Любопытство не порок (сборник)

Кряжимский почему-то окончательно растерялся и посмотрел на меня, не зная, что же делать дальше.

– Позже заедем? – тихо спросил он.

Я не успела ответить, потому что мужчина в куртке, спустившись с лестницы, подошел к киоску.

– А Спиридонова не было, что ли, сегодня? – грубоватым голосом спросил он.

– Не видела, Максим Иванович, мимо меня не проходил, – разулыбавшись, ответила ему неприветливая с Кряжимским старая перечница.

Пожав плечами, уважаемый персоналом Максим Иванович вышел на улицу.

– Если директора нет, его заместитель, наверное, на месте? – твердо спросила я, неприязненно поглядывая на киоскершу. – Как к нему пройти?

– А вы по какому делу, девушка? – снова попыталась показать свою значительность эта мерзкая тетка.

– Ваше руководство вам это и объяснит, если посчитает нужным, – сказала я. – Так где же кабинет заместителя?

Что-то проворчав, но не слишком громко, чтобы я на всякий случай не услышала, продавщица ткнула прямо из своего окошка пальцем наверх:

– Вторая дверь направо.

Пройдя мимо не пошевелившегося омоновца, мы поднялись по лестнице и толкнули нужную нам дверь.

Заместителем директора оказалась приятная пожилая женщина в темно-синем костюме и больших очках. Когда мы вошли к ней, она мирно пила чай с лимончиком и читала газету «Культура».

С ней мы договорились быстро. Сработали и редакционные удостоверения, и то, что она уже не первый год трудилась в галерее и, как сама выразилась, была воспитанницей Спиридонова.

– Что вы, что вы! – сразу же заволновалась она. – Никто никаких обвинений ему не предъявлял, что вы! Ну, может, директор и сказал что-то, но сами поймите: это же ван Хольмс, пятнадцатый век, Голландия… Очень большая потеря, очень! А Николая Игнатьевича мы все очень уважаем, и никто на него и не подумал даже, я и сама его воспитанница, – повторила она во второй раз, очевидно, считая этот факт наилучше характеризующим Спиридонова.

Я переглянулась с Кряжимским. Было ясно, что от беседы с этой перепуганной заместительшей толку будет немного.

– А не могли бы вы разрешить нам заглянуть в ваши запасники, если можно, конечно, – вдруг попросил Сергей Иванович. – Нам хотелось бы составить свое мнение о происшествии.

– Заглянуть к нам в запасники?! – полуобморочным шепотом повторила за ним заместитель директора и сложила ладони на груди, словно уже собралась умереть от ужаса, который ей внушили эти слова.

– Если бы дали нам в сопровождение вашего сотрудника, мы были бы вам очень благодарны, – тихо сказала я, стараясь вложить в свой голос побольше значительности.

Тяжко вздохнув, бедная заместительша, уже, наверное, не знающая, как от нас отделаться, поднялась из-за стола и, оставив на нем остывающий чай, вышла в коридор.

– Пойдемте, – пробормотала она, – может быть, кого-нибудь вам найду…

Долго искать ей не пришлось: только мы с Кряжимским вышли из кабинета, как на глаза заместительше сразу попалась и жертва.

– Риточка! – крикнула она, взмахнув рукой. – Подойди сюда, пожалуйста.

К ней приблизилась девушка, одетая в черные джинсы и зеленый свитер. Ее черные волосы были забраны в «хвост» и стянуты кожаным ремешком.

Это была та самая девушка, из-за которой белая «Ауди» рискнула подставить свой импортный борт под бампер нашего такси.

– Риточка, эти из газеты «Свидетель», хотели бы посмотреть запасник вашего отдела, покажи им, пожалуйста, ладно?

Рита пожала плечами и, скользнув равнодушным взглядом по Кряжимскому, быстро осмотрела мой плащ.

Правильно, таких плащей в Тарасове больше ни у кого нет. Эксклюзив, единственный экземпляр, мне его в нашем Доме быта одна портниха срисовала с модели Кардена. И очень удачно получилось, между прочим.

– Ладно, – нехотя ответила Рита и пригласила нас идти за ней.

Пройдя длинными коридорами и узкими лестницами, мы спустились куда-то ниже уровня уличного асфальта и попали в короткий коридорчик, в котором была только одна обитая жестью дверь, запертая на висячий замок.

Вынув из кармана ключ, Рита с трудом отперла замок и пропустила нас внутрь.

Зайдя в отворенную комнату, мы увидели высокие стеллажи, на которых стояли и лежали прикрытые калькой картины, картинки и мелкая пластика.

– Вот и наше богатство. – Рита сделала жест рукой, потом достала пачку «Винстона» из заднего кармана джинсов, выбила сигарету и прикурила от спички.

Я осмотрела комнату. Она была приблизительно метров двадцать по площади, но высокий потолок делал ее зрительно больше. Справа, высоко от пола были два больших окна, и, хотя света, идущего из них, хватало, горели еще и четыре потолочных светильника. Создавалось впечатление излишней иллюминации. Я об этом Рите и сказала для завязки разговора.

– Картины умирают без света, – равнодушным голосом ответила она, – краски темнеют и жухнут. А еще насекомые наглеют… Жрут, сволочи, а при свете они… – Рита замялась, видимо, подыскивая эпитет.

– Стесняются? – подсказала я. Рита усмехнулась и откашлялась.

– В наше время никто ничего не стесняется, – поучительным тоном сказала она, – ни мужички…

– Ни жучки, – подхватила я, и холодок между нами исчез.

– Вас что интересует конкретно? – спросила она.

– Пропавший ван Хольмс тоже хранился здесь? – задала я первый вопрос.

Рита подошла к одному из стеллажей, расположенных прямо под окном, и показала на среднюю полку.

– Он стоял здесь в специальных зажимах, – объяснила она, – зажимы удерживали доску в вертикальном положении.

– Какую доску? – не поняла я.

Рита взглянула на меня с удовлетворением и словно нехотя пояснила:

– Ван Хольмс писал на дубовых досках, как и все голландские художники того времени. Техника живописи на холстах пришла позже из Италии.

– А кто имеет сюда доступ, кроме вас и Николая Игнатьевича? – спросила я Риту.

– Этот вопрос уже задавался семьдесят семь раз, – вздохнула Рита. – У нас в отделе еще два человека, помимо меня и Николая Игнатьевича, сегодня они выходные… А еще приблизительно тогда же, когда пропал Хольмс, здесь побывало много народу. Вплоть до выпускного курса худучилища, они копировали голландские пейзажи семнадцатого века.

– Значит, его могли взять и студенты? – уточнила я.

– Что значит «взять»? – переспросила Рита. – Студенты здесь были не одни, с ними всегда находился кто-то из персонала, к тому же нужно не только взять, но и вынести, а это уже сложности второго порядка…

– А почему же все эти экспонаты не в залах, а здесь? – задала я последний вопрос, который с самого начала вертелся у меня наязыке.

Рита пожала плечами:

– Причин куча: и некоторая поврежденность экспонатов, и перебор материала по одной тематике в экспозициях, да мало ли что еще?

Побродив по хранилищу и не придумав новых вопросов, мы решили возвращаться.

Рита повела нас уже другой дорогой, сказав, что так будет короче. Неожиданно она спросила:

– Вы любые материалы печатаете?

– Что значит – любые? – не поняла я. – Очень даже не любые. Порнуху – ни в коем случае. Кроссвордов у нас тоже нет, да мало ли чего еще нет. Скажи конкретнее, что тебя интересует, и я отвечу.

Рита подумала, потом снова спросила:

– А если это будет сенсация, но без указания фамилии автора? Такое возможно?

Я внимательно взглянула на нее.

– Сенсации бывают разные, что ты имеешь в виду? Или это пока совсем уж страшный секрет?

Рита опять помолчала.

– Ну предположим, я точно знаю, где лежит клад. Не деньги, а что-то другое, но тоже очень ценное. Я хочу об этом рассказать, но не раскрываясь сама. Такое можно будет сделать?

– Конечно. Мы можем дать анонимную статью, указать, что редакция ответственности за нее не несет, что все написанное – это личное мнение автора. Но материал должен быть интересен. Текст есть? Давай я посмотрю. Пока на руках текста нет, что-либо конкретное сказать трудно.

– Не написала еще текста. Но напишу, – сказала Рита.

– Для нас главное, чтобы было интересно, – еще раз уточнила я, – желательна сенсация…

– Вот-вот, – подхватила Рита. – И если я дам сенсационную статью, вы напечатаете ее без моей фамилии… Такое возможно?

Я с интересом посмотрела на нее.

– Конечно, вариантов много. Можно дать под псевдонимом, можно действительно пустить без указания авторства. Редакция только обозначит, что за достоверность не ручается. Только, Рита, – я постаралась выделить голосом эту фразу, – нужны факты, которые можно было бы проверить.

– Это я понимаю, – рассмеялась она, – я не собираюсь писать, что на горе Арарат найден Ноев ковчег с турбинным двигателем фирмы «Виккерс». Моя сенсация у всех перед глазами, я только помогу ее разглядеть.

– Договорились, – ответила я и, достав из своей сумочки визитку, протянула ей. – Здесь мой телефон и адрес редакции, приходите с материалом, поговорим подробнее.

Дойдя до выхода из галереи, мы с Кряжимским распрощались с Ритой, поблагодарив ее за экскурсию, и вышли на улицу.

А там крутится в воздухе первый мелкий снег. Как ни грустно об этом думать, но скоро наступит зима.

Я в общем-то была довольна результатом поездки в галерею. Было ясно, что обвинение Спиридонова по меньшей мере притянуто за уши: минимум четыре человека имели возможность совершить эту кражу, и кроме того, слова Риты породили во мне какую-то смутную надежду. Я почему-то была уверена, что ее «сенсация» будет близко касаться галереи и, возможно, поможет узнать что-то новое по поводу этого дела.

Вернувшись в редакцию, я увидела Виктора. Он рассказал мне, что довез Спиридонова до его дома, тот поднялся в свою квартиру на девятом этаже и, выйдя на лоджию, бросился вниз.

Услышав об этом, я заплакала… Остаток рабочего дня прошел как в тумане. Впрочем, что я говорю! День уже был нерабочим по определению.

Маринка ставила один кофейник за другим, все мы собрались в моем кабинете и больше молчали, чем разговаривали. Все было и так понятно, о чем говорить?

Письмо, которое мне оставил Спиридонов, было вскрыто почти сразу же, как Виктор принес мне кошмарную весть. Прочитав письмо, – в общем и целом, оно повторяло содержание того, что мне сказал сам Спиридонов, – я отдала письмо Кряжимскому, поручив поместить его в завтрашнем номере на первой полосе, выкинув с нее все, что будет мешать публикации.

Ошарашенный новостью Сергей Иванович даже спорить не стал, хотя внесение изменений в уже сверстанный номер он не терпел категорически.

Незаметно подошел вечер, и нужно было уже собираться домой. Не знаю, как у других, а у меня совершенно не было никакого желания возвращаться к себе и запираться в собственных стенах.

Зазвонил телефон на Маринкином столе, и она, быстро вскочив со стула, вылетела из кабинета.

Вернувшись, она подсела ко мне:

– Звонила Эльвира Карловна, я сказала, что мы подъедем обязательно.

Я недоуменно взглянула на нее.

– А кто такая эта Эльвира?

– Забыла, что ли? Эльвира Карловна – гадалка, которой я сегодня звонила. Она ждет нас с семи часов. Ну что, едем?

Я подумала и кивнула.

Я довольно-таки скептически отношусь ко всякой мистике, но сегодняшний день немного выбил меня из колеи. К тому же на самом деле Маринка еще утром говорила о визите к гадалке. Может, это будет и интересно.

– Поехали, почему бы нет, – вздохнув, ответила я, – вот только кто поведет машину? Я боюсь, что у меня это просто не получится.

– Мотор возьмем! – ответила Маринка. – Подумаешь, сложность! Или лучше нет. Виктор! – позвала она сидящего напротив нее нашего фотографа.

Виктор поднял на нее глаза, кивнул и протянул мне руку ладонью вверх. Поняв его без слов, я опустила ему в ладонь ключи от своей машины. Это я делала уже во второй раз за сегодняшний день. Вспомнив об этом, я вздрогнула и постаралась подумать о чем-нибудь нейтральном. Не хватало еще психом стать от такой жизни.

Мы вышли из здания редакции все вместе, ну а потом наши пути разошлись. Сергей Иванович пошел налево, а я с Маринкой и Виктором направо.

Виктор сел за руль, Маринка рядом с ним, я расположилась сзади. Можно считать, что я удачно устроилась, потому что Маринка могла болтать сколько ей влезет, а мне совершенно необязательно было изображать глубокомысленное внимание к ее словам.

– Адрес? – спросил Виктор меня, оглядываясь через плечо.

Я кивнула на Маринку:

– Вот наш рулевой на сегодня.

– В Заводской район, шестнадцатый квартал, а куда дальше – покажу, – сказала Маринка, и Виктор сразу же тронул машину с места.

Маринка болтала всю дорогу, почти не умолкая, перебрав кучу тем и использовав весь набор эмоциональных окрасок фраз, от трагического шепота, когда она говорила про оккультизм, до негодующего крика, когда вспоминала про Спиридонова. Я делала вид, что смотрю в окно, хотя на самом деле внимательно ее слушала, что ей периодически и подтверждала, когда она спрашивала, слышу ли я, о чем она говорит.

Эльвира Карловна жила на самой окраине города недалеко от химзавода. Помнится, в те времена, когда эта вонючка дымила в полную мощь, дышалось в здешних местах с трудом. Сейчас же только легкое ацетоновое веяние в воздухе говорило, что где-то рядом производят какую-то гадость.

Но в сравнении с прошлыми временами это было почти благоуханием.

Эльвира Карловна обитала в обычной пятиэтажке, во двор которой мы медленно протряслись по щербатому асфальту.