Книга 1. Античность — это Средневековье[Миражи в истории. Троянская война была в XIII веке н.э. Евангельские события XII века н.э. и их отражения в истории XI века]

Скалигеровская хронология считает, что Тацит родился в интервале 55–57 годы н. э. «Год смерти Тацита неизвестен» [833], т. 2, с. 203, 211. Таким образом, предполагается, что Тацит жил, якобы в I веке н. э.

Затем его имя исчезает на многие века вплоть до Эпохи Возрождения [833]. Гошар и Росс собрали все упоминания о Таците ранее находки его Поджо в XV веке. Оказывается, этих упоминаний совсем немного. Причем носят они весьма общий и неопределенный характер, могут относиться к людям, не имеющим ничего общего с автором «Истории». Таким образом, даже в скалигеровской хронологии, никаких реальных сведений о Таците — авторе «Истории» — ранее XV века, попросту, нет.

Как же «нашли Тацита»? «В ноябре 1425 года Поджо из Рима уведомил Никколи во Флоренции, что „некий монах“ предлагает ему партию древних рукописей… в числе их „несколько произведений Тацита, нам неизвестных“» [21], с. 382.

Никколи немедленно соглашается на сделку. Но покупка почему-то затягивается на много месяцев. «Поджо тянет дело под разными предлогами… На запрос Никколи Поджо дал довольно запутанный ответ, из которого ясно только одно, что в эту пору книги Тацита у него еще не было… С монахом Поджо что-то немилосердно врет и путает: монах — его друг, но, будучи в Риме, почему-то не побывал у Поджо… книги в Герсфельде, а получить их надо в Нюрнберге и т. д.» [21], с. 382.

Раздраженный Никколи вытребовал себе «обнаруженный» Поджо каталог книг. И тут неожиданно выяснилось, что «в каталоге никакого Тацита не оказалось»!

«В такой странной волоките недоразумений, имеющих вид искусственности, проходят 1427 и 1428 годы» [21]. Наконец, якобы в 1428 году Поджо извещает Никколи, что таинственный монах опять прибыл в Рим, но — без книги!

«Растянувшись чуть ли не на пять лет, открытие Поджо огласилось раньше, чем было совершено, и вокруг него роились странные слухи. Последним Никколи очень волновался, а Поджо отвечал: „Я знаю все песни, которые поются на этот счет… так вот же, когда прибудет Корнелий Тацит, я нарочно возьму да и припрячу его хорошенько от посторонних“. — Казалось бы, — справедливо замечает Гошар, — самою естественною защитою рукописи от дурных слухов — показать ее всему ученому свету, объяснив все пути, средства и секреты ее происхождения. Поджо, наоборот, опять обещает хитрить…» [21], с. 374–382.

Гошар и Росс обнаружили, что во «много позднейшем издании писем своих к Никколи Поджо, упустив из виду даты переписки своей о Таците 1425–1429 годов, с каким-то задним намерением ФАЛЬСИФИЦИРОВАЛ ДАТЫ 28 декабря 1427 года и 5 июня 1428 года в двух вновь оглашенных письмах» [21], с. 374–382.

В этих письмах Поджо просит Никколи выслать ему (!?) другой экземпляр Тацита, находящийся будто бы уже у Никколи. Сопоставляя даты переписки и тексты писем, Гошар утверждает, что этот таинственный «второй экземпляр» есть не что иное, как Первый Медицейский список, обнаруженный, якобы, лишь много лет спустя!

Гошар считает, что «ДАТЫ ПИСЕМ ПОДЛОЖНЫ, сочинены post factum появления в свет Тацита от имени Никколи затем, чтобы утвердить репутацию первого… списка (так называемого Второго Медицейского — А.Ф.), пошедшего в обиход разных княжеских библиотек, и подготовить дорогу второму списку» [21], с. 374–382. Сегодняшние историки считают, что эти два списка были обнаружены в обратном порядке.

Амфитеатров, которого мы здесь часто цитируем, писал: «Изучая историю происхождения Первого Медицейского списка (обнаруженного вторым — А.Ф.)… нельзя не отметить, что повторяется легенда, окружавшая 80 лет тому назад список Никколо Никколи… Опять на сцене северный монастырь, опять какие-то таинственные, неназываемые монахи. Какой-то немецкий инок приносит папе Льву X начальные пять глав „Анналов“. Папа в восторге, назначает будто бы инока издателем сочинения. Инок отказывается, говоря, что он малограмотен. Словом, встает из мертвых легенда о поставщике Второго Медицейского списка (найденного первым — А.Ф.), герсфельдском монахе… Посредником торга легенда называет… Арчимбольди… Однако Арчимбольди не обмолвился об этом обстоятельстве ни единым словом, хотя Лев X — якобы через его руки — заплатил за рукопись 500 цехинов, то есть 6000 франков, по тогдашней цене денег — целое состояние (тут не до хронологии! — А.Ф.). Эти вечные таинственные монахи, без имени места происхождения и жительства, для Гошара — продолжатели фальсификационной системы, пущенной в ход Поджо Браччолини. Их никто никогда не видит и не знает, но сегодня один из них приносит из Швеции или Дании потерянную декаду Тита Ливия, завтра другой из Корвеи или Фульды — Тацита и т. д., — всегда почему-то с далекого, трудно достижимого севера и всегда как раз с тем товаром, которого хочется и которого недостает книжному рынку века» [21], с. 374–382.

Изучение переписки Поджо лишь усиливает подозрения. Авторы писем либо вообще умалчивают о находках, либо приводят взаимоисключающие версии.

«Бейль рассказывает (уже в XVIII веке — А.Ф.), что папа Лев X так желал найти недостающие главы Тацита, что не только обещал за них деньги и славу, НО И ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ. Удивительно ли, что их поторопились найти? (Тут не до хронологии — А.Ф.). Итак, обе части Тацитова кодекса одинаково ЗАГАДОЧНЫ ПРОИСХОЖДЕНИЕМ СВОИМ. Гошар предполагает по единству темнот и легенд, их окружающих, что они обе — одного и того же происхождения и общей семьи: ЧТО ОНИ ВЫШЛИ ИЗ РИМСКОЙ МАСТЕРСКОЙ ФЛОРЕНТИЙЦА ПОДЖО БРАЧЧОЛИНИ» [21], с. 374–382.

Гошар и Росс приводят данные, наглядно показывающие изумительную способность Поджо к перевоплощению. Для Поджо латынь — родной язык. «Он пишет не иначе как по-латыни и как пишет! По гибкости подражания — это Проспер Мериме XV века… Когда читателю угодно, Поджо — Сенека, Петроний, Тит Ливий; как хамелеон слова и духа, он пишет под кого угодно» [21], с. 385.

Анализ книг Тацита обнаруживает серьезные расхождения между их содержанием (об истории и географии «античного» Рима) и принятой сегодня скалигеровской версией «древне»-римской истории. «Громадный список противоречий приводит и Гастон Буассье… Перечислив множество ошибок (ошибок ли? — А.Ф.), которые не мог сделать римлянин первого века (в представлении скалигеровских историков — А.Ф.), Гошар отмечает те из них, которые обличают в авторе ЧЕЛОВЕКА С МИРОВОЗЗРЕНИЕМ И ТРАДИЦИЯМИ XV ВЕКА» [21], с. 387–390.

Это — важный момент. Для Гошара, Росса, Гастона Буассье и других критиков Тацита все это доказывает подложность «Истории» Тацита. Будучи воспитанными на скалигеровской истории, и будучи убеждены, что «настоящий Тацит» должен был жить в первом веке н. э., они и не могут иначе трактовать обнаруженные ими следы пятнадцатого века в «Истории» Тацита. Для нас же никаких противоречий тут нет. Достаточно сказать следующее: «История» Тацита описывает реальные события XIII–XV веков н. э. При этом Тацит — как автор XV века естественно имеет «мировоззрение и традиции XV века». И обнаруженные историками «промахи» оказываются свидетельствами ПОДЛИННОСТИ «Истории» Тацита. Но только при условии, что мы перенесем ее время действия в средние века.

В то же время, Гошар и Росс вскрыли действительно исключительно странные обстоятельства появления на свет «Истории» Тацита. По их мнению, они указывают на подлог. По нашему — на тенденциозное редактирование Поджо Браччолини подлинного текста «Истории». Впрочем, не исключено, что «Тацит» — это просто литературный псевдоним Поджо Браччолини. Он действительно мог описать события «античного» Рима, происшедшие в XIII–XV веках н. э., опираясь на какие-то подлинные дошедшие до него документы. Судите сами.

«В Лондоне он (Поджо — А.Ф.) жил, очень обманутый в расчетах на щедрость Бофора… В 1422 году… ПЬЕРО ЛАМБЕРТЕСКИ ПРЕДЛАГАЕТ ЕМУ ПРОЕКТ КАКОЙ-ТО ИСТОРИЧЕСКОЙ РАБОТЫ, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ВЫПОЛНЕНА ПО ГРЕЧЕСКИМ ИСТОЧНИКАМ И В СТРОГОМ СЕКРЕТЕ, В ТРЕХГОДИЧНЫЙ СРОК, во время которого Поджо будет обеспечен гонораром в 500 золотых дукатов. „Пусть он даст мне шестьсот и — по рукам!“ — пишет Поджо, поручая Никколи сладить это дельце. Занятие, им предлагаемое, очень мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, достойную, чтобы ее читали». Месяцем позже он пишет: «Коли я увижу, что обещания… Пьеро перейдут от слов к делу, то — не только к сарматам, к скифам я рад буду забраться ради работы этой… ДЕРЖИ В СЕКРЕТЕ ПРОЕКТЫ, КОТОРЫЕ Я ТЕБЕ СООБЩАЮ. Если я поеду в Венгрию, это должно остаться тайною для всех, кроме нескольких друзей».

В июне… «Будь уверен, что если мне дадут время… я сочиню вещь, которою ты будешь доволен… Когда я сравниваю себя с древними, я опять верю в себя. Если взяться хорошенько, то я ни перед кем не ударю в грязь лицом…». Где он был затем — неизвестно. По Корниани, в самом деле, зачем-то жил в Венгрии. По Тоннели, приехал прямо во Флоренцию. Состоялась ли его загадочная сделка с Ламбертески, мы также не знаем. Имя Ламбертески исчезает из переписки Поджо, что Гошар объясняет тем условием, что Поджо сам был редактором издания своих писем…

Но даже если бы сделка и не состоялась, и дело разошлось, то какой же осадок все-таки остался на дне этого эпизода? А вот какой: ЛАМБЕРТЕСКИ ПРЕДЛАГАЛ ПОДЖО ВЫПОЛНИТЬ КАКОЙ-ТО ТАЙНЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ТРУД. ТАЙНА ПРЕДПОЛАГАЛАСЬ НАСТОЛЬКО СТРОГОЮ, что Поджо должен был работать в Венгрии, между тем как его предполагали бы все еще в Англии. Для работы этой он должен был изучать греческих авторов… В ЭТОЙ РАБОТЕ ЕМУ ПРЕДСТОЯЛО СОСТЯЗАТЬСЯ С АНТИЧНЫМИ ИСТОРИКАМИ. ЧЕГО ОН ХОТЕЛ И БОЯЛСЯ. И, наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал, показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и литературное, и ученое, но — не из красивых [21], с. 393 и далее.

Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким предложением, так как Поджо уже был один раз пойман на ИЗГОТОВЛЕНИИ ФАЛЬСИФИКАТА. Несколькими годами ранее Поджо выпустил в свет у Никколи «Комментарии Кв. Аскония Педиана».

«Оригинала, с которого были выпущены эти „Комментарии“, никто никогда не видал, а все копии Никколи переписывал тоже с копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был громадный, хотя… ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно… Успех подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и немедленно разоблачались. Поджо… оказался лишь искуснее других…

Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует запродать Козьме Медичи и Леонелло д'Эсте какой-то великолепный экземпляр Тита Ливия — и опять в таинственной обстановке: на сцене дальний монастырь на островке Северного моря, шведские монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о подлоге сочинения, но очень могло идти — о подлоге экземпляра. Известно, что Поджо владел ломбардским почерком в совершенстве, а именно такой рукописью он и соблазнял… принцев. Но тут у него дело сорвалось, и затем драгоценный экземпляр исчезает куда-то без вести… Замечательно, что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не пишет ничего своего… Зато он бесконечно много учится, — и систематически, односторонне, видимо, дрессируя себя на какую-то ответственную работу по римской истории императорского периода. Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то Плутарха, то Географию Птолемея и т. д.» [21], с. 394 и далее.

Гошар считает, что начинал свой подлог Поджо один, но был вскоре вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они, вероятно, пустили в обращение так называемый Второй Медицейский список, а Первый список придерживали в целях «содрать две шкуры с одного вола». Однако вскоре рынок был испорчен появлением значительного числа разоблаченных подлогов. Поджо не решился рисковать второй раз. Этот Первый список был, вероятно, пущен в обращение его сыном — Джованни Франческо, после того, как он промотал все состояние отца.

Кроме указанных произведений фирма Поджо-Никко ли пустила в обращение тексты следующих «классических» авторов: полного Квинтилиана, некоторые трактаты Цицерона, семь его речей, Лукреция, Петрония, Плавта, Тертуллиана, некоторые тексты Марцеллина, Кальпурния Секула и др.

После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году «Энох д'Асколи нашел в каком-то датском монастыре (и снова монастырь, и снова на севере) Тацитовы „Диалог об ораторах“, „Жизнеописание Агриколы“ и „Германию“, язык которых и характер, как известно, значительно разнятся от „Истории“ и „Анналов“. Появились на рынке „Facetiae“, приписываемые Тациту, и подлог был не скоро разоблачен» [21], с. 350–351.

Еще раз повторим — Гошар и Росс настаивали на подложности «Истории» Тацита лишь потому, что безоговорочно верили скалигеровской хронологии. Отказ от нее и перенос событий «античного» Рима в XIII–XV века н. э. кардинально меняет наше отношение даже к таким событиям, как загадочное участие Поджо в обнаружении книг Тацита.

В заключение приведем старинную миниатюру из книги Тита Ливия «Historiarum ab Urbe condita», изданной в Италии, якобы в XV веке [1485], с. 264. Миниатюра помещена на самой первой странице книги, см. рис. 1.10. Внизу написано: Titi Livii… Мы видим на миниатюре типично средневековую обстановку в доме средневекового писателя, работающего над книгой, рис. 1.11. Надо полагать, художник пытался изобразить здесь Тита Ливия, автора труда. Впрочем, историки предпочитают уверять нас, будто это вовсе не «античный» Тит Ливий, а просто некий гуманист, пишущий некую книгу. Вит лукавый комментарий историков к этой миниатюре: «Первая страница текста. Вверху показан сочинитель, завершающий свою работу… Изображен ученый гуманист в своей рабочей комнате» [1485], с. 264. Однако, скорее всего, художник изобразил здесь автора труда, то есть средневекового писателя Тита Ливия. Может быть, это был кто-то из современников Поджо Браччолини. Или сам Поджо. Который действительно был ученым гуманистом.

Рис. 1.10. Первый лист труда Тита Ливия «Historiarum ab Urbe condita», изданного якобы в XV веке. Изображен, вероятно, автор, то есть сам Тит Ливий. Вся обстановка — явно средневековая. Взято из [1485], илл. 349.

Рис. 1.11. Фрагмент. Средневековый писатель, скорее всего, сам Тит Ливий. Взято из [1485], илл. 349.

В связи с этим стоит отметить, что на страницах книг «античного» Тита Ливия и других «античных авторов» то и дело встречается средневековая символика, например, христианские кресты и гербы, рис. 1.12. Современные комментаторы, конечно, давно заметили этот факт. Например, по поводу данного издания книги Тита Ливия они пишут так. «Начало 21-й книги… Изображен герб с крестом и ангелами» [1485], с. 265. Но сегодня комментаторы предпочитают уверять нас, будто все эти очевидные приметы позднего средневековья художники вносили в «античные» книги лишь для того, чтобы угодить средневековым владельцам книг. Скорее всего, объяснение в ином. Христианские средневековые художники иллюстрировали христианской средневековой символикой книгу поздне-средневекового христианского автора, рассказывавшего о современных ему событиях.

Рис. 1.12. Христианский крест на странице книги «античного» Тита Ливия. Взято из [1485], илл. 350

3. Средневековый западноевропейский христианский культ и «античные» языческие вакхические празднества

Согласно нашей реконструкции, «античный» языческий, дионисийский вакхический культ, был распространен в Западной Европе не в «глубокой древности», а в средние века. А именно, в XIII–XVI веках. Это была, вероятно, одна из форм средневекового западно-европейского христианства. Найдем ли мы подтверждения этой идеи в дошедших до нас первоисточниках? Да, найдем, и в довольно ярком виде.

H.A. Морозов, анализируя историю церкви, обратил внимание на известный, хотя обычно не рекламируемый, факт ОТКРЫТО ВАКХИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ ХРИСТИАНСКИХ БОГОСЛУЖЕНИЙ в средневековой Италии и Франции, где литургии часто превращались в оргии, женские монастыри подчас фактически служили домами терпимости и т. п.

Что рассказывает нам сегодня скалигеровская история о монашестве средних веков в Западной Европе? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса «Жизнь и деятельность Балтазара Коссы. (Папа Иоанн XXIII)» [645].

«От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них достигло невероятных размеров… Не способствовала строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность… Почти все монастыри Италии, — пишет Родоканаки, — принимали мужчин-посетителей… О жизни монастырей в Венеции мы узнаем не только от Казановы. Сан Дидье пишет: „Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри“. Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини красивы и стройны, ни одна не оставалась без любовника. А забота надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и покрывать их. Во время карнавала в Венеции (а его там растягивали почти на полгода) женские монастыри превращались в танцевальные залы, заполнялись мужчинами в масках… Платье было узким, в талию, с большим декольте, дававшим возможность увидеть белое и пышное тело монахини (см. Rodocanachi (Е.), La femme Italienne, avant, pendant et apres la Renaissance, Paris, 1922).

Пельниц (Polnitz Charles Louis) пишет, что венецианские монахини завивались, что они носили короткие платья, не закрывавшие стройных ног, а грудь они прикрывали лишь тогда, когда пели в церковном хоре. Одежда монахинь Рима также не отличалась скромностью. А флорентийские монастыри, по свидетельству одного настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали мифологических нимф, а не „христовых невест“ (см. Pizzichi, Viaggio per l'alta Italia, Firenze, 1820). Во многих монастырях были устроены театры, и разрешалось давать представления, но играть в них могли только монахини… Не отличались выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с прискорбием отмечалось: „Сестры из монастырей святого Филиппа и святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные поступки, которые диктует им их необузданней фантазия“» [645], с. 160–162.

В конце концов, церковь начинает преследовать эту вакхическую дионисийскую форму христианского культа на Западе. «Распущенность монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а монастырь закрыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, строгими и жестокими правилами снискавшего себе славу „палача“ монахинь… Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: „монастырь куколок“, „монастырь сплетниц“, „монастырь кающихся Магдалин“, „монастырь бесстыдниц“, „монастырь Мессалин“ (см. Frati (Lodov.), La vita privata di Bologna nel Medio Evo, Firenze, 1898)…

Известный гуманист Понтано (Pontano Giovanni) рассказывал, что в Валенсии испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно провести грань между этими святыми обителями и домами, пользующимися дурной репутацией. Сеттенбри, изучавший последнее издание произведений Мазуччо (Masuccio Cuardato Tom), пишет, что книга его „Браки между монахами и монахинями“ изъята и в 1565 году занесена в список запрещенных католической церковью книг, а автор ее предан анафеме» [645], с. 162–164.

Остановимся на минуту и задумаемся. Возникает естественный вопрос. Каков был христианский культ в Западной Европе до введения жестких санкций XVI–XVII веков? Похож ли он на сегодняшний? Сегодня нам говорят, что в средние века западноевропейское духовенство часто проводило время в вакханалиях. Все мы слышали о разврате, в котором якобы погрязли многие средневековые монахи, исказившие первоначально чистые идеалы. См., например, рис. 1.13, рис. 1.14.

Рис. 1.13. «Веселый дом рясников» — голландская «карикатура» XVII века, изображающая пьяный разгул монахов. «Карикатура» снабжена подписью: «Таков путь к звездам». Взято из [492], т. 1, см. 223.

Рис. 1.14. «Карикатура» на разнузданную жизнь папы Льва X. Гравюра на меди XVI века. Взято из [492], с. 181.

Непредвзятое изучение средневековых документов показывает, что этот западный христианский культ средних веков практически совпадал с тем, который мы сегодня считаем «дионисийским, вакхическим, античным культом». H.A. Морозов привел много данных, показывающих, что, например, официальная проституция ранее была неотъемлемой частью западно-европейского средневекового христианского богослужения. Другой пример — культ любви в некоторых индусских средневековых храмах на территории современной Индии. Следовательно, наряду с принятой сегодня официальной точкой зрения, — трактующей явные следы вакхических христианских средневековых ритуалов как «порчу» первоначального строгого христианства, — возможен и еще один взгляд на то же самое явление. Не исключено, что все эти явные «следы античности» в средние века кажутся сегодня странными лишь потому, что вступают в противоречие со скалигеровской хронологией. Изменив хронологию, и переместив «античность» в средние века, мы сразу же устраняем кажущееся противоречие.

В скалигеровской истории сохранилось много следов средневекового христианско-вакхического богослужения. Например, у средневековых западно-европейских христиан, по сообщениям историков религии, — см., например, обзор в [544], — религиозный ритуал, включал в себя ночные собрания, «агапы», так называемые «влюбленные ночи». Как ни стараются позднесредневековые и современные комментаторы убедить нас, что эти христианские «вечери любви» были посвящены одним лишь «дружеским возлияниям» и «проявлениям платонической любви», но само исконное значение слова «агапа» обнаруживает совсем другое. Как отметил H.A. Морозов, для «братской любви» по-гречески всегда употреблялось и употребляется слово «филия», а слово «агапа» употребляется исключительно для эротической любви.

Поэтому «агапы» — это, скорее всего, просто христианское название средневековых западно-европейских вакханалий дионисийского культа со всеми его оргиастическими атрибутами. Относимыми сегодня в «глубокую древность». То, что скалигеровская хронология преподносит нам из истории средневековой западно-европейской христианской церкви XIII–XV веков как исключение, по-видимому, было правилом. Например, многочисленные указания на «развратность римских пап и епископов» просто указывают на распространенность в средние века христианского культа вакханалий. Вероятно, это было результатом определенного искажения первоначального, более строгого христианского ритуала XII века. Вспомним, что языческие вакханалии описаны, например, у «античного» Тита Ливия в его известной «Истории Города». А ведь обнаруженные нами династические параллелизмы накладывают «античный Рим» Тита Ливия как раз на эпоху XI–XIII веков и, в основном, на эпоху Габсбургов (Новгородцев?) XIV–XVI веков, то есть русско-ордынских царей-ханов 1273–1600 годов. См. илл. 6.20 — илл. 6.25, илл. 6.30, илл. 6.52, илл. 6.53 в главе 6 тома «Числа против Лжи».

По-видимому, со временем созрела необходимость пресечь вакхический культ. H.A. Морозов высказал гипотезу, что эта христианско-вакхическая практика религиозных дионисийских оргий в западной церкви, в конце концов, и привела к широкому распространению венерических болезней в странах Западной Европы [544], т. 5. Мы не будем обсуждать правдоподобность этой гипотезы, поскольку эго нам неважно. Не исключено, что для пресечения отрицательных социальных последствий вакхической религиозной практики, западно-европейская церковь XV–XVI веков была вынуждена взять курс на возврат к прежнему, аскетическому, отчасти суровому стилю первоначального христианства XII века. Возможно, эта задача была одной из основных, вызвавших к жизни религиозную реформу. В том числе и суровые указы о безбрачии духовенства. Позднее эта реформа была «отодвинута в прошлое», в XI век н. э. и приписана «папе Григорию VII», то есть «папе Гильдебранду» (Горящему Золотом), который, согласно нашей реконструкции, является лишь отражением Андроника-Христа из XII века. Надо полагать, что некоторые факты из известной нам сегодня «биографии Гильдебранда» попали в нее из еще более поздних периодов XIV–XV веков.

Конечно, уничтожить «античный» вакхический дионисийский культ, — даже ссылаясь на накопившиеся негативные социальные последствия (венерические болезни и т. п.), — было не просто, ввиду его привлекательности. Сегодня именно «папе Гильдебранду» приписывается огромное внимание, уделенное именно этой проблеме во время религиозной реформы якобы XI века. В XI век сегодня переносят, — вероятно, из XV–XVI веков, — жесткие приказы о низложении всех тех духовных пастырей, которые продолжали вести брачную жизнь. Это решение вызвало бурю, так как почти все римские духовные лица состояли в браке. Как отмечал H.A. Морозов, «в этой трагической борьбе из-за брачного института, определившей ход многих исторических событий Западной Европы, побежденной оказалась, под непосредственным влиянием Евангелия Матфея, естественная сторона человеческого существования, а победителем — суровый монашеский аскетизм, да и самый декрет о безбрачии был, вероятно, связан с распространением среди тогдашнего духовенства и мирян венерических заболеваний, иначе трудно объяснить и оправдать такое нововведение» [544], т. 5. Сопротивление было сломлено, хотя для этого потребовались годы борьбы.

Необходимость пресечения оргиастического христианского культа вызвала учреждение инквизиции и проведения с ее помощью в XV–XVI веках жестких реформ, как в церковной, так и в светской жизни Западной Европы. Отметим, что в восточной православной церкви и, в частности, на Руси вакхическая практика никогда не получала открытого распространения. Поэтому в православной церкви и не было инквизиции. Возможно, что именно под давлением негативных последствий вакхических богослужений западноевропейская церковь была вынуждена запретить дионисийские оргии и перейти к более сдержанной современной форме культа.

Однако H.A. Морозов упорно рассматривал православную церковь как наследницу в основном западной латинской церкви. Это еще одна серьезнейшая его ошибка. И причина ошибки теперь ясна. H.A. Морозов ошибочно считал, что западная церковь намного старше православной, в частности — русской церкви. Поскольку, по скалигеровской точке зрения, православная церковь на Руси сложилась лишь в X–XI веках, а западная, по Н.A. Морозову, — якобы около IV–V веков н. э.

Но теперь мы понимаем, что и западная, и православная, в частности русская церковь, возникли одновременно — в XII–XIII веках. См. «Числа против Лжи», гл. 6. и книгу «Царь Славян». Православная и латинская церкви, зародившись от одного корня, развивались затем существенно разными путями. Даже само название православной церкви, употребляемое на Западе — orthodox, то есть ортодоксальная — в смысле консервативная, древняя — указывает, вероятно, на то, что православная практика более близка к первичному древнему культу XII века, чем латинско-католическая.

Знаменитые средневековые описания «дьявольских шабашей» в Западной Европе, говорят, вероятно, все о тех же христианских «агапах»-вакханалиях, но уже объявленных новыми реформаторами западной церкви «делом рук дьявола», рис. 1.15. Напомним, что одной из основных особенностей агап-шабашей являлись, — как нам рассказывает скалигеровская история средних веков, — разнузданные оргиастические вакханалии. Естественно, что новая западно-европейская «обновленческая церковь» переложила ответственность за агапы-шабаши-вакханалии на «дьявола», чтобы задушить в пастве воспоминания о своем прежнем, и совсем недавнем, вакхически-христианском прошлом. Собственное прошлое безжалостно отрезали, приписали «другой религии» или даже «дьяволу». И под названием «античность» отодвинули в глубокое прошлое. На рис. 1.16 мы приводим одно из многочисленных красноречивых изображений средневеково-«античных» вакханалий. Это известная картина «Вакханалия» Доссо Досси. Далее, на рис. 1.17 показан рельеф «античного» аттического саркофага с изображением вакхического праздника Диониса. На рис. 1.18 приведена известная картина П.П. Рубенса «Вакханалия», написанная около 1615 года.

Рис. 1.15. Заглавный рисунок книги Претория о ведовстве, 1668 год. Пропагандистское изображение «шабаша ведьм». Взято из [492], т. 1, с. 95.

Рис. 1.16. Картина «Вакханалия» Доссо Досси. Музей Кастель Сант Анджело в Риме. Взято из [138], с. 80.

Рис. 1.17. Праздник Диониса. Рельеф «античного» аттического саркофага. Взято из [304], т. 1, с. 103.

Рис. 1.18. Картина «Вакханалия» П.П. Рубенса. Около 1615 года. Взято из [188], лист 44.

Вероятно, вакхический христианский культ долго продержался в Западной Европе. Вот, например, редкая книга Шампфлери «История карикатуры в средние века» [1064]. Обычно карикатура использует реальные черты для того, чтобы, исказив их, обратить на них особое внимание.

Шампфлери писал: «Странные увеселения (с точки зрения привитых нам представлений о средневековье — А.Ф.) происходили в соборах и монастырях при больших праздниках церкви в средние века и в Эпоху Возрождения. Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях, особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками соседних женских, и епископы присоединялись к их веселью» [1064], с.53. Цит. по [544], т. 5.

И далее Шампфлери приводит, как самый скромный образец, выдавая его за карикатуру (!), изображение ужина монахов и «их возлюбленных» из Библии XIV века (подчеркнем — из Библии!), хранящейся под № 166 в Парижской Национальной Библиотеке. См. левое нижнее изображение на рис. 1.19 [1064]. Но каким же образом эта «карикатура», — если только это действительно карикатура, — попала в Библию, священную книгу? Священные тексты — не место для острот и издевательств, тем более что остальные миниатюры этого издания Библии отнюдь не обнаруживают в художнике остряка. На миниатюре изображена вакхическая сцена: один из монахов на переднем плане предается любовным забавам с монашенкой. На заднем плане повторяется то же самое, но уже в массовом масштабе. Другие аналогичные средневековые изображения представлены на рис. 1.19-1.22. На рис. 1.20 представлен фаллический образ индийского бога Шивы-Рудры.

Рис. 1.19. На верхних рисунках — фрагменты с капители Страсбургского кафедрального собора. Медведь несет кропильницу со святой водой, за ним с крестом волк, за ним заяц с факелом и т. д. Далее: а) Миниатюра из средневековой моралистической Библии (№ 166) из Императорской библиотеки, б) Средневековые христианско-«вакхические» изображения, до сих пор сохраняющиеся в некоторых западно-европейских соборах. Взято из [1064].

Рис. 1.20. Каменное индийское изображение Шивы лингамурти. Фаллический образ индийского бога Шивы-Рудры. Взято из [533], т. 1, с. 222.

Рис. 1.21. Средневековые христианско-«вакхические» изображения, до сих пор сохраняющиеся в некоторых западно-европейских соборах. Например, непристойные (по современным понятиям) изображения на своде портала Собора Парижской Богоматери. Париж, Франция. Далее, изображения на капители кафедрального собора в Магдебурге. Голая женщина на козле, обезьяна играет на гитаре. Otte, «Manuel de l’Arche’ologie de l’art religieux an moyen a’ge», 1884. Взято из [1064].

Рис. 1.22. Средневековые христианско-«вакхические» изображения, до сих пор сохраняющиеся в некоторых западно-европейских соборах. Например, молодая жена натягивает нос своему мужу. Скульптура на портале церкви Plöermel. Взято из [1064].

Далее, на рис. 1.23 приведена еще одна миниатюра из французской Библии якобы XIII века. Как отмечают комментаторы, изображена «запретная любовь: женский и мужской гомосексуализм поощряют демоны» [643:2], с. 166. На рис. 1.24 приведена якобы назидательная миниатюра «Молодой человек входит в публичный дом» (из нидерландского Часослова).

Рис. 1.23. Старинная миниатюра из «Библии для бедных». Франция, якобы около 1220 года. «Запретная любовь: женский и мужской гомосексуализм поощряют демоны» [643:2], с. 166, илл. 4.