Миры Айзека Азимова. Книга 2

— Дорогая госпожа Пола, никогда бы не поверил, что Земля способна взрастить такой прекрасный цветок. Впрочем, вы могли бы стать украшением любого известного мне мира.

Энниус взял руку Полы, которую она быстро и немного неуклюже протянула ему в ответ, и как будто собрался поцеловать ее по галантному обычаю старины. Но если он и намеревался это сделать, то раздумал и, приподняв руку, отпустил ее — может быть, чуть скорее, чем следовало.

— Меня потрясает, милорд, ваша любезность по отношению к простой землянке, — чуть нахмурившись, сказала Пола. — Как это смело и великодушно с вашей стороны — так рисковать инфекцией.

— Моя дочь, прокуратор, заканчивает курс в Чикском университете, — откашлявшись, вмешался Шект, — а необходимую практику проходит у меня, работая здесь лаборантом два раза в неделю. Она способная девочка, возможно, во мне говорит отцовская гордость, но когда-нибудь она, чего доброго, займет мое место.

— Отец, — мягко прервала его Пола, — у меня для тебя важная новость. — И замялась.

— Мне уйти? — спокойно спросил Энниус.

— Нет-нет. Что такое, Пола?

— Отец, там пришел доброволец.

— На синапсирование? — выпучил глаза Шект.

— Говорит, что да.

— Вот видите, — сказал Энниус, — я принес вам удачу.

— Похоже на то. Скажи ему, Пола, пусть подождет. Отведи его в комнату С, я скоро приду туда. Вы извините меня, прокуратор? — спросил Шект, когда Пола ушла.

— Разумеется. Сколько времени будет продолжаться операция?

— Боюсь, что затянется на несколько часов. Хотите присутствовать?

— Нет, дорогой Шект, уж очень это мерзкое зрелище. Я пробуду до завтра в Доме правительства. Вы сообщите мне результат?

— Да, конечно, — с заметным облегчением сказал Шект.

— Хорошо. И подумайте о том, что я вам сказал насчет синапсатора. Перед вами открывается широкий путь.

И Энниус ушел, чувствуя себя еще хуже, чем до прихода сюда. Знания его увеличились ненамного, зато опасения порядком возросли.

Глава 5

Доброволец поневоле

Оставшись один, доктор Шект тронул кнопку звонка, и к нему тут же вошел молодой лаборант в белоснежном халате, с аккуратно связанными сзади длинными каштановыми волосами.

— Пола сказала вам? — спросил доктор.

— Да, доктор Шект. Я понаблюдал за ним по визиглазу — он безусловно настоящий. На подосланного не похож.

— Как вы думаете, доложить о нем Совету или нет?

— Право, не знаю. Там может не понравиться, что вы докладываете по общедоступным каналам — ведь это все записывается. А может, избавиться от него? Скажу, что нам нужны люди моложе тридцати. Ему-то все тридцать пять.

— Нет-нет, я сам посмотрю на него. — Голова у Шекта бешено работала. До сих пор все шло как по маслу. Немного информации, чтобы создать видимость откровенности — и все в порядке. И вдруг приходит доброволец, да еще сразу после визита Энниуса. Вдруг это все взаимосвязано? Шект имел самое смутное представление о могущественных и таинственных силах, вступающих в единоборство на выжженном лоне Земли, но кое-что он знал. Знал достаточно, чтобы блюстители могли захотеть избавиться от него, и уж точно больше, чем они подозревали.

Как быть, если он оказался между двух огней?

Шект близоруко присматривался к стоявшему перед ним неуклюжему фермеру, который мял в руках шапку и отворачивал голову, будто избегая слишком пристального взгляда. По оценке Шекта, ему было никак не больше сорока, но тяжелая работа на земле не красит человека. Фермер побагровел под слоем грубого загара, на висках и у корней волос выступила испарина, хотя в комнате было прохладно. Руки беспокойно двигались.

— Итак, уважаемый, — приветливо сказал Шект, — вы не хотите назвать нам свое имя?

— Мне сказали, что добровольцам никаких вопросов задавать не будут, — упрямо пробубнил Арбин.

— Хм-м. Но хоть что-нибудь о себе вы скажете? Или хотите немедленно подвергнуться опыту?

— Кто, я? — в панике вскричал Арбин. — Это не я доброволец. Я ничего насчет этого не говорил.

— Так значит, доброволец кто-то другой?

— Конечно. Мне-то это на кой…

— Понимаю. Тот, другой человек, с вами?

— В общем, да, — осторожно ответил Арбин.

— Хорошо. Тогда просто скажите нам то, что считаете нужным. Все, что вы скажете, останется строго между нами, и мы поможем вам по мере наших сил. Договорились?

Фермер склонил голову, по-старинному выражая свою признательность.

— Спасибо вам. Тут вот в чем дело. У нас на ферме живет… э-э… дальний родственник. Помогает, значит… — Арбин говорил с трудом, и Шект ободряюще кивнул. — Работает он охотно, хорошо работает. Понимаете, у нас был сын, но умер, и мы с хозяйкой нуждаемся в помощи — она прихварывает. Нам без него никак не обойтись.

Арбин чувствовал, что у него ничего не получается, но долговязый ученый кивнул головой.

— Этого родственника вы и хотите подвергнуть опыту?

— Ну да, я ведь, кажется, так и сказал. Вы уж простите, если я плохо объясняю. Видите ли, у бедняги не все в порядке с головой. — И Арбин торопливо продолжил: — Понимаете, он не больной. Не такой, которых забирают. Просто туго соображает. И не разговаривает.

— То есть как не разговаривает? — опешил Шект.

— Да нет, он умеет говорить, просто не хочет. Он плохо говорит.

— И вы хотите, чтобы он поумнел?

Арбин медленно кивнул.

— Если его немного подучить, он бы смог делать работу, которая жене не под силу.

— А вы понимаете, что он может умереть? — Арбин беспомощно смотрел на доктора, крутя пальцами. — Мне нужно его согласие, — сказал Шект.

— Он не поймет, — упрямо мотнул головой фермер. И выпалил одним духом: — Но вы-то поймите, войдите в положение. Вы не похожи на человека, который не знает жизни. Он ведь стареет. О Шестидесяти пока речи нет, но что если в следующую перепись его сочтут полоумным и заберут? Мы не хотим его терять, потому я и привез его сюда. А если я так секретничаю, то это потому, — Арбин невольно обвел глазами стены, будто сомневаясь, нет ли за ними посторонних ушей, — потому, что вдруг блюстителям это не понравится. Вдруг они сочтут, что я, помогая убогому, нарушаю Наказ, но ведь жизнь-то тяжела… Да и вам будет польза. Вы же сами приглашали добровольцев.

— Это так. Где же ваш родственник?

— В моей двухколеске, если его еще там не нашли, — оживился Арбин. — Он не сумеет за себя постоять, если кто-то…

— Будем надеяться, что он в сохранности. Давайте поставим машину в наш подземный гараж. Я прослежу, чтобы о вашем подопечном никто не узнал, кроме моих помощников. И могу вас заверить, что никаких неприятностей с Братством у вас не будет.

Шект дружески ударил Арбина по плечу, и тот осклабился, будто у него с шеи наконец сняли петлю.

Шект смотрел на лысеющего толстяка, который спал на кушетке, дыша глубоко и мерно. Да, говорит нечленораздельно, чужих слов не понимает. Однако физические признаки слабоумия отсутствуют. И рефлексы в порядке для пожилого.

Да-а, для пожилого…

Шект покосился на Арбина, бдительно наблюдающего за происходящим.

— Хотите, сделаем ему костный анализ?

— Нет, — крикнул Арбин и добавил потише: — Не хочу, чтобы что-нибудь делалось для его опознания.

— Было бы неплохо, для пущей безопасности, узнать его возраст.

— Ему пятьдесят, — коротко ответил Арбин.

Физик пожал плечами — это, в конце концов, неважно. И снова посмотрел на спящего. Пациент, когда его привели, был угнетен, безразличен, замкнут. Даже гипнопилюли как будто не вызвали в нем подозрения — когда ему предложили их, он судорожно улыбнулся в ответ и проглотил.

Лаборант уже вкатывал последнюю из громоздких составляющих синапсатора. В поляризованных окнах операционной при нажатии кнопки произошла молекулярная перестройка, и они сделались матовыми. Остался только холодный белый свет над операционным столом, на который с помощью сильного магнитного поля уже переносили по воздуху пациента.

Арбин по-прежнему сидел в темноте, ничего не понимая, но твердо намереваясь вмешаться, если что пойдет не так — да только как все должно идти?

Физики, не обращая на него внимания, прикрепляли электроды к голове пациента — это дело нескорое. Шект исследовал строение черепа по Ульстеру и, обнаружив извилистые, узловатые борозды, хмуро усмехнулся про себя. По бороздам черепа нельзя безошибочно определить возраст, но в данном случае они достаточно красноречивы. Этому человеку гораздо больше пятидесяти.

Потом Шект перестал улыбаться. Что-то не так с этими бороздами…

Он готов был поклясться, что перед ним первобытный, атавистический череп, но… Может быть, это следствие умственной неполноценности пациента? Тут пораженный Шект воскликнул:

— Как я не заметил — у него же на лице растут волосы! У него всегда росла борода? — спросил он у Арбина.

— Борода?

— Волосы на лице! Идите сюда! Видите?

— Да. — Арбин вспомнил, что утром тоже заметил это, но потом позабыл. — Да, он таким и родился… вроде бы.

— Давайте-ка мы их уберем. Вы же не хотите, чтобы он смахивал на дикого зверя, верно?

— Конечно.

Лаборант, натянув перчатки, удалил щетину с помощью депиляторной мази.

— У него и на груди волосы, доктор Шект, — сказал он.

— О небо! Дайте-ка посмотреть. Надо же, какой мохнатый! Ладно, оставим. Под рубашкой не видно. Продолжим с электродами. Ставим здесь, здесь и здесь. — Тонкие, как волоски, платиновые проволочки входили в кожу. Теперь по ним, сквозь черепные борозды, будут регистрироваться слабые микротоки, циркулирующие между клетками мозга.

Электроды подключили и выключили, и стрелки чувствительных амперметров дрогнули и опали. Иглы пишущих устройств прочертили на разграфленной бумаге несколько острых зубцов. Положив график на подсвеченное матовое стекло, физики склонились над ним и зашептались. До Арбина доносились отдельные слова:

— …Необычайная регулярность… посмотрите на высоту пятого зубца… надо бы проанализировать… и так ясно.

Затем началась долгая и утомительная процедура настройки синапсатора. Поворачивались тумблеры, снова и снова проверялись показания приборов. Наконец Шект улыбнулся Арбину:

— Теперь уже скоро.

Машина нависла над спящим, как неповоротливое голодное чудище. Ко всем конечностям прикрепили длинные провода, под голову подложили подушку из материала, похожего на твердую черную резину, закрепив ее зажимами на плечах. И наконец челюсти двух больших электродов противоположного заряда разъединились и прилипли к бледным пухлым вискам.

Шект, не сводя глаз с хронометра, положил руку на выключатель. Щелчок — и ничего как будто не произошло, даже бдительный Арбин ничего не заметил. Через три минуты — а казалось, прошли часы, — Шект снова щелкнул выключателем.

Его ассистент поспешно нагнулся над продолжающим спать Шварцем и с торжеством объявил:

— Жив.

Еще несколько часов взволнованные физики продолжали вести график работы мозга, исписав целые тома.

Далеко за полночь пациенту сделали укол, и у него дрогнули веки.

Измученный, но счастливый Шект отошел, потирая лоб.

— Все хорошо, но придется оставить его у нас на несколько дней, уважаемый, — твердо сказал он Арбину.

В глазах у фермера вспыхнула тревога.

— Но как же…

— Нет уж, положитесь на меня. Он будет цел и невредим, ручаюсь вам головой. Слышите — головой ручаюсь. Оставьте его нам; кроме нас, его никто не увидит. Если вы сейчас заберете его с собой, он может этого не пережить. Какой же вам прок? И потом, если он умрет, придется объяснять блюстителям, откуда взялся труп.

Последний довод доконал Арбина, и он спросил, проглотив слюну:

— А как же я узнаю, когда за ним можно приехать? Я вам своего имени не скажу!

— А я вас и не спрашиваю, — видя, что фермер сдается, сказал Шект. — Приезжайте ровно через неделю к десяти вечера. Я буду ждать вас у входа в тот самый гараж, где стоит сейчас ваша машина. Доверьтесь мне — вам нечего бояться.

Ночью Арбин выехал из Чики. Прошли сутки с тех пор, как незнакомец постучался к нему в дверь, и за это время Арбин преступил не один Наказ. Как это еще сойдет ему с рук?

Он невольно оглядывался, ведя двухколеску по пустой дороге. Вдруг за ним следят? Вдруг выследят, куда он едет? А может, его уже засняли, и теперь в архивах Братства, в далеком Вашенне, идет неторопливый поиск? Там хранятся данные на всех живых землян, еще не достигших Шестидесяти. Шестидесяти, которые когда-нибудь приходят ко всем землянам. Арбину до них оставалась еще четверть века, но с некоторых пор он жил в постоянном ожидании — из-за Грю, а теперь еще из-за незнакомца.

Что, если вообще не возвращаться в Чику?

Нет! Они с Лоа недолго смогут тянуть лямку за троих, а если они потерпят крах, откроется их первое преступление — укрывательство Грю. Видно, если уж раз нарушил Наказ, приходится продолжать.

Арбин знал, что вернется, чем бы это ему ни грозило.

Шект собрался прилечь только глубокой ночью, и то по настоянию обеспокоенной Полы, но спать не мог. Подушку будто нарочно изобрели для того, чтобы его удушить, простыни сбивались в комок. Шект встал и подошел к окну. Город был погружен во тьму, лишь где-то за озером небо слабо светилось голубым светом смерти, охватывающим всю Землю за исключением нескольких пятачков вроде этого.