Медленный скорый поезд

И Пастух впервые увидел Марину погрустневшей и сразу как-то состарившейся. На все ее немалые семьдесят шесть.

– Давайте перекусим, чем Бог в вашем лице послал, – сказал он. – А вечером ужин закажем.

Так и сделали.

А ночью Пастух проснулся от того, что поезд стоял.

Марина на своей полке, съежившись в круглый комочек, спала сладко, малость посапывала, даже отчего-то всхлипывала. Пастух сначала глянул на часы: час пятьдесят три ночи они показывали, отодвинул штору, увидел слабо освещенный перрон, здание вокзала, над входом в который значилось название станции: «Вяземский». Фамилия прямо хрестоматийная. Хотя вряд ли князь Петр Андреевич здесь бывал, слишком уж далеко от села Мещерского Саратовской губернии, а уж тем более от столицы. Хотя – кто его знает…

Пастух нашарил штаны от тренировочного костюма, натянул их, потом открыл свою дорожную сумку, поискал и нашел связочку из трех вагонных ключей: с треугольной насадкой, с четырехугольной и с простой бороздкой. Он эту связочку специально положил в сумку: все-таки шесть суток в поезде, а вдруг да понадобится? И вот ведь понадобилась. Спрятал в карман штанов, тихонько вышел в коридор, осторожно закрыв за собой дверь в купе. Сонно было в вагоне, тихо, скучно и прохладно. Дверь в тамбур была нараспашку. Там оказалось повеселее. Вагонная проводница, стоя на нижней ступеньке вагонной лестнички, шумно базарила с каким-то мужиком, и базар этот подозрительным показался Пастуху.

– Нет здесь таких, – громко и с каким-то областным акцентом говорила проводница, – все, кто во Владике сел, я всех знаю, а ты мне зубы не замарывай, не пущу. Иди вон в соседний вагон, там места есть… – И криком по перрону: – Ленка, Ленка, выйди, посади мужиков, им очень в Хабаровск хочется…

Стихло.

Странным показалось то, что некие мужики числом два среди ночи захотели проехать до Хабаровска именно в самом комфортном и дорогом вагоне. И что б плюнуть на этот нелепый подслушанный разговор, так не плевалось как-то. Пастух привычно, на автомате, насторожился. Сам понимал: и было б с чего? Ан нет. Медленно и неслышно пошел по не стертой еще ковровой дорожке к тамбуру – ну, покурить как бы захотелось человеку! – вышел в тамбур и прикрыл за собой дверь. Щель оставил.

– Сойти, что ли, хотите? – поинтересовалась проводница. – Вообще-то мы через десять минут тронемся…

– Не спится, – пожаловался Пастух. – Хоть десять минут воздухом подышу. Не кондиционированным.

– Дышите на здоровье. – Она сошла со ступеньки, встала стражем.

А Пастух не стал выходить на перрон, а открыл межвагонную дверь, потом аккуратно закрыл ее за собой, открыл следующую и оказался в соседнем вагоне. Тот тоже был вполне шикарным, хотя и победнее в отделке.

Тамошняя проводница разговаривала с двумя молодыми парнями, лет по тридцать с копейками каждому, одетыми вполне прилично, даже вон в пиджаках, несмотря на жару. Разговор явно завершался, потому что один из мужиков достал из кармана пиджака бумажник и отдал тетке какую-то купюру.

Проводница сказала:

– Второе купе. Только белья не дам. Два с небольшим часа до Хабаровска. Сидя перебьетесь.

Мужики не возражали. Пошли сидя перебиваться в свое второе купе, там и закрылись.

А Пастух вошел в вагонный коридор, миновал означенное второе купе и встал у окошка, вроде как всматриваясь в постепенно разгоняющийся за ним пейзаж, ждал продолжения. Чуял селезенкой, что оно какое-то – да будет.

Поезд неторопливо и нешумно тронулся, медленно-медленно проплыл мимо вокзал, редкие ночные тетки, чего-то все еще продававшие на перроне, станционные фонари, плакат со странной надписью: «Лес – это твоя жизнь». То есть надо понять, что здесь все лесом живут: пилят, строят, продают, дышат лесным воздухом.

Пастух стоял в чужом тамбуре и ждал. Что-то чуял. Что-то не очень доброе. Мужики эти вот… Спать совсем даже не хотелось.

И ведь дождался!

Минут эдак через двадцать пять – тридцать неторопливо, аккуратно открылась дверь второго купе, и в коридор вышли давешние мужики. Тихо вышли, тихо пошли от Пастуха – к тамбуру. Пастух дождался, когда они выйдут в тамбур, и бесшумно пустился следом за ними, проскочил коридор, тамбур, межвагонный переход и буквально выпал в тамбур своего вагона, а там как раз те ребята передохнуть и вздумали, притормозили. Ну все же не хотели они в вагоне поплоше ехать, ну в самый «люкс» они хотели, несмотря на несогласие первой проводницы.

– Ты каким ветром, брат? – спросил один из мужиков, явно ошарашенный появлением Пастуха. – Куда так ломишься?

– Я в этом вагоне еду, – объяснил Пастух. – А вы-то откуда взялись?

– В Вяземском подсели. Нам в Хабаровск надо.

– А проводница знает?

– Знает, знает. Чего допрашиваешь? Иди своим путем.

– Да я с вами постою, – решил Пастух. – Не спится мне.

– Иди куда шел. – Один из мужиков, лидер в паре, похоже, поднял голос и сунул руку в карман. Потом передумал, вынул руку, спросил: – Ты из этого вагона?

– Из этого.

– А своих соседей по вагону видел?

– Ну, видел. А что?

– Есть там пассажиры, которые через Владик транзитом из Японии в Европу едут?

– Есть, наверно. Не знаю. А зачем вам?

– Поговорить хотим, – засмеялся второй мужик. – Которые из Японии, они всегда сначала разговаривают…

И ведь с виду – явно не хулиганы с улицы, не алкаши, не наркоманы, не бандиты голимые, а простые хорошие мужики стояли перед Пастухом и не выламывались, говорили спокойно, без угроз, будто зная, что все в порядке, что никакие бессонные пассажиры поезда «Россия» не помешают им поговорить с проезжими из Японии – о жизни.

Никого из Японии, кроме Марины, Пастух в вагоне не знал. Хотя, может, такие и были. И наверно, что-то серьезное оттуда везли. Цифровую технику, например. Но не Марина.

Можно было продолжить это ночное ля-ля. Но не хотелось. Да и кто они? Бандюки железнодорожные? Ночные воры? Или даже менты – эти могли таким ночным промыслом заниматься… Но тогда они бы не врали проводнице, более того – она бы их легко вычислила, а то и узнала б… И они – не убийцы. Они скорее майданники, поездные воры. Странновато, правда, что проводница их не знает. Или…

Береженого, как известно, и Бог бережет.

Пастух достал из кармана треников вагонный ключ, шагнул к двери и отпер ее. Открыл. Мощный нетеплый ветер рванулся в тамбур.

– Ты зачем? – озадаченно спросил второй мужик.

– Там воздух свежий, – объяснил Пастух.

И без размаха, резко прямыми пальцами ткнул мужика под ложечку, как концом доски ударил, легко пробил пресс, мужик невольно согнулся, Пастух перехватил его руку, вывернул за спину, сломал мужика пополам и вытолкнул из вагона.

Он и не вякнул. Не успел просто. Улетел в ночь.

Там, за дверью, вообще-то, приметил Пастух, длинный откос имел место, поезд явно шел по насыпи, и коли выпавший мужик набрал «майданного» опыта, так жив останется, небось и прежде его ловили за руку и выкидывали на свежий воздух.

А Пастух мгновенно повернулся ко второму, явно старшему.

Тот, дурачок, достал-таки пистолет. «Макаров», естественно, у него был, табельное оружие. И, повернувшись, перекрывая жесткий стук вагонных колес, заорал, прижимая локоть правой руки к боку, выставив вперед дуло:

– Руки в гору!

Ну прям ковбой, блин…

А и чего удивляться? Кто они, эти ребята? Да кто угодно! Они, не исключено, и стрелять-то по человекам не научились толком, не было серьезной практики. Разве что в тире, в нарисованные черные силуэты или на охоте – в божий свет, из пьяной лихости.

Или не гнать подспудных подозрений и считать всех поганцев, попавших в вагон, как покусителей на охраняемый Пастухом объект, а? Сиречь – Марину. Вполне удобная позиция. Кто не с нами, как говорится…

То-то кстати пришлось проснуться Пастуху.

Он видел, что легко дотянется, тесно в тамбуре было. Резко – ну, мгновение! – качнулся вправо, уходя из-под ствола «макарова», цапнул своей левой правую руку мужика, сначала круто вывернул ему ладонь – так, что пальцы на рукояти разжались и Пастух легко поймал выпавший пистолет, и заломил мужику руку за спину – тот согнулся в три погибели, вякнул, задыхаясь и от боли, и от позы петушиной, срамной:

– Отпусти, сука…

– Отпускаю, – согласился Пастух.

И легко толкнул его в открытую дверь вагона – на насыпь, на травку, в кустики, в канаву, с лету. Ну, сломает себе мужик чего-либо. Руку, например. Или шею. Да Бог с ним, право! Заживет, как на псе. Или не успеет зажить… Как сказано: коемужды по делом его. И еще сказано: баба с возу, кобыле легче. В данной ситуации Пастух согласен был назваться кобылой. Ему хотелось, чтоб легче.

Пистолет он тоже следом выбросил, зачем Пастуху лишний «макаров».

Закрыл дверь, ощутив ярую мощь состава, аж голову назад швырнуло. Запер дверь вагонным ключом. Хорошие здесь проводницы, не скандальные, спокойные. Плюс, похоже, глуховатые. Это правильно.

И пошел к себе в купе.

А Марина как спала, так и спала, положив щеку на ладонь и до носа укрыв себя хорошим казенным одеялом. Толковый сон в ее возрасте, крепкий. И, как отметил Пастух, без снотворного. А сам почему-то заснуть не смог. Лежал на вагонном диванчике, смотрел в потолок, по которому время от времени пробегали отсветы чего-то, а чего – Пастуху лень было выглянуть, он размышлял. О спутнице своей, вестимо.

Точка опоры. Основание. Повод для действий. Формулировка навскидку: всяк, кто объявился в их вагоне после того, как поезд отошел от вокзального перрона во Владивостоке, должен считаться Пастухом как минимум подозрительным. Что сие значит? Да ничего особенного. Подозрения – не действия поначалу. Присмотреться, послушать, притереться, прикинуть… Обычная для Пастуха рутинная процедура.

Берем данный случай. Два мужика по ночному времени решили пощипать богатых пассажиров в вагоне «люкс». Вариант нормальный, бытовой.

Иной вариант. Кто-то нацелился именно на Марину. Тоже вероятно, на то и Наставник намекал. Но кому и зачем понадобилось пугать ее мужиками с «макаровым»? Наставник и впрямь предполагал такой ход событий, но откуда взялись предположения, не объяснил. Нельзя же всерьез полагать, что ее преследуют агенты или, лучше, наймиты ФБР, ЦРУ, японской контрразведки «Наихо» или вообще вездесущего израильского «Моссада». А Контора в лице не числящегося в ней Пастуха именно Пастухом должна прикрыть несчастную от взглядов, кулаков, пистолетов и прочих базук. Бред! Если эти мужики все же из Конторы, то жаль эту Контору… На крайняк – менты… Но вряд ли они казенные. Вольная шантрапа, местные бандиты рядовые, необученные… Пугалка.

А на фига, спрашивается, пугать Марину? Что у нее можно украсть, кроме нее самой?

Научная деятельность пожилой супружеской пары? Украсть открытие? Теоретически допустимо. Но, как правило, крадут то, что можно легко продать. Или использовать. Стоит спросить Марину: имела ли она одна или еще с мужем предложения продать это открытие про «параллельные пространства», как Наставник сказал?.. И если да, то кто предлагал?.. Так, между прочим, спросить, вроде из любопытства, не пугая пожилую женщину…

А никакой другой причины интересоваться проезжей научной дамой Пастух не видел. Даже банальный гоп-стоп здесь не катит: Марина не выглядит заманчивым объектом кражи. Хоть и из Японии прибыла. Так, милая, обаятельная, общительная провинциальная бабуся. Едет в Столицу навестить, например, внучат в кои-то веки. Не исключено, что за шесть с лихом дней со всеми вагонными пассажирами перезнакомится.

Но понимал: никакую версию из теоретически возможных сбрасывать нельзя. Есть факт: предотвращена попытка… чего?.. банального ограбления, допустим, пассажиров вагона. Пресекли ее! Ура! Но пессимистично дополнить: первая попытка. Резонно ждать вторую. Не заморачиваясь насчет причин оной. Его, Пастуха, Наставник отправил толково сопроводить гостью по Транссибирской магистрали. Он и сопровождает. Как умеет. Хотя «толково» – понятие весьма широкое.

А вот тактично, ненавязчиво порасспросить Марину о ее с мужем научной работе стоит. Со вполне убедительным любопытством наивного неофита. Да и просто из личного любопытства. Потому что никак Пастух не мог поверить, что какие-то там нейтроны каким-то неясным образом попадают в банальное, давно сочиненное и обжитое писателями-фантастами параллельное пространство. Ну не могут нейтроны быть и вправду быстрее фантастов…

До рассвета всего ничего осталось. Но хоть час да мой, как говорится. Или два, сколько получится. Спи, сказал себе Пастух и заснул мгновенно. Школа войны, полезная школа.

Глава вторая

А поутру они проснулись.

Вообще-то кино такое было – значит, все у них как в кино начинается.

Марины в купе не наличествовало, но из-за полуприкрытой двери купе слышался ее голос, страстно убеждающий кого-то незнаемого в том, что японские груши – красные тедзюро и синие нидзюсейки не только фантастически вкусны, но полезны гипертоникам, потому что в них много кальция. Незнаемый – мужчина и явно не юный по голосу – легко соглашался, но вежливо напоминал Марине о том, что груши еще и предотвращают кариес из-за обилия в них сорбита. Какая-то прямо медконференция на ходу…

А Пастух никогда не ел японских груш. Русские, бывало, пробовал, но яблоки ему нравились больше: их и было больше, они быстро, хотя и не надолго, усмиряли голод, что весьма полезно для бытия там, где идет война и где эти яблоки хорошо и много растут и созревают. Сорвешь парочку и – сыт на час.

Лежать лишнее было вредно для дела. Он мухой натянул джинсы и футболку, вышел в коридор и увидел прелестную пожилую парочку у вагонного окна – Марина и какой-то мужик лет на вид шестидесяти с гаком, а так лет на пять-шесть потянет, седой, высокий, подтянутый, поджарый, загорелый – ну прямо актер Шон Коннери в роли Джеймса Бонда на заслуженной пенсии. Марина была ему где-то по грудь. Или вообще по пупок. Он даже выше Пастуха был – сантиметра на три, а рост у Пастуха совсем не детский, нет.

Марина – как бы и не ночевавшая на вагонной полке, свежая, сияющая крохотулька – обернулась к Пастуху и радостно сказала сразу много:

– С добрым утром! Как спалось? А погода-то, погода какая! Вот и Борис Павлович с нами едет, познакомьтесь. Это Борис Павлович, он из Москвы, он во Владивостоке в командировке был и тоже не любит самолетов. А это Пастух, мой замечательный спутник и сопровождающий, он тоже из Москвы, только из Академии наук…

Что сказала? Почему из Академии? Пастух вообще не говорил ей, кто он: встречающий-провожающий и – точка… Хотя почему бы и не из Академии? Откуда ему взяться, как не из Академии, то есть приглашающей стороны…

– Здрасьте, – сказал Пастух, – Пастух меня зовут. Из Академии наук я. Служба протокола. Вот сопровождаю профессора…

– Борис Павлович, – с приязнью представился Джеймс Бонд. – Строитель. Возвращаюсь вот…

– Девелоперский бизнес? – спросил Пастух, знавший всякие иностранные слова, намертво прижившиеся в русском новоязе, а русский язык во все времена гостеприимным слыл.

– Он самый, – засмеялся Бонд. – Выращиваю его и умножаю. Вот и до Владика добрался…

Вообще-то не шибко нравился Пастуху этот строитель. И вовсе не потому, что он его в чем-то подозревал, а просто так – было их двое в группе, а тут раз – и третий. Который лишний по определению. Марина – человек явно сверхобщительный, и, соображал Пастух, кроме Бонда, за шесть суток рядом с Мариной могут появиться и другие пассажиры. Путь долгий, хорошая компания его красит, это факт, а Пастух – неважный собеседник. Не о чем ему рассказывать, а о чем есть, то закрыто и захоронено. Гриф: «Совершенно секретно». Да и вообще не многословен он по жизни-то…

Но молчаливым участником бесед Марины, с кем бы они ни случились, ему стать придется. Слушать и слышать он умеет отменно. И поддакивать горазд, если что…

– Вы завтракали? – спросил Бонд Марину.

– Еще нет, – ответила она. – Я ждала, когда Пастух проснется, он, по-моему, ночью толком и не поспал.

– Да ну? – изящно удивился Бонд. – Неужто дамы?

– Не спалось что-то, – соврал Пастух, параллельно удивляясь осведомленности счастливо почивавшей Марины. – Я и вообще в поездах сплю скверно. Трясет, колеса стучат… А вы что, тоже самолеты не любите? Как и Марина?

– Терпеть не могу. Я позорно боюсь летать. Мне в самолете сразу нехорошо делается… – И предложил: – А пошли-ка мы в вагон-ресторан, там славно, я ж частенько во Владик путешествую, и кормят отменно.

– Не хочется что-то, – сказал Пастух. Он и впрямь категорически не хотел покидать с Мариной спальный вагон. – Лучше закажем в купе.

– Ага, – подтвердил Бонд, – и будем втроем вольтижировать на приоконном столике. Кто что уронит, тот осален. Это ж так неудобно, ребяточки…

Конечно, он был прав. Но изначальный замысел не выходить из родного вагона внятно рушился. Замысел был рассчитан на двоих. Третьего не предполагалось. И глупо, и зря. Не исключено, что общительная Марина сегодня к вечеру будет знакома со всем населением вагона «люкс», и уж тем более если она часок-другой постоит в коридоре. Никто мимо не пройдет. Запретить ей знакомиться и разговаривать с пассажирами Пастух не мог. По роли он был всего-то сопровождающий, шестерка по сути, сильный и опытный, но отнюдь не старший в паре. В этом случае лучше будет попробовать замкнуться на одном Бонде. Он вроде нормальный мужик – и по профессии, и по виду, и по разговору. Помоложе Марины, но, вольно считал Пастух, все, кому за шестьдесят, навек – ровесники. Плюс-минус пять-шесть лет – это им не срок. И как быть? Запирать междувагонные двери ключом – не выход. Глупо. Надо идти в ресторан, чего уж там… Просто условия проведения операции изменились к худшему, частый, к сожалению, вариант, проходили не раз.

– Согласен, – сказал Пастух.

Показалось или нет, но вроде поймал благодарный взгляд Марины. Или не взгляд, а импульс какой-то, сам не понял.

До вагона-ресторана добрались славно. Бонд шел первым, боком шел, полуобернувшись, потому что галантно поддерживал Марину за руку, а Пастух замыкал процессию. Ресторан был устроен логично, но затейливо. Столы, крытые клетчатыми скатертями справа и слева от прохода, лавки с синей мягкой обивкой по обе стороны каждого стола, на окнах длинные легкие шторы в тон скатертям, бар в конце вагона, бармен за стойкой – рубашка белая, бабочка черная, сам – приветливость и радушие. Два стола были заняты, остальные свободны. За этими двумя сидели явно две семьи – мамы с папами, детишки – от трех до примерно семи лет. Очень не тихие.

Устроились за свободным столом, бармен недлинное меню подал. Заказали. Пока ждали заказанное, Бонд поведал пару историй из своей строительной жизни, Марина смеялась. А тут еще одна компашка в ресторан выбралась: две девицы явно провинциального покроя и два молодых парня, смутно похожих на ночных гостей, искавших «пассажиров из Японии». Но не те, конечно, Пастух тех более-менее запомнил, да и выпали они из поезда в финале. А эти – другие. Но на всякий пожарный Пастух принял, фигурально выражаясь, стартовую позу. Да он в любом деле неизменно и постоянно был в стартовой позе. Другой вопрос, что стартовать по свистку, слава Богу, в последнее время случалось не слишком часто.

Бонд едва ли не всерьез пытал Марину, вытягивал из нее хоть какое-то описание их с мужем фантастических опытов с параллельным пространством. Пастух слушал на автомате, на нем же и пытался поймать Бонда на фальши, на переборе с любопытством, но не получалось: клиент был действительно азартен, но в азарте своем не фальшив. Марина смеялась, уходила от подробностей, переводила разговор на иные темы, пыталась выяснить, а чем это сам Бонд занимается в жизни. К мороженому Бонд сдался, отстал от Марины и ее научных тайн и сообщил правду о себе.

– Я игрок, – сказал он. – Профессиональный. Чем и зарабатываю на старости лет.

– Игрок во что? – искренне не поняла Марина.

– В карты, – объяснил Бонд. – Покер. Преферанс. Бридж. Это работа. А так, для забавы и утешения прекрасных дам, во что угодно – от штосса до буры.