Миры Рэя Брэдбери. Т. 1. Марсианские хроники

МИРЫ РЭЯ БРЭДБЕРИ

Том первый

БРЭДБЕРИ — ЗНАКОМЫЙ И НЕИЗВЕСТНЫЙ

Написать короткое предисловие к собранию сочинений Рэя Брэдбери?! Ничего себе задачка…

О нем у нас сказано, вероятно, больше, чем о ком-либо другом из современных американских фантастов, — и сказано, не в пример иным, только доброе. Тиражи его переводов в советское время били все мыслимые рекорды (благо, платить ничего не надо было), лихо перевалив восьмизначный рубеж, — ив этом ажиотаже перевели, казалось, вообще все, что он успел написать — до последней строчки! (Правда, это только так казалось — но об этом чуть ниже…) Имя автора «Марсианских хроник», «451 по Фаренгейту» и «Вина из одуванчиков» было на слуху даже у тех, кто ни разу не открыл ни единой фантастической книги, оно превратилось в визитную карточку подобной литературы, своего рода положительную рекомендацию: знаете, оказывается, что-то есть и в этой… как ее там? — фантастике!

А тут еще мое собственное «погружение» в фантастический мир Рэя Брэдбери — и, как следствие, около десятка разнообразных публикаций, выброшенных «на поверхность». Предложили бы написать очерк, книгу — за милую душу! Но кратко?..

Мое увлечение личностью и творчеством этого автора насчитывает четверть века. И, как во всяком серьезном и продолжительном романе, были и иллюзии, и переоценки, подъемы и спады, периоды безоглядного преклонения сменялись временным охлаждением, а затем — новый всплеск интереса… Первым зарубежным писателем-фантастом, с которым мне удалось наладить переписку еще в начале семидесятых, стал Брэдбери. И первый мой опубликованный литературно-критический материал (случилось это в 1976 году) — рецензия на новую книгу его переводов. И первый длинный очерк (а этот вышел в 1980-м) — о его же детстве и юности. И первая задуманная книга (увы, так и не осуществленная) — также о нем.

А когда я впервые в жизни переступил порог его дома на тихой и ничем не примечательной улочке Чевиот-Драйв в северном предместье Лос-Анджелеса; или в другой раз, когда с помощью Фредерика Пола разыскал в захолустном, примостившемся чуть севернее Чикаго Уокегане дом, где Брэдбери родился и вырос, — меня не покидало убеждение, что уже бывал в тех местах. И временах — в Иллинойсе 1920-х и в Южной Калифорнии десятилетием позже. Так ярко и подробно он, оказывается, описал свои детские годы, лишь порой слегка «замаскировав» их марсианскими или иными фантастическими декорациями, что не составляло большого труда «вычислить» то время и ту обстановку, что его окружала…[1]

И еще одно. Первые произведения Брэдбери я прочитал в начале шестидесятых — как только они появились в русских переводах. С тех пор перечитывал их неоднократно, и по сей день он мне не прискучил. Не устарел, не надоел…

Поэтому в этом предисловии я не стану останавливаться подробно на жизненном пути писателя — интересующихся отсылаю к собственному очерку «Побег из детства»[2], — и даже не на его главных книгах, о которых уже столько и без меня написано. Любопытнее, на мой взгляд, история иная — история во всех отношениях занятных и непростых отношений моего героя с научной фантастикой, с которой его имя, казалось бы, в первую очередь и ассоциируется. Путаница началась еще у него на родине, ну а когда книги Брэдбери пришли к нам, мы — что ж, по обыкновению «дохнули и перегнули» Америку!..

Но прежде напомню некоторые факты.

Рэй Дуглас Брэдбери родился 22 августа 1920 года, как уже говорилось, в маленьком городке Уокегане, чуть севернее Чикаго. В детские годы будущему писателю пришлось изрядно поколесить по Америке — отец переезжал и в Нью-Йорк, и в Богом забытый Тусон, примостившийся на самой границе знойной аризонской пустыни, — пока наконец не обосновался с семейством в Лос-Анджелесе, с которым связана большая часть жизни Рэя Брэдбери.

В Лос-Анджелесе он окончил школу и, решив, что университеты настоящего писателя — сама жизнь! — начал писать, в то же время приторговывая с лотков газетами на хлеб насущный. В Лос-Анджелесе познакомился впервые с фонами и сам стал фэном, редактором любительского журнальчика (фэнзина). Там же, в Лос-Анджелесе он испытал ни с чем не сравнимую радость дебютанта, получившего из редакции первый чек со стандартным уведомлением: «Ваш рассказ принят…»

А затем его жизнь, как и всякого пишущего, с неизбежностью превратилась в жизнь литературную. Каких-то из рук вон выходящих «бытовых» подробностей судьба ему не подбрасывала. Женился, воспитал трех дочерей. Периодически выезжал в разные концы Соединенных Штатов, несколько раз выбирался в Европу; при этом из всех средств транспорта с упрямством, достойным изумления, пользовался только велосипедом, поездом и пароходом — чем заслужил легендарную славу последнего чудака в Америке, ненавидящего автомобиль и самолет!

И выпускал книги. Они-то и стали подлинными вехами его жизненного пути.

Брэдбери так и остался преимущественно новеллистом, мастером короткой формы. Из всех его главных книг лишь «451 по Фаренгейту» и «Что-то страшное грядет» с полным основанием могут быть названы романами и «Марсианские хроники», и автобиографическая книга «Вино из одуванчиков» более походят на сборники связанных между собой новелл… Хотя именно «Марсианские хроники» и прославили имя писателя — сначала на всю Америку, а затем и на весь мир!

История романтической колонизации Марса — которая, как всякая колонизация, имела далекую от всякой романтики изнанку, — и еще в большей мере история «космического» отрезвления землян, слишком уверовавших в свою технику и в результате потерявших свою Землю, вывели молодого автора в первые ряды американской фантастики. А его роман-антиутопия о мире, в котором обыватели-«охранители» жгут книги, — «451 по Фаренгейту», — уже окончательно определил статус Брэдбери как живого классика научной фантастики.

И первая, и вторая книги, опубликованные в 1950-е годы, с тех пор ни разу не были, как говорят американцы, out of print — иначе говоря, переиздавались постоянно, из года в год. И, как это ни парадоксально, отдалили Рэя Брэдбери от того материнского лона, в коем вызрел его талант, — от научной фантастики. Она по-прежнему относится к Брэдбери со смешанными чувствами почтения, благодарности — и ревности вперемежку с завистью. Ведь ему первому повезло вырваться за рамки дружного, бурлящего, но все же чрезвычайно узкого мирка научно-фантастических журналов — в мир журналов литературных, читаемых по всей Америке.

Не оттого ли, при всем почтении, какое испытывают по отношению к Брэдбери американские фэны, они ни разу не наградили его ни одной высшей премией в жанре? Хотя, конечно, тому может быть иное объяснение: свои главные произведения он написал еще до того, как эти премии были учреждены…[3]

Как бы то ни было, но Брэдбери так и не стал полностью своим в мире американской научно-фантастической «тусовки», предпочитая все время отвлекаться от главного, по ее мнению, дела: конвейерной выдачи бестселлеров. То его уводило в сторону «просто прозы», то он словно вспоминал собственную молодость в литературе и внезапно разрожался новой порцией любимых им тогда «ужастиков»; а то без устали пробовал себя на новых полигонах: в драматургии, поэзии… После чего публиковал самую традиционную science fiction, которая на заре его карьеры принесла ему славу.

Совсем иной оказалась судьба Брэдбери у нас в стране. Здесь его успех был мгновенным, неопровержимым — и оставался таковым на протяжении трех десятилетий. Достаточно напомнить читателю все те же волшебные названия — «Марсианские хроники», «451 по Фаренгейту», «Вино из одуванчиков», «Будет ласковый дождь…», «Вельд»… — и мне, критику, больше делать нечего!

Однако в данном Собрании сочинений вам предстоит встреча и с тем Брэдбери, которого «растиражировали» не в пример меньше. Может быть, потому, что «этот» Брэдбери с трудом вписывается в ставший привычным — в 1960—80-е годы — и даже слегка канонизированным образ.

Выходит, не всего его успели перевести в советскую эпоху. А когда спохватились, та уже перестала называться «советской», все полетело под откос, научно-фантастический книжный рынок взорвался… Словом, наступили иные времена, в которые «добрый старый Брэдбери» — наивный романтик и исступленный гуманист, — как и многое другое, пришелся явно не ко двору.

Уже в 1992 году как-то незаметно проскочила в одном из «новых» издательств одна из его главных книг — фантастическая аллегория «Что-то страшное грядет» (1962), — да изрядно запоздавшие брэдбериевские «страшные» рассказы, которые в девяностые годы вряд ли могли кого-либо напугать в России.

Чтобы понять, как Брэдбери оказался «не ко времени» в посткоммунистической России, имеет смысл вспомнить, почему он так пришелся по вкусу той стране, которую мы потеряли до этого. Между прочим, на фоне очевидных «за» и «против» той страны одно для меня очевидно и вызывает понятные сожаления: в той стране обильно переводили — и самое главное, читали! — Рэя Брэдбери…

Западную научную фантастику (к которой долгое время однозначно причисляли и Брэдбери) советские журналы и издательства открыли для себя в благословенную хрущевскую «оттепель». Ну конечно, не всю эту литературу — но значительную ее часть удалось тогда быстро и относительно легко напечатать еще до наступления застойных холодов. И все-таки даже при тогдашнем относительном издательском либерализме Брэдбери выделялся какой-то исходной «неотразимостью» везунчика и всеобщего любимца: его публиковали много и охотно и с ним у редакторов не возникало проблем.

Никакой загадки тут нет. Во-первых, ему с самого начала повезло с переводчиками — за прозу Мастера взялись тоже мастера (это потом на Брэдбери, как на «золотой рыбке», кто только не липнул…). А во-вторых — и, вероятно, в-главных! — его лучшие произведения были написаны в первой половине 50-х годов, когда социальная атмосфера в Америке оказалась накалена до предела; и наши первые критики, заговорившие о творчестве ведущего американского писателя-фантаста, аккуратно подчеркивали «антиамериканский пафос» его произведений — и, право же, мало грешили против истины. А под столь мощным (в те времена) идеологическим прикрытием можно было свободно протаскивать и вполне «аполитичные» вещи писателя — его сказочную лирику, автобиографическую повесть «Вино из одуванчиков», поэтические новеллы, которые при всем желании трудно было отнести к социальной прозе либо научной фантастике…

Да и социальный протест, заключенный в таких произведениях Брэдбери, как «451 по Фаренгейту», читатель воспринимал как эмоциональный, страстный отклик художника, а не холодную пропагандистскую «агитку» — вот в чем было дело.

Что касается редакторов и критиков, то их вполне успокаивало наличие «политики» — хотя порой это приводило к занятным проколам. Ведь, скажем, задолго до Замятина, Хаксли и Оруэлла пришел к нам тот же «Фаренгейт», настоящая антиутопия, которую мы читали не заполночь — на легендарных кухнях, не в самиздате, но открыто, в общественном транспорте и во время университетских лекций, оживленно обсуждая прочитанное с друзьями! Перелистайте-ка роман сегодня, обращая особое внимание не на пожарника Монтэга, а на его зловещего и всезнающего шефа-резонера, брандмейстера Битти, и вам обязательно вспомнится Мустафа Монд из романа Хаксли «О дивный новый мир» или О’Брайен из «1984» Оруэлла. Битти из их компании, в том нет сомнений! Только роману Брэдбери больше повезло у нас в стране — проскочил…

А так называемый «простой» читатель… Тот просто упивался дивным брэдбериевским словом, с ностальгическим чувством мысленно путешествовал вместе с автором в собственное детство или проникался по-детски же наивной и вдохновенной брэдбериевской романтикой. Даже забубенным «технарям» в то время, очевидно, требовалась частичка этой безоглядной романтики и поэзии. И американский писатель с библейским пафосом предупреждал об опасностях чрезмерного доверия технике — но звал при этом не назад, не в мифическую буколику дотехнологиче-ского прошлого «на лоне», а наоборот — вперед, в будущее, на освоение новых, теперь уже космических фронтиров. Только призывал делать это разумно и уважительно — по отношению к чужой жизни.

Мы, его первые читатели на русском, тогда не понимали — скорее интуитивно догадывались, — до чего драгоценный сплав предлагал нам американский писатель! Сочетание искреннего отвращения к политиканам своей страны — с трепетом и благоговением перед ее историей и культурой. Пропаганды космической экспансии — с зачатками того, что позже назовут экологическим сознанием (для Брэдбери это понятие естественным образом включает и экологию культуры). До инстинкта доведенное неприятие демагогии «защиты свободы», в то время — в его стране — прикрывавшей безумную политику скатывания от «холодной войны» к войне горячей, ядерной, — органично сочеталось у него с весьма прохладным отношением к другой демагогии, из противоборствующего стана (прикрытой лозунгами «борьбы за мир»)…

Но все это читатели Брэдбери поняли значительно позднее. Для бдительных же охранителей «идейной чистоты» в случае с этим автором все было изначально ясно и определенно. Прогрессивный американский писатель-гуманист… острая критика социальных институтов буржуазного общества… лирико-поэтическое мироощущение… вера в созидательные возможности человека… И все такое прочее.

Короче, «Марсианские хроники», «451 по Фаренгейту», «Вино из одуванчиков», большинство рассказов — проходили. А вот с романом «Что-то страшное грядет», как и многими ранними рассказами Брэдбери, вышла заминка.

Заинтриговал читателей автор одной из первых (и по сей день лучших) статей о Брэдбери, покойный Кирилл Андреев. Он впервые рассказал нам о романе, о собирательном образе Людей Осени, что тревожил фантазию писателя два долгих десятилетия — и… повисло в воздухе. Потом несколько «страшных» рассказов Брэдбери тихо прошли в периодике, в периферийных журналах — «Байкале», «Просторе», «Звезде Востока». Известно, что не раз и не два центральные издательства рассматривали заявки переводчиков, писались умные внутренние рецензии-прикрытия, но издать главный роман писателя так никто и не решился.

Последние попытки были предприняты (в том числе автором этих строк) уже в ранние «перестроечные» годы — но тогда наоборот, спрос был на политику, на «острое» и «жареное», и роман Брэдбери снова оказался не ко времени.

Собственно, это время оказалось «неподходящим». Роман-то, как всякое произведение истинной литературы, конъюнктуре не подвержен — настоящая книга сама выбирает время, в которое открыться читателю…

Очень уж они оказались страшными, выворачивающими наизнанку — этот роман и рассказы из ранних сборников Брэдбери. Причем все эти инфернальные ужасы и ночные кошмары на «политику» никак не тянули — зато вызывали неприятные мысли о зле внутри человека, о фрейдистской сублимации, о бессилии человека перед силами Ада и адом собственной души, — словом, черт знает какие мысли вызывали! У Рэя Брэдбери уже была устойчивая репутация (в глазах «охранителей» — мнением читателей тогда мало кто интересовался) гуманиста и оптимиста — и «портить» ее не желали прежде всего сами редакторы. Многие из них творчество писателя искренне любили — и, естественно, боялись за него…

Хотя, если присмотрелись бы внимательнее к написанному, то обнаружили бы, что американский писатель недалеко ушел в своих «нагромождениях ужасов» от великих предшественников, коих у нас печатали без ограничений — Эдгара По, Натаниэла Готорна, Амброза Бирса, Вашингтона Ирвинга. От Гофмана и Мэри Шелли, от всех романтиков и сказочников мировой литературы, от всех тех авторов «сверхъестественного» и «кошмарного», к которым претензий не предъявлялось — классики). Не «закрывали» же в наших издательствах авторов отечественных — Гоголя и Алексея Константиновича Толстого; инородца же Брэдбери существенно ограничили в правах.

«Марсианские хроники», «Фаренгейт», все светлое и радостное — или, напротив, резко-критическое (но только по отношению к его миру) — пожалуйста! Но не роман «Что-то страшное грядет», не мрачные рассказы из сборника «Октябрьская страна», название которого все писавшие в ту пору о творчестве писателя вынуждены были переводить как «Осеннюю страну» — подальше от ненужных ассоциаций… Так возник «неизвестный Брэдбери».

Для него же самого ничего странного в таком пристрастии к кошмарам и ужасам не было.

Связь писателя с традицией «литературы ужасов» (horror story), чрезвычайно крепкой в англоязычной прозе и почти отсутствовавшей в русской (исключения не в счет), требует отдельного и обстоятельного разговора. Может быть, публикация романа и «страшных» брэдбериевских рассказов — наряду с научной фантастикой, реалистической прозой и всем-всем, чем дарил читателя этот Человек в картинках, — подобный разговор и подтолкнет.

Пока же отмечу только одно: Брэдбери воспитан на этой традиции сызмальства, он плоть от плоти ее. И в его собственном творчестве ночные кошмары, иррациональное и колдовское, злые маски Людей Осени столь же органичны и естественны, как Марс и ракеты, как счастливые смеющиеся дети и «люди-книги» в стерилизованном, убившем себя будущем, где пуритане и ханжи решили было обойтись без всех этих отвлекающих кошмаров, фантазий, вообще книг…

Писатель уверен: когда начнут сжигать книги, то фантазеров, возмутителей обывательского спокойствия поведут на костер первыми! Не простят им их вечной неудовлетворенности миром вокруг, их призывам и грезам о мире ином, альтернативном, может быть, лучшем.

Не случайно штабом обороны в маленьком провинциальном городке, куда нагрянули зловещие Люди Осени, стала городская библиотека. Где, кстати, обнаружилось неплохое собрание всяческих книжек про сверхъестественное и колдовское, про ведьм и прочую нечисть. Книги о Зле помогли это Зло понять и победить! Аллегория прозрачнее некуда…

И мне кажется, те, кто «не пущал» бросающую тень прозу Брэдбери к русскому читателю долгие десятилетия, как раз ее-то поняли как надо. Потому и не пускали.

Как бы то ни было, теперь почти весь Брэдбери — перед вами. Оптимистичный и мрачный, добрый и не очень, фантастичный, космический — и предельно земной. Каким и оставался в литературе более полувека.

Каким не устареет, хочется верить, никогда.

Вл. Гаков

БИБЛИОГРАФИЯ РЭЯ БРЭДБЕРИ

(Книжные издания)

1. Сб. «Темный карнавал» [Dark Carnival] (1947, выходил также под названием «Маленький убийца» [The Small Assassin]).

2. Сб. «Марсианские хроники» [The Martian Chronicles] (1950, выходил также под названием «Серебряная саранча» [The Silver Locusts]). См. также № 37.

3. Сб. «Человек в картинках» [The Illustrated Man] (1951). См. также № 37.

4. Сб. «Золотые яблоки Солнца» [The Golden Apples of the Sun] (1953). См. также № 18 и 37.

5. «451 по Фаренгейту» [Fahrenheit 451] (1953). См. также № 37.

6. «Включи ночь» [Switch on the Night] (1955).

7. Сб. «Октябрьская страна» [The October Country] (1955).

8. «Вино из одуванчиков» [Dandelion Wine] (1957). См. № 37.

9. Сб. «Лекарство от меланхолии» [A Medicine for Melancholy] (1959, выходил также под названием «Пришло время дождей» [The Day It Rained Forever]). См. также № 18.

10. Сб. «Р — значит ракета» [R Is for Rocket] (1962).

11. «Что-то страшное грядет» [Something Wicked This Way Comes] (1962).

12. «Сущность писательства» [The Essence of Creative Writing] (1962). Эссе, статьи.

13. Сб. «Спринт до начала гимна и другие антики» [The Anthem Sprinters and Other Antics] (1963). Пьесы.

14. Сб. «Машины счастья» [The Machineries of Joy] (1964).

15. Сб. «Мир Рэя Брэдбери» [The World of Ray Bradbury] (1964). Пьесы.

16. Сб. «Лучшее Брэдбери» [The Vintage Bradbury] (1965).

17 Сб. «К — значит космос» [S Is for Space] (1966).

18. Сб. «Дважды двадцать два» [Twice Twenty-Two] (1966). Объединение № 4 и 9.

19. Сб. «Тело электрическое пою!» [I Sing the Body Electric] (1969).

20. Сб. «Друг старика Ахава, и друг Ною, говорящий в мире» [Old Ahab’s Friend, and Friend to Noah, Speaks His Peace] (1971). Поэзия.

21. Сб. «Удивительный костюм цвета сливочного мороженого» [The Wonderful Ice Cream Suit] (1972). Пьесы.

22. «Октябрьское дерево» [The Halloween Tree] (1972).

23. Сб. «Мадригалы космического века» [Madrigals for the Space Age] (1972). Поэзия.

24. Сб. «Когда в последний раз слоны цвели в саду» [When Elephants Last in the Dooryard Bloomed] (1973). Поэзия.

25. «Дзен и искусство писателя» [Zen and the Art of Writing] (1973). Статьи, эссе.

26. Сб. «Огненный столб» и другие пьесы на сегодня, завтра и далее» [Pillar of Fire and Other Plays for Today, Tomorrow, and Beyond Tomorrow] (1975). Пьесы.

27. Сб. «Далеко заполночь» [Long After Midnight] (1976).

28. Сб. «Где робомыши и роболюди бежали в робогородах» [Where Robot Mice and Robot Men Run Round in Robot Towns] (1977). Поэзия.

29. Сб. «Лучшее Рэя Брэдбери» [The Best of Ray Bradbury] (1979).

30. Сб. «Рассказы Рэя Брэдбери» [The Stories of Ray Bradbury] (1980).

31. Сб. «Одержимый компьютер и папа-андроид» [The Haunted Computer and the Android Pope] (1981). Поэзия.

32. Сб. «Духи навсегда» [The Ghosts of Forever] (1981).

33. Сб. «Полное собрание стихотворений Рэя Брэдбери» [The Complete Poems of Ray Bradbury] (1982). Поэзия.

34. Сб. «Рассказы о динозаврах» [Dinosaur Tales] (1983).

35. Сб. «Память об убийстве» [A Memory of Murder] (1984). Детективные рассказы.

36. «Смерть — удел одиноких» [Death Is a Lonely Business] (1985). Реалистическая проза.

37. Сб. «451 по Фаренгейту». — «Человек в картинках». — «Вино из одуванчиков». — «Золотые яблоки Солнца». — «Марсианские хроники» [Fahrenheit 451. The Illustrated Man. Dandelion Wine. The Golden Apples of the Sun. The Martian Chronicles] (1987). Объединение № 2, 3, 4, 5 и 8.

38. Сб. «Преобразователь Тойнби» [The Toynbee Convector] (1988).

39. Сб. «Классические рассказы 1» [Classic Stories 1] (1990).

40. Сб. «Классические рассказы 2» [Classic Stories 2] (1990).

41. «Кладбище для лунатиков» [A Graveyard for Lunatics] (1990). Реалистическая проза.

42. Сб. «На сцене: хрестоматия его пьес» [On Stage: A Chresto-mathy of His Plays] (1991). Пьесы.

43. Сб. «Быстрее взгляда» [Quicker Than the Eye] (1996).

Составил Вл. Гаков

МАРСИАНСКИЕ ХРОНИКИ

МОЕЙ ЖЕНЕ МАРГАРЕТ С ИСКРЕННЕЙ ЛЮБОВЬЮ

«Великое дело — способность удивляться, — сказал философ. —

Космические полеты снова сделали всех нас детьми».

Январь 1999

РАКЕТНОЕ ЛЕТО

Только что была огайская зима: двери заперты, окна закрыты, стекла незрячие от изморози, все крыши оторочены сосульками, дети мчатся с горок на лыжах, женщины в шубах черными медведицами бредут по гололедным улицам.

И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты, детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье. Снег испарился, и на газонах показалась прошлогодняя жухлая трава.

Ракетное лето. Из уст в уста с ветром из дома в открытый дом — два слова: Ракетное лето. Жаркий, как дыхание пустыни, воздух переиначивал морозные узоры на окнах, слизывал хрупкие кружева. Лыжи и санки вдруг стали не нужны. Снег, падавший на городок с холодного неба, превращался в горячий дождь, не долетев до земли.

Ракетное лето. Высунувшись с веранд под дробную капель, люди смотрели вверх на алеющее небо.