Помоги проекту - поделись книгой:
Анджей Сапковский
Сезон Гроз
Глава Первая
Говорят, что прогресс рассеивает мрак. Но всегда, всегда будет существовать тьма. И всегда во тьме будет Зло, всегда во тьме будут клыки и когти, убийство и кровь. Всегда будут рыщущие в ночи. И мы, ведьмаки, существуем, чтобы им противостоять.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Заглядывание в бездну считаю идиотизмом. На свете есть множество вещей гораздо более достойных, чтобы их рассматривать.
Он жил только для того, чтобы убивать.
Он лежал на нагретом солнцем песке.
Он ощущал колебания, передаваемые через усики и щетинки, прижатые к земле. Хотя источник колебаний был еще далеко, Идр чувствовал их ясно и точно, по ним он мог определить не только направление и скорость движения жертвы, но и ее вес.
Для большинства хищников, охотящихся подобным образом, вес добычи имел первостепенное значение — подкрадывание, нападение и погоня означали потерю энергии, которая должна быть восполнена энергетической ценностью пищи. Большинство подобных Идру хищников не нападали, если жертва была слишком мелкая. Но не Идр. Идр существовал не для того, чтобы есть и продолжать свой род. Не для этого он был создан.
Он жил для того, чтобы убивать.
Осторожно перемещая ноги, он вылез из ямы от выкорчеванного дерева, прополз по гнилому стволу, в три шага преодолел бурелом, как призрак, перепорхнув поляну, упал в поросший папоротником подлесок и растворился в зарослях. Он двигался быстро и тихо, то бегом, то прыжками, как огромный кузнечик.
Потом, в чаще, припал к земле сегментированным брюшком.
Колебания почвы становились все более отчетливыми. Импульсы от усиков и щетинок Идра сформировались в образ. В план. Идр уже знал, как добраться до жертвы, где пересечь ей дорогу, как заставить обратиться в бегство и потом длинным прыжком напасть на нее сзади, на какой высоте ударить острыми, как бритва, жвалами. Колебания и импульсы сулили ему радость, которую он почувствует, когда жертва закачается под его весом, эйфорию от вкуса горячей крови. Наслаждение, которое ощутит, когда воздух огласится криком боли. Он слегка дрожал, открывая и закрывая клешни и ногощупальца.
Колебания почвы, уже хорошо выраженные, стали разнообразнее. Идр уже понял, что жертв было больше. Возможно, три, может, четыре. Две сотрясали землю обычным образом, вибрации от третьей указывали на небольшую массу и вес. Четвертая — если, конечно, была эта самая четвертая — вызывает беспорядочные колебания, слабые и неопределенные. Идр замер, выпрямился и поднял антенны над травой, изучая движение воздуха.
Колебания почвы, наконец, дали понять то, чего Идр и ожидал. Жертвы разделились. Одна из них, самая мелкая, осталась сзади. А четвертая, неясная, исчезла. Это был ложный сигнал, эхо. Идр проигнорировал его.
Мелкая добыча еще больше отошла от других. Земля задрожала сильнее. И ближе. Идр выпрямил задние ноги, оттолкнулся и прыгнул.
Девочка пронзительно закричала. Вместо того чтобы бежать, она застыла на месте. И все время визжала.
Ведьмак бросился к ней, в прыжке выхватывая меч. И сразу понял, что что-то не так. Что его провели.
Мужчина, тянущий тележку с хворостом, вскрикнул и на глазах у Геральта подлетел на сажень вверх, а кровь хлынула из него широко, разбрызгиваясь в разные стороны. Он упал, чтобы тут же взлететь снова, на этот раз разорванным на две окровавленных части. Уже без крика. Теперь пронзительно закричала женщина: как и ее дочь, она застыла, парализованная страхом.
Сам не веря, что это ему удастся, ведьмак смог спасти ее. Подбежал и с силой толкнул забрызганную кровью женщину с тропинки в лес, в папоротники. И тут же понял, что это снова был подвох. Фортель. Серая, плоская, многоногая и невероятно быстрая фигура уже отдалялась от тележки и первой жертвы. Она перемещалась к следующей. К непрерывно пищащей девочке. Геральт бросился вслед.
Если бы она осталась на месте, он не успел бы вовремя. Девочка, однако, проявила ясность рассудка и отчаянно бросилась бежать. Серая тварь догнала бы ее легко и быстро, догнала бы, убила, и вернулась, чтобы прикончить вместе с ней и женщину.
Так бы все и было, если бы не ведьмак.
Он догнал тварь, прыгнул, наступая каблуком на одну из задних ног. Если бы тут же не отскочил, то потерял бы свою ногу — серая тварь вывернулась с невероятной ловкостью, и ее серповидные щипцы клацнули, на волос не дотянувшись. Пока ведьмак восстанавливал равновесие, монстр оттолкнулся от земли и напал. Геральт рефлекторно защитился широким и довольно хаотичным взмахом меча, отогнав монстра. Урона не нанес, но вернул себе инициативу.
Подскочил, догнал, размашистым ударом рассекая панцирь на плоской головогруди. Пока существо не пришло в себя, вторым ударом отсек левое жвало. Монстр бросился на него, размахивая лапами, пытаясь боднуть его оставшимся жвалом словно тур. Ведьмак отрубил ему и другое. В быстром повороте укоротил ему одно из ногощупалец. И снова рубанул в головогрудь.
До Идра, наконец, дошло, что он в опасности. И необходимо бежать. Ему нужно бежать, бежать прочь, спрятаться где-нибудь, залечь в укрытие. Он жил для того, чтобы убивать. Чтобы убивать, он должен регенерировать. Надо бежать… Бежать…
Ведьмак не дал ему сбежать. Догнал, наступил на задний сегмент туловища, рубанул сверху, с размахом. На этот раз панцирь головогруди уступил, из трещины брызнула густая зеленоватая жижа. Монстр дергался, его ноги дико колотили землю.
Геральт ударил мечом, на этот раз полностью отделив плоскую голову от остальной части.
Он тяжело дышал.
Вдали ударил гром. Налетевший вихрь и быстро темнеющее небо предвещали надвигающуюся грозу.
Альберт Смулька, недавно назначенный староста местной общины, при первой встрече показался Геральту сделанным из клубней брюквы — что-то округлое, недомытое, толстокожее, в целом довольно скучное. Другими словами, он не очень отличался от других чиновников местного уровня, рекламирующих готовые фирмы, с которыми ему доводилось встречаться.
— Оказывается, правда, — сказал староста, — что коли есть проблема — найми ведьмака.
— Йонас, мой предшественник, — продолжил он, не дождавшись от Геральта никакой реакции, — так уж тебя хвалил, а я его держал за лжеца. То есть я ему не очень верил. Я знаю, как подобные вещи могут байками обрастать. Особливо у темных людей, у них все или диво или чудо, или же какой-нибудь ведьмак с нечеловеческой силой. А тут на тебе — святая правда. Там, в бору, за речушкой, людей погибло не счесть. И все потому, что той дорогой к городишку путь короче, там и ходили, дураки… На свою погибель. Невзирая на предупреждения. Время нынче такое, что лучше не шляться по пустырям, не лазить по лесам. Везде монстры, везде людоеды. В Темерии, на Тукайском Погорье, страшное дело случилось, пятнадцать человек убил в деревне углежогов какой-то лесной призрак. Роговизна называется эта деревня. Слыхал, наверно. Нет? Правду говорю, чтоб я сдох. Даже мастера чернокнижники вели расследование в этой Роговизне. Ну, чего уж тут болтать. Теперь у нас тут в Ансегисе безопасно. Благодаря тебе.
Он вытащил из ящика шкатулку. Положил на стол лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу.
— Обещал убить чудовище, — сказал он, не поднимая головы. — Выходит, не сбрехал. Слово держишь, хоть с виду и проходимец… Да и тем людям жизни спас… Бабе и девчонке. Они тебя поблагодарили хоть? Пали в ноги?
Не пали, стиснув зубы, подумал ведьмак. Потому что еще не пришли в себя. И я уйду отсюда до того, как они очухаются. Раньше, чем поймут, что я использовал их в качестве приманки в самодовольной уверенности, что смогу защитить всех троих. Уеду раньше, чем девочка поймет, что это по моей вине она стала наполовину сиротой.
Он плохо себя чувствовал. Наверняка, это было результатом принятых перед боем эликсиров. Наверняка.
— Тот монстр, — староста посыпал бумагу песком, а затем стряхнул его на пол, — настоящая пакость. Я видел труп, когда его принесли… Что это такое?
У Геральта не было полной уверенности, но он не собирался в этом признаваться:
— Арахноморф.
Альберт Смулька пошевелил губами, тщетно пытаясь повторить.
— Тьфу, как зовется, так и зовется, пес с ним. Этим мечом его зарубил? Этим клинком? Можно посмотреть?
— Нельзя.
— Ну да, заколдованное лезвие, наверное. И, поди, дорогое… Лакомый кусочек… Ну, мы тут ля-ля, а время бежит. Договор составлен, пора платить. Сначала формальности. Распишись на счете. Ну, то есть поставь крест или другой знак.
Ведьмак взял поданный ему счет, повернулся к свету.
— Гляньте-ка на него, — староста покачал головой, скривившись. — Читать, что ли, умеет?
Геральт положил бумагу на стол, подвинул в сторону чиновника.
— Небольшая ошибка, — тихо сказал он, — вкралась в документ. Мы договорились на пятьдесят крон. А счет выписан на восемьдесят.
Альберт Смулька сложил руки и оперся на них подбородком.
— Это не ошибка, — он понизил голос. — Это, скорее, знак признательности. Ты убил страшное чудовище, уверен, это была нелегкая работа… Сумма никого не удивит…
— Не понял.
— Брось. Не строй из себя невинность. Ты хочешь сказать, что Йонас, когда сидел здесь, не выставлял таких счетов? Голову готов дать на отсечение, что…
— Что? — перебил его Геральт. — Что он завышал плату? За счет королевской казны? А разницу мы с ним делили пополам?
— Пополам? — староста скривился. — Не перегибай, ведьмак, не перегибай! — Можно подумать, ты такая важная птица. С разницы получишь треть. Десять крон. Для тебя и так большой навар. Мне полагается больше, хотя бы по должности. Государственные служащие должны быть богатыми. Чем богаче служащие, тем выше престиж государства. Что ты можешь в этом понимать. Устал я от этого разговора. Ты подпишешь счет или нет?
Дождь бил по крыше, лило как из ведра. Но больше не гремело, гроза уходила.
Интерлюдия
— Милости просим, уважаемая, — властно кивнул Белогун, король Керака. — Милости просим. Слуги! Кресло!
Свод комнаты украшал орнамент с фреской, изображающей парусник посреди морских волн, тритонов, гиппокампов и существ, напоминающих омаров. Фреска же на одной из стен представляла собой карту мира. Карту, как давно уже заметила Коралл, имевшую мало общего с реальным расположением суши и морей. Но красивую и изящную.
Двое пажей принесли и поставили тяжелое резное кресло. Чародейка села, положив руки на подлокотники так, чтобы ее усыпанные рубинами браслеты были хорошо видны и привлекали внимание. На уложенных волосах также была рубиновая диадемка, а в глубоком декольте рубиновое колье. Все это специально для королевской аудиенции. Она хотела произвести впечатление. И производила. Король Белогун не знал, на что таращить глаза: то ли на рубины, то ли на декольте.
Белогун, сын Осмыка, был, можно сказать, королем в первом поколении. Его отец сколотил целое состояние на морской торговле, а также, вероятно кое-что и на морском разбое. Покончив с конкуренцией и монополизировав каботажную навигацию в регионе, Осмык провозгласил себя королем.
Самозваная коронация в целом лишь подтвердила status quo, потому не вызвала кривотолков и протестов.
Еще раньше, в ходе междоусобных войн и мелких столкновений, Осмык уладил пограничные и правовые конфликты с соседскими Верденом и Цидарисом.
Стало ясно, где начинаются и где заканчиваются границы Керака и кто ими владеет. А коль скоро владеет, то является королем и этого титула достоин.
Естественным путем титул и власть передавались от отца к сыну, поэтому никого не удивило, что после смерти Осмыка на трон взошел его сын Белогун. Правда, сыновей у Осмыка было больше — еще четверо, — но все они отреклись от прав на корону, один из них, видимо, даже добровольно.
Таким образом, Белогун правил в Кераке уже на протяжении более двадцати лет, в соответствии с семейной традицией получая прибыль от судостроения, морских перевозок, рыболовства и пиратства.
Нынче же, сидя на троне, на возвышении, в собольей шапке, со скипетром в руке, король Белогун давал аудиенцию. Величественный, как навозный жук на куче коровьего дерьма.
— Уважаемая, милая нашему сердцу госпожа Литта Нейд, — приветствовал король. — Наша любимая чародейка Литта Нейд. Вновь соизволила посетить Керак. И, вероятно, вновь надолго?
— Мне полезен морской воздух, — Коралл вызывающе закинула ногу на ногу, демонстрируя башмачок на модной пробковой подошве. — С благосклонного позволения вашего королевского величества.
Король повел взором по сидящим рядом сыновьям. Оба рослые, как жерди, ничем не напоминали отца, костлявого, жилистого, но не вышедшего ростом. Сами они также не походили на братьев. Старший, Эгмунд, черноволосый, как ворон, и Ксандер, немного моложе, блондин, почти альбинос.
Оба смотрели на Литту без симпатии. Их явно раздражала данная привилегия чародеев, по которой те рассиживались в креслах на королевских аудиенциях, как равные им. Однако данная привилегия была распространена повсеместно, и ее не могли игнорировать те, кто хотел походить на цивилизованных людей.
Сыновья Белогуна хотели походить на таковых.
— Благосклонно позволяем, — спокойно произнес Белогун. — Но с определенным условием.
Коралл подняла руку и демонстративно посмотрела на ногти. Давая понять, что Белогун, видимо, оговорился. Король не понял жеста. А если и понял, то умело скрыл сей факт.
— До наших ушей дошло, — сердито засопел он, — что бабам, которые не хотят иметь детей, почтенная госпожа Нейд предоставляет магические снадобья. А тем, кто уже беременны, помогает избавиться от плода. Мы же здесь, в Кераке, считаем подобную практику аморальной.
— То, на что каждая женщина имеет естественное право, — сухо ответила Коралл, — не может быть аморально ipso facto.
— Женщина, — король выпрямился на троне своей тощей фигурой, — имеет право ожидать от мужчины только двух подарков: к лету ребенка, а на зиму лапти из лыка. Как один, так и другой подарок предназначены для того, чтобы удержать женщину в доме. Ибо дом есть место самое подходящее для женщины, предписанное ей самой природой. Беременная женщина, да еще с привязанным к юбке потомством, не сможет отойти от дома, и не придут ей в голову всякие глупости, а это гарантирует душевный покой мужчины. Спокойный же душой мужчина может тяжко трудиться ради приумножения благосостояния и процветания своего правителя. Работающему неустанно в поте лица и спокойному за свою чету мужчине тоже не придут на ум глупые помыслы. А когда женщине кто-нибудь втолкует, что она может рожать, когда захочет, а когда не хочет, то и не должна, да еще вдобавок подскажет ей способ и подсунет для этого средство, тогда, уважаемая, общественный порядок начинает расшатываться.
— Так и есть, — вставил принц Ксандер, давно ждущий возможности вмешаться. — Именно так!
— Женщина, не желающая быть матерью, — тянул Белогун, — женщина, не привязанная к домашнему хозяйству, колыбели и детям, очень скоро поддастся похоти, факт очевидный и неизбежный. И тогда мужчина утратит внутренний покой и душевное равновесие, в его прежней гармонии что-то мгновенно заскрипит и завоняет, и вдруг окажется, что нет у него уже никакой гармонии, ни порядка. Особенно того порядка, который обеспечивает каждодневную упорную работу. А также и плоды этой работы, пожинаемые мной. А от таких мыслей всего шаг до беспорядков. До бунтов и восстания. Понимаешь, Нейд? Тот, кто дает бабам средства для предотвращения беременности или ее прерывания, тот подрывает общественный порядок, провоцирует бунты и мятежи.
— Так и есть, — вновь воскликнул Ксандер. — Истинно так!
Литта ничего не имела против демонстрации авторитета и властности Белогуна, она прекрасно знала, что как чародейка она неприкосновенна, а единственное, на что способен король, это пустая болтовня. Однако она воздержалась от отдельного упоминания того факта, что в его королевстве уже давно все скрипит и смердит, что порядка в нем кот наплакал, а единственная гармония, известная его жителям, это музыкальный инструмент, разновидность аккордеона. И что приплетание к этому женщин, материнства и уклонения от него доказывает не только его женоненавистничество, но и кретинизм.
— В твоем длинном рассуждении, — вместо этого сказала она, — упорно повторяется тема умножения богатства и благосостояния. Я тебя прекрасно понимаю, поскольку мое собственное благосостояние мне также крайне дорого.
И ни за что на свете я не откажусь от того, что мне это благосостояние обеспечивает.
Я считаю, что женщина имеет право рожать, когда захочет и право не рожать, когда не хочет этого, но я не собираюсь устраивать диспут на эту тему. В конце концов, каждый имеет право на собственные взгляды. Обращаю лишь внимание на то, что за оказываемую женщинам медицинскую помощь я получаю оплату. И это весьма существенный источник моих доходов. У нас в ходу свободная рыночная экономика, король. Так что не вмешивайся, пожалуйста, в источники моих доходов. Потому что мои доходы, как тебе хорошо известно, это также доходы Капитула и всего Братства.
A Братство очень скверно реагирует на попытки ущемления его доходов.
— Ты что, пытаешься мне угрожать, Нейд?
— Вовсе нет. Более того, я предлагаю далеко идущую помощь и сотрудничество. Знай, Белогун, что если насаждаемая тобой эксплуатация и грабеж людей вызовет в Кераке волнения, если зажжется здесь, изящно выражаясь, пламя восстания, если к тебе придет взбунтовавшаяся чернь, чтобы вышвырнуть отсюда за шкирку, свергнуть с престола и сразу после этого повесить на первом суку… Тогда ты cможешь рассчитывать на мое Братство. На чародеев. Мы придем на помощь. Не допустим восстания и анархии, потому что и нам они не на руку. Так что пользуйся и преумножай свое богатство. Преумножай спокойно. И не мешай преумножать другим. Очень прошу и советую.
— Советуешь? — взбеленился Ксандер, вскакивая с кресла. — Ты советуешь? Отцу? Он король! Короли не слушают советов, короли приказывают!
— Сядь, сын, — поморщился Белогун, — и помолчи. А ты, чародейка, навостри уши. У меня есть что сказать.
— Ну?
— Я беру себе новую женушку… Семнадцати лет… Вишенка, скажу я тебе. Вишенка на торте.
— Поздравляю.
— Я делаю это по династическим соображениям. В заботе о наследниках и порядке в государстве.
Поделиться книгой: