Оборотень третьего рода (Ментоморфозы)

Юлия Черных

Оборотень третьего рода (Ментоморфозы)

Когда возвращаешься в дом за забытой вещью, надо непременно посмотреть в зеркало, иначе пути не будет. Я никогда так не делаю. Потому что не знаю, кого увижу в темной стеклянной глубине на этот раз.

Сегодня я буду Троллем. Зубы чистить не обязательно, вода вредна, точит камень, а мыло вообще буржуйская затея. За ночь наросло щетины вроде мелких сталагмитов. Провожу по роже бритвой, она ломается в руке пополам. Опять не свою схватил. Пес с ним, я и так красивый — все девки в обмороке.

На завтрак позавчерашняя горбушка с твердым сыром. Одеваюсь, собираюсь, выхожу. Уже закрыв входную дверь, вспоминаю, что забыл. Возвращаюсь, хватаю картуз, и бегом наружу. Никаких зеркал!

В двери на лестничную клетку болтается связка ключей. Наверняка Тамарка курит. Так и есть. Соседка, пухленькая красотуля, смолит сигаретку у мусоропровода и приветствует меня взмахом руки. Подхожу.

— Что ж Вы, Тамара, так неосторожно себя ведете, ключи где попало оставляете. Допустим, выйдет из лифта преступник и осуществит преступное посягательство на Ваше здоровье и имущество.

— Это как? — теряется Тамара.

— Изнасилует и ограбит, — поясняю.

— Изнасилует… — мечтательно тянет Тамарка. Вот дуреха!

— Кхм! Придется мне сегодня вечером провести среди Вас профилактическую беседу.

Тамара согласно кивает.

На службе едва успеваю к утреннему разводу. Майор Дубинин пожимает мне руку и смотрит в глаза — так он определяет, на какой фронт борьбы с преступностью меня отрядить. Троллю положено бороться за общественную безопасность в патруле или охране. Бывают еще спецзадания, где не обойтись без моей силы и неуязвимости.

— Акимочкин, в шестую группу.

О, с этими я ездил, неплохие ребята, особенно капитан Бобров, их старший.

Когда я прохожу по коридору мимо контрольного отдела, до меня доносится: «оборотень в погонах». Настораживаюсь, прислушиваюсь. Нет, это не про меня. Это про тех, кто в бандюки подался, не меняя профессию, или кому сначала дают на лапу, а потом дают по рукам. Про Тролля, Скорпиона и Умника знает только Дубинин. Он меня оберегает от излишнего внимания, даже адрес в отделе кадров липовый.

Едва начали объезд района — вызов. Вооруженный захват заложников, вот оно как. Громко звучит, так и чудятся кадры из хроники: самолеты, банки, группа Альфа мужественно выручает почти без потерь… Да нет, откуда в нашем подмосковном захолустье международные террористы? Какая-нибудь сволочь, допившись до зеленых слонов, терзает семью.

Так и оказалось. Во дворе посреди затоптанного лужка труп собаки, под прикрытием котельной под мелким дождиком ежится участковый и сдержанно матерится. На безопасном расстоянии собралась небольшая толпа зевак. За действием наблюдают из фургончика «Дежурной части» — когда успели? В окно третьего этажа время от времени высовывается лысоватый мужик с ружьем и что-то орет. Завидев патруль, он первым делом стреляет по машине. Не на тех напал, у нас не просто УАЗ-3160, а оперативно-служебный автомобиль УУМ, в «Спецтехнике» делали!

Подъезжаем к котельной. Участковый докладывает, обильно пересыпая речь неуставными выражениями, что гражданин Пилипец терроризировал беспробудным пьянством весь подъезд три недели, а сегодня окончательно распоясался, застрелил собаку гражданки Лукиных и ранил ее саму и случайного прохожего. На данный момент заперся в квартире, взял в заложники жену и детей и требует чемодан долларов и вертолет.

— Дети большие?

— Пять лет и годик.

Бобров смачно сплевывает.

— А если подстрелить? — это Костик, сержант, он у нас недавно.

— Говна не оберешься. Забыл, как по прокуратурам таскался?

Костик уже кого-то «подстреливал», якобы при задержании. Потом полгода оправдывался и в итоге перешел к нам в горотдел с понижением.

В окне сменяется экспозиция. За спиной террориста показывается встрепанная женщина с младенцем на руках. Видимо, она что-то ему говорит. Мужик вскидывается, оборачивается и стреляет внутрь квартиры. Слышится детский крик. Участковый бледнеет с лица. «Говорил дуре, сажать надо», — шепчет он с досадой.

Бобров смотрит на меня.

— Надо брать. Ты как?

— В форме, как всегда! — это у меня каламбур такой.

В подъезде за нами увязывается оператор «Дежурной части». Посторонних мы не любим, но этот профессионал, мешать не должен.

Дверь железная, хорошая. То есть для нас плохая. Я разбегаюсь и луплю в районе замка. Ах ты черт! Замок выбило, но у мужика стоят упоры в пол и потолок.

— Всем отойти! — ору, снова бью в верхний угол двери и влетаю внутрь. Пилипец стоит посреди комнаты с ружьем на перевес. Бах! — пуля рикошетирует от каменной груди Тролля и попадает в буфет. Пилипец оглядывается на звон, я бросаюсь на него, вырываю ружье, ломаю об коленку, хватаю мужика, скручиваю, тоже, кажется, что-то ломаю. В комнату протискивается Бобров и Костик в бронежилете, надевают на мужика наручники и от избытка чувств пинают неуставными десантными ботинками. Финиш.

После, когда преступника забрала служба конвоирования, жену и детей увели из разгромленной квартиры и погрузили в Скорую, ко мне подошел парень из «Дежурной части».

— Сержант, ты в порядке? Мне показалось, что этот мудак стрелял в упор.

— Пуля отлетела от нагрудного знака, который я ношу во внутреннем кармане в качестве талисмана, — дурачусь я. — А вообще, он просто промахнулся. Третью неделю с перепоя, руки-то дрожат.

Возвращаемся в отдел, докладываем с Бобровым майору Дубинину.

— Я уже в курсе, — вид у майора недовольный.

По телевизору идет «Дежурная часть». Мелькает моя перекошенная рожа, разбитая дверь и Пилипец с ружьем. Шустрые ребята! Корреспондент повторяет мою хохму про нагрудный знак, от которого отлетают пули, и вдохновлено врет, что знак мне якобы вручил некий шериф за особые заслуги.

— Бобров, готовьте рапорт о задержании правонарушителя и на поощрение сотрудников, кого считаете нужным. Можете идти. А Акимочкин мне сейчас доложит, какие такие шерифы раздают нагрудные знаки сотрудникам нашего горотдела.

Я краснею как юная девушка.

— Виноват, товарищ майор! Прикололся неудачно. Преступник стрелял с двух метров и если бы попал, никакой нагрудный знак не спас бы.

— То есть, он промахнулся?

— Так точно!

— А дырочку в кителе ты для ордена проделал?

Хватаюсь за грудь. Блин, не заметил!

— Тебя на всю страну показали с дымящейся дыркой в кителе. Ты даже не подумал ее чем-нибудь завесить! Хорошо, хоть соврал к месту. — Дубинин встает, обходит стол и обнимает меня за плечи. — Игорь, я обещал твоей маме, что буду присматривать за тобой, но я не могу вечно тебя прикрывать и водить за ручку. Будь внимательней.

— Есть быть внимательней! — говорю я, разворачиваюсь и выхожу, прижимая к левой груди папку для доклада с Дубининского стола. Там, наверно, важные документы, но мне по фигу, надо срочно менять китель на куртку.

В кабинете, где стоит мой стол, Костик говорит по телефону. Завидев меня, он чуть не бросает трубку. Я машу рукой: «Звони, звони». Костик продолжает:

— Да, мама… Нет, мама… Я кого-нибудь попрошу. Да вот Игоря, хотя бы (прикрыв трубку рукой) Игорь, поможешь мне шкаф перетащить?

Я киваю. Почему бы нет, мама это святое. Тамарка подождет с вечерней лекцией.

Костикова мама живет в кирпичном доме вполне буржуйского вида, рядом с Цыганским парком. Надо же, а он плел, что предки в деревне прозябают.

Поднимаемся на двенадцатый этаж. Костик звонит. Открывается двойная стальная дверь, мы заходим. Через просторную прихожую, отвернувшись от зеркала, через широкий коридор мимо кабинета с книжными полками прохожу за Костиком в гостиную. Там, в большом кресле сидит смутно знакомый седоватый человек, а по бокам имеются двое бойцов в черном и при каждом по собачке породы восточноевропейская овчарка. Ситуация перестает мне нравиться.

— Ну, и где шкаф? — спрашиваю я тоном Буратино на Поле Чудес. Седой улыбается, молодые ржут в голос, овчарки переглядываются.

— Славянский шкаф уже продали, не беспокойтесь, юноша. Но у меня к Вам есть интересное предложение. Как насчет перевода в Москву? Офицерская должность, работа не пыльная, зеленый район недалеко от центра.

— А, шкафа нет, — перебиваю. — Ну, я пошел.

Разворачиваюсь и устремляюсь к выходу. Собаки с лаем бросаются за мной — да что они мне сделают! — боевики спешат следом. В коридоре устраивают кучу-малу, пытаясь меня задержать, расталкиваю всех локтями, собак отшвыриваю не глядя, бегу к двери…

И тут падает сетка.

Она накрывает меня со всех сторон. Пытаюсь ее скинуть, разорвать, но только больше запутываюсь. Заставляю себя успокоиться и не трепыхаться. Сетка наша, противопобеговое заграждение «Паутина», сам ее испытывал, разорвать даже Троллю не под силу.

Краем глаза замечаю, что бойцы в черном подбираются со спины со стропой руках. Думай быстрее, мудило каменное! Эх, был бы я Умником. Да даже если бы Скорпионом… Стоп. Зеркало. В прихожей.

Осторожно, насколько позволяет сетка, продвигаюсь к выходу. Кто-то из бойцов суется под руку и получает локтем в лицо. Другой, посообразительней, пытается сбросить меня на пол, дергая сетку, но я уже ухватился за край косяка, я уже вижу свое отражение. Ну же!

Мы с отражением встречаемся глазами. Зеркало на мгновение мутнеет и возникает страшная белесая морда с тонкими усиками, черными жвалами, глазами на стебельках. Скорпион! Тоже не фигово. Ну, хватит любоваться.

Резким движением клешней разрезаю кевларовую сетку и вываливаюсь наружу. На дверь времени нет. Пробегаю мимо застывших от неожиданности врагов, мимоходом хлестнув хвостом Седого, врываюсь в кабинет. Там хватаю какую-то папку и бросаю в окно. Стекло со звоном лопается. Взмахнув рудиментными крылышками, я выпрыгиваю наружу и цепляюсь всеми шестью лапами за стену. На землю летят осколки разбитого стекла и бумаги, осыпая куртку и хитиновый панцирь.

Наверно, со стороны удивительное зрелище — из окна двенадцатого этажа выпрыгивает милиционер и повисает на стенке головой вниз. Опять прокол, а что делать? Спишем на секретные технологии.

Однако, бойцы сейчас опомнятся и начнут палить или побегут внизу встречать. Панцирь Скорпиона так просто не прострелишь, но машиной догнать и задавить легко.

Добираюсь до пожарной лестницы и соскальзываю вниз. Руки покрываются ржавчиной и голубиным пометом. На бегу вытираю их о бумажки, высыпавшиеся со мной из окна. Перемахнув через дорогу, вбегаю в мелкий хаотичный осинник, стремительно, насколько позволяют кусты, несусь через овраг и скрываюсь в гуще бурелома. Все ребята, хрен поймаете, я дома.

Цыганский парк так зовется, потому что здесь периодически цыгане шатры раскидывают. Для города это и бедствие и удовольствие. Для горотдела бедствие однозначно. Впрочем, сейчас цыган нет. Проскакиваю поляну в овраге, где шатры стояли, выдавливая по дороге из брюшка капли тягучей жидкости, забираюсь в кусты, падаю и задними ногами забрасываю себя листвой. Глаза на стебельках оставляю снаружи, чтобы ориентироваться в ситуации.

Блин, какое брюшко, лапки, глаза на стебельках! Ничего этого у меня нет, и в то же время есть. Внешне я выгляжу всегда одинаково: крепкий светловолосый парень Игорь Акимочкин. Скорпионом я себя называю условно — настоящие скорпионы не такие, у них восемь, а не шесть конечностей и никаких крылышек. Но мой организм ведет себя так, как будто у него есть эти усики, глазки, липучки на лапках. И вот сейчас, уткнувшись лицом в мокрую августовскую траву, я вижу все, что происходит снаружи.

В отдалении слышу возбужденные голоса и собачий лай. За мной, что ли? Точно, я их чувствую. Сейчас будет кино. От слова «кинология».

Здоровенная овчарка, резво бежавшая в мою сторону, вдруг завертелась на месте, заскулила, обделалась и бросилась обратно. Другой пес учуял меня раньше — я слышал вой и ругань довольно далеко. Собаки — они не люди, собаки знают, с кем не стоит связываться.

Через несколько минут на поляну, тяжело дыша, выскакивает Седой и предатель Костик.

— Он где-то здесь. Собаки дальше не пошли. Можешь его обнаружить?

Костик поводит носом и оглядывается.

— Нет, Виталий Семенович, не чую. Цыгане махорку у шатров рассыпают, чтобы анаша не пронюхивалась.

— Тьфу, — расстроено говорит Седой. — Ну и что от тебя толку? Ты хотя бы понял, кто это?

— Игорь Акимочкин, наш сотрудник, я привел, как велели…

— Дурак, какая метаморфема?!

Костик пожимает плечами.

— А я знаю? Вам виднее. Вы же их лепили.

В кустах сижу до темноты, не столько опасаясь нападения, сколько привыкая к Скорпиону. Превращения днем опасны тем, что не успеваешь настроиться на новый образ. Спроси сороконожку: как она ходит, и сороконожка не двинется с места.

Они очень разные, мои зеркальные сущности. В юности Умник прочитал про оборотней все, что достал и узнал, что бывает два рода: истинный оборотень и оборотень второго рода. Истинный широко описан в литературе, от древних китайцев до Проспера Мериме. Под действием луны оборотень превращается в зверя и кушает всех подряд. Оборотень второго рода придумали опять-таки китайцы, а эстафету подхватили писатели-фантасты. Как лисы Поднебесной, оборотни второго рода сохраняют личность и помнят все свои приключения.

А я — оборотень третьего рода. Я тоже все помню, сохраняю личность, но у моих ипостасей совершенно разные характеры, способности и особенности. Мы даже по-разному двигаемся. Тролль ходит на двух ногах, он неповоротлив и тяжеловат, а Скорпион бегает на четырех. В результате возвращаюсь домой короткими перебежками от столба к столбу, подавляя в себе желание поднять средние ножки и идти на нижних. Запоздалые прохожие имели возможность полюбоваться зрелищем изрядно поддатого мента в мятой и грязной форме. Боюсь, этим вечером я здорово подорвал доверие населения к милиции.

Прихожу ночь-заполночь, голодный, как стая тараканов, выедаю в холодильнике все мясопродукты, а потом заваливаюсь на диван и перебираю в уме прошедшие события. Ждали явно Тролля. Его можно взять только сетью или обернув чем-либо плотным. Почему-то Тролль совершенно теряет способность к сопротивлению, оказавшись, образно говоря, под одеялом с головой. Ни Скорпиона, ни Умника сетью не возьмешь. Зато меня можно придавить чем-нибудь тяжелым или задавить машиной, а Умник боится всего острого.

Да, сумбурный получился денек, чувствую, расхлебывать мне и расхлебывать. Но особенно тревожил один момент.

…Когда я, опутанный сеткой, смотрел на себя в зеркало в прихожей, краем глаза видел отражение того, кто стоял за моей спиной.

И это был не человек.

Просыпаюсь Умником, злым, как сто чертей. Ну ладно, Тролль тупее надгробного памятника и вечно ставит меня в дурацкие ситуации, но Скорпион мог бы вести себя похитрее. Не домой надо было бежать, а к майору и немедленно докладывать. Хотя… Костика-то на работу Дубинин брал, с выговором и судом в перспективе. Нет, никому нельзя верить, придется самому выкручиваться.

Долго стою в душе, наслаждаясь струями прохладной воды, потом разглядываю в потном зеркале мятую физиономию, плоскую, как детский рисунок. Не помню, когда я осознал себя нелюдем. Вообще-то я посмертный ребенок: отец, уходя в последнюю экспедицию, сдал сперму в Банк репродукции. Мать ждала его год, а потом родила меня. То ли условия хранения в Банке подкачали, то ли с отцом что-то было не так… Теперь уже не спросишь.

Форменная куртка после вчерашней заварушки мокрая и грязная. Проверяю карманы, чтобы запихнуть ее в стирку и обнаруживаю мятый листок бумаги, покрытый рыжими пятнами. А, это я руки вытирал. На листке отрывок из отчета, или научной статьи. «…по личному поручению Президента, ВНИИ МВД России разрабатывалась НИР «Зоопарк». Результаты научных исследований показали, что…» Дальше безнадежно заляпано. На полях ручкой накарябано: «Игорь Акимочкин» и вопросительный знак. Вот, значит, как. Всероссийский научно-исследовательский институт. Профессора-теоретики. А им-то что от меня надо?

Звоню Дубинину и прошу разрешения съездить в Москву поработать с делами. Когда бывает День Умника, я часто так делаю. Майор разрешает, но я поеду не в Архив с жутковатым названием ЦРЖПРиАИ[1], а в спецфонд ВНИИ, на Поварскую.

Выхожу на лестничную площадку. Там опять дежурит соседка Тамарка, волоокая девица с обводами малого рыболовецкого траулера. Тролль к ней, кажется, вожделеет.

— Что это Вы не зашли вчера, Игорь Александрович? — кокетливо говорит она, неумело выставив круглую коленку. Тролль умер бы от счастья.