Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Афганский фронт СССР - Юрий Игнатьевич Мухин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Однако такие меры правительства были встречены чрезвычайно яростным сопротивлением со стороны крупных землевладельцев и их вооруженных формирований. Опубликованные в 1981 году документы, доказательства и репортажи о подлинном положении в Афганистане и вышедшее в свет в 2001 году в Нью-Йорке исследование Филиппа Боносского «Тайная война Вашингтона в Афганистане» дают исключительно красноречивое и достоверное представление о ходе событий в стране.

С извращенной демонстративной жестокостью убивали учителей и учительниц, обучающих девочек-школьниц. Имеются достаточно убедительные доказательства, что действия подобного рода проводились бандами оппозиции намеренно, по указке ЦРУ, на чью вооруженную и финансовую поддержку они полностью рассчитывали, – с тем, чтобы вызвать в ответ более широкомасштабное вмешательство с советской стороны.

По данному поводу несколько позже Збигнев Бжезинский, советник тогдашнего президента США Джимми Картера по вопросам национальной безопасности, неоднократно заявлял, что в то время «мы совершенно сознательно старались повысить вероятность вторжения Советов в Афганистан». Это цитата из опубликованного в ноябре 2001 года в Нью-Йорке исследования о событиях в Афганистане Панкаджа Мишена.

(В годы после разрушения Советского Союза и системы социализма в ряде своих книг, интервью и выступлений Бжезинский все так же продолжал восхвалять себя и своих руководителей тех времен за их «столь примечательный вклад» в дело организации «афганской проблемы».)

В изданной в 1998 году в Пристонском университете США книге Сары Мендельсон на ту же тему подлинная роль ЦРУ в событиях в Афганистане оценивается как «его крупнейшая секретная операция за весь период после окончания Второй мировой войны».

Ввиду всего этого, политика советского правительства как при Брежневе, так и при Андропове и Черненко, рассматривающая помощь народу Афганистана как закономерное проявление солидарности против произвола США, является, очевидно, полностью оправданной и справедливой.

Однако еще осенью 1985 года Горбачев начал подавать сигналы насчет возможности вывода советских войск из Афганистана. Дальнейшее развитие эта тенденция приобрела в феврале 1986 года в ходе работы ХХVІІ съезда КПСС. В политическом докладе Горбачева были заметны некоторые, ранее не присущие высшему советскому руководству, пораженческие нотки.

* * *

Однако «настоящий, видимый поворот» в отношении к Афганистану наметился после встречи с Рейганом в Рейкьявике в октябре 1986 года. По всей видимости, тогда у Горбачева и его советников и сложилось мнение о якобы обязательном полном выходе из Афганистана в качестве необходимого условия для получения положительного ответа со стороны США по вопросам контроля над вооружениями. По выводам Сары Мендельсон, работавшей позже с материалами советских архивов, подобный сдвиг не являлся результатом поражений на поле брани – главной причиной принятия столь неожиданного и резкого решения могло быть личное убеждение Горбачева, что для успеха его «перестройки» нужна обстановка «благоприятного международного сотрудничества». Ценой ее достижения и стал уход из Афганистана.

В результате, в конце 1986 года Горбачев информировал афганского руководителя Наджибуллу, что в 1988 году Советский Союз начнет вывод своих войск из страны. Однако даже и тогда все еще не было видно, что речь идет о столь односторонней и полной капитуляции, какую нам предстояло увидеть в 1987 году. Еще имелись ожидания, что подобные действия с советской стороны будут хоть как-то «возмещены» и соответствующим «уходом» со стороны США, выраженным в прекращении поддержки антиправительственным силам, гарантиях нейтралитета и территориальной целостности Афганистана и пр.

По мнению Яковлева (которое приводится в уже упомянутом исследовании С. Мендельсон), у Горбачева уже после первого международного оповещения его намерений по Афганистану сложилось твердое убеждение: ни в коем случае не допускать какой-либо оппозиции внутри советского руководства, возражений или хотя бы размышлений насчет целесообразности одностороннего ухода из Афганистана. Причем ставка и в этом случае делалась на уже показавшее себя оружие «гласности», – так, как понимал ее тогдашний генеральный секретарь.

Так что, как недвусмысленно подводит итоги и сама Мендельсон, причины данных перемен в курсе советской внешней политики не состояли в военном поражении на поле боя. Не являлись они и следствием какого-либо усиления давления со стороны общественного мнения внутри страны или соображений сугубо морального или гуманитарного характера. Просто Горбачевым и группой его сторонников было принято решение принести в «жертву» дело международной солидарности, чтобы это, как они надеялись, обернулось благом для задуманного им курса «перестройки».

Здесь следует напомнить, что рассматриваемые изменения в советской международной, внутренней и идеологической политике не наступили разом. Несмотря на то, что уже осенью 1985 года стали намечаться определенные признаки каких-то перемен, вряд ли кому-нибудь тогда могла прийти в голову хотя бы мысль о подлинном масштабе отступлений, поражений и бедствий, которые вскоре предстояло испытать стране. Более того, все это выглядит почти невероятным даже теперь, если попробовать дать хоть сколько-нибудь внятное объяснение столь невообразимому ходу событий. А тогда, в 1985 году, было и вовсе неясным, куда в действительности ведет страну Горбачев.

* * *

В самом сжатом виде, основное ядро «философии нового мышления» Горбачева состояло в полной капитуляции перед капитализмом. Наличие столь резкого поворота в мировоззрении генерального секретаря ЦК КПСС можно объяснить как с точки зрения личностно-психологической, так и в широком контексте общественно-политической ситуации и деятельности. Так, например, психологи знают, что, как правило, человек получает известное (хоть зачастую и временное) облегчение тогда, когда решает отказаться от чего-нибудь или перестает бороться. В этом плане целый ряд фраз и выразительных средств, исключительно часто применяемых Горбачевым и его сподвижниками в годы «перестройки», дают довольно четкое представление как об их психологических установках, так и заранее сложившейся их внутренней предрасположенности поддаться, предать или продаться, в замену на какое-то вознаграждение или же при определенной степени нажима.

То есть, надо полагать, Горбачев прекрасно отдавал себе отчет в том, что за все совершенные им многочисленные односторонние уступки ему причитается с Запада как громкое признание пропагандистского толка, так и соответствующая немалая «оплата» в самом прямом смысле этого слова. Может быть, из-за этого он так часто любил восклицать: «Так жить больше просто нельзя!» Скорее всего, при этом он имел в виду прежде всего самого себя. Потому что об общем положении в стране, по крайней мере, до «разгула» его «новой политики», ничего подобного сказать было нельзя. Во всяком случае, о наличии какого-то невыносимого разорительного «всеобщего кризиса» не было и речи.

Особенно поражает при этом то обстоятельство, что недопустимые отступления со стороны горбачевского руководства совершались в условиях странной и практически необъяснимой терпимости как со стороны широкой общественности, так и всех структур партийного и государственного управления. Даже малая часть того, что творилось в тот период от имени высшего руководства страны, в другое время и в любом другом государстве немедленно вызвало бы обвинения в государственной измене и предательстве со всеми вытекающими из этого последствиями.

Наверняка по этой причине даже сами манеры и физиономии людей «круга Горбачева» с течением времени становились все более «благодушно-самодовольными и самонадеянными». Сам Горбачев и тут, кажется, зашел дальше всех. Приемы и трюки внешнего воздействия, при помощи которых он создавал вид, будто действительно намерен вести то, что старался представить как внешнюю политику советского государства, долгое время ставили в замешательство даже некоторых из самых опытных и, как говорится, «видавших виды» профессиональных политических аналитиков и дипломатов США.

Они, за время нескольких десятилетий после Второй мировой войны, когда США утвердились на позициях самой могущественной силы капиталистического мира, без сомнения, привыкли к самым разным проявлениям раболепного и сервильного, угодливого отношения к ним. Но то, что «сервировал» им Горбачев, попросту выходило за рамки всего допустимого и предвидимого. Любой государственный деятель, вне зависимости от условий, в которых он находится, как правило, всегда старается обговорить любые уступки, на которые намерен пойти, какими-либо соответствующими компенсациями или действиями второй из договаривающихся сторон.

Трудно вообразимыми с точки зрения любых мыслимых стандартов и норм поведения высшего руководителя государства, равностоящего и даже в некоторых отношениях превосходящего по военно-стратегическому и политическому потенциалу, являлись такие действия Горбачева на международной арене, когда он, не находясь под каким-либо особым давлением и даже почти без переговоров, заявлял об уже принятых им чуть ли не в единоличном порядке решениях одностороннего и ничем не объяснимого отступления от ряда важнейших позиций ключевого значения. Однако Горбачев все это делал.

* * *

Одно из особенно заметных отступлений от позиций советской внешней политики было связано с Афганистаном. За период после 1979 года революционное правительство этой страны, при помощи СССР и группы советских войск, успешно противостояло набегам внутренней реакции, пользующейся всемерной поддержкой со стороны США, Пакистана, да и Китая. Истина требует напомнить, что в начальный период после своего прихода к власти Горбачев распорядился усилить интернациональную военную помощь Афганистану. По своей бескорыстности и благородству эта помощь в плане историческом была сравнимой лишь с международной солидарностью по защите Испанской республики в 1936–1939 годах.

В мае 1986 году прежний лидер афганского правительства Бабрак Кармаль был заменен Наджибуллой. Пользующийся доверием определенных кругов местного духовенства, он попробовал расширить социальные основы поддержки свой власти. Он предложил переговоры и даже возможность формирования правительства общенациональной коалиции с представителями разных политических сил. Это было воспринято как проявление более сильного и обнадеживающего политического курса по сравнению с принципиально непримиримой, ведущей к политической изоляции линией Кармаля.

Советские позиции в Афганистане существенно укрепились, однако уже в следующем, 1987 году, Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе вполне определенно начали пользоваться средствами массовой информации и приемами «гласности» в целях обработки общественного мнения СССР в пользу предстоящего выхода советских войск из Афганистана. Особо активную деятельность в таком плане вел в то время специальный корреспондент журнала «Огонек» в этой стране Артем Боровик. Оттуда он буквально засыпал читателей всевозможными репортажами, критикующими или прямо компрометирующими находящиеся там советские войска.

Особое рвение, старательность и даже изобретательность он проявлял, когда писал о потерях и жертвах как советских бойцов, так и гражданского населения Афганистана.

На встрече на высшем уровне в Вашингтоне в декабре 1987 года Горбачев объявил о предстоящем выходе советских войск из Афганистана. В феврале 1988 года он предложил уже и конкретный график осуществления вывода войск к началу 1989 года. Одновременно самые активные издания «новой гласности», разумеется, стали заполняться многочисленными письмами одобрения этой инициативы. Широко применялись отзывы и мнения солдатских матерей. А в середине 1988 года в журнале «Огонек» впервые была опубликована критическая статья о войне, автором которой являлся высокопоставленный советский военный.

Безоговорочное одностороннее отступление СССР из Афганистана вызвало острое несогласие со стороны руководителя Революционного правительства Афганистана Наджибуллы, некоторых деятелей руководства КПСС и советских военных кругов, а также Кубы и Анголы. К тому времени положение советских войск в Афганистане как в чисто военном, так и в политическом плане было намного лучше и прочнее по сравнению с периодом начала акции.

Уменьшилась численность жертв и ровно ничего не подтверждало тезис об Афганистана как о «Вьетнамском болоте» СССР, широко раздуваемый пропагандой Запада. Внутри самого Советского Союза ей, конечно, активно вторила «домашняя» антивоенная оппозиция, пользующаяся все более открытой поддержкой со стороны правящей группы Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе и компании.

«Исход войны в Афганистане был решен не на фронте, а дома, в Москве» – таково мнение по этому поводу военного аналитика из США Вильяма Е. Одэма. И самое обидное, что вывод войск был осуществлен всего лишь в обмен на формальное «согласие» со стороны США приостановить свою военную помощь моджахедам.

При этом, конечно, вовсе не обсуждался вопрос о будущем устройстве и развитии Афганистана как независимого и нейтрального государства. Также не было договоренностей и ровно никаких гарантий жизни и личной неприкосновенности лидерам и сторонникам тогдашнего правительства и их семьям.

* * *

Если абстрагироваться от политических, да и чисто моральных аспектов подобного «соглашения» с США, то следует добавить, что и с военной точки зрения в нем не содержалось ровно никаких обязательств американской стороны. Дело в том, что отряды так называемых «моджахедов» («смертников»), сражающихся против советских войск, состояли прежде всего из выходцев из национальных групп, родственных населению тогдашних советских среднеазиатских республик вдоль северной границы Афганистана. По этой причине США хоть и оказывали им помощь оружием, оснащением и военными специалистами, но не считали их по-настоящему своими стратегическими союзниками.

Последними считались племена, населяющие пограничные районы с Пакистаном. Именно на их основе были сформированы, обучены и полностью оснащены, в том числе танками и другим тяжелым вооружением, армии «талибов» (воспитанников религиозных школ в Пакистане), на которых в то время делали стратегическую ставку. Они-то и предприняли вскоре после вывода советских войск широкомасштабное наступление на столицу Кабул. Премьер-министра Наджибуллу и его брата, искавших убежища в здании миссии ООН, насильственным образом выволокли оттуда и повесили. Очевидно, следуя традициям, казавшимся давно забытыми, трупы их в назидание оставили висеть долгое время после их смерти… (Теперь известно, как изменилось отношение к режиму талибов после 11 сентября 2001 года, когда США решили, что борьба с ним будет более выгодной их новым стратегическим целям.)

15 февраля 1989 года последний советский солдат покинул территорию Афганистана. При этом правящая в СССР горбачевская группа не сделала практически ничего для сохранения в этом регионе каких бы то ни было стратегических, политических и моральных позиций, ради которых Советская армия и народ долгие годы вели борьбу, стоящую столь многих жертв. Безвозвратно были потеряны и те большие инвестиции, которые делались в строительство и модернизацию материально-технической базы и поднятие образовательного и культурного уровня страны за годы правления НДПА.

Афганистан и его народ были целиком отданы на «милость» победителей – сил реакции, которые вплотную подошли к границам среднеазиатских республик СССР. Последующие вскоре после этого кровавые события в них логично явились, кроме всего прочего, очередным следствием столь «мудрого» одностороннего отступления в этой части мира.

* * *

Список предательств, совершенных группой Горбачева в отношении политических и стратегических интересов СССР, других социалистических стран и национально-освободительных движений мира чрезвычайно велик. Чем же объясняют исследователи этого вопроса подобную линию Горбачева?

Есть разные теории на этот счет. В первую очередь здесь следовало бы напомнить о том, что, особенно при администрациях Картера и Рейгана, находящиеся под непосредственным контролем США части мировой экономики были «отмобилизованы» таким образом, чтобы максимально наращивалось давление на состояние хозяйства СССР и целенаправленно обострялись экономические проблемы и трудности, которые переживала страна в то время.

По этому поводу экономист Андре Гундер Фрэнк, автор исследования «Что конкретно не сошлось на социалистическом Востоке?» (опубликованном в «Гумбольдском журнале общественных отношений»), обращает внимание на то, что в поисках выхода из намечающегося мирового экономического кризиса администрации Картера и Рейгана стали на путь очередного значительного наращивания военных расходов. Это, со своей стороны, вынуждало также и СССР выделять больше средств на нужды обороны.

Обсуждая этот вопрос, автор с откровенно консервативными убеждениями Питер Швейцер в своей книге «Победа. Тайная стратегия администрации Рейгана, ускорившая развал Советского Союза» (1994 г.), и исследователь с левыми взглядами Шон Джервази («Правда о дестабилизации Советского Союза», периодическое издание «Подпольные операции», 1990 г.) сходятся в заключениях на том, что Рейган, по сути дела, начал «вторую холодную войну», целью которой было расшатывание устоев СССР и его окончательное уничтожение, не гнушаясь при этом никаких способов и средств. Центральное место в этой стратегии отводилось скачкообразному росту в два раза военных расходов США. «Будем заставлять их тратиться до тех пор, пока не обанкротятся», – примерно так понимал Рейган внешнеполитический смысл действий своей администрации, делая ставку на то, что и СССР окажется, в свою очередь, вынужденным предпринять соответствующие ответные шаги в области обороны.

Начатыми во время Рейгана «новыми фронтами «холодной войны» являлись также программы типа «стратегической оборонительной инициативы» («Звездные войны»), повсеместного наращивания помощи антиправительственным силам в Афганистане, Польше и везде в мире, организованного искусственного снижения цен на сырую нефть. Последнее особенно чувствительно ударило по финансовым интересам и планам СССР, поскольку он являлся одним из основных производителей и поставщиков нефти на мировом рынке. США в этой операции выиграли вдвойне, поскольку они большую часть нефти ввозят.

Кроме названных, в ход было пущено и множество других мер экономического и психологического характера, не считая деятельность откровенно диверсионного направления. Без сомнения, все эти крайне активные кампании внешнеполитического воздействия не могли не сказаться самым ощутимым образом на жизни советского общества.

Однако еще один американский автор, Френсис Фитцджеральд, весьма убедительно опровергает стремления приписывать подобную роль Рейгану («Неожиданная развязка: Рейган, «Звездные войны» и конец «холодной войны». 2000 г.). По его мнению, анализ хода событий в СССР тех лет не предоставляет абсолютно никаких доказательств в подтверждение того, что между последствиями факторов внешнего воздействия, и развитием более чем странной, предательской политики советского руководства имелась какая-либо связь. Дело в том, что как тогда, так и позже действия Москвы в этом направлении, как правило, основывались на мерах «асимметричного характера». Их основная идея состоит в том, чтобы не следовать «вслепую» за выдвигаемыми со стороны США проектами и программами в военной области, а стараться «опережать» их, заранее обессмысливая их практическое осуществление, например, путем дополнительного усиления степени уязвимости американской территории и т. д.

Кроме того, как бы ни усиливался за последние годы существования СССР внешний натиск со стороны США, он все-таки вряд ли мог идти в сравнение с той степенью угрозы, какой являлись многочисленные акции экономических санкций и бойкотов, саботажей и открытой военной интервенции, которым Советский Союз неоднократно подвергался за годы своего существования. Следует также отметить, что какие бы формы ни принимал данный натиск извне, он никак не мог предопределять реакцию и контрмеры советского руководства в ответ на него.

Поэтому наиболее крайние взгляды на политику Горбачева сводятся к тому, что предательство им интересов своей страны стало возможным по причине проникновения агентов ЦРУ в ряды советского руководства.

Подобное проникновение и присутствие в действительности было гораздо значительнее, чем это могут себе представить не очень посвященные в данную тематику наблюдатели извне. Исключительно интересными в этом плане являются данные, опубликованные в газете «Нью-Йорк Таймс» 26 декабря 2001 года о том, что непосредственно перед 1985 годом со стороны ЦРУ, ФБР и других секретных ведомств США была осуществлена самая масштабная за всю историю их отношений с СССР акция по внедрению шпионов во все его структуры узлового значения. Вследствие этого как КГБ, так и ГРУ (Главное разведывательное управление армии) того времени во многих отношениях оказались «проеденными молью», т. е. заполненными агентами США.

Не исключено, что в будущем эта теория получит и дальнейшее развитие, особенно если обнаружатся документы, свидетельствующие о непосредственной причастности Яковлева, самого Горбачева или кого-нибудь другого из их ближайшего окружения к агентурной сети США.

О том, как Горбачев сдавал советские позиции американцам

(Из книги А.И. Уткина «Русские войны XX века», М., Алгоритм. 2009)

Правый республиканизм

В США из избирательной кампании 1980 года победителем вышел Р. Рейган, который считал Джимми Картера «слишком мягким». Он объединил политические силы правого фланга республиканской партии, опираясь на разработки нескольких «мозговых трестов»: Фонда наследия, а также Американского предпринимательского института, Гуверовского института войны, мира и революции при Стэнфордском университете, Центра международных исследований Джорджтаунского университета. «Консервативная тяга» выдвигала идеологически однородный состав дипломатов, желающих вести жесткую линию.

Были поставлены четыре крупные задачи:

1. В экономике выдвинуты инициативы « рейганомики » («высвобождение» резервов американской экономики. В инаугурационной речи Р. Рейган поклялся крепить экономическую мощь США: «Перефразируя Черчилля, можно сказать, что я не для того дал клятву сейчас, чтобы председательствовать при распаде сильнейшей экономики мира».

2. Во внешней политике были осуществлены отход от картеровской «уважительности» к союзникам, поворот к опоре на собственные возможности. Ради достижения американского превосходства администрация Р. Рейгана предпринимала попытки возродить ожесточение «холодной войны», ужесточения международных отношений до степени двусторонней поляризации мира.

3. Не следует излишне полагаться на понимание, благожелательность и склонность к сотрудничеству внешних сил. Можно использовать помощь союзников, но видеть в этом лишь вспомогательный фактор: у союзников немало эгоистических интересов, и прежний опыт говорит, что в решающих испытаниях они предпочитают отсидеться в стороне (Корея, Вьетнам, Ближний Восток и т. п.). Можно идти по пути договоренностей с потенциальными противниками, но нельзя на этих договоренностях основывать глобальную в политику страны.

4. Военно-политическая мощь США огромна, для ее активизации требуется ослабить сдерживающий «вьетнамский синдром». Нужно, чтобы нация поверила во всемогущество своей страны, до Вьетнама никогда не знавшей военных поражений. «Эра сомнений в себе окончена. Американцы снова желают быть первыми, – заявил президент Рейган, – мы действуем с целью восстановить уверенность в американском руководстве посредством более энергичной защиты американских идеалов и интересов». Увеличение доли военных расходов в валовом национальном продукте всего лишь на 2–3 % позволит обновить стратегические силы и вернуть военно-морскому флоту возможности контроля над Мировым океаном, модернизировать контингент обычных сил. Согласие на паритет с СССР означает пораженчество. Переговоры с Советским Союзом можно действенно вести лишь по завершении «броска» в стратегических вооружениях, что практически означало паузу в несколько лет.

Эти постулаты легли в основу курса администрации Р. Рейгана (1981–1989). Правые силы в США заявили о своей готовности еще один раз испытать «исторический шанс» Америки: полагаясь на мощь страны, попытаться возобладать в «холодной войне». Руководство США выдвинуло программу базовых стратегических целей, достижение которых должно было привести к укреплению позиций США в мире в целом – как в противоборстве с Советской Россией:

– нарушить стратегическое равновесие в мире посредством интенсивных усилий в военном строительстве; обеспечить вооруженным силам США возможность ведения продолжительного ядерного конфликта с реализацией американского преобладания на всех уровнях;

– отойти от принципов равенства в отношениях с Советским Союзом, занять положение «диктующей» стороны, сделать переговоры ареной конфронтации; постараться ослабить позиции СССР в «стратегическом уравнении»; консолидировать все имеющиеся антисоветские силы; постараться оказать давление на советскую экономику;

– восстановить гегемонию в военных союзах, укрепить единовластие США в них, добиться приобщения союзников к открытому антисоветскому курсу Вашингтона;

– содействовать дифференциации развивающихся стран, поддерживать страны, представляющие собой опору США в «третьем мире», закрепить связи с основными поставщиками сырья, активнее используя для этого продажу обычных вооружений и экономическую помощь;

– найти возможность сближения с КНР на антироссийской основе, не подрывая при этом связей с Тайванем, не ослабляя союза с Японией и «стимулируя» Китай на внутреннюю трансформацию в сторону рыночного пути развития.

* * *

Подписанная президентом в мае 1982 г. директива ДРНБ № 32 представляет собой весьма детализированное изложение поведения США в случае начала войны с СССР. Планировалось безусловное и незамедлительное применение всех видов оружия массового уничтожения, в том числе ядерного. Предусматривался быстрый переход – в случае неудачи на более ранних ступенях – к быстрой эскалации конфликта. Реакцией Пентагона на ДРНБ № 32 явился представленный уже в августе 1982 г. Совету национальной безопасности развернутый план ведения полномасштабной ядерной войны продолжительностью до шести месяцев. Таким образом, уже летом 1982 г. стратегическое планирование в Вашингтоне обрело определенную цельность: вооруженным силам США была поставлена задача не исключать возможности начала конфликта первыми, лидирования по лестнице эскалации. Этим был завершен определенный этап в стратегическом планировании США; на его исходе было решено применять имеющиеся средства неожиданно в максимальном объеме. После этого стратегическое планирование пошло по линии поиска новых участков борьбы c потенциальным противником, расширения фронта, переноса военных действий в космическое пространство.

Именно по этому пути пошло американское руководство в директиве о национальной космической политике от 4 июля 1982 г. и в принятой 25 марта 1983 г. директиве о решениях по национальной безопасности № 85. ДРНБ № 85, как и ее идейное продолжение – ДРНБ № 119 (подписана президентом 6 января 1984 г.), посвящена вопросам милитаризации космоса. Две последние директивы знаменуют собой значительный отход от линии 70-х годов, когда американским руководством было решено отказаться от системы противоракетной обороны. Р. Рейган и его окружение сочли и этот подход пораженческим, отражающим неверие в способность США, безусловно, контролировали внешние обстоятельства «холодной войны». Это был весьма крупный поворот в стратегическом планировании США. Перед американскими вооруженными силами была поставлена задача, во-первых, защитить территорию США из космоса, создать «космический щит», во-вторых, создать возможность «ослепления» противника, быстрого уничтожения космических коммуникаций СССР.

Темпы роста расходов на все виды вооружений были значительно увеличены и доведены до 8,5 % – 10 % в год. В ходе стратегического строительства Р. Рейган резко увеличил ассигнования на ядерные вооруженные силы (за период с 1980 по 1984 г. они возросли более чем в два раза, тогда как в предшествующие шесть лет, с 1975 по 1981 г. расходы на развитие стратегических вооружений увеличились на 76 %, а на силы общего назначения – на 144 %). В следующие пять лет – с 1981 по 1985 г. – Р. Рейган увеличил расходы на развитие обычных вооружений в два раза, а на развитие стратегических – в 2,6 раза.

В июне 1983 г. было создано космическое командование США. В 1984 г. начались испытания противоспутниковой системы АСАТ – качественно нового шага в космической технике. АСАТ представляет собой оружие, запускаемое с истребителя Ф-15, поднимающегося на значительную высоту. Это – двухступенчатая ракета, несущая специальную боеголовку, созданную для уничтожения спутников. К 1987 г. было создано 112 противоспутниковых боеголовок, что примерно достаточно (в случае попадания каждой из запущенных ракет) для уничтожения всех спутников слежения и оповещения, которые вращаются вокруг Земли.

Администрацией Р. Рейгана активно осуществлялось строительство и в сфере обычных вооружений и вооруженных сил. Численность состава вооруженных сил была увеличена более чем на 200 тыс., число армейских дивизий к 1991 г. достигло 25 (увеличение числа имеющихся на вооружении авианосных групп – с 13 до 22 – исключая резерв). Увеличилось число эскадрилий истребительной авиации ВВС с 24 до 38, увеличение на 8 тыс. самолетов. Развернуто в войсках к 1988 г. 7058 танков типа М-1 «Абрамс», что привело к увеличению общего танкового парка на 40 %. В ВМС увеличено число основных боевых кораблей на 1/3, до 610 единиц (133 новых корабля, в том числе 33 подводные лодки обычного назначения, 2 атомных авианосца класса «Нимиц», 18 ракетных крейсеров, 5 эсминцев).

Горбачев

Посланный сразу на два «мероприятия» – на похороны Черненко и на первое знакомство с новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым, вицепрезидент США Джордж Буш посчитал необходимым осмыслить происходящее и донести некоторые новые идеи до президента Рейгана. Государственный секретарь Джордж Шульц также запечатлел на бумаге свои впечатления. Рейган не поехал на похороны Черненко, у него не было особого желания знакомиться с новым Генеральным секретарем КПСС. 12 марта 1985 г. американская делегация прибыла в резиденцию американского посла в Москве Спасо-хаус, где в тот день отмечали день рождения посла Арта Хартмана. Шульцу запомнился орел у входа в библиотеку Спасо-хауса с надписью «Живи и давай жить другим».

Визит к Горбачеву должен был дать американцам первое представление о новом хозяине Кремля. Весьма приметного Горбачева сопровождали министр иностранных дел Громыко, помощник Горбачева по внешнеполитическим проблемам Андрей Александров-Агентов и переводчик Виктор Суходрев. (Именно в эти дни Александров-Агентов, продолживший свое пребывание в офисе Генерального секретаря еще один год, пишет о неожиданных словах нового лидера: «Внешняя политика стала какой-то железной, негибкой, сконцентрированной на проблемах, не поддающихся переменам». Впрочем, такие лица, как находившийся рядом Валентин Фалин – он станет главой Международного отдела ЦК – отмечали полную неосведомленность нового советского лидера в международных проблемах).

Горбачев сразу же поразил американцев неуемным потоком слов. Шульц отмечает, что не слышал еще ничего подобного. Подаваемые им прямые и косвенные сигналы были двусмысленными с самого начала. Во-первых, он поблагодарил за выражения сочувствия. Американская сторона должна исходить из того, что Москва сохранит преемственность. Во-вторых , Горбачев, указывая на старинные часы в кабинете, с улыбкой сказал, что «старые часы неважно определяют новое время». Новый советский лидер с самого начала поразил американцев тем, что говорил не об интересах собственного государства, которые он призван был охранять, а выступал в некой роли Христа, пекущегося «о благе всего человечества».

В июле 1985 г. – за день до оглашения согласия на встречу с американцами (в Женеве) – из советской политики был эффективно исключен ведущий советский дипломат эпохи, А.А. Громыко. Номинально он был назначен на более высокий пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Вместо него министром иностранных дел был назначен глава компартии Грузии Э.А. Шеварднадзе, не имевший никакого опыта на международной арене. В донесениях в Вашингтон американское посольство в Москве стремилось дать Горбачеву объективную оценку. «Нет сомнений в том, что Горбачев любит власть. Бесспорно и то, что он трепещет от одной мысли о возможности ее потери. Несомненно, что он очень чувствителен к критике и рассматривает даже весьма дружественную критику как измену».

Посол Мэтлок: «Горбачев по своей природе являлся одиночкой, и это делало для него тяжелым создание эффективного консультативного и совещательного органа. У него не было ни официального совета министров, ни «кухонного» кабинета в подлинном смысле. Были, конечно, советы разных типов, члены которых приходили и уходили, встречаясь с ним лишь время от времени. Но они никогда не превращались в эффективные совещательные органы по двум причинам. Во-первых, Горбачев часто собирал вместе людей, которые просто не могли вместе работать, и во-вторых, он никогда не использовал их как настоящие совещательные органы, с которыми постоянно консультируются и мнения которых воспринимают серьезно. Более того, он чаще всего говорил своим советникам, а не слушал их».

Познакомившись ближе с Шеварднадзе и его семьей, государственный секретарь Дж. Бейкер был поражен тем, что министр великого Советского Союза более всего думает о своей закавказской родине, не скрывая этого от своих важнейших контрпартнеров. «Я находился – пишет Бейкер, – в московских апартаментах советского министра иностранных дел и беседовал с энергичной и интеллигентной его женой, которая безо всякого провоцирования открыла мне, что в глубине души она всегда была грузинской националисткой». И, пишет Бейкер, я еще много раз слышал вариации этих взглядов из уст советского министра. Американцы правильно зафиксировали стратегию Шеварднадзе: «Шеварднадзе довел до совершенства свою практику обращения к своим собственным экспертам по контролю над вооружениями; именно они выдвигали свои собственные новые инициативы, которые Шеварднадзе затем лично предлагал американцам. После очевидного очередного прорыва он обращался к Горбачеву за одобрением – и только тогда представлял их официальным военным специалистам – как уже свершившийся факт. Именно потому, что этот гамбит работал так часто и так удачно, высшие круги советских военных ненавидели Шеварднадзе».

* * *

Окружающих удивляло одиночество М.С. Горбачева. Его жизнь протекала либо в сугубо официальной обстановке, либо исключительно в рамках его семьи. У него не было круга близких ему по духу людей, которые могли бы обеспечить связь (пусть даже призрачную) с широкой публикой, со страной, с народом. Более того: Горбачев попросту не терпел рядом талантливых людей. Он назначал на важнейшие посты людей третьего и пятого эшелона. По мере того, как его власть увядала, он развил в себе аллергию на всякого, кто мог бы блеснуть талантом более ярко, чем его пустословный словесный поток.

Супруга Раиса Максимовна была единственным близким другом, и хотя она обеспечивала ему психологический комфорт, который поддерживал его в условиях постоянного стресса, она не могла обеспечить ширину и глубину подлинного совета, который мог дать более широкий круг приближенных. Более того, справедливо, что такие сомнительные помощники, как Валерий Болдин, сохраняли свои позиции лишь поддержанием добрых отношений с Раисой, не пытаясь критически подойти к ее суждениям. М.С. Горбачев не мог вынести даже мысли о передаче своей власти кому бы то ни было. Размышляя над его путем, над судьбой человека с невероятной жизненной силой, превосходной памятью и оптимистическим темпераментом, следует сказать, что личностные факторы брали в нем верх над политической калькуляцией: Горбачев не желал делиться огнями рампы с талантливым коллегой. Он чувствовал себя уютно только рядом с молчаливыми или серыми помощниками – и это один из ключей, объясняющих его поражение.

На Горбачева чрезвычайно воздействовали толпы, преимущественно западные. Почему? Пытавшиеся разобраться сходились в том, что поведение советской толпы обычно невыразительно – если только толпа не настроена враждебно (тогда ее поведение будет даже слишком выразительно). Но Горбачев, именуемый на Западе «Горби», необыкновенно ценил общественное признание.

Как уже говорилось, Горбачев категорически не выносил критических оценок в свой адрес. В октябре 1989 года газета «Аргументы и факты» (детище Яковлева) в краткой статье отметила, что в стране Сахаров более популярен, чем Горбачев. И это в газете, чей тираж взмыл до 34 миллионов экземпляров. Генеральный секретарь был в ярости. 13 октября 1989 года всех главных редакторов вызвали «на ковер» в ЦК КПСС. Главному редактору «Аргументов и фактов» Старкову предложили пост редактора международного журнала в Праге или Бюллетеня Верховного Совета.

К всеобщему удивлению, сияющий Горбачев, неистребимо жаждущий признания, потратил во время визита в Вашингтон в 1990 г. пять часов драгоценного времени на получение пяти наград пяти (почти ничтожных) общественных организаций (Награда Альберта Эйнштейна, Медаль Свободы Франклина Делано Рузвельта, награда Мартина Лютера Кинга, награда за Ненасильственный мир, награда «Личность в истории») в те самые дни, когда он более всего был нужен в Кремле, где его соперник раскалывал горбачевский фронт. Горбачев проявил себя даже в метании подковы, за что в очередной раз был награжден к вящему своему удовольствию. Эту мишуру он фактически обменял на высшую власть, которую получил сравнительно легко.

Но у Горбачева была большая и мыслящая когорта отдаленных сторонников. Михаил Горбачев привел «прослойку» интеллигенции на капитанский мостик государственного корабля и ткнул пальцем в карту: куда плыть? В этой ситуации интеллигенция ощутила простор для политического маневра и самореализации. Этих людей (двух Яковлевых, Коротича и им подобных) тянуло к критической сенсационности. Они как бы забыли (или им помогли забыть?) о неком большем – о судьбе Отечества, об исторических судьбах народа, о будущем своего государства. У значительной части интеллигенции вызрело гиперкритическое отношение к породившему их общественному строю, и вера в то, что политические реформы быстро возродят рынок – главный мотор лидирующего Запада.

Вызрело негативное восприятие патриотизма, гордости от принадлежности к своей стране. «Целились в самодержавие, а попали в Россию». Интеллигенция 1985 г. – дети самозабвенных героев войны, усмотрела в патриотизме лишь патриархальность и оправдание заскорузлости.

Те, кто усматривает в патриотизме реликт патриархального общества, просто плохо знает Запад – проявления национальных чувств и патриотизма французов, неистребимая верность англичан своей стране, стойкая направленности немецкого сознания на защиту национальных интересов, впечатляющая испанская гордость, повсеместная итальянская солидарность и наиболее впечатляющий – американский опыт: вывешивание государственного знамени на своих домах, пение государственного гимна перед началом сакрального действа в любом молитвенном доме, в церкви любого вероисповедания и т. п. Всюду в мире как непреложные условия жизнедеятельности существует общественное проявление любви к стране своего языка, неба, хлеба и детства. И основная часть российской интеллигенции всегда соединяла в себе два начала – знание Запада и любовь к своему отечеству.

Финал «холодной войны»

Горбачев воспользовался полетом молодого немца Руста на Красную площадь и сменил военное руководство страны. На пост министра обороны он назначил недавнего командующего Дальневосточным военным округом генерал-лейтенанта Язова – в обход многих, более заслуженных военных. Язов отличался только тем, что своим назначением был обязан лично молодому Генеральному секретарю. В переговорах по военным вопросам с Соединенными Штатами Язов выступал в связке с начальником Генерального штаба маршалом Ахромеевым. По оценке посла Мэтлока, «на протяжении следующих двух-трех лет связка Язов-Ахромеев (две очень отличные друг от друга личности, о них трудно говорить как о команде) служили Горбачеву отменно… Они стремились задушить свои личные взгляды и угождать Горбачеву как главенствующей политической власти страны. Несомненно, они хотели бы следовать политике, популярной в среде советского военного истэблишмента – но, когда Горбачев решал следовать очень отличным курсом, они поддерживали его, сдерживая потенциальные горячие головы среди военных, готовых выйти из-под контроля».

После замены руководства вооруженными силами СССР, Горбачев сумел в декабре 1988 г. объявить в ООН об одностороннем сокращении советских войск на полмиллиона. Он сумел преодолеть сопротивление военных – лишь неделей ранее высшие военные чины в СССР, включая начальника Генерального штаба маршала Ахромеева, настаивали, чтобы сокращения были только двусторонними.

Установленные дружеские отношения с Рейганом, Бушем, Тэтчер, Колем, Миттераном и другими западными лидерами укрепляли в Горбачеве то чувство, что на Западе его понимают лучше. Фактом является, что в 1989 г., когда трон под Горбачевым зашатался в самом Советском Союзе, Генеральный секретарь купался в лучах всемирной славы – он посетил Лондон в апреле, Бонн в июне, Париж в июле, Хельсинки в октябре, Рим в ноябре.

Американский посол в Москве Джек Мэтлок все более приходил к мнению, что «Горбачев не знает, куда направляться…. Он привел в действие политические силы, не представляя себе при этом, какой должен быть финальный результат… Я не мог понять его стратегии в решении экономических и национальных проблем – именно тогда, когда они приближались к кризисному пику. Увеличивались доказательства того, что его понимание этих проблем было ошибочным». Уже в 1989 г. Мэтлок пришел к выводу, что Горбачев едва ли «доберется» до окончания своего срока в 1994 г. Чтобы реализовать открывшиеся возможности, американцам нужно было спешить.

* * *

Уже весной 1985 г. Горбачев объявляет о шестимесячном одностороннем моратории на развертывание ракет средней дальности действия в Европе; если американцы согласятся на аналогичные действия, мораторий превратится в постоянный. Через десять дней Горбачев предложил мораторий на все испытания ядерного оружия.

Важно: Советский Союз в лице Горбачева впервые молчаливо согласился с тем, что внутренняя ситуация в стране может быть предметом американо-советских обсуждений. «Они (Рейган и Горбачев) продемонстрировали согласие в важности разрешения гуманитарных проблем в духе сотрудничества».

Почему не внутриамериканские проблемы? Не проблемы прав человека в мире вообще? Кто дал с советской стороны сигнал? Да и сам характер уступок не мог быть санкционирован никем, кроме Горбачева. В ответ на традиционные американские обличения поведения СССР в Афганистане Горбачев отвечал не стандартными обвинениями США в поддержке моджахедов, а выражением обеспокоенности по поводу того, как следовало бы решить афганскую проблему в целом, включая вывод советских войск. Это было новое, и для американцев многообещающее. Советский лидер не стал их обличать за поставку «стингеров» моджахедам типа Усамы бен Ладена, убивающих советских летчиков. Он скромно стал обсуждать пути советского отступления, не прося взамен хотя бы приостановки американского вооружения противостоящей стороны в Афганистане. Чудны дела твои, Господи…

В результате одно искаженное мировоззрение сменило другое. После Женевской встречи Горбачева с Рейганом сложилась парадигма, практически нетронутой оставшаяся до 1991 г. Судите сами. Президент Рейган заявил Генеральному секретарю Горбачеву, что Советский Союз должен смириться с американской идеей Стратегической оборонной инициативы (SDI), сократить свои стратегические вооружения, уступить во всех региональных конфликтах, признать свою неправоту в области гражданских прав – и только тогда Соединенные Штаты, возможно, пойдут на нормализацию двусторонних отношений.

…Не менее активны были антисоветские действия политики Рейгана в Восточной Европе. Любые трещины в отношениях между социалистическими странами брались государственным секретарем Шульцем на вооружение. В декабре 1985 г. он «прощупал» потенциал отхода от СССР Румынии, а затем Венгрии, где «давление социализма начало ослабевать». Любезничавший с Шульцем Янош Кадар не знал тогда о записях государственного секретаря: «Кадар безнадежно измаран подавлением венгерского восстания 1956 года… Венгрия нуждается в новом поколении лидеров. Кадар хотел посетить Соединенные Штаты, но мы согласны были лишь с увеличением числа венгров, выезжающих в США. Я обсуждал нашу политику в отношении Восточной Европы с коллегами и решил отныне оказывать более твердый нажим с целью изменить курс этих стран ». Шульц назвал свой курс здесь «политикой эрозии. Мы хотели сделать невозможным для Советского Союза получать нечто полезное из Восточной Европы».

На фоне женевских любезностей это было лицемерием большого калибра. Тот же Шульц никогда не упускал возможности укорить Горбачева и его команду – в случае поддержки Советским Союзом любого из недружественных Америке режимов и стран. Такую манеру ведения дел трудно назвать даже «двойным стандартом», американцы подрывали зону влияния СССР без зазрения совести – как дело своей чести.

Но почему молчал Горбачев? Ведь его молчание оборачивалось поражением его страны и гибелью ее граждан. Советская Россия еще не готова была принимать как «последнее слово» каждое выражение молодого генсека. На заседании Политбюро, посвященном Женеве, член Политбюро Владимир Щербицкий скептически оценил результаты встречи. Не менее важно было то, что глава Генерального штаба Советской Армии маршал Ахромеев выразил сомнения относительно итогов Женевской встречи. А Горбачев с этих месяцев начал упиваться фразой «новое политическое мышление». Под этим лозунгом он сделает много такого, о чем сам будет впоследствии жалеть.

В январе 1986 г. Горбачев выдвинул идею уничтожения всего ядерного оружия на Земле к 2000 г. посредством трехступенчатого разоружения. (При этом Горбачев объявил в одностороннем плане о введении Советским Союзом моратория на ядерные испытания).

Для нас, доживших до этого года, ясно видно, насколько фантастически немыслима эта идея, по крайней мере, для пяти мировых держав. Но Горбачев все больше ценит немыслимый допинг массового восторга, буквального оцепенения от безумной смелости советских предложений. Человек, который, несмотря на все усилия, так и не решил проблемы сельскохозяйственного производства Ставрополья, решил оставить подобные мелкие проблемы в тени глобального геополитического переворота. Сам способ сделанного предложения выявил для американцев главное в затее Горбачева. Посол Мэтлок: «Способ, которым делал свои предложения (в письме, открываемом прессе сразу же, как только это письмо прибывало к адресату), возбуждал подозрения, что главный интерес Горбачева лежал в сфере пропаганды».

Американцы оценили эту актерскую тягу «быть в центре внимания» и решили на ней сыграть. А мы, сироты этой прихоти, сидим у руин государства, в котором родились, которое нас воспитало и образовало. Сидим как жертвы немыслимого честолюбия одного человека.



Поделиться книгой:

На главную
Назад