Помоги проекту - поделись книгой:
Дом № 14 по Чистопрудному бульвару поражает своей красотой: весь его фасад украшен изображениями фантастических животных, скопированных со средневековых книжных миниатюр. Это доходный дом, принадлежавший расположенной рядом церкви Троицы на Грязех, выстроенный в 1908–1909 годах, памятник «национального» модерна. Изначально он был четырёхэтажный, а верх был достроен уже после войны, но с соблюдением стиля.
С прудами связана легенда об основании Москвы — и страшноватая, надо сказать: якобы Москва возникла на крови, то есть на месте жестокого и несправедливого убийства. Жил здесь в XII веке боярин Степан Иванович Кучка. Одна из его усадеб стояла именно здесь, на прудах. Она была достаточно хорошо укреплена, почти также, как Кремль: её окружала земляная насыпь, частокол и ров. Род Кучковичей был очень богат, почти ничем не уступая Владимирским и Суздальским князьям, и это, само собой, не могло не вызвать их зависть. По легенде, когда князь Юрий Долгорукий проезжал через эти места, боярин Кучка встретил его, однако, как показалось князю, не оказал ему надлежащих почестей. И тогда князь приказал зарезать боярина.
Легенда подробно описывает, как убийцы настигли Кучку, но тому удалось их обмануть и спрятаться в густых зарослях. Однако сорока выдала его своим стрёкотом, и злодеи, обнаружив несчастного, добили его. Заметили, что в Москве практически нет сорок? По той же легенде, Кучка, умирая, проклял эту птицу — вот с тех пор она и не залетает в наш город.
Мёртвое тело убийцы кинули в пруды, которые с тех пор стали называться Погаными. Детей Кучки князь оставил в живых, пожалев их красоту и молодость.
Спустя несколько лет Юрий Долгорукий умер — после обеда у другого боярина, такого же знатного и богатого, как Кучка: видать тот не стал дожидаться, пока и его обвинят в недостаточном уважении, и первым нанёс удар. Смерть сына Юрия, Андрея Боголюбского (он был прозван так по своей резиденции в селе Боголюбово Владимирской области), предание тоже связывается с Кучковичами: дочь Кучки Улита, ставшая женой Андрея, с братьями и с неким ключником Анбалом Ясином злодейски умертвила своего мужа, мстя за отца.
В этой истории, как и в любой легенде, много нестыковок: историки обращают внимание, что к моменту смерти Андрей был уже женат второй раз — на совсем другой женщине осетинского происхождения. Именно её приближённым и был тот ключник со странно звучащим именем — Анбал Ясин, с которым мы ещё встретимся, изучая Москву.
Как бы то ни было, но с тех пор Поганые пруды москвичи не любили и никогда не рассматривали их как водоем, откуда можно было бы брать воду. Напротив, эти пруды могут служить иллюстрацией того, чем была в древности канализация: в них сливались всевозможные нечистоты и даже отходы с боен. Со временем пруды превратились в зловонную грязную лужу. Вычистил их тоже Александр Данилович Меншиков при строительстве усадьбы. И тогда же они были переименованы в Чистые пруды.
И вот тут мы подбираемся к ещё одной, совсем не романтической теме наших экскурсий — истории канализации и водопровода. Ведь в масштабах огромного мегаполиса проблема приобретает глобальный характер, и было бы неправильно, гуляя по Москве, любоваться лишь на её красоты, оставляя без внимания вопросы чистоты и гигиены.
Первые попытки рытья каналов для отвода сточных вод в Москве относятся ещё к XIV веку: тогда был прорыт канал из Кремля к Неглинке для спуска нечистот. Но и после на протяжении нескольких столетий проблема чистоты улиц и дворов в городах стояла очень остро: лишённые канализации города попросту воняли. Да воняли так, что ямщики, подъезжая к Москве, отмечали близость города не глазами, а носом: «Москвой повеяло!» — говорили они, принюхиваясь.
Пётр Первый издал указ «О наблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помёту на улицы и переулки». «Весь мусор, навоз и мертвечину» полагалось возить за Земляной Вал, «в дальние места» и засыпать землёй. Нарушителей карали жестоко: «за первый привод бить батоги, за другой бить батоги ж да пени имать по пять рублей, за третий привод бить кнутом да пени имать по десять рублей». (Тогда это были очень большие деньги.)
Но, несмотря на суровость, указ этот соблюдался плохо, Екатерина Вторая повторила запрет, но и это не исправило положения. Законопослушные москвичи собирали нечистоты в выгребных ямах, откуда их вычерпывали золотари-ассенизаторы и в кадках вывозили подальше за город. Но золотарям надо было платить, поэтому несознательные горожане то и дело норовили вывалить мусор куда-нибудь, подальше от глаз, или прорыть под домом каналец, чтобы спускать всю грязь в близлежащую реку. Так были совершенно загублены Неглинка и Самотёка, изрядно загажена Москва-река. Реки превратились в зловонные сточные канавы — потому их и убирали в трубы, превращая в естественную клоаку.
В 1874 году в Московскую городскую думу инженером М. А. Поповым впервые были представлены «проектные начертания канализации Москвы», которые долго обсуждались, но так и не были утверждены. Прокладка канализационной сети началась лишь в 1893-м по проекту инженера В. Д. Кастальского. Но то была лишь первая очередь — с тех пор канализация строится и расширяется постоянно, а сегодня её общая длина равна расстоянию от Москвы до Новосибирска.
На пересечении Покровки с Чистопрудным бульваром стоит приземистый двухэтажный дом. Это гостиница, выстроенная по приказу Павла Первого архитектором Стасовым.
Рядом под № 19 — доходный дом хлеботорговца Ф. С. Рахманова, который был выстроен как раз, когда подходило к концу строительство первой очереди канализации, т. е. в самом конце XIX века. Сбоку — неприметная дверь, по довольно крутой лесенке можно спуститься в… самый старый туалет в Москве. Вход в него не с самой Покровки, а с проулка с правой стороны. Это единственный сохранившийся и до сих пор действующий из десяти «ретирад» (тогдашнее название публичного туалета) и 3 8 писсуаров, открытых при городском голове Николае Алексееве. Указать их местонахождение москвичам и гостям столицы помогали дворники — это вменялось им в обязанность. Но в справочниках рекомендовалось «поелику возможно уклоняться от посещения ретирад, так как указанные места по большей части неопрятны», а «оправляться в третьеразрядных гостиницах, дав предварительно швейцару или коридорному на чай».
Напротив дом № 22 — бывшая усадьба купцов Боткиных.
По улице ходят троллейбусы 25 и 45, трамвай «Аннушка», маршрут которого проходит по исторической части города.
С Чистых прудов мы выходим на Покровку. Как уже говорилось, с XVII века это была «царская дорога», по которой государь ездил в свои сёла: Покровское-Рубцово, Преображенское и Измайловское. Дорогу полагалось поддерживать в хорошем состоянии, и её даже замостили брёвнами, а в конце XVIII в. — булыжником.
Однако около Поганых прудов всегда была непролазная грязь: тут из прудов вытекала речушка Рачка, которая впадала в Москву-реку чуть выше устья Яузы, у Москворецкой набережной. Мало того что через неё нечистоты попадали в главную реку города, так она ещё и регулярно разливалась, затапливая всё вокруг. На берегу Рачки стоит церковь, носящая говорящее название — Троицы на Грязех. В 1741 г. Рачка разлилась особенно сильно и подмыла её фундамент. Тогда наконец власти спохватились и срочно поручили архитектору Ухтомскому заключить зловредную речушку в трубу. В советское время был сооружён новый коллектор, и русло реки было изменено — теперь она впадает в реку Яузу вблизи Яузского моста. Между Хохловским и Колпачным переулком можно проследить заметную впадину — старое русло Рачки. Порой она напоминает о себе неприятным образом. Так, несколько лет назад на Яузской улице образовался провал — причиной его, как выяснилось, стало обрушение этого коллектора.
Церковь, которую Рачка всё время подмывала, потом много раз перестраивалась и дошла до нас в полуразрушенном виде: без купола и колокольни. Её окружает старинная, по большей части двухэтажная застройка.
Здесь — по Бульварному кольцу — как раз проходила стена Белого города и стояли Покровские ворота, давшие название площади. За ними простирались слободы:
Барашевская (барашами назывались слуги, ответственные за возведение походных шатров), Садовая и Казённая. Тут было много каретных, хлебных и овощных лавок. Товары из них, а также грузы с Курского вокзала в центр города возили именно по Покровке.
Дальше по Покровке сохранились две интересные церкви — Воскресения Словущего и Введения во храм.
Храмы Воскресения Словущего строились на Руси в память Обновления храма Воскресения Господня в Иерусалиме. Поскольку оригинальный храм был воздвигнут на месте реальных исторических событий, то, по воззрению христиан, он не мог быть повторен в других местах. Поэтому храмы Воскресения за пределами Иерусалима строились во имя Воскресения Словущего, то есть праздника освящения иерусалимского храма в 355 году при Константине Великом. В Москве существует несколько таких храмов, и один из них — по адресу Покровка, 26. Церковь известна с 1620 года, но здание, руины которого дожили до нашего времени, было возведено в 1734 году предположительно архитектором Мордвиновым. Теперь этот дом с трудом можно принять за церковь: купол и колокольня снесены, а в сохранившихся помещениях, напоминающих по плану корабль, обосновалось ГУВД Московской области.
До 1934 года купол его высокой колокольни был украшен золочёной короной, выточенной из дерева. Говорили, что когда-то в этой церкви венчались влюбленные брат и сестра, не ведавшие о своём родстве. Когда священник повел их вокруг аналоя, брачные венцы внезапно сорвались у них с головы, вылетели из окна и опустились на церковный купол. Так было предотвращено кровосмешение.
Другое предание связывает эту церковь и её необычный купол с именем императрицы Елизаветы Петровны и со стоящим неподалеку на правой стороне Покровки дворцом в бело-голубых тонах, который порой называют Зимним дворцом в миниатюре, или, намного смешнее и непонятнее, — «дом-комод». Он был выстроен в середине XVIII века при Елизавете Петровне. Часто его архитектором называют Дмитрия Ухтомского, но это не доказано. Первым хозяином дома был граф Апраксин, знаменитый своими победами в войне с Фридрихом Великим, затем — князь Трубецкой, а потом домом владел Московский университет, в нём была организована 4-я мужская гимназия. Учились в ней многие известные люди — будущий создатель аэродинамики H. Е. Жуковский, театральный режиссер К. С. Станиславский, философ Владимир Соловьев… После революции тут оборудовали общежитие, теперь это многоквартирный дом. Интересно, что вплоть до 1950 года в доме было печное отопление.
Таковы факты, но старинное предание говорит иначе. Мол, дом этот Елизавета Петровна подарила своему тайному мужу графу Алексею Разумовскому, и в этом же доме они справили свадьбу. А венчание происходило в соседней церкви — Воскресения Словущего. И на куполе церкви находился настоящий брачный венец императрицы.
Но так, конечно, быть не могло: «дом-комод» построен намного позже предполагаемой даты их свадьбы, Разумовский тут никогда не жил, а тайное венчание произошло совсем в другом месте. В ответ любители легенд приводят один тоже полулегендарный эпизод, якобы произошедший именно в этом доме на Покровке. Мол, после вступления Екатерины II на престол её фаворит Григорий Орлов стал настаивать на морганатическом браке, в качестве примера указывая на Елизавету и Разумовского. Тогда Екатерина отправила к Разумовскому на Покровку канцлера Воронцова с указом, в котором ему давался титул высочества как законному супругу покойной государыни. Разумовский вынул из потайного ларца брачные документы, показал их канцлеру и тут же бросил в топившийся камин, прибавив: «Я не был ничем более, как верным рабом её величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь вы видите, что у меня нет никаких прав на этот титул».
Но, легенды — легендами, а тайн у Зимнего дворца в миниатюре предостаточно. Существует подземный ход между Воскресенской церковью и дворцом. Примечательно, что ведёт он куда-то дальше, вероятнее всего, к Меншиковой башне. Для чего мог служить этот ход — то ли для проведения тайных масонских собраний, то ли для сокрытия от глаз любопытных романа императрицы? Вопросов больше, чем ответов.
Пройдя дальше по Барашевскому переулку, мы выходим к ещё одному храму —
Барашевский переулок выходит на небольшую Лялину площадь, названную так по имени домовладельца красавца ротмистра, тоже пользовавшегося расположением императрицы Елизаветы. Затем по старинному Лялиному переулку, мимо дома № 20, где жил изобретатель дуговой лампы Павел Яблочков, выйдем снова на Покровку.
Однако прежде чем двигаться дальше, стоит рассказать подробнее о Яблочкове и его изобретении. «Свеча Яблочкова» работала по тому же принципу, что нынешняя дуговая сварка. Собственно, именно эти свечи и подсказали изобретателю сварки Николаю Бернадосу его идею. Это теперь детям запрещают смотреть на электросварку, а раньше такие свечи использовали в качестве осветительных приборов. Свеча представляла собой два стержня, разделённых изоляционной прокладкой из каолина — глины. Каждый из стержней зажимался в отдельной клемме, на верхних концах зажигался дуговой разряд, и пламя дуги ярко светило, постепенно сжигая угли и испаряя изоляционный материал. Добавление различных металлических солей позволяло менять окраску пламени, делая его не столь мертвенным. В 1876 году эти свечи произвели триумф на выставке в Лондоне, свечёй заинтересовались во всём мире, и в течение нескольких последующих лет предприятие Яблочкова давало постоянную прибыль. Его свечи горели в Париже, в Лондоне, в Берлине, в Мадриде, в Риме и даже в королевских дворцах Персии и Камбоджи. Это был настоящий триумф!
К сожалению, длился он недолго: спустя несколько лет свечи уступили место лампам накаливания. Но Яблочков продолжал работать, и его вклад в электротехнику неоценим. Когда в конце жизни он решил выкупить все свои патенты, то общая их стоимость превысила миллион!
И коли уж в нашей экскурсии мы поминаем масонов, то укажем, что в Париже Павел Николаевич был посвящён в члены ложи, а позднее стал её Досточтимым Мастером.
Дом на углу Лялиного переулка и Покровки — № 38 тоже связан с именем любвеобильной Елисавет. Один из владельцев дома князь Михаил Владимирович Голицын (сын городского головы) написал: «Дом наш на Покровке… был выстроен около 1780 года дядей моего прадеда Иваном Ивановичем Шуваловым, известным фаворитом императрицы Елизаветы Петровны, покинувшим двор при воцарении Екатерины Второй и вернувшимся из чужих краев лишь в конце 1770-х годов. Говорят, что он не знал, как его примет императрица за его приверженность Петру Третьему, и решил, как большинство опальных и старых вельмож, поселиться в Москве».
Однако опасения Шувалова не подтвердились: мудрая Екатерина старое вспоминать не стала и сделала Ивана Ивановича обер-камергером. Он остался в Петербурге, а московский дом подарил племяннику — Фёдору Николаевичу Голицыну, куратору Московского университета. Дом этот прославился после страшного пламени 1812 года — он уцелел в пожарище, получив прозвище «несгораемый».
Иногда этот дом называют домом «Пиковой дамы», но это неверно: «Усатая Венера» Наталья Петровна Голицына, урожденная Чернышова, относилась к другой ветви Голицыных и жила в Петербурге, на Малой Морской.
Особняк очень красив и гармоничен, богатыми и нарядными были и его интерьеры. Сохранились воспоминания одного из Голицыных, описавшего семейный быт. В этом роскошном здании не было ни водопровода, ни канализации. За водой приходилось ходить к ближайшему водоразборному фонтану (о них будет подробный разговор), а все нечистоты сливались в выгребную яму, откуда их откачивал золотарь. Во дворе дома был колодец, но вода в нём была очень нечистой и использовалась лишь для «технических нужд».
Отсюда уже рукой подать до Садового кольца. В самом конце улицы высится одинокая колокольня, оставшаяся от снесенного храма Иоанна Предтечи в Казённой слободе (1772). За кольцом Покровка переходит в Старую Басманную и дорога идёт в Басманную и Немецкую слободы. Именно там и даже дальше располагались царские дворцы.
Некоторые историки утверждают, что путевой дворец великого князя Василия Третьего (отца Ивана Грозного) до сих пор сохранился на Старой Басманной улице. Это дом № 15 — усадьба Голицыных. Оказывается, при строительстве усадьбы в XVIII веке зодчие не стали разрушать более древнюю постройку, стоявшую на этом месте, а лишь перестроили её и дополнили. К сожалению, внешне сейчас это трудно определить: дворец арендуют частные лица, которые не пускают никого внутрь, а над его фасадом так поработали современные маляры, что распознать былой облик трудновато. Но, говорят, что там в подвалах сохранилась белокаменная кладка XVI века.
По направлению к ближайшей станции метро — «Красным воротам» — лежат места столь интересные, что есть смысл отвлечься на них.
От Покровки идём по улице Чаплыгина (бывший Машков переулок), где в доме № 1А жил основоположник гидро- и аэродинамики, в честь которого и переименована улица. Дом украшен фигурами пухлых амуров мертвенно-серого цвета, производящих несколько странное впечатление. Уже в наше время к дому пристроен забавный особнячок — «дом-яйцо», вызывающим у москвичем самые противоречивые чувства: от неприятия до восторга.
Позади нас в стороне остались улица Машкова и Фурманный переулок, названный так, потому что здесь был извозчичий двор, а «фурман» в переводе с немецкого — извозчик. На этом же дворе стояли и пожарные повозки с трубами-насосами, почему переулок иногда называли Трубным.
В 1727 г. Пётр II пожаловал дворец «за службу» князю Г. Д. Юсупову, потомку ногайских ханов. Этот подарок Юсуповы ценили и никому не передаривали и не продавали. Палаты оставались их собственностью почти двести лет, хотя во второй половине XIX века князья тут уже не жили, отдав помещения под работный дом.
Внук подполковника, Н. Б. Юсупов, был очень богатым и хорошо образованным человеком, это ему А. С. Пушкин посвятил стихотворение «К вельможе». Ему принадлежали великолепная библиотека, картинная галерея, собрание превосходных статуй и свой театр (он занимал дом № 24). В его дом съезжались не только вельможи, но и даровитые художники и учёные. Здесь часто давались балы, спектакли и устраивались музыкальные и литературные вечера.
Рядом с двором князя Б. Г. Юсупова, ближе к Садовому кольцу, стоял двор канцлера графа А. П. Бестужева-Рюмина. Напротив тесных старинных палат, на другой стороне переулка, располагался большой трёхэтажный каменный дом, тоже принадлежавший Юсуповым и возведённый специально для устройства праздников и приёма гостей. Возле него был разбит обширный регулярный парк в версальском стиле. Там часто гулял маленький Саша Пушкин, позже написавший:
Пушкины часто переезжали из дома дом, но переулок не покидали. Они жили то в доме Волковых (№ 2), то снимали флигель дома Юсуповых, то в доме графа Санти (№ 8) (в 1803–1807 гг.), то чуть поодаль, на углу Мальцева (ныне Малого Козловского) переулка в доме князя Ф. С. Одоевского (отца писателя).
В 1812 г. почти все деревянные дома сгорели. Сгорел и знаменитый Юсупов сад. А вот старинные палаты устояли перед безжалостным пламенем. После пожара всё вокруг застроили деревянными домами, один из них простоял очень долго, застав даже XX век (теперь на месте этого дома сквер). Это ветхое жилище людская молва прозвала «Ларинским домом», предполагая, что именно его имел в виду Пушкин, описывая приезд Татьяны Лариной в Москву:
На самом же деле этот дом принадлежал Ершову, считающемуся автором сказки «Конёк-Горбунок». Почему «считающемуся»? Да не всё так просто с этой сказкой! Уж больно она походит на пушкинские, а сам Ершов впоследствии ни разу не написал хоть что-нибудь даже близко приближающегося к этому творению. Пушкин часто был сильно стеснён в средствах и вынужден был порой скрывать свои доходы от кредиторов. Изучив тексты и отношения двух поэтов, литературоведы выдвинули версию, что настоящим автором «Конька-Горбунка» является Александр Сергеевич, а Ершов был всего лишь подставным лицом, чьё имя использовали по договоренности, чтобы все гонорары не ушли на оплату долгов.
В этом же переулке находится
Имя
Учителем юного Александра и его сестры Елизаветы был молодой профессор Московского университета Николай Иванович Надеждин. Между ним и Елизаветой вспыхнул роман: она была в восторге от его образованности и эрудиции, он считал её самой талантливой своей ученицей. Однако между молодыми людьми стояло серьёзное препятствие: Елизавета была столбовой дворянкой, а Надеждин — сыном сельского священника. Сухово-Кобылины выступили категорически против этого брака. Елизавета даже пыталась бежать с любимым, но эта попытка провалилась, а её возмущённый брат вызвал Надеждина на дуэль. Надеждин отказался, заявив, что раз в силу своего недворянского происхождения недостоин стать мужем Елизаветы, то и стреляться с её братом ему не должно. Взбешённый таким ответом Сухово-Кобылин потребовал, чтобы Надеждин убирался вон из Москвы, грозя, что иначе пристрелит дерзкого поповича, даже если за то ему будет Сибирь. В сложившихся условиях Николай Иванович предпочёл уволиться и уехать в путешествие за границу.
Елизавету выдали замуж за французского графа Салиас-де-Турнемир. Как скоро выяснилось, знатность рода была его единственным достоинством. Супруги прожили вместе восемь лет, а потом за участие в дуэли граф был выслан из России. Уехал он один, оставив жену с тремя детьми «соломенной вдовой».
Оставшись одна, Елизавета Васильевна стала вести вполне эмансипированную жизнь: увлеклась литературой, стала публиковаться и устроила в своём доме салон, который посещали Тургенев, Огарёв, Грановский, Боткин, Лесков…
Можно закончить маршрут здесь: по большому Козловскому и Боярскому переулкам пройти к станции метро «Красные ворота» на Садовом кольце. К метро выходит и Хоромный тупик — это современное название, данное большевиками, так как улица упиралась в хоромы Юсуповых. Старое название — Трёхсвятительский тупик, по церкви Трёх Святителей Вселенских. Тут есть ещё один дом, связанный с именем Пушкина. Это дом № 4, принадлежавший Авдотье Елагиной. Теперь он заперт на территории НИИ электромеханики. Да и в сам тупик не пройдёшь из-за всегда запертых ворот.
Экскурсия № 2
По местам исчезнувших дворцов
Выйдем со станции метро «Красные ворота».
Увы, от самих ворот осталось только название. На самом деле они изначально были белыми, а эпитет «красные» означал «красивые». Со временем название «Красные» стало восприниматься в прямом смысле, и в конце XIX в. ворота действительно покрасили в красный цвет. В конце 1920-х годов их снесли, несмотря на то что против разрушения памятника высказывались многие: комиссия «Старая Москва», Академия наук, знаменитый реставратор Пётр Барановский, академик Щусев…
На внешней стороне Садового кольца — высотный дом. Трогательная табличка на нём извещает, что он выстроен на том самом месте, где некогда стоял дом, в котором родился Михаил Лермонтов.
От высотки на Красных воротах лучами расходятся две улицы: Каланчёвская и Новая Басманная. Можно выбрать любую из них. Сейчас, совершая виртуальное путешествие, мы отправимся по следам уже несуществующих дворцов. Для этого нам нужно пройти по
Перед высотным домом — дом № 11 — небольшое здание печально знаменитого Басманного народного суда. Он «прославился» тем, что тут проходили многие сомнительные процессы, критикуемые правозащитниками и здесь, и за рубежом, — в частности, по делу Михаила Ходорковского. С лёгкой руки журналистов выражение «басманный суд» или «басманное правосудие» стало нарицательным.
Далее по Каланчёвской улице в доме № 43 — ещё один суд — Мещанский, утвердивший приговор Ходорковскому. У этого места страшная слава: в подвалах здания в 1930-е годы происходили массовые расстрелы.
Мы пройдём до железнодорожной станции Каланчёвская Алексеевской соединительной ветки. Тут когда-то стоял путевой царский дворец с высокой башней — каланчёй — отсюда и название. Но и здание станции очень красиво — это бывший «царский павильон» — домик в псевдорусском стиле, специально построенный для отдыха семьи Николая Второго. Царская семья отдыхала тут несколько раз. Весной 1912 года, когда император приехал в Москву на открытие памятника своему отцу на Пречистенке, каланчёвскую платформу по всей длине выстлали коврами, белой и красной расцветки; на клумбах из цветов составили царский вензель и герб России. Внутри павильон задрапировали тканями, золотыми кистями. На платформе в несколько рядов стоял почётный караул и хор.
Сейчас в павильоне — кассы и зал ожидания для пассажиров пригородного сообщения.
Рядом ещё одна специфическая достопримечательность — туалет 1949 года постройки. Это то ли третий, то ли четвёртый по старине действующий туалет в Москве (старее только на Покровке, на Девичьем поле и на Ленинградском шоссе — мы там побываем), поэтому есть люди, добивающиеся, чтобы неказистое здание объявили памятником истории. В нём действительно почти ничего не изменилось за шестьдесят с лишним лет, разве только деньги теперь берут за вход.
С Каланчёвки под мостом выходим на площадь трёх вокзалов: Ленинградского, Ярославского и Казанского. Каждый из них — памятник архитектуры. Ленинградский, он же Николаевский и Октябрьский, — это самый старый вокзал России. Вернее, один из двух самых старых: в 1840-е годы два совершенно одинаковых здания были возведены в Москве и в Санкт-Петербурге — с двух концов проложенной железной дороги — первой в России, выстроенной, по выражению Некрасова, «на русских косточках». Сейчас здание расширено и частично перестроено, но его первоначальные очертания всё же проглядываются.
К Казанскому вокзалу примыкает ДК железнодорожников. Считается, что именно этот Дом культуры описали Ильф и Петров как выстроенный на брильянты из стула.
Между вокзалами уходит широкая шумная улица Краснопрудная — Русаковская — Стромынка — Преображенская — Большая Черкизовская — Щёлковское шоссе. Это старая Стромынская дорога, в одной своей части сохранившая историческое название. Она была известна ещё со времён удельных князей. Весьма вероятно, что это по ней к боярину Кучке в несчастливый час приехал князь Юрий, ведь именно эта дорога соединяла Москву и города Юрьев-Польский, Суздаль (где тоже есть улица Стромынка) и Владимир-на-Клязьме. А название своё она получила по имени одного из многочисленных сёл, через которых проходила, — села Стромынь.
Ближайшее к нам старинное село называлось Красное. Отсюда и Красносельские улицы, а Краснопрудная улица названа так из-за большого пруда, который здесь когда-то был. Он располагался между современными Ярославским вокзалом и Верхней Красносельской улицей, а засыпали его в начале XX века. Давным-давно возле него проходили языческие «русалии», празднества, сохранявшиеся даже в середине XVI века: «Сходятся там мужи, жёны и девицы на ночное плещевание и бесчисленный говор, и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и егда нощь мимо ходит, тогда к реце идут с воплем и кричанием, аки беси».
Тогда там располагалась большая дворцовая слобода, сначала состоявшая из крестьян и ремесленников, постепенно богатевших и писавшихся уже купцами. Однако в следующем столетии Красное Село оказалось в самом эпицентре Смуты: через него в Москву прибыли посланцы Лжедмитрия Первого, с восторгом принятые красносельчанами, а вот сторонники Лжедмитрия Второго, Тушинского вора, Красное Село сожгли.
При Романовых слобода вновь отстроилась, и тогда в Красном Селе была возведена деревянная церковь Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня, в самом конце XVII века заменённая каменной. Процветало село и при Петре Первом, любившем устраивать потехи на священном для язычников пруду: морские бои в миниатюре и фейерверки. Такие праздники проводились в честь взятия Азова в 1697 году и победного Ништадского мира в январе 1722 года.
А на месте нынешнего Ленинградского вокзала стоял Артиллерийский полевой двор. Этот двор просуществовал долго, аж до 1812 года, когда боеприпасы взорвались от огня. Взрыв был слышен за десятки верст.
После того как было принято решение возвести храм Христа Спасителя, в Красное Село, по личному решению Николая Первого, был изгнан с Чертолья, с Остоженки, старинный Алексеевский монастырь — самый старый женский монастырь в Москве. Монахини переезжали, мягко говоря, не добровольно. Существует предание, что игуменья, покидая старый монастырь, даже бросила: «Быть сему месту пусту!» — предсказывая, что не простоит долго новый храм. Поэтому, чтобы задобрить разгневанных сестёр, для постройки Ново-Алексеевского монастыря привлекли самых лучших архитекторов. Михаил Дормедонтович Быковский возвёл Алексеевскую церковь с двумя приделами, силуэт и декор которой во многом повторяли архитектуру храма Христа Спасителя, не нынешнего, а того, настоящего. Церковь окружало огромное кладбище, ставшее гордостью и главным источником доходов монастыря. Сёстры даже отвели часть монастырских огородов, дававших им пропитание, под цветы — чтобы украшать ими надгробия. Хоронили там людей известных и богатых, и их родные не скупились платить за хороший уход за могилами.
На кладбище высились богатые усыпальницы Шустовых, производивших лучший коньяк; кондитеров Абрикосовых, купцов Алексеевых. Упокоились там многие литераторы: историк А. Ф. Вельтман, поэт А. М. Жемчужников (один из создателей Козьмы Пруткова); издатель «Московских ведомостей» М. Н. Катков… Увы, ни одна из могил не сохранилась: в 1920-е годы и кладбище, и монастырь были ликвидированы. Родственникам даже не позволили перезахоронить прах «царских сатрапов». Воспоминания очевидцев доносят отвратительные подробности этой варварской акции: так, например, над черепом Каткова откровенно надругались, вставив в челюсти папиросу. Надгробия пошли «на нужды народного хозяйства»: гранит — на бордюрный камень и облицовочную плитку, мрамор — на гравий, а чугунные ограды — на переплавку. Предполагалось, что здесь пройдёт магистраль, которая будет соединять стадион имени Сталина с Дворцом Советов, который планировали возвести на месте взорванного храма Христа Спасителя. Но этим планам свершиться было не суждено. Теперь по бывшему кладбищу, прямо по костям, проходит Третье транспортное кольцо и 2-й Красносельский переулок.
Всехсвятскую церковь (Красносельский переулок, 7) в советское время занимал сначала архив, потом завод по производству зонтиков, но теперь храм возвращён церкви. А вот Крестовоздвиженской повезло меньше: церковь обезглавили и присоединили к зданию Института рыбного хозяйства и океанографии (Верхняя Красносельская, 17). Монастырские стены снесены. Надстроенный келейный корпус отдан под дом престарелых.
Неудивительно, что среди погребённых на Алексеевском кладбище были Абрикосовы, ведь их кондитерская фабрика стояла совсем рядом, на Верхней Красносельской. Работает она и по сей день, но под другим именем — кондитерская фабрика имени П. А. Бабаева. Рядом на Малой Красносельской сохранился их особняк в стиле модерн.
Пётр Бабаев к конфетам никакого отношения не имел: был он слесарем Сокольнических трамвайных мастерских, членом ВКП(б) и погиб от руки белогвардейца. Работал он неподалеку, вот его имя и досталось фабрике, основал которую человек с истинно кондитерской фамилией — Абрикосов.
Родоначальник Абрикосовых был крепостным крестьянином. Звали его Степан Николаев, и отличался он редким умением готовить десерты. Степану повезло: барыня его была женщиной мудрой и даже просвещённой, держать столь редкого умельца в деревне не стала и охотно отпустила в город на оброк.
Степан накопил денег не только для того, чтобы выкупиться самому из крепостной зависимости, но и вызволить семью. Летом 1804 года у него уже была своя маленькая семейная мастерская, а в старости Степан Николаев сумел записаться уже не крестьянином, а купцом. И тут надо было уже подумать о фамилии, ведь Николаев — лишь сокращённое отчество, как полагалось для представителей низших сословий. Но первым Абрикосовым стал сын Степана, Иван, в 1814 году. Возникла фамилия из-за созвучия двух слов: оброк и абрикос. Ведь крестьянин был отпущен в город по оброку, торговал абрикосами, варил из них конфитюр…
Семейная история была далеко не гладкой: в середине XIX века Абрикосовы даже разорились и были вынуждены признать себя банкротами. Однако сын Ивана Алексей сумел возродить семейный бизнес: со временем его стали называть шоколадным королем России. Немногие могли конкурировать с Абрикосовыми — только товарищество Эйнема (ныне фабрика «Красный Октябрь») да ещё, наверное, кондитерская фабрика Сиу.
С именем Абрикосовых связано ещё одно весьма важное для Москвы заведение — родильный дом. Жена Алексея Ивановича, Агриппина Абрикосова, произвела на свет 22 ребёнка (выжило 17). И это притом что она активно помогала мужу в делах. На её имя была записана почти вся семейная недвижимость: купцы часто записывали большую часть имущества на жён и детей, дабы уберечь его от распродажи при возможном банкротстве.
Кроме того, Агриппина Алексеевна активно занималась благотворительностью. В конце 1889 года её стараниями на Миусской улице были открыты «бесплатный родильный приют и женская лечебница с постоянными кроватями А. А. Абрикосовой». За год через приют проходило более 200 рожениц, и детская смертность и смерть при родах были здесь очень низкие по тем временам — один процент. По сей день этот роддом является одним из лучших в Москве. После революции ему дали имя Надежды Крупской, у которой детей не было вообще. В 1994 году ему было возвращено историческое имя, и теперь это — городской родильный дом № 6 имени А. А. Абрикосовой.
После Третьего транспортного кольца Краснопрудная улица меняет название на Русаковскую и далее — на Стромынку. Самое примечательное сооружение Русаковской — полицейская и пожарная часть со смотровой каланчёй (Русаковская ул., 26) почти у самой Стромынской площади. Это вторая по времени постройки после Сущёвской из сохранившихся в Москве пожарных каланчей. В часть вёл Преображенский водопровод, сооружённый инженером Зиминым, что позволяло пожарным всегда иметь достаточно воды для тушения пожаров. Сейчас в здании размещается Управление Главной пожарной службы Восточного административного округа и пожарная часть № 12.
Конечно, Стромынская дорога слишком длинна, чтобы пройти её пешком. Щадя свои ноги, можно воспользоваться любым наземным транспортом, например 41-м автобусом, спуститься в метро или, подсократив маршрут, — железнодорожной веткой, и от Казанского вокзала доехать до станции Электрозаводская.
От станции метро «Сокольники»
В этом месте наложились друг на друга два временных пласта: век Алексея Михайловича и XIX век — промышленного подъёма. Названия улиц напоминают о царских охотничьих забавах, а сохранившиеся строения за малым исключением — о богатых купцах-благотворителях, строивших здесь больницы и богадельни.
Оглядимся вокруг: широкая аллея ведёт к парку Сокольники — остаткам царских охотничьих угодий. По левую сторону от неё между улицами Маленковской и Сокольничьей слободкой некогда находилась одна из усадеб графа Брюса.
Позади нас на площади — церковь Воскресения Христова — двухэтажный храм в стиле модерн с девятью куполами. Его алтарная часть обращена на юг — в сторону Палестины, земной родины Христа. Таково было желание руководившего строительством протоиерея Иоанна Кедрова, ставшего первым настоятелем храма. Позже Кедров был репрессирован и погиб в лагерях. Но сам храм никогда не закрывался! Сюда переносили почитаемые святыни из других разрушаемых храмов: из Страстного монастыря, с Варварских ворот Китай-города, из Пантелеймоновской афонской часовни. Многие иконы и по сей день хранятся именно здесь. В храме Воскресения Христова в Сокольниках очень хорошая акустика, поэтому в нём часто пели солисты Большого театра.
В доме № 7 на Сокольнической площади располагались театр «Тиволи» и кинематограф с популярным названием «Луч». Ныне здесь Дом молодёжи. От Сокольнической площади по парку проходит Богородское шоссе, названное так по имени села, уже вошедшего в черту Москвы.
Немного пройдём по Стромынке — до её пересечения с улицей Матросская Тишина. Это примерно полтора километра. Вокруг есть что посмотреть!
ДК имени Русакова (Стромынка, 6) — одна из самых известных построек архитектора-конструктивиста Константина Степановича Мельникова, возведённая в 1929 году. Это здание ни за что не перепутаешь с окружающими: три его верхние аудитории выступают наружу в виде объёмных консолей. Смотрится это очень оригинально и даже несколько шокирующе. Дом культуры имени И. В. Русакова включён в списки объектов истории и культуры, охраняемых ЮНЕСКО.
Недалеко, на 3-й Рыбинской улице, несколько в стороне, есть ещё один ДК — тоже Мельникова. Это клуб фабрики «Буревестник».
Чуть поодаль, за стадионом братьев Знаменских, заметно высокое, напоминающее лютеранскую кирху здание диспетчерского пункта № 6 преобразовательных подстанций Мосгортранса (2-я Боевская, 6). На самом деле кирхой оно никогда не было: в нём с 1912 года размещается электроподстанция, питающая городскую трамвайную сеть.
Поделиться книгой: