туда и везти-то нечего. Золото? Оно и там в достатке… Развивающаяся страна, ваш Египет. Скатертью дорожка. Население там пополните.

Таможенник был настолько ленив, что не захотел даже открыть паспорта, чтобы прочитать фамилию. Да и кому хотелось покупать билеты на самолет в Египет, чтобы впоследствии угнать его в Иран. Чушь ведь получилась бы, противоречие. А может это только Тутанхамону и Кейти за их доброту друг к другу и родственникам Господь такого таможенника им подослал?

Ну после такого я уже не осмелюсь писать грязные слова чиновников, Чарли и Майкла, это бы обидело Кейти, мою невинную маленькую героиню, поэтому я просто скажу, что, побывав на всех вокзалах, а потом лишь поздно ночью приехав на аэродром и узнав, что их добычи и след простыл, они, выругавшись еще более неприличными словами, вернулись в прокуратуру и, договорившись о том, что Майкл с Джеффри, как со свидетелем, завтра отправится по следам юных беглецов, утвердив, что Тутанхамон, захватив и Кейти, бежит от ответственности и, следовательно, он виноват несомненно.

5. Солнечный Египет

— Знаешь, дорогой, — сказала Кейти Тутанхамону в самолете, — читаю я все эти газеты, читаю, а то, что нам нужно, нет…

Старичок, сидевший рядом с ними вдруг заметил:

— Да и не будет никогда. Закон подлости. Кстати, что вам надо, может и помогу советом.

— Мы дом хотели бы снять, на время, месяца, этак, на 3, а, может, и на более долгий срок. — Пожаловалась старичку Кейти.

— Ха, захотели, в столице дом снять! В наше время это невозможно. Все туда как мухи на кое- что собираются. Там и яблоку- то упасть негде.

— И что вы предложите, в деревне, что ли жить- то? — поинтересовался Тутанхамон, — Мы люди городские, в столицах жить привыкли, землю мы пахать не сможем.

— Ну, ну, ну, — успокоил их старичок, — да хватит молодому сердечку-то бунтовать. Да, рваться, путаться, биться, постоянно идти вперед, не останавливаться на достигнутом- вот принцип жизни. Постоянно ищите и находите.

— Ну и что, и так в авантюрах завязли, — сказала ему Кейти.

— А вот что, я же вам помочь могу. Я знаю в Каире одну девушку молодую, переселенку. Живет она в прекрасном доме, но в последнее время у нее денег стало не хватать и она дом сдает всяким приезжим, но по каким- то странным причинам никто не хочет у нее жить. Я жил у нее несколько дней. Прекрасно. А душа добрая-добрая, ничего вам не пожалеет.

— Ну и где она живет? — спросила Кейти.

— На набережной. Улицу я точно не помню, да и номер дома, и имя ее я, кажется, позабыл, но этот дом вы ото всех отличите, он в чеченском стиле построен, без колонн, так модных сейчас, а сад огромный-огромный, гулять весь день можно.

— Спасибо за вашу доброту, старичок, — поблагодарил его Тутанхамон.

— Ой, не за что, молодой человек, не за что, я так всегда поступаю, уж очень я разговорчивый, а старичком прошу не называть, я по фамилии люблю. Фримен я, археолог. Живу в Каире 5 лет, скрываюсь от властей.

— Что за напасть с вами случилась, — спросила Кейти с некоторой тревогой в голосе.

— О! Такие напасти со всеми случаются. Дело против меня сфабриковали, а меня посадили. Тюрьмы я вынести не смог и смылся по добру по здорову подальше из Штатов. Меня ищут и я ищу, только сокровища египетских гробниц я ищу.

— И что вы нашли? — спросил не без интереса Тутанхамон.

— Много. Больше ничего сказать не могу. Это моя частная коллекция. На меня работают два грузчика, которые из пустыни мне возят домой по вечерам все найденное мною, да и та девочка, которая дом сдает, про меня знает. И все. Живу обывательским существованием. Моя археология меня и погубит.

— А что? — спросила Фримена Кейти.

— Ну что, красавица, дело-то сфабрикованное на тему археологии, якобы я украл редкий экспонат из Метрополитен музея.

— Какое извращение!!! — взвизгнула Кейти.

— Вот так-то, такая штука, жизнь. Молчу, больше нечего прибавить.

Всю остальную дорогу старичок не сказал ни слова. А Кейти сидела в кресле и думала, одна мысль не выходила у нее из головы: «Какой мирный старичок, а у него судьба не легче нашей сложилась. Не видит, что ли тот чиновник, который прокурором у нас зовется, что невиновных он в тюрьму сажает. Этот старичок, Фримен, всего лишь увлеченный обыватель, а кому он мешает? Никому. А я, а Тутанхамон? Мы- то, мы, в чем виноваты? Ни в чем. И это есть наша вина, что мы праведники среди стада грешников. На чем построен мир? На лжи и обмане? Зачем тогда жить, чтобы жить во лжи? Может, умереть? Нет, я люблю эту жизнь, эту грешную землю, этого Бога, я не могу умереть, не могу расстаться с жизнью, пока Бог не заберет ее у меня, и прожить эту жизнь я должна достойно и счастливо, и я буду так жить, с ним…»

Долго, почти весь день туда и назад ходили по набережной Тутанхамон и его жена в поисках домика в чеченском стиле без колонн.

— Вот он! — радостно закричала Кейти, увидев маленький двухэтажный малиновый домик в гуще виноградников.

Это был действительно домик в чеченском стиле и без колонн. Маленькие окошки были занавешены шторами, аккуратно вышитыми в технике ришелье, дверь была не такой, как в богатых виллах миллионеров, а обычная, подобранная на помойке, но обитая прекрасной яркой тканью. Звонок был старый, видно еще с начала 20 века, не электрический, а на пороге лежал маленький коврик для ног с надписью на нем «Добро Пожаловать». Ясно с первого взгляда, что в таком домике может жить только женщина, аккуратная и трудолюбивая.

Действительно, хозяйка этого дома была симпатичная молодая женщина, чеченка по происхождению, но беженка, т. к. там, на ее родине началась кровопролитная война. Ее лицо особенно было запоминающимся, худое, с четкими чертами, а ее большие глаза… о, это было чудо, эти глаза. Большие черные, жгучие, с длинными словно стрелы ресницами, понимающие и добрые. Ее лицо не было ни красивым, ни привлекательным, но эти глаза могли все сказать об этом милом человеке.