Помоги проекту - поделись книгой:
И очень не люблю, когда порежусь, вдобавок – мазать палец йодом.
Я не люблю, что у нас в коридоре тесно и взрослые каждую минуту снуют туда-сюда, кто со сковородкой, кто с чайником, и кричат:
– Дети, не вертитесь под ногами! Осторожно, у меня горячая кастрюля!
А когда я ложусь спать, не люблю, чтобы в соседней комнате пели хором:
Очень не люблю, что по радио мальчишки и девчонки говорят старушечьими голосами!..
О том, как все было на самом деле…
Меня зовут Денис Викторович Драгунский.
«Денискины рассказы» написал мой отец, Виктор Юзефович Драгунский.
Поэтому все считают, что это рассказы про меня. Что я и есть тот самый Дениска. Тем более что в самой первой книге про Дениску – она называлась «Он живой и светится» и вышла в 1961 году – мальчик на картинках был очень похож на меня маленького.
Книга была очень красивая. Это понятно – ее делал великолепный книжный художник Виталий Горяев. Я помню, как папа принес домой коричневый бумажный пакет, вскрыл его и вытащил тонкие большие книги. На обложке – окно, и на окне сидит мальчик со спичечным коробком, в котором живет светлячок. Мальчик был вылитый я, только помладше. Я даже удивился.
Вот как это получилось. У мамы была одна знакомая. Она была фотографом. Однажды она сделала много-много маленьких фотографий – я с мамой, я один, я с книжкой. Я там был лохматый и в штанах с помочами. Мама склеила эти фотографии в такую длинную гармошку. И папа дал эту гармошку Виталию Горяеву.
В результате мальчик Дениска на картинках был почти в точности я в шестилетнем возрасте. С волнистой шевелюрой и в штанах с помочами. Все папины и мамины знакомые говорили мне: «Ого! Ты хоть понимаешь, что папа написал книжку про тебя?»
Довольно странная ситуация, между прочим. Жить в обнимку с литературным героем, про которого все уверены, что это я и есть.
Но вся штука в том, что Дениска Кораблев – именно литературный герой, а не маленький Денис Драгунский.
Кстати говоря, ребята в нашей школе это прекрасно понимали. Чувствовали разницу между живым человеком и литературным персонажем. Мой папа несколько раз приходил к нам в школу и читал свои рассказы. Набивался полный зал. Все смеялись, хлопали, просили надписать книгу на память. Но никто, ни один человек, не называл меня «Дениской из рассказов» и не задавал вопросов: «А это правда было?»
Вопросы начались потом. Когда я уже стал студентом и подросли дети, которым мамы и папы читали «Денискины рассказы».
Вот тогда – то есть примерно лет через десять после первого появления «Денискиных рассказов» – имя Денис стало довольно популярным. А когда я родился, это было очень редкое имя. Во-первых, старинное. А во-вторых, какое-то специально народное, как будто даже деревенское. Знакомые говорили: «Как странно Витя Драгунский назвал своего сына – то ли Денис, то ли Герасим!» А в школе учителя меня по ошибке называли то Максимом, то Трофимом, а то даже Кузьмой.
Но вот, говорю, подросло первое поколение читателей «Денискиных рассказов».
И у меня стали спрашивать: «Это про вас? Это вы приходили из школы или прибегали со двора и рассказывали своему папе, и он всё записывал? Или он просто смотрел на вас и описывал ваши приключения? И вообще – это всё правда было?»
Ответов – два.
«Конечно, нет!» и «Разумеется, да!». Оба ответа – правильные.
Конечно, Виктор Драгунский сочинял свои «Денискины рассказы» совершенно самостоятельно, безо всяких подсказок со стороны десятилетнего мальчишки. И вообще, что за ерунда? Получается, что любой грамотный человек может в два счета стать детским писателем. Спроси у ребенка, что сегодня было в школе, запиши и беги в редакцию! Тем более что я уверен – у многих ребят в школе или во дворе случались приключения в сто раз интереснее, чем у Дениски.
Но писатель должен сочинять сам.
Так что все «Денискины рассказы» придуманы моим папой. Пожалуй, кроме рассказа «Третье место в стиле баттерфляй» и нескольких кусочков из рассказов «Что я люблю», «…И чего не люблю». Это действительно было на самом деле. А всё остальное – сочинено от первого до последнего слова.
На самом деле я не менял самосвал на светлячка, не видел в цирке Девочку на шаре, меня в том же цирке не хватал по ошибке клоун Карандаш и не утаскивал под купол. Я не катался по двору на велосипеде с мотором. Не попадал в автомобильную аварию, описанную в рассказе «Человек с голубым лицом». Мы с Мишкой не врали наперегонки на уроке, я не пел куплеты «Папа у Васи силен в математике» и не пил целую бутылку лимонада, чтобы весить ровно двадцать пять кило. В общем, ничего не делал из того, что вытворял Дениска вместе с Мишкой и Алёнкой.
И самое главное, я не выливал манную кашу из окна.
Хотя это самый главный вопрос, который мне задают уже пятьдесят лет:
– Дениска, Денис, Денис Викторович! А про кашу из окна – это правда?
Неправда.
Да, я терпеть не мог манную кашу. Но из окна я ее не выливал. Почему – расскажу потом, в главе «Квартира».
Кстати, а кем работает Денискин папа? И кто его мама?
На самом деле мои папа и мама были артистами эстрады. Мама – ведущая программы в танцевальном ансамбле «Березка», а папа – когда он только начал писать «Денискины рассказы» – был артист, режиссер и сочинитель сценок в маленьком эстрадном театре «Синяя птичка».
Но в рассказах – папа инженер, а мама – студентка. Дениска говорит: «Папа на заводе, мама в институте». Папа уезжает в командировку на Урал. К папе приходят друзья и спорят целый вечер над какими-то чертежами. В рассказах мама и папа совсем молодые, а на самом деле, когда я родился, моему папе было тридцать семь лет, а маме двадцать шесть.
Вот я объяснил, что нет, «Денискины рассказы» – это не про меня. Вроде бы всё доказал, очень убедительно.
А теперь скажу – да конечно же про меня!
Но я не про отдельные приключения, которые, еще раз повторяю, выдуманы все, от первого до последнего случая.
Я про жизнь, которая там описана.
Это моя мама, с глазами зелеными, как крыжовник. «Самая красивая мама во всем классе», как признал Мишка Слонов. Это наш двор, наша квартира, наша – моя то есть – школа. И велосипед с мотором, и дача. Учительница у нас была Раиса Ивановна. Мишка и Алёнка – реальные люди, с Мишкой я до сих пор дружу. А вот Аленку мы с Мишкой не смогли разыскать, говорят, она за границу уехала.
И вообще, все люди из «Денискиных рассказов» – дети и взрослые – были когда-то в моей жизни. И дачный сосед Борис Климентьевич (на самом деле драматург Климентий Борисович Минц) со своей собакой Чапкой, и Ванька Дыхов (старший приятель моего детства Иван Дыховичный). И Костик, и Андрюшка, и Павля. Вожатая Люся, Левка Бурин, Валерка, который на школьном концерте играет на аккордеоне, а бабушка из зала ему дирижирует и подпевает. И мелькнувшая в одном рассказе девочка Катя Точилина – была у нас такая в первом классе. И управдом Алексей Акимыч – он был, честное слово, так его и звали!
Тетя Мила и Алексей Михайлович – давние папины знакомые. С тетей Милой папа вместе сочинял слова для песен, а Алексей Михайлович – старый драматург, популярный в тридцатые годы.
Тётя Роза – это мамина подруга детства, с ней мама продружила всю жизнь. Кстати, папа тоже любил своих друзей детства, школьных товарищей. Их было пять человек, они очень часто приходили к нам в гости. Это были обычные инженеры, добрые и хорошие, и папа не променял их на разных знаменитых людей, с которыми познакомился, когда стал известным писателем.
Даже имена кого-то мне напоминают. Например, капитан дальнего плаванья Харитон Васильевич. А моего дедушку, маминого папу, звали Василий Харитонович. Хотя он был никакой не капитан, а просто шофер.
Жалко только, что в книге не нашлось места для моей любимой бабушки, папиной мамы. Она всего один раз промелькнула, в рассказе «…Бы».
Так что в «Денискиных рассказах» с удивительной точностью описана моя жизнь. Мое детство, мой восьмилетний и чуть старше возраст. Поэтому эта книга, конечно же, про меня. Про моих друзей. И про тех ребят, кто прочитает ее сегодня.
То есть про всех мальчишек и девчонок на свете.
Пусть они теперь сами решают – было это всё или не было.
Квартира
Тайное становится явным
Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:
– …Тайное всегда становится явным.
И когда она вошла в комнату, я спросил:
– Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?
– А это значит, что, если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?.. Ложись-ка спать!
Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.
Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.
– Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!
Я сказал:
– Видеть не могу манную кашу!
Но мама закричала:
– Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый кощей! Ешь. Ты должен поправиться.
Я сказал:
– Я ею давлюсь!..
Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:
– Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?
Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле Царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:
– Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!
Тогда мама улыбнулась:
– Ну вот, съешь всю кашу, и пойдем. А я пока посуду вымою. Только помни – ты должен съесть все до дна!
И мама ушла на кухню.
А я остался с кашей наедине. Я пошлепал ее ложкой. Потом посолил. Попробовал – ну невозможно есть! Тогда я подумал, что, может быть, сахару не хватает? Посыпал песку, попробовал… Еще хуже стало. Я не люблю кашу, я же говорю.
А она к тому же была очень густая. Если бы она была жидкая, тогда другое дело, я бы зажмурился и выпил ее. Тут я взяли долил в кашу кипятку. Все равно было скользко, липко и противно. Главное, когда я глотаю, у меня горло само сжимается и выталкивает эту кашу обратно. Ужасно обидно! Ведь в Кремль-то хочется! И тут я вспомнил, что у нас есть хрен. С хреном, кажется, почти все можно съесть! Я взял и вылил в кашу всю баночку, а когда немножко попробовал, у меня сразу глаза на лоб полезли и остановилось дыхание, и я, наверно, потерял сознание, потому что взял тарелку, быстро подбежал к окну и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.
В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:
– Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.
В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:
– Здравствуйте! – и подошел к окну и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.
– Что вам нужно? – строго спросила мама.
– Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке смирно. – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами, и между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!
– Не клевещите. Ничего я не выливаю!
– Ах, не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!
И к нам вошел какой-то дяденька.
Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.
На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе – наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:
– Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!
Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
– Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!
И они все трое вышли в коридор.
Поделиться книгой: