Хармонт. Наши дни

Особняк, некогда построенный Стервятником Барбриджем и считавшийся в его времена роскошным, на фоне всеобщего запустения выглядел вполне прилично. Ворота были распахнуты настежь, и Ежи, дав гудок, повёл машину по подъездной аллее к дому.

Сажа вышла встречать его на крыльцо, приветливо помахала рукой. Из-за зарослей розовых кустов выбежал огромный, под семь футов ростом, Гуталин. Миниатюрная русоволосая Беляна сидела у него на плечах, обхватив ножками в светло-сиреневых чулочках могучую чёрную шею, и со смехом понукала, чтоб шибче вёз. При виде дяди Ежи Гуталин остановился, ссадил с плеч мгновенно ставшую угрюмой сестру и степенно двинулся гостю навстречу.

Что-то со мной не так, думал Ежи, похлопывая племянника по плечу и поглаживая светло-русые волосы племянницы. В Карлике дети души не чают, а со мной ведут себя словно я им чужой.

– Спит, – сказала Сажа, когда Ежи покончил с похлопыванием и поглаживанием. – Я не стала будить, он…

Ежи понимающе кивнул и проследовал за ней в дом. Уселся за стол и стал наблюдать, как Сажа, двигаясь грациозно и ловко, смешивает ему коктейль.

– Долго его не было? – спросил Ежи, в основном чтобы разбавить словами паузу.

– Сутки, – Сажа поставила перед ним бокал с задорно торчащей соломинкой и уселась напротив. – Ежи, – сказала она проникновенно, – это ведь не может продолжаться вечно. Янику под пятьдесят.

Ежи согласился, что не может, и что пора уже браться за ум, и должность лаборанта в Институте для Яна он выхлопочет, несмотря на его биографию, несмотря на…

– Ежи, – прервала Сажа, – не в Институте дело, он туда не пойдёт. Ему надо помириться, – Сажа гулко сглотнула, – с Карликом. Столько лет прошло, и я не железная – всё время между двух огней. Поговори с ним, пожалуйста. Может быть, хотя бы тебя он послушает. Не ради нас с ним, ради детей.

Карл Цмыг, 52 года, мэр Рексополиса

С годами продувная рожа Носатого Бен-Галлеви обзавелась морщинами, старческими венозными прожилками на щеках, но продувной осталась по-прежнему.

– Что-то готовится, Карлик, – сказал Бен-Галлеви озабоченно и повёл вислым, вполлица носом. – Я это чую, оно в воздухе носится.

– Факты, – бросил Карл. – Я никаких поводов для беспокойства не вижу. Напротив, дела идут гладко как никогда.

Он ничуть не лукавил. Доходы в последнее время значительно выросли и стабилизировались. Количество всевозможных проблем, наоборот, резко пошло на убыль. Предстоящая предвыборная кампания сулила победу: достойного соперника штат выдвинуть не сумел. Предварительные опросы населения показали подавляющее преимущество Карла над остальными. Походило на то, что, если в течение ближайших месяцев не произойдёт ничего экстраординарного, губернаторство у Карла, можно считать, в кармане. А вместе с ним новые перспективы и усиление влияния. Потомству он завещает мощную, жизнеспособную и самодостаточную финансовую империю, им останется только пожинать плоды его деятельности. Правда, двадцатипятилетний Арчи тот ещё оболтус, дай ему волю, он развалит всё что угодно, даже финансовую крепость. Карл, однако, и сам в возрасте Арчи был без царя в голове, так что у мальчика всё ещё впереди. И тем не менее Арчи Карла беспокоил всерьёз. Зато у Сажи растут прекрасные дети, и он ещё посмотрит, как распорядиться империей, когда настанет время уйти на покой.

– Фактов нет, Карлик, – невозмутимо сказал Носатый. – Но знаешь, меня больше всего как раз беспокоит, что наступило затишье. Будто готовят против нас что-то поганое и сейчас затаились, силы копят и ждут, пока бдительность у нас притупится.

– Ладно, – интуиции Носатого Карлик за долгие годы научился доверять безоговорочно. – Согласен, давай допустим, что против нас готовится акция. Что ты предлагаешь?

– Конкретного – ничего, – быстро ответил Бен-Галлеви. – Знать бы, откуда нас ждёт удар, можно было бы принять превентивные меры. А так… Я, однако, вот что хочу спросить, Карлик: насколько ты уверен в своих людях? Я имею в виду тех, кто замкнут на тебя напрямую.

– Стопроцентно. Каждый не раз проверен, впрочем, ты это знаешь не хуже меня.

– В том-то и дело, – почесал переносицу Бен-Галлеви. – Понимаешь, статистика штука упрямая. Если у нас в течение десяти лет раз в месяц проваливался курьер с товаром, два деловых партнёра объявляли банкротство и полдюжины рангом пониже проворовывались и присаживались в тюрьму, и вдруг всё это разом прекратилось, оно само по себе кое о чём говорит. Если же копнуть чуть глубже… Представь, что курьеры перестали проваливаться, потому что их пасут. Деловым партнёрам предложили финансовую помощь в обмен на некоторые услуги. А проворовавшихся горемык перестали хапать и сажать, потому как им дают обрасти жирком: с нищего взятки гладки, а состоятельному человеку есть что терять.

– Ладно, – Карл скрестил на груди руки. – Считай, убедил. Что дальше?

– Взгляни, – Носатый Бен-Галлеви выудил из-за пазухи отпечатанный на принтере лист бумаги и протянул Карлу. – Здесь чёртова дюжина имён. Давай предположим, что один из них засланный.

Карл нахмурился. Первым в списке стояло имя самого Бен-Галлеви. Вторым – Дины, третьим – помощницы по организационным вопросам Мелиссы Пильман. Дальше шли имена остальных трёх помощников мэра и шести напрямую докладывающих Карлу и получающих от него распоряжения директоров принадлежащих семье Цмыг крупных фирм. Замыкал список начальник охраны.

– Первую тройку можешь вычёркивать, – сказал Карл. – Дина вне подозрений: мой крах будет означать крах и для неё с Арчи. Мелисса тоже, но несколько по другим причинам. Ну а если я начну подозревать тебя, дружище, лучше мне застрелиться прямо сейчас. В остальных я тоже уверен, но если ты настаиваешь…

– Карлик, – отведя взгляд, сказал Бен-Галлеви. – По каким причинам вне подозрений Мелисса? Я не из любопытства, сам знаешь.

Карл задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Не из тех, что ты думаешь, – ответил он. – Работницей она оказалась гораздо лучшей, чем любовницей. У меня давно с ней ничего нет. Зато есть кое-что на неё. Подробности тебе ни к чему, извини, они интимного свойства. Но если со мной по вине Мелиссы что-нибудь случится, для неё всё кончится тем же днём. Замужество, положение, перспективы – всё.

– Карлик, – Носатый Бен-Галлеви по-прежнему смотрел в сторону. – Что это за подробности интимного свойства?

Карл подавил вскипевшую было в нём злость. Они с главным управляющим знали друг друга три десятка лет. Из досужего любопытства тот спрашивать бы не стал.

– Свидетельства двух десятков человек, которые её драли, – сказал Карл грубо. – В том числе заснятые на плёнку. В любой момент их можно распубликовать в Сети, после чего она сможет разве что сниматься в дешёвых порнофильмах. Мелисса об этом знает. Достаточно?

– Вполне.

– Ну и славно. Когда мне впервые доложили об этом, я был в бешенстве. Но потом кое-что понял. У всех свои методы работы и свои способы сдаивания информации. У неё эффективнее, чем у любого другого. Теперь моя очередь: почему ты меня об этом спросил?

Носатый хмыкнул.

– Так, сущие пустяки, – сказал он. – Информация столетней давности. Её видели вместе с покойным Лемхеном. А также на его похоронах.

– Меня тоже, – усмехнулся Карл. – Слава творцу, никаких дел с конторой Лемхена я давно уже не имею. Отец Мелиссы когда-то работал на Лемхена, так что ничего удивительного.

– Это я, разумеется, помню. Карлик, а тебе известно, что за контору представлял Лемхен?

– Конечно. Оптовые поставки, и не только извне в Хармонт, но кое-что и из Хармонта наружу. Сам понимаешь, что именно. У Лемхена была волосатая лапа в конгрессе, он особо и не скрывал.

– Что ж, – Носатый Бен-Галлеви задрал вверх ладони. – Сдаюсь. Займусь тогда остальными.

– Займись-займись, – улыбнулся Карл. – И не паникуй. Ничего ещё не случилось и навряд ли случится. Что-нибудь ещё?

– Через три месяца у Стилета истекает срок.

Карл кивнул. Стилета Панини упаковали с подачи Мелиссы, накрыли с поличным в момент расчёта с оптовиком. Бизнесом на время отсутствия Стилета заправлял его сын Джузеппе, которого год назад тоже упаковали. Карл не исключал, что с подачи той же Мелиссы – с капитаном Ленни Уильямсом она не разлей вода. Интересно, подумал Карл, с ним она тоже… И не менее интересно, догадывается ли Стилет, кто его сдал. Может, и догадывается, и тогда не исключено, что решит отомстить.

Карл отпустил главного управляющего и велел секретарше пригласить Мелиссу Пильман. Закурил, отправил кольцо дыма в потолок. Всему хорошему когда-нибудь наступает конец, философски подумал Карл. Шесть лет, что Стилет Панини провёл в камере, прошли спокойно, эксцессы, конечно, случались, но как им не случаться с такой-то спецификой. Сейчас заправляет в Хармонте старшая дочь Стилета Франческа, та ещё штучка, под стать папеньке. Она неудачно вышла замуж, поговаривали, что беспутный супруг не вылезает из борделей, а жёнушку поколачивает. Франческа, как положено добропорядочной итальянке из хорошей семьи, терпела. Но потом, когда брат Джузеппе присел вслед за отцом, с мужем рассталась. Кардинально эдак рассталась: бедолагу нашли однажды утром с пулей в башке. Доказать, правда, ничего не удалось, а жаль. С Чёрной вдовой, как стали называть нарядившуюся в траур Франческу, приходилось теперь считаться.

– Звал, Карлик?

– Присаживайся.

Карл докурил сигарету, откинулся на спинку кресла. Долгое время он трудно приспосабливался к тому, что посетителей приходится принимать не в привычной домашней обстановке, а в кабинете мэра с развешанными по стенам портретами президентов. Официальная, строгая обстановка претила Карлу, ему даже казалось, что Линкольн с Вашингтоном и Эйзенхауэром неодобрительно поглядывают на него. Вот и сейчас…

– Слушаю внимательно, Карлик, – напомнила о своём присутствии помощница по организационным вопросам.

Карл оторвал взгляд от неприятного, костистого лица Эйзенхауэра и перевёл его на посетительницу.

– Тебе не кажется, что против нас что-то затевается? – спросил он.

Мелисса пожала плечами.

– По моей части всё чисто, – сказала она. – Избиратели готовятся избирать. Рекламщики рекламируют. Полиция, как ей и положено, бдит. А я грешным делом подумала… – Мелисса нарочито возвела очи горе, – что тебе захотелось мм… Иначе с чего бы, подумала, стал звать меня среди бела дня.

Карл, прищурившись, смотрел на неё. Как женщина Мелисса перестала интересовать его уже давно – с тех пор как он ознакомился с нетривиальными методами её работы. Когда это случилось, Карл в приступе бешенства едва не отдал начальнику охраны приказ устранить Мелиссу, но потом одумался. Смазливых мордашек вокруг полно, выбирай любую, а толковых и преданных организаторов у него наперечёт. Сейчас на Мелиссу были завязаны контакты с множеством нужных и полезных людей, включая бездельников-сенаторов и институтских умников.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал Карл. – Тут вот какое дело, девочка. Через три месяца из тюрьмы выходит Стилет. Возможны осложнения с ним, ты наверняка догадываешься, почему и какого плана. В связи с этим меня беспокоит положение Сажи с детьми. Поговори с мужем, какое-никакое влияние на брата у него точно есть. Я бы хотел донести до того достаточно элементарную вещь. Я не вмешиваюсь в его дела, но хочу, чтобы моя дочь и внуки жили в безопасности.

– С Ежи не надо даже говорить, Карлик, – улыбнулась Мелисса. – Он и сам думает точно так же. Но я постараюсь это дело форсировать. Возможно, неделю-другую поработаю в Хармонте, присмотрюсь к обстановке. Справишься без спеца по организационным вопросам?

– С трудом, – улыбнувшись в ответ, искренне ответил Карл. – Ступай.

Неплохо я всё же устроился, думал Карл, выбравшись из здания мэрии на площадь Пильмана и щурясь на заходящее июньское солнце. Хороший дом, хорошая работа, дети, можно сказать, пристроены. Что ещё нужно простому, невзыскательному, разменявшему шестой десяток человеку. Карл усмехнулся, махнул рукой охране и двинулся через площадь по направлению к улице Барбриджа. Ах да, простому и невзыскательному, разменявшему шестой десяток нужна ещё хорошая жена. По этой части Карлу похвалиться было нечем. Он с неприязнью посмотрел на освещённые окна особняка, который отстроил для Дины, на силуэты танцующих пар за шторами. Вечеринка, как обычно, началась засветло и наверняка продлится до утра.

Из особняка в сад высыпала шумная компания, до Карла донеслись раскаты беззаботного хохота, затем они стихли, сменившись завываниями то ли рока, то ли рэпа, Карл в таких вещах не разбирался. Минутой позже он посторонился – мимо один за другим пронеслись четыре вырвавшихся из ворот особняка автомобиля. От метнувшейся из открытых окон какофонии у Карла заложило уши. В водителе головной машины он узнал Артура, на заднем сиденье умостились две то ли три девки с распущенными волосами.

Карл выругался в сердцах. Внешностью Артур пошёл в дядьку Барбриджа, своего покойного тёзку, а характером явно удался в мать. Подобрать ему хорошую девушку, что ли, думал Карл, провожая рассеянным взглядом задние огни уносящихся прочь автомобилей. Так ведь не поможет.

Поехали наверняка на Чёрное озеро, рассудил Карл. Будут там отплясывать на берегу, курить травку и окучивать девок. Хорошо, если только травку. И если только девок. Карл сплюнул. Как только его изберут губернатором, с Диной надо будет решать. И с Арчи тоже. Развод, конечно, пошатнёт финансовое положение Карла, и сильно. Адвокаты жены будут рвать его в клочья и кусок оттяпают немеренный. Однако ради сына он на это готов, хватит тому кобелировать под благословения любящей мамы. Должность в штате губернатора пойдёт мальчику на пользу. Поошибается, конечно, на первых порах, наломает дров, ну да на этот счёт у него есть отец.

Всё же права была Сажа тогда, четверть века назад, думал Карл, степенно ступая по ухоженной пешеходной дорожке. Дину надо было попросту грохнуть, как она выразилась. Замочить и таким образом решить все проблемы разом. Тогда, помнится, от одной этой идеи его воротило с души. Сейчас он жалеет, что не поступил так, как следовало бы. И вот пожалуйста – результат.

Сейчас уже поздно: скоропостижной смертью супруги дельца с сомнительной репутацией вряд ли кто стал бы всерьёз интересоваться. Безвременная кончина жены господина мэра дело совершенно другое. Интересно, сколько компрометирующих Карла материалов хранится в сейфах Дининых адвокатов. Дай бог этого никогда не узнать.

Ладно, подытожил Карл, поздно каяться, надо было каяться раньше. В сентябре выборы, пока они не закончатся, ему будет не до Арчи. Но едва станет губернатором, сыном он займётся вплотную.

Ян Квятковски, 46 лет, без определённых занятий

Вагонетки свалились с насыпи, с рельсов они смотрелись как чудовищная издохшая гусеница. На их фоне расплющенный в блин остов вертолёта выглядел и вовсе раздавленным пауком. Солнце оседлало пики хребта и готовилось, оттолкнувшись от них, уплыть на запад. С болота за спиной тянуло тухлятиной.

– Джекпот, – позвал Голландец Ван Камп. – Чтоб мне не вернуться, если это не ещё одна.

Ян обернулся к напарнику. Голландец стоял в десяти шагах поодаль и пристально разглядывал что-то под насыпью. Ян вдоль рельсов двинулся к нему. «Пустышка» лежала, нижним диском наполовину прикопанная в землю, будто взошла из посаженного в неё семени. Это была уже вторая, первую они нашли десять минут назад в сотне футов отсюда, только по другую сторону насыпи.

– Сколько здесь народу прошло, – забормотал себе под нос Голландец Ван Камп. – Не могли не заметить. «Пустышка» это не какой-нибудь тебе «браслет».

Ян согласно кивнул и стал осторожно спускаться. «Пустышки» явно появились недавно. Эти места и вправду были сталкерами исхожены, в том числе и им самим.

В Слепые кварталы Зона больше Яна не пускала. Деликатно так перестала пускать, с предупрежденьицем – обжёгши на подступах «жгучим пухом» и едва не отравив «зелёнкой». «Комариные плеши» Ян по-прежнему чувствовал, «Весёлых призраков» загодя обходил стороной и в «пух» с «зелёнкой» старался больше не вляпываться. Похоже, Ежи со своей гипотезой был прав: Зона щадила «своего» и жизни его не брала, но без «пропуска» к нему не благоволила, в закрома не допускала, а лишь позволяла более-менее сносно существовать.

Они забрали «пустышку» и, осторожно ступая, двинулись от насыпи к болоту. Голландец уверял, что сразу за ним видел у подножия сопки россыпь «синей панацеи», только взять не рискнул.

У самого болота, между двумя вялыми кочанами «чёртовой капусты», лежала ещё одна «пустышка», на этот раз полная. В двух шагах слева от неё – полдюжины «чёрных брызг».

– Здесь постой, – не оборачиваясь, бросил Ян.

Он замотал рукавом ладонь и двинулся к «пустышке». Кочаны встрепенулись, синхронно развернулись к нему, зашелестели мёртвыми листьями. В пяти шагах Ян остановился, резко выбросил вперёд руку. Кочаны разом плюнули в неё и, распустив листья, поникли. Плевки прожгли ткань, Ян затряс обожжённой ладонью и, когда боль унялась, неспешно приблизился к «пустышке», упрятал её вместе с «брызгами» в мешок. Будь на его месте любой другой, рука потеряла бы подвижность, самое меньшее, на месяц. Ян отделался лёгким ожогом, будто неосторожно прикурил.

– За мной ступай, след в след, – велел Ян.

Он выудил из кармана респиратор, надел, примерился и ступил сапогами в хлябь. Увязая по щиколотки, двинулись. Солнце оторвалось от хребта и палило теперь немилосердно, чавкала под ногами тягучая жижа, и где-то далеко за спиной всхрапывал «Бродяга Дик». Ян на секунду остановился, прислушался: ему вдруг показалось, что храпит Дик громче, чем обычно.

– Слышишь, Джекпот, – окликнул сзади Голландец Ван Камп. – Сейчас так же, как тогда было?

– Когда это «тогда»? – поначалу не понял Ян. – Ах да, ты же те времена не застал, – спохватился он. – Чёрт его знает. Похоже.

– Ох и хлынет сюда нашего брата, если так, – сказал Ван Камп. – Проголодалась, что ли, Зона, свежее мясо приманивает. Вот же гадина, ладно, мы с тобой…

– Стоять! – резко перебил Ян. – Не двигаться!

Он замер. Впереди явно что-то было, нехорошее что-то. Секунду назад не было, а теперь появилось и тоже замерло, ждало.

«Комариная плешь», понял Ян полминуты спустя. Только не обычная, а какая-то… Он не додумал и перевёл взгляд влево. Там тоже была «плешь», здоровенная, вытянутая, закинувшая хвосты на ту, что перед ним. И справа ещё одна. И дальше. Ян оглянулся – Голландец застыл, расширившимися от страха глазами уставившись на него. Проход за спиной, однако, был чист.

– Назад, – срывающимся голосом приказал Ян. – Пошёл!

Голландец развернулся и, ссутулившись, припустил назад. Ян догнал его, обогнул справа и, разбрызгивая хлябь, пошёл, держа курс на насыпь.

– Что там было, Джекпот? – подступился Голландец, едва выбрались из болота.

Ян перевёл дух.

– «Комариные плеши», – сказал он. – Много, во всю ширь.

Он с наслаждением стянул респиратор и запустил его в болото.

– Джекпот, – козлиная бородка у Голландца затряслась, задёргалась от тика щека. – Позавчера никаких «плешей» здесь не было. Я до самой сопки дошёл, там – да. «Плеши» и «мясорубка», я их гайками обкидал. А в болоте нет, чисто было в болоте, клянусь.

– Да верю, – сказал Ян устало. – Видать, началось. Как тогда. Только, похоже, сильнее, намного сильнее. Бродячих «плешей» тогда не было, иначе мы бы все там угробились. Пошли, надо убираться отсюда.

На обратном пути подобрали ещё одну «пустышку», три «батарейки» и «зуду».

В час пополудни добрались до кольца, на свободной от конопляных посевов проплешине закопали мешок с хабаром, обозначили захоронку камнями и двинулись из Зоны прочь. Идея хранить хабар на кольце принадлежала Яну. Жаль, поздно она пришла, после отсидки, думал Ян, шагая к упрятанной в орешнике «Тойоте». Правда, на второй раз и эта предосторожность не помогла – взяли его на передаче вместе со Смазливым Питом, скупщиком, человеком старика Хрипатого, который уж точно закладывать не мог. В тюрьму угодили оба, Смазливый до сих пор сидит. Кто же сдаёт, с ожесточением думал Ян. О первой ходке в Зону было известно Ежи. О второй неизвестно, кроме Смазливого Пита, никому. Значит, пасли Пита, пасли, но не брали, вот получается какая штука. Только кто? Не Карлик же решил оставить собственную дочь загибаться с детьми без мужа. С него что угодно станется, но Сажу он любит и внуков любит, пускай они и не от родной дочери, а от приёмной. Но если не Карлик, тогда кто?

Неужели Ежи, в который раз пришла ненавистная, предательская мысль. Допустим, Ежи каким-то образом был знаком со Смазливым. Скажем, тот сдавал хабар и вашим и нашим – делился им с Институтом, такое скупщики проделывали и прежде. И вот Ежи узнаёт, что должен поступить контейнер с «ведьминым студнем». Кроме Яна, вынести этот контейнер некому, остальные на это не годятся, не рискнут. И тогда Ежи снимает трубку и звонит в полицию, жирной жабе Уильямсу. И говорит: так, мол, и так, это я, Каин.

Яна передёрнуло, он стиснул зубы от злости, от ненависти, но заставил себя додумать до конца.

Ежи уговаривает его помириться с Карликом и переселиться из Хармонта в Рексополис. Зачем? Не для того ли, чтобы держать под непрестанным контролем? Присматривать за ним, приглядывать.

Что же со мной сталось, отчаянно думал Ян. В кого же я превратился, если подозреваю собственного брата. У которого и мотивов-то никаких нет. Ну допустим, Ежи не повезло с женой. То есть это он, Ян, считает, что не повезло, а Ежи наверняка придерживается мнения противоположного. Однако это никакой не мотив, и вообще одно с другим не связано. Недавно брат попросил совета: ему кто-то сказал, что его благоверная смотрит на сторону. Ян отмолчался: излагать историю тринадцатилетней давности он не хотел, раз уж не изложил её раньше. Если бы Ежи напрямую спросил, тогда, возможно, Ян бы и сказал. А так… Да и Мелисса, бесцеремонно предложившая Яну себя, не была ещё женой Ежи. Хотя она тогда уже работала на Карлика, она и отрекомендовалась от него.

– Джекпот, – вывел Яна из задумчивости голос напарника. – Что делать-то теперь будем?

Что делать теперь, Ян не знал. Если повторяется то, что было перед расширением четверть века назад, то в ближайшие дни в Зоне появится хабар. И, видимо, не только заурядные «пустышки» и «батарейки», но и кое-что ценою подороже. И тогда злой гений, который Яна пасёт, вновь высунется из тени и протянет к нему лапу.

Никаких больше напарников, решил Ян. В тюрьму он по новой не сядет, хватит. Когда начнётся новая хабаровая лихорадка, в Зону он станет ходить один. И знать об этом не будет никто. Даже Сажа не будет знать. Даже дети. Вынес хабар, спрятал, позвонил кому надо, сказал где. Кто надо выкопал, забрал, принёс зелёные. Риск, что зелёные принести он забудет, конечно, есть, но и чёрт с ним. Вот так, и только так. И всё, и большой привет.