— Мы все время топчемся на месте, Барл, — устало произнес Лэкленд. — Игра стоила бы свеч, если бы мы наверняка знали, что проход существует, но, по твоим словам, его нет. Ты же моряк, а не начальник сухопутного каравана; эти четыре тысячи миль по суше, и как раз там, где гравитация максимальна, нас доконают.
— Значит, те знания, которые дают вам возможность летать, не могут помочь вам изменить вес?
— Нет, — Лэкленд усмехнулся. — Возможно, со временем этому нас научат данные, зарегистрированные аппаратурой на ракете, которая застряла у вас на южном полюсе. Для того мы и отправляли эту ракету, Барленнан; сила тяжести на полюсах твоей планеты самая огромная во всей доступной нам Вселенной. Существует множество других миров, более массивных, нежели Месклин, и расположенных ближе к нам, но они вращаются не так, как ваш мир, и все они почти шарообразны. Нам нужны были данные измерений в этом чудовищном поле тяготения — самых различных измерений. Стоимость аппаратуры, которая была разработана для этого и послана сюда на ракете, невозможно выразить в известных тебе числах; когда выяснилось, что ракета не выполняет сигнал-команду «взлет», это подорвало престиж правительств десяти планет. Мы должны получить эти данные, хотя бы для этого пришлось рыть канал, чтобы вывести «Бри» в тот, другой океан.
— А что они измеряли, эти аппараты на ракете? — спросил Барленнан.
Уже в следующее мгновение он раскаялся, что задал этот вопрос; такое любопытство могло насторожить Летчика, и он мог заподозрить неладное относительно истинных намерений капитана. Однако Лэкленд, видимо, счел вопрос вполне естественным.
— Боюсь, что объяснить это будет затруднительно. У тебя просто нет подготовки, чтобы усвоить такие понятия, как «электрон» и «нейтрон», «магнетизм» и «квант». Может быть, проще было бы рассказать тебе о двигателе ракеты, но я и в этом сомневаюсь.
Было очевидно, что Лэкленд ничего не подозревает, но Барленнан все же решил переменить тему.
— А если поискать снимки, на которых показана береговая линия и суша к востоку отсюда? — спросил он.
— Понимаешь, меня все-таки не оставляет надежда, что эти океаны где-то соединяются, — отозвался Лэкленд. — Не мог же я запомнить все досконально. Может быть, дальше к северу, у самой полярной шапки… Как вы переносите холод?
— Когда море замерзает, мы испытываем неприятные ощущения, но это вполне терпимо… если не становится слишком уж холодно. Почему ты спрашиваешь?
— Очень и очень возможно, что вам придется идти вплотную к северной полярной шапке. Впрочем, посмотрим… — Летчик покопался в куче отпечатков и вскоре вытащил из нее тонкую пачку. — Это где-то здесь… — Он помолчал с минуту. — Ага, вот оно. Этот снимок был сделан с внутреннего края кольца, Барл, с высоты в шестьсот миль при помощи узкоугольного фототелеобъектива. Вот главная береговая линия, вот большой залив, а вот здесь, на его южной стороне, маленький залив, где стоит «Бри». Это снято еще до того, как была построена база… хотя ее все равно не было бы заметно. А теперь начнем подборку сначала. Где лист восточное этого?..
Он опять замолчал. Месклинит зачарованно смотрел, как перед ним возникает четкая карта мест, которых он никогда не видел. Некоторое время казалось, что положение безнадежно, потому что береговая линия, как и думал Лэкленд, постепенно загибалась к северу; действительно, в тысяче двухстах милях к западу и в четырехстах или пятистах милях к северу океан, как видно, кончался — берег вновь повернул на запад. В этом месте в океан впадала огромная река, и, надеясь, что она окажется проливом, ведущим к восточному морю, Лэкленд принялся подбирать снимки верховьев этого могучего потока. Весьма скоро он был разочарован, ибо в двухстах пятидесяти милях от устья обнаружился целый ряд порогов, а к западу от них огромная река быстро превратилась в обыкновенную речку. В нее впадало множество таких же небольших потоков; видимо, она являлась главной артерией обширного бассейна, господствующего в этой области планеты. Стремясь проследить ее русло среди множества притоков, Лэкленд продолжал подбирать снимки западной части. Барленнан следил за ним с интересом.
Насколько можно было различить, выше по течению русло главного потока поворачивало на юг. Развернув мозаику фотоснимков в этом направлении, они обнаружили значительный горный хребет, и землянин, подняв глаза, сокрушенно покачал головой. Барленнан уже знал, что означает этот жест.
— Не останавливайся, — попросил он. — Почти такой же хребет тянется посреди моей страны, а она расположена на узком полуострове. По крайней мере доведи карту до того места, где можно посмотреть, как текут реки по другую сторону этого хребта.
Лэкленд повиновался без особой охоты — он слишком хорошо помнил материк Южной Америки, чтобы поверить в возможность симметрии, на которую, видно, рассчитывал месклинит. Хребет оказался довольно узким и тянулся с запада-северо-запада на восток-юго-восток; к изумлению землянина, «водные» пути по другую сторону хребта весьма скоро обнаружили тенденцию к слиянию в одну большую реку. Река эта милю за милей текла примерно параллельно хребту, постепенно расширяясь, и снова в душе Лэкленда затеплилась надежда. Пятьюстами милями ниже она превратилась в обширный эстуарий, незаметно переходящий в «воды» восточного океана. Лэкленд работал лихорадочно, едва вспоминая о еде и даже об отдыхе, который был ему так необходим при колоссальной силе тяготения Месклина; и вот наконец весь пол комнаты покрыла новая карта — прямоугольник, представляющий пространство в две тысячи миль с запада на восток и в тысячу миль с юга на север. На восточном краю отчетливо виднелись большой залив и крошечная бухта; большая часть пространства на западном краю была занята однородной поверхностью океана. Посредине простирался барьер суши.
Он не был широк; в самом узком его месте, примерно в пятистах милях к северу от экватора, расстояние от берега до берега составляло едва восемьсот миль, да еще его значительно сокращали судоходные русла больших рек. Вероятно, не более трехсот миль, часть из которых занимал хребет, отделяли «Бри» от далекой цели, такой желанной для землянина. Три сотни миль; по месклинским меркам — всего один шаг.
К сожалению, для месклинских моряков это было гораздо больше, нежели один шаг. «Бри» все еще находился на берегу другого океана; и Лэкленд, уставившись на мозаичную карту у себя под ногами, так и сказал об этом своему крошечному приятелю. Он не ожидал ответа; в лучшем случае он надеялся, что месклинит печально согласится с ним; ведь его утверждение было самоочевидным. Однако абориген неожиданно ответил:
— Все будет в порядке, если у тебя найдется побольше металлических листов, на каких мы тащили тебя и наше мясо.
6. Волокуша
Лэкленд смотрел из окна в глаза моряку, пока смысл слов этого крошечного существа не проник в его сознание; затем он резко выпрямился, насколько это позволила утроенная сила тяжести.
— Ты собираешься тащить «Бри» через перешеек на волокуше, как вы тащили меня?
— Не совсем так. Корабль намного тяжелее, и нас опять подведет сила сцепления. Я имел в виду, что это ты потащишь корабль другим танком.
— Понимаю. По… понимаю. Разумеется, это будет нетрудно, если нам не встретится местность, непроходимая для танка. Но согласишься ли ты и твоя команда на такой поход? Достаточно ли будет того немногого, что мы в состоянии сделать для вас, чтобы отплатить вам за эти новые трудности, за такое далекое путешествие?
Барленнан вытянул клешни, что у месклинитов означало улыбку.
— Так будет гораздо лучше, чем то, что мы планировали сначала. Много товаров с берегов восточного океана доставляют в нашу страну долгими караванными путями по суше; к тому времени, когда они достигают портов нашего моря, цены на товары неимоверно поднимаются, и честному торговцу уже невозможно извлечь из них нормальную прибыль. А если я получу их прямо на месте… Для меня это, несомненно, дело стоящее. Конечно, ты должен обещать, что на обратном пути снова переправишь нас через этот перешеек.
— О чем может быть разговор, Барл! Я уверен, что мои товарищи с радостью согласятся. Но как насчет самого путешествия по суше? Ты ведь сам говорил, что эта страна тебе неизвестна; а вдруг твоя команда испугается новых земель, высоких гор, животных, которые, может быть, окажутся более крупными, чем у тебя на родине…
— Нам не впервой глядеть в глаза опасности, — отозвался месклинит. — Я уже сумел привыкнуть к высоте… даже к крыше твоего танка. А что касается животных, то ведь у «Бри» есть оружие — огонь; и ни одно животное на суше не сравнится по размерам с теми, что плавают в океане.
— Ты прав, Барл. Ладно. Видит бог, я не старался тебя отговаривать. Я только хотел увериться, что ты все хорошо продумал. Ведь идти на попятный в середине пути будет трудно…
— Это я понимаю, Чарлз, ты не бойся. Сейчас мне пора на корабль; снова собираются тучи. Я расскажу команде, что мы задумали; и если кто-нибудь из них испугается, я им напомню, что прибыль будет распределяться в зависимости от званий. Ни у кого из команды страх не пересилит желания обогатиться.
— А как ты? — смеясь спросил Лэкленд.
— О, я не боюсь.
С этими словами месклинит исчез в ночи, и Лэкленд так и не понял, что он, собственно, имел в виду.
Ростен, услыхав об этом новом плане, разразился ядовитыми выпадами насчет того, что Лэкленд готов предлагать любые бредовые идеи, лишь бы заполучить танк.
— Впрочем, может, из этого что-нибудь и выйдет, — ворчливо признал он. — Какую же волокушу нужно для океанского лайнера твоего друга? Какой он величины?
— «Бри» имеет около сорока футов в длину и пятнадцати в ширину; осадка у него, по-моему, пять или шесть дюймов. Он составлен из множества плотиков примерно три фута на полтора, связанных между собой таким образом, что каждый из них двигается достаточно свободно… Я догадываюсь, для чего это нужно.
— Гм. Я тоже. Если бы в полярных областях обычное судно такой длины оказалось между двумя волнами и середина у него провисла бы, оно бы сейчас же развалилось на куски. Как этот корабль ходит?
— На парусах; на двадцати или тридцати плотиках установлены мачты. Подозреваю, что на некоторых имеются и выдвижные кили; когда корабль вытаскивают на берег, их убирают; впрочем, Барленнана я об этом как-то не спрашивал. Не знаю, насколько у них здесь развита парусная техника, но судя по тому, как небрежно он говорит о долгих плаваниях в открытом океане, ходить против ветра они умеют.
— Видимо, это так. Хорошо, мы изготовим здесь у нас подходящую волокушу из легкого металла и как только закончим, переправим к вам.
— До конца зимы лучше не переправляйте. Если вы оставите ее далеко от берега, ее завалит снегом, а если на самом берегу, то, когда уровень океана поднимется, как ожидает Барленнан, кому-нибудь придется нырять за нею.
— Что же он не поднимается до сих пор? Ползимы уже позади, и в некоторых областях южного полушария выпадает огромное количество осадков…
— А почему вы спрашиваете об этом меня? Спросите своих метеорологов, если только они у вас не свихнулись, пытаясь изучить эту планету. У меня своих дел по горло. Когда я получу новый танк?
— Когда сможете им воспользоваться; кончится зима, тогда и получите. Но если вы взорвете и этот, тогда не пойте, чтобы вам дали еще один. Ближе, чем на Земле, танков нигде нет.
Барленнан, явившийся через несколько сотен дней, выслушал краткий отчет об этом разговоре с полным удовлетворением. Его команда приняла сообщение о предстоящем походе восторженно; помимо соблазна больших барышей, в каждом моряке жила и тяга к приключениям, та самая, которая завлекла Барленнана так далеко от родных мест.
— Как только прекратятся бури, мы выступаем — объявил он Лэкленду.
— На суше будет еще много снега; это нам поможет идти по местности, где грунт иной, чем песок.
— Я думаю, для танка это безразлично, — заметил Лэкленд.
— А для нас — нет, — возразил Барленнан. — Свалиться от тряски с палубы, конечно, не так уж опасно, но тряска очень неприятна во время приема пищи. Ты уже наметил курс, которым мы двинемся?
— Как раз занимаюсь этим. — Землянин достал карту и показал результаты своей работы. — Как мы с тобой решили, кратчайший маршрут имеет тот недостаток, что мне пришлось бы тащить вас через горный хребет. Возможно, это бы и удалось, но я боюсь за твою команду. Я ведь не знаю, какой высоты эти горы, но на вашей планете лучше избегать любой высоты. Поэтому я разработал маршрут, который показан здесь красной линией. Сначала он идет вверх по реке, что впадает в большой залив по нашу сторону от мыса. Длина этого участка составляет тысячу двести миль — если не считать мелких извивов реки, которые мы, скорее всего, будем просто срезать. Затем около четырехсот миль пойдем напрямик, пока не достигнем верховьев другой реки. Здесь вы сможете спустить корабль на воду или я по-прежнему поташу вас на буксире — там посмотрим, как будет быстрее и удобнее. Хуже всего здесь то, что большая часть маршрута проходит в трехстах или четырехстах милях южнее экватора — для меня это означает увеличение тяжести еще на половину «g». Впрочем, я как-нибудь выдержу.
— Если ты в этом уверен, значит, это действительно лучший вариант, — заявил Барленнан, тщательно изучив карту. — На буксире у тебя мы пройдем, вероятно, быстрее, нежели под парусами — на реках наверняка слишком тесно, чтобы маневрировать галсами.
Последнее слово он произнес на своем языке, а затем объяснил Лэкленду, что оно означает. И Лэкленд был доволен: очевидно, он имел правильное представление об уровне мореходного дела у соплеменников Барленнана.
После обсуждения маршрута делать Лэкленду было практически нечего до тех пор, пока Месклин, двигаясь по своей орбите, не подойдет к точке весеннего равноденствия. Впрочем, ждать оставалось недолго; зимнее солнцестояние в южном полушарии приходилось почти точно на тот момент, как гигантская планета оказывалась ближе всего к своему солнцу: орбитальное движение в осенний и зимний периоды было необычайно быстрым. Каждое из этих времен года продолжалось чуть дольше двух зимних месяцев; с другой стороны, лето и весна длились по восемьсот тридцать дней — грубо говоря, по двадцать шесть месяцев. Времени для похода было вполне достаточно.
Вынужденное безделье Лэкленда не разделяла команда на борту «Бри». Приготовления к сухопутному походу были тем более многочисленны и сложны, что никто из команды не знал, с чем им придется столкнуться. Возможно, весь поход им придется питаться из корабельных запасов, а возможно, животный мир в глубине перешейка окажется богатым и разнообразным и обеспечит их не только свежим мясом, но и товарами, если шкуры и кости будут кондиционными. Возможно, путешествие будет вполне безопасным, как, по мнению моряков, безопасны все сухопутные путешествия, а может быть, их подстерегают опасности со стороны как неживой, так и живой природы. Что касается неживой природы, то тут они ничего не могли сделать и целиком полагались на Летчика. Зато средства борьбы с опасными животными были приведены в полную боевую готовность. Были изготовлены увесистые дубины, неподъемные в более высоких широтах даже для Харса и Тербланнена; найдены растения, накапливающие в своих стеблях кристаллы хлора, которыми пополнили баки огневого боя. Месклиниты, конечно, не знали метательных орудий; мысль о них не могла родиться в мире, обитатели которого не имели случая видеть падающий предмет, потому что предметы в нем падают настолько быстро, что их нельзя увидеть. Пуля пятидесятого калибра, выпущенная горизонтально на полюсе Месклина, пролетев сто ярдов, упала бы на сто футов. После бесед с Лэклендом Барленнан с грехом пополам усвоил концепцию «бросания» и даже подумывал спросить у Летчика, можно ли на этом принципе сконструировать оружие; но в общем он решил рассчитывать на более знакомые боевые средства. Лэкленд же, поразмыслив, пришел к выводу, что в походе им могут встретиться племена, освоившие лук и стрелы. И он сделал несколько больше, чем Барленнан: он обрисовал положение Ростену и попросил, чтобы буксирный танк оснастили сорокамиллиметровой пушкой для стрельбы термитными и фугасными снарядами. Поворчав, как обычно, Ростен неохотно уступил.
Волокушу сделали быстро и без труда; листового металла было сколько угодно, а само изделие, конечно, не отличалось сложностью. По совету Лэкленда доставку волокуши на поверхность Месклина задержали, поскольку бури все еще несли с собой огромные массы метанового снега вперемешку с замерзшим аммиаком. Уровень океана в экваториальном поясе долго не повышался, и метеорологи уже принялись отпускать в адрес Барленнана злые шуточки, выражая сомнение в его правдивости и в его лингвистических способностях; но с приближением весны, по мере того как солнечный свет все больше освещал южное полушарие, по мере того как получались все новые и новые фотоснимки и сопоставлялись с прежними, полученными прошлой осенью, «хозяева погоды» становились все молчаливее; все чаще можно было видеть, как они бесцельно бродят вокруг базы, обалдело бормоча себе что-то под нос. Уровень океана в высоких широтах уже повысился на несколько сотен футов, как и предсказывал абориген, и продолжал расти прямо-таки на глазах. Разность океанских уровней в одно и то же время на одной и той же планете ставила метеорологов-землян в тупик; ни о чем подобном никогда не слыхивали и ученые с других планет, работавшие в составе экспедиции. «Хозяева погоды» ломали над этим головы, а между тем солнце передвинулось на юг за экватор и в южном полушарии Месклина началась астрономическая весна.
Еще задолго до этого бури ослабели и стали намного реже — отчасти потому, что из-за сплющенности планеты резко сократилось количество радиации, попадающей на северную полярную шапку сразу после зимнего солнцестояния, а частично и из-за того, что расстояние Месклина от солнца за то же время увеличилось почти наполовину. Барленнан тогда же предложил начать поход с наступлением астрономической весны, не проявив при этом озабоченности насчет равноденственных штормов.
Лэкленд сообщил об этом работникам базы на внутренней луне, и те незамедлительно приступили к операции по доставке ему танка и волокуши; все было подготовлено уже давно.
Операция предусматривала два рейса грузовой ракеты, хотя волокуша была очень легкой, а тяга, развиваемая водородно-железными двигателями, — фантастически мощной. Сначала переправили волокушу — с таким расчетом, чтобы команда «Бри» успела подтащить к ней корабль до возвращения ракеты с танком; но Лэкленд настоял, чтобы посадка была произведена как можно дальше от корабля, поэтому неуклюжую махину оставили возле купола, чтобы потом перетащить ее к берегу при помощи танка. Танк повел сам Лэкленд, а экипаж ракеты стоял возле него — всем хотелось поглазеть на аборигенов и, если понадобится, оказать им помощь в погрузочных работах.
Впрочем, помощь землян не понадобилась. В условиях тяготения, всего в три раза превосходящего земное, аборигенам ничего не стоило бы приподнять свой корабль и протащить его на себе какое угодно расстояние. Лишь непреодолимая боязнь оказаться под такой махиной вынудила их прибегнуть к помощи тросов. И они без всякого труда поволокли его по берегу — разумеется, при этом каждый член экипажа намертво вцеплялся для упора в какое-нибудь деревце своими могучими клешнями. «Бри» со свернутыми парусами и убранным выдвижным килем легко скользнул по песку на сверкающую металлическую поверхность волокуши. Заботы Барленнана о том, чтобы корабль не примерз за зиму к берегу, полностью себя оправдали; вдобавок за последние недели уровень океана начал подниматься, как он уже поднялся на юге. Наступающее море вынудило Барленнана оттащить корабль ярдов на двести в глубь суши; при случае оно, конечно, растопило бы и лед вокруг корабля.
Конструкторы волокуши на далеком Турее оборудовали свое детище многочисленными отверстиями и крепительными планками, что позволило морякам прочно закрепить «Бри». Применяемые для этого тросы показались Лэкленду поразительно тонкими, но аборигены, видимо, ничуть в них не сомневались. И не зря, подумалось землянину; ведь эти самые тросы держали корабль на берегу во время таких бурь, когда сам Лэкленд и думать не смел высунуть нос из купола даже в своем скафандре. И он подумал, что не лишним будет попытаться выяснить, смогут ли эти месклинские тросы и ткани служить в земных условиях.
Тут ход его мыслей был прерван: явился Барленнан и сообщил, что на корабле и на волокуше все готово. Волокушу привязали к танку буксирным канатом; в танк погрузили продовольствие на несколько дней. По плану было решено по мере необходимости снабжать Лэкленда продовольствием с помощью ракет; ракеты будут садиться на грунт далеко впереди по курсу экспедиции, чтобы не смущать аборигенов. Выходить за припасами Лэкленд решил как можно реже; после злосчастной аварии он дал себе слово допускать месклинский «воздух» в двигательные отсеки машины только тогда, когда это будет вызвано крайней необходимостью.
— Ну так в путь, дружище, — сказал он Барленнану. — Отдых мне понадобится только через несколько часов, а за это время мы пройдем вверх по течению порядочное расстояние. Хорошо бы, конечно, если бы ваши сутки были такой же длины, как земные; вести машину по снежной целине в темноте не очень-то весело. Даже твоей команде будет не под силу вытащить танк из какой-нибудь ямы или трещины…
— Да, наверное, — отозвался капитан, — хотя здесь, у Края Света, я не могу с уверенностью полагаться на свое суждение относительно веса предметов. Впрочем, на мой взгляд, риск не так уж велик; снег сухой, и большие ямы будут видны.
— А вдруг его нанесло до краев?.. Ладно, об этом будем думать, когда произойдет беда, если она вообще случится. Все по местам!
Он забрался в танк, задраил за собой дверцу, выкачал месклинскую атмосферу и наполнил кабину земным воздухом из баллонов. В небольшом прозрачном баке с водорослями для обновления воздуха замерцали первые пузырьки. Крошечная спектрометрическая «нюхалка» оповестила Лэкленда, что содержание водорода в атмосфере танка пренебрежимо мало; тогда Лэкленд без дальнейших колебаний врубил ходовые двигатели и повел машину с ее громоздким прицепом прямо на восток.
Почти плоская равнина вокруг залива постепенно оставалась позади. Примерно через сорок суток они прошли миль пятьдесят и оказались среди волнистых холмов высотой от трехсот до четырехсот футов. Лэкленд остановил танк, чтобы выспаться. Никаких происшествий за это время не случилось, в танке и на волокуше все шло как по маслу. Барленнан сообщил по радио, что команда в восторге от путешествия и что никто на непривычное безделье не жалуется. Танк шел со скоростью около пяти миль в час; это было намного быстрее обычной скорости месклинита при передвижении ползком; но кое-кто из команды уже выбирался за борт и пробовал передвигаться другими способами. Еще никто из них не отваживался на прыжки, однако были все основания предполагать, что в самом скором времени у Барленнана появятся подражатели — те, кто, подобно ему, начнут спокойно относиться к падениям.
Никаких животных они пока не видели, но время от времени на снегу попадались крошечные цепочки следов, оставленных, вероятно, существами, на которых команда охотилась еще зимой. Растительность здесь была совершенно иной; местами снега не было видно под массой травянистых стеблей, проросших сквозь сугробы, а один раз команда была потрясена видом растения, которое показалось Лэкленду похожим на небольшое дерево его родной планеты. Никогда прежде месклиниты не видели растений такой высоты.
Пока Лэкленд отсыпался в тесной кабине, команда рассеялась по окрестностям. Моряками руководило не только стремление раздобыть свежее мясо; они искали главным образом что-нибудь пригодное для торговли. Всем им было известно множество видов растений, которые Лэкленд назвал специями, но ни одного из них поблизости не нашлось. Многие содержали зерна, почти все имели листовидные придатки и корни; беда заключалась в том, что без риска для жизни не было никакой возможности определить, годятся ли они в пищу. Никто из команды Барленнана не был столь опрометчивым или наивным, чтобы попробовать на вкус растения неизвестного вида; каждый знал, что очень многие растения на Месклине защищают себя необыкновенно сильными ядами. Обычно в подобных случаях месклиниты прибегали к помощи небольших зверьков, которых держали в качестве домашних животных: то, что съедобно для «парска» или «терни», можно было есть без опаски. К сожалению, единственное такое животное на борту «Бри» не перенесло зимы — вернее, пребывания на экваторе; оно было унесено первым же порывом зимней бури, так как его владелец не успел его привязать.
Конечно, моряки притащили на корабль множество образцов растений, которые показались им на вид подходящими, но никто не знал, что делать с этими находками. Лишь вылазка Дондрагмера увенчалась некоторым успехом; у него было более развитое воображение, нежели у остальных, ему пришло в голову заглянуть под камни, и он перевернул множество валунов и булыжников. Вначале ему было не по себе, но вскоре он успокоился и по-настоящему увлекся этим необыкновенным делом. Даже под самыми тяжелыми валунами оказалось множество интересных вещей; в конце концов он вернулся на корабль с грузом предметов, которые все решили считать яйцами. Ими тут же занялся Карондрасс (пробовать животные продукты никто не опасался), и предположение подтвердилось. Это действительно оказались яйца, причем весьма вкусные. И лишь когда было съедено последнее, кому-то пришло в голову, что надо было бы попробовать высидеть несколько штук — посмотреть, кто из них выведется. Тогда Дондрагмер сделал следующий шаг: он высказал предположение, что высиженные животные, возможно, заменят экипажу погибшего «терни». Его идея была воспринята с энтузиазмом, на поиски яиц немедленно вышло несколько отрядов. К тому времени как Лэкленд проснулся, «Бри» превратился в настоящий инкубатор.
Удостоверившись, что вся команда до последнего моряка вернулась на борт, Лэкленд вновь завел двигатель и повел танк дальше на восток. В течение последующих дней холмы становились все выше; экспедиция дважды пересекала метановые речки — к счастью, настолько узкие, что волокуша могла бы послужить там мостом. Высота холмов росла постепенно, и это было очень хорошо, ибо многие моряки все еще испытывали неприятные ощущения, когда им случалось взглянуть с вершины вниз.
И вот дней через двадцать на втором переходе все они мгновенно забыли о страхе высоты, так их поразило то, что внезапно открылось перед ними.
7. Каменный оплот
Раньше они видели холмы с отлогими склонами, давным-давно заглаженными ветрами и бурями. Не было никаких признаков ям и расщелин, чего Лэкленд так опасался перед выступлением в поход. Вершины были гладкими и закругленными, так что переход через них был бы почти незаметен, даже если бы экспедиция двигалась намного быстрее. Но, преодолев один из таких подъемов, все они были поражены видом следующего холма, открывавшегося впереди.
Он был длиннее всех других холмов и был похож скорее не на округлый курган, а на барьер поперек пути; но прежде всего бросались в глаза его очертания. Вершина его была не гладкая, плавная кривая, характерная для других холмов, а на первый взгляд как бы в зазубринах. Приглядевшись же, можно было различить, что этот холм увенчан рядом валунов, расположенных столь упорядочение, что это сразу наводило на мысль о разумности действовавшей там силы. Размеры валунов были самые разнообразные — от громадин величиной с танк Лэкленда до булыжников с баскетбольный мяч, — но все они имели в общем шарообразную форму. Лэкленд немедленно остановил машину и схватился за бинокль — он был без шлема, хотя и в скафандре. Барленнан, начисто забыв о своей команде, совершил прыжок через двадцать ярдов, отделявших палубу «Бри» от танка, и благополучно опустился на крышу танка, где давно уже специально для него был установлен один из радиоаппаратов. Он заговорил чуть ли не прежде, чем его ноги коснулись металла:
— Что там такое Чарлз? Может быть, это город, о котором ты мне рассказывал, когда мы беседовали о твоем мире? Но он совсем не похож на города из твоих фильмов…
— А я-то думал, что объяснять будешь ты! — отозвался Лэкленд. — Конечно, никакой это не город, да и камни расположены слишком далеко друг от друга, так что это не может быть стеной или крепостью, если я не ошибаюсь… Ты не замечаешь вокруг них какого-либо движения? Я в бинокль не вижу ничего, но, может быть, у тебя зрение острее?
— Я различаю только, что вершина холма изрезана, и если ты утверждаешь, что там разбросаны камни, мне придется верить тебе на слово, пока мы не приблизимся. И уж, разумеется, никакого движения я там не замечаю. По-моему, на таком расстоянии вообще невозможно увидеть кого-нибудь моего роста.
— Тебя бы я разглядел на таком расстоянии и без бинокля, только не смог бы сосчитать твоих глаз и рук. С биноклем же я могу совершенно смело утверждать, что на вершине никого нет. Но все равно я готов поклясться, что эти камни попали туда не случайно. Нам надо держаться настороже. Предупреди команду.
Лэкленд отметил про себя слабость зрения Барленнана; впрочем, если бы он был хорошим физиком, то давно уже догадался бы об этом по размерам глаз аборигена.
Они подождали несколько минут, пока солнце не передвинулось и не озарило места, скрытые до того в тени, но не увидели там ничего движущегося, кроме теней, и в конце концов Лэкленд вновь включил двигатель. Пока они спускались по склону, солнце село. На танке был всего один прожектор, которым Лэкленд освещал грунт прямо перед машиной, поэтому им не было видно, что движется возле камней на вершине холма — и движется ли что-нибудь вообще. Восход солнца наступил, когда они пересекали очередной ручей; затем снова начался подъем. Напряжение нарастало. С минуту или две ничего нельзя было различить, поскольку солнце било путешественникам прямо в глаза; затем оно поднялось и стала отчетливо видна вершина холма. Никто не мог заметить каких-либо изменений по сравнению с предыдущей ночью. Правда, у Лэкленда да и у месклинитов возникло смутное ощущение, будто камней стало больше, но, поскольку никто не догадался раньше сосчитать их, доказать это было невозможно.
При скорости пять миль в час несколько минут ушло на то, чтобы добраться до вершины, и к этому моменту солнце было уже у них за спиной. Лэкленд еще раньше отметил, что в некоторых случаях пространство между крупными валунами было достаточно широким для танка с волокушей, и, приближаясь к гребню, свернул к одному из таких проходов. Гусеницы заскрежетали по небольшим булыжникам, и на мгновение Дондрагмер на палубе «Бри» подумал было, что танк напоролся на один из этих булыжников, потому что машина вдруг резко остановилась. Барленнан неподвижно торчал на крыше танка, и взгляд его был прикован к тому, что открылось внизу. Летчика, конечно, не было видно, и помощнику пришло в голову, что землянин тоже настолько поглощен открывшимся перед ним зрелищем, что забыл об управлении машиной.
— Что там такое, капитан? — окликнул он и жестом приказал канонирам занять места у баков огневого боя. Остальная команда, не дожидаясь приказаний, рассыпалась по внешним плотикам с дубинами, ножами и копьями наготове.
Некоторое время Барленнан не отзывался, и помощник уже хотел отдать приказ группе моряков сойти на грунт для прикрытия танка (он ничего не знал о скорострелке, установленной на машине), когда капитан оглянулся, увидел, что происходит, и сделал успокаивающий жест.
— По-моему, опасности нет, — произнес он. — Никакого движения не видно, но это больше всего похоже на город. Погодите немного. Летчик протянет вас вперед, и вы увидите все, не сходя с корабля.
Перейдя на английский язык, он обратился с этим предложением к Лэкленду. Тот без лишних слов двинул машину вперед, и сейчас же обстановка внизу изменилась.
Когда Лэкленд только выехал на гребень и остановился, перед ним и Барленнаном (который видел все менее отчетливо) открылась широкая, не очень глубокая чашевидная долина, ее со всех сторон плотно обступали холмы, подобные тому, на котором они находились. Дно лощины должно было бы представлять собой озеро, так как нигде не было видно стоков для дождей и тающих снегов. Затем Лэкленд заметил, что на внутренних склонах холмов снега нет; они были совершенно голые. И топография их была весьма странной.
Она никак не могла иметь естественное происхождение. От гребня начинались ведущие вниз широкие мелкие каналы. Располагались они на редкость правильно; разрез холмов по горизонтальной плоскости, проходящей чуть ниже уровня, где эти каналы начинались, напоминал ряды океанских волн. Каналы вели вниз по склонам к центру долины и становились все уже и все глубже — они словно бы предназначались для направления дождевой «воды» в центральный резервуар. Но это предположение не выдерживало критики, так как не все каналы смыкались в центре — не все даже достигали центра, хотя все они доходили до сравнительно ровного и небольшого пространства на дне лощины. Еще интереснее, нежели сами каналы, были разделявшие их насыпи. Естественно, по мере того как каналы становились глубже, они выделялись все резче. В верхней части склонов это были плавно закругленные гребни, но ниже склоны их становились все круче, пока не превращались в настоящие стены, перпендикулярные дну каналов. Некоторые из этих стен тянулись почти до самого центра долины. Не все они были направлены в одну и ту же точку, временами они немного изгибались, что придавало им сходство не столько со спицами колеса, сколько с фланцами центробежного насоса.
Лэкленд оценил на глаз ширину каналов и разделяющих их насыпей — стен в пятнадцать-двадцать футов. Стены сами по себе были достаточно толстыми, чтобы устроить в них жилища — особенно для живых существ величиной с месклинитов. Изобилие отверстий в нижней части стен подтверждало мысль о том, что это действительно жилища. Наблюдение в бинокль показало, что к отверстиям, расположенным выше дна, ведут своеобразные трапы; и еще не увидев ни одного живого существа, Лэкленд уверился, что перед ним действительно город. Очевидно, обитатели его жили в разделительных стенах, а все это сооружение построено с той целью, чтобы удалять избыток дождевой «воды». Ему и в голову не пришло задать себе вопрос: если они так стремятся избавиться от жидкости, почему же они не живут на наружных склонах?
Он додумался до этого лишь когда Барленнан обратился к нему с просьбой перетащить «Бри» через вершину холма, пока не наступила ночь. И едва танк тронулся с места, как в отверстиях, которые он счел дверями, возникли очертания множества темных фигур; на таком расстоянии разглядеть их в подробностях было невозможно, но несомненно, это были живые существа. Лэкленд приложил героические усилия, чтобы не остановить танк и не схватиться за бинокль; он довел дело до конца и перетащил «Бри» на место, откуда команда могла видеть все.
Впрочем, как оказалось, нужды торопиться не было. Пока Лэкленд маневрировал с буксиром, обитатели города, не двигаясь, наблюдали за пришельцами, и до захода солнца у землянина осталось несколько минут, чтобы хорошенько рассмотреть всю картину. Даже в бинокль многого не было видно, потому что жители выползли из своих обиталищ не полностью; но то, что было на виду, не оставляло никаких сомнений: они принадлежали к той же расе, что и соплеменники Барленнана. Тела у них были длинные и напоминали гусениц; несколько глаз (сосчитать на таком расстоянии было трудно) располагались на самом переднем сегменте тела; руки, как и у Барленнана, заканчивались клешнями. Они были красно-черного цвета, причем черный преобладал, как и в команде «Бри».
Барленнан был не в состоянии все это разглядеть, но Лэкленд торопливо описал их ему прежде, чем город внизу погрузился в ночную темноту. Когда он замолчал, капитан вкратце пересказал услышанное напряженно ожидавшей команде. Потом Лэкленд спросил:
— Тебе приходилось слышать о народах, которые живут на Краю Света, Барл? Может, они тебе известны и даже говорят на твоем языке?
— В высшей степени сомнительно. Я рассказывал тебе, что мои соплеменники начинают чувствовать себя нехорошо уже к северу от широты ста «g», как ты однажды ее назвал. Я знаю несколько языков, но совершенно невозможно, чтобы на них говорили в этих местах.
— Что же мы будем делать? Обойдем этот город или двинемся прямо через него — в надежде, что его жители настроены не слишком воинственно? Мне, признаться, очень хотелось бы взглянуть на него поближе, но нам дано ответственное задание, и я боюсь рисковать. В конце концов ты знаешь свою расу лучше, чем я. Как ты полагаешь, чего можно от них ожидать?
— Ну, тут раз на раз не приходится. Возможно, их до полусмерти напугает танк… или то, что я сижу на крыше твоего танка, хотя здесь, на Краю Света, жители, возможно, начисто лишены нормального страха высоты. В наших странствиях мы встречали много диковинных народов; иногда нам удавалось торговать, иногда приходилось сражаться. А вообще я сказал бы так. Если мы спрячем оружие и выставим напоказ товары, то они как следует присмотрятся, прежде чем напасть. Я за то, чтобы спуститься в город. Как, по-твоему, пройдет волокуша по дну этих каналов?
Лэкленд помолчал.
— Об этом я как-то не подумал, — признался он. — Значит, прежде всего нам нужно тщательно измерить их ширину. Возможно лучше будет, если сначала танк спустится в город без волокуши — с тобой и с теми из команды, кто согласится ехать на крыше. Кстати, тогда у нас и вид будет более мирный… Они, должно быть, уже заметили оружие у твоих моряков, и если мы оставим корабль…
— Никакого оружия они не заметили, разве что зрение у них намного сильнее нашего, — возразил Барленнан. — Но в общем я согласен, что сначала надо спуститься на танке и промерить ширину… Нет, мы сделаем еще лучше. Давай перетащим волокушу на противоположную сторону долины, оставим ее там, а сами спустимся вниз. Нет никакой необходимости рисковать кораблем в этих узких каналах.
— Это идея! Конечно, так будет лучше всего. Сделай милость, сообщи команде наше решение и спроси, кто хочет потом спуститься с нами на танке.
На том и согласились. Барленнан сейчас же вернулся на «Бри», чтобы переговорить с командой. Из осторожности он не хотел кричать с крыши танка, хотя и понимал, что вряд ли жители города услышали бы его на таком расстоянии или поняли бы его речь.
Команда единодушно одобрила это решение, но затем возникла небольшая неувязка. Побывать в городе хотелось всем, но ни один и слышать не хотел о том, чтобы спускаться в город на крыше танка, хотя на примере своего командира все давно уже убедились, что такие поездки совершенно безопасны. Выход из тупика нашел Дондрагмер. Он предложил, чтобы команда, за исключением тех, кто останется охранять «Бри», следовала за танком своим ходом; ехать на нем не было никакой необходимости, поскольку моряки уже научились передвигаться по грунту с той же скоростью, с какой движется танк.