– В этот раз, как приехал, говорит, рак у него в очень тяжелой форме. Недолго жить осталось. Вот и решил перед смертью навестить родину, как будто здесь обрести покой хочет. Несчастный он, – бабка вздохнула и пошла к скотине.
Стало темнеть. Виктор, наконец протрезвевший и от того еще более сердитый, закончил ремонт генератора. Протянули провода, собрали вручную прожектор из галогеновой лампы с большим отражателем и подвесили к бельевой веревке. Хлипкое устройство раскачивалось и грозило упасть на землю. Лука вскочил, схватил провод. В такой позе он и застыл, когда генератор вдруг затарахтел, прожектор вспыхнул идеально белым сиянием, и едва не ослепший от яркого луча Лука сквозь внезапно хлынувшие слезы увидел девушку в белом сарафане, возникшую перед ним словно призрак прекрасной незнакомки.
Она загородила глаза ладонью.
– Неужели у нас будет свет? – раздался мелодичный голос.
Незнакомка была чудо как хороша. И он был совершенно очарован ею. Неожиданный приступ интуиции подсказал вдруг, что эта молодая женщина должна раз и навсегда занять главное место в его душе. А еще он подумал вдруг, что она кого-то ему поразительно напоминает.
– А вот и Маринка! – послышался радостный голос Фаддея…Виктор храпел рядом, а Лука все не мог уснуть. Луна заглядывала в окошко, осенив противоположную стену крестом рамы. Было так светло, что проглядывался каждый предмет. В особенности – крупная фигура брата, ноги которого чуть свисали с полатей.
Душно. Лука выбрался из домика и уселся на пороге. Голыми ступнями он чувствовал тепло дощатого настила, еще не остывшего после жаркого дня. Прислушался. Что-то непривычно давящее и тревожное ощущалось в округе. И он понял что. В любой деревне ночью всегда лаяли собаки. Вразнобой, на разные голоса, периодично, но их лай раздавался со всех концов. А тут уже целый час ни единого звука, кроме легкого шелеста листьев. Некому возвестить о появлении чужого, некому обозначить границы территории, за которые не стоит соваться. Живут здесь люди, а деревня – мертва. Потому что жизнь в ней не ощущается. Даже лес, возвышавшийся над деревней, хранил совершенное молчание.
Он сидел не шелохнувшись, все еще надеясь, что какой-то звук жизни даст о себе знать. Однако напряженный слух улавливал только храп и бормотание Виктора. Даже скотина в хлеву молчала. Раздосадованный, Лука вышел на середину двора и уселся на огромной высохшей колоде для рубки дров. Поджал колени, обняв руками. И только сейчас заметил, что во дворе он не один. На крыльце зашевелилось белое пятно.
Маринка. Внучка Фаддея – именно она вызвала его бессонницу. Лука долго пытался вспомнить, почему ему показалось, что она на кого-то похожа, но сейчас он решил, что это была игра воображения.
– Вам тоже не спится? – спросила она.
– Да, есть немного, – ответил Лука.
– Пока через наш лес проедешь – семь потов сойдет, – сказала девушка.
Она сошла с крыльца и встала напротив. Белым на ней оказалась легкая сорочка. Лука хотел уступить ей колоду, даже при том, что места на ней хватило бы и для двоих. Но она так быстро очутилась рядышком, что он успел только чуть подвинуться. Ощутил, как по телу пробежала дрожь, когда она прикоснулась к нему бедром. Ему стало неловко – вот он сидит посреди ночи в одних трусах, а рядом – молодая женщина. С ума сойти…
– Скоро будет холодно. Я специально взяла из дому шаль. Если хотите – можете тоже укрыться. Она большая, – и девушка протянула ему пушистый платок.
Ее детская непосредственность вызвала шквал нежных чувств. Еще во время ужина, когда все непринужденно разговаривали, он наблюдал за ней, замечая, что и она посматривала на него утайкой. В ней ощущалась ранимость и еще нерастраченная вера в чужую доброту. Ужасала одна мысль о том, что кто-то может ее обидеть. И не дай бог это окажется он – Лука Стрельников. Он ощутил вдруг дикое желание укрыть Марину той самой шалью, которую держал сейчас в руках, и прижать ее к себе, будучи готовым в любую секунду встать на ее защиту.
– Вы не обидетесь, если я задам один вопрос? – спросила вдруг она.
– Пожалуйста.
– Откуда у вас такое имя?
Лука мог припомнить множество вариантов, когда кто-то обращался к нему с таким неоригинальным вопросом. Но что-то важное вдруг скользнуло в ворохе памяти. Возможно, тон ее голоса был похож на что-то однажды услышанное. Но Стрельников не смог вспомнить. После короткой паузы он ответил:
– Это мама постаралась. Я тоже ее спросил однажды, почему она меня так назвала. Она ответила: «Сергеев, Андреев и прочих, всегда будет много. А Лукьян – один». Как в воду глядела. Лично я за всю жизнь ни разу не встретился с тезкой. В детстве, правда, ребятишки часто дразнили, у меня ведь и фамилия соответствующая: «Лук со стрелой», «Эй, Лука – стреляй!», «Лука, дай чеснока!» и так далее.
– Наверное, было обидно? – сказала она и добавила: – Но у этих ребятишек было хорошее чувство юмора. Ведь, правда?
– Это уж точно, – согласился Стрельников.
– Я еще не скоро спать пойду. Я часто так сижу по ночам.
– А комары?
– А их здесь нет.
Лука удивленно сообразил, что это правда. Ночных кровососов не было слышно. Что было весьма странно.
– Давайте поговорим.
– Давай.
Они продолжили болтать на разные темы. Говорили шепотом. Иногда возникали долгие неловкие паузы, пока не стало холодать. Девушка зябко поежилась, и Лука отважился накинуть на спину Марины шаль. Он переборол желание подольше задержать руки на ее плечах. Не хотелось, чтобы она неверно расценила этот жест и обиделась.
– Тебе нравится здесь?
Ему действительно было интересно, что она думает – о лесе, о деревне.
– Я и сама понять не могу. Природа красивая, но что-то в ней странное кроется. Поначалу я каждый день в лес ходила. Поброжу немного, полюбуюсь, потом обратно – не торопясь. Но после того случая…
Она замолчала, словно сомневаясь – стоит ли рассказывать.
– Какого случая? – Лука напрягся.
Марина смутилась.
– После того случая меня все за дурочку приняли, наверное. Обещайте, что не станете смеяться.
Он был заинтригован. Ему и в голову не пришло бы смеяться над ней, особенно после того случая с обнаруженным когтем, из-за которого и Мора, и лес, ее окружавший, воспринимались совершенно иначе. Не зря же ему казалось, что в деревне буквально звенит тревога, только никто этого не слышит. Кроме этой девочки. Или не хотят слышать.
– Я видела в лесу существо…
Она так и не смогла сдержаться, чтобы не поведать это заговорщицким тоном, и широко раскрыв блестевшие в свете луны глаза. Ну, конечно, если она всем так начинает рассказывать, что же поверит…
«Если бы не рассказ и не коготь, и я бы заранее не поверил…» – подумал Лука. Но сейчас он готов был безоговорочно принять любой ее рассказ.
– Какое существо?
– Даже если вы… если ты мне не веришь, я все равно расскажу.
Лука улыбнулся, надеясь, что она этого не заметила. Переход девушки «на ты» был неожиданным. Видно было, что ей очень хочется чувствовать себя с ним запросто, и она слишком волнуется.
– Я шла по берегу – отсюда не так уж далеко, – начала рассказ Марина. – Там очень красивый вид открывается на реку. Взяла с собой фотоаппарат. Я его здесь повсюду таскаю с собой. Но когда шла по тропе, споткнулась и сильно ушибла ногу. Села возле камня, решила обождать немного, пока боль не стихнет. И видимо долго просидела так, почти не шевелясь. И вот тогда-то я его и увидела!
Голос ее стал взволнованным.
– Оно – это существо – появилось так внезапно, что я вздрогнула. Представьте себе человека, у которого за спиной выросли огромные черные крылья. Он выпрыгнул откуда-то сверху, мне показалось – из сосновой кроны, и опустился на тропу передо мной. Несколько шагов разделяли нас, и мне удалось его хорошенько разглядеть. Странного вида одежда плотно облегала его тело. Руки – почти человеческие. Разве что немного коротковаты для обычного человека и с очень длинными пальцами. На ногах что-то вроде сандалий. В первый момент я растерялась, не могла шелохнуться. Затем страх прошел, тем более что и существо не проявляло ни капли агрессии. Да и куда мне бежать – нога болела так, что слезы текли. Все, что я желала тогда – чтобы прошла боль. Поэтому я спокойно отреагировала, когда оно приблизилось ко мне…
Марина поднялась, встала напротив Стрельникова, с тем чтобы воочию показать, как приблизилось к ней существо. Она медленно двинулась к нему, предварительно вскинув позади себя шаль, изображая, по-видимому, крылья. Приблизившись вплотную, Марина неожиданно резко согнулась, и вдруг произошло то, чего Лука менее всего ожидал.
Она прыснула, еле сдерживая смех. Зажала ладонью рот, и упала перед ним на колени, так, что в лунном свете он смог увидеть ее нежное лицо. Она все еще задыхалась в приступе зарождающегося смеха.
– Вы, правда, поверили?
Поверил ли он? Да он не знал, как реагировать.
Она схватила его за руки.
– Не обижайся… не обижайтесь, правда. Я хотела проверить, смогу ли я рассказать что-то совершенно фантастическое так, чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений в том, что это правда.
Лука и не подал виду, что действительно задет за живое.
Марина поднялась с колен и снова заняла место рядом. Поправила шаль, закуталась в нее почти целиком.
– Наверное, я похожа на дурочку? И ты уже не считаешь меня серьезной женщиной?
В ее устах слово «женщина» прозвучало как некий пока еще недостижимый идеал. То, к чему она изо всех сил стремилась, но, в ее понимании, этот значимый факт еще не состоялся.
– Конечно, нет.
Видимо, она не поняла – шутит ли он, и что хотел сказать своим «нет». Что она вовсе не дурочка? Или, что он не воспринимает ее как женщину. А может как раз наоборот – воспринимает как женщину. Он поспешил развеять ее сомнения.
– Я нисколько не удивился бы, случись такое на самом деле. Очень уж мрачная и гнетущая здесь атмосфера.
– Раньше такого не было, – ответила Марина.
– Когда раньше?
– В детстве. Я здесь бывала еще ребенком. А сейчас мне иногда страшно – что случится с этой деревней? Она уже умерла и это касается всего, чего ни коснись. Мне кажется иногда, будто какой-то зверь напал на нее и пожирает. Медленно, растягивая удовольствие. Я, конечно, это образно говорю, но словно так и есть.
Лука подумал, как она отреагировала бы, если бы он показал ей тот чертов коготь? Это ее, без сомнения, напугает. Поэтому лучше показать трофей кому-нибудь из старожилов. Например, Фаддею или кому-нибудь из стариков-соседей.
Между тем, на горизонте незаметно забрезжил рассвет. Ночь подходила к концу. И постепенно лес вокруг Моры стал просыпаться, наполняясь голосами птиц.
Марина пожелала ему приятных сновидений и направилась к дому. Он в ответ пожелал ей спокойной ночи. Оба засмеялись.
– Ты, наверное, собралась стать актрисой?
– Нет, я поступила в педагогический. Хочу быть учительницей.
– У меня невероятное ощущение, что мы с тобой где-то встречались, – скороговоркой произнес Лука и неожиданно подумал о том, насколько пошло звучала эта фраза.
– В самом деле? – загадочно произнесла девушка. – Вполне может быть! – и она вбежала на крыльцо.
После того как Марина скрылась в доме, Лука еще долго сидел один, пока не заметил, что здорово продрог. А ведь всю ночь он просидел, не ощущая холода. Он чувствовал такое сильное расположение и приязнь к этой девушке, которые редко испытывал к людям. И еще его покоряли ней: ее имя и невероятно милые черты лица. И, конечно же – загадочная сущность.
«Ты с ума сошел, дружок», – подумал Лука и отправился спать.5. В гостях
Погода, как предсказал Фаддей, действительно выдалась – жмурь. Когда Лука, позевывая, выбрался из пристроя, на улице уже было жарко. Глаза, пока не привыкли, заслезились от обилия солнца. И ни единого белого пятнышка на небе.
Виктор с утра занялся делами – он собирался отрегулировать генератор и зарядить аккумуляторы. А, кроме того, несмотря на жару, хотел разведать места для предстоящей рыбалки. Лука, ничего не смыслящий ни в том, ни в другом, решил прогуляться. Но не один – под каким-нибудь предлогом ему хотелось составить компанию Марине. Он обошел двор, заглянул в дом, но, к его разочарованию и расстройству, девушки нигде не было. Чтобы не вызывать пустых домыслов, он не стал уточнять у стариков, где можно ее найти. Вполне вероятно, она снова отправилась к той самой Евгении Петровне, с которой Лука еще не был знаком. Ну, вот как раз и мотив есть. Он сказал брату, что пройдется по деревне и вышел со двора.
Вчера не было времени подробно разглядеть Мору – устал сильно, да и некогда было. И сейчас он искренне удивился огромному количеству брошенных домов. Выйдя на середину заросшей травой и давно не езженой улицы, осмотрелся, насколько хватало обзора. Только здесь насчитал пятнадцать изб. От некоторых остались сгнившие, местами обгорелые срубы, другие вросли в землю и укрылись зарослями огромной полыни. Третьи еще сохраняли на себе остатки былого людского внимания, но уже смирились с незавидной участью. И это была только малая часть деревни.
Как рассказал вчера Фаддей, Василий с Еносием когда-то имели каждый собственный дом. Они жили на другом конце деревни, и по мере того как народ покидал Мору, постоянно меняли жилье. С каждым разом перебирались в брошенные дома все ближе и ближе, пока не поселились оба в доме по соседству. Постоянно Фаддей на них ворчал («дал же бог соседей…» и так далее, даже с крепкими выражениями), однако всегда подмечал редкостную для стариков дружбу. Одна только Евгения Петровна по-прежнему жила на другой стороне Моры. Сколько раз Фаддей с женой уговаривали ее поселиться поближе. Но та наотрез отказывалась. А ведь на задах стояла почти идеально сохранившаяся изба с рабочей печью – ворчал Фаддей.
Прошлым вечером, когда все сели за стол ужинать, старик рассказал и о «строптивой бабе», как он называл Евгению Петровну.
«– Злая она какая-то становится, если что не по ней. С виду вроде и не скажешь, а я-то чувствую, что внутри у нее прямо кипит все. Ей лучше не перечить. А раньше была – баба как баба. Без особого гонору. Муж у нее был отличный охотник. Собаки у нас никогда долго не жили, а у него одного постоянно псины водились. На медведя ходил, на соболя. После того шкуры продаст, и на эти деньги они с женой почти год кормились, да и в деревне многим помогали. Но однажды, года два назад, как ушел в Мор, так и не вернулся. До снега пытались искать, так и не нашли. А с ним и последние собаки в деревне исчезли. С того момента и Евгения – как натянутая пружина.
«– А почему – Мор? – спросил тогда же, за разговором, Лука, – откуда такое название?»
«– А этого уже никто точно не скажет. Речушка – Мора. Лес – Мор. Те, кто назвал, лет сто как померли, а их потомкам этого и знать не надо было. Это вы в городе чего-то там придумываете, оправдания ищете. А у нас все просто. Жив сегодня – и ладно. Помер – туда и дорога. Может оттого, что помирали – от того и Мор. А вообще, деревня наша только при Советской власти и стала расти. До этого здесь старообрядческий скит был. Заброшенный, пустой…»
Когда Фаддей упомянул про скит, сердце у Луки встрепенулось, настолько живо мелькнул в памяти рассказ беглеца Курбатова.
«– Бросили его еще до революции. Ну, а место-то хорошее, чего зря пропадать. И дорога была, какая никакая. Так что здесь основали лесозаводик небольшой и народ с разных краев согнали. После войны думали еще разработкой ископаемых заняться. Чего только не искали – и золото, и нефть, и руду. Мне один знакомый геолог по пьяни один раз заявил: «Мы, дескать, по всем приметам действуем. Всего тут должно быть немерено, а ничего в нужных количествах найти не можем». Ни фига они тут и не нашли. При батюшке Брежневе столько машин сюда снарядили, комсомольских отрядов. Хотели дорогу мостить. И все прахом пошло. До сих пор еще приезжают ученые добровольцы – все чего-то копают, бурят. Да только без толку».
«– Нехорошее тут место, – признал Фаддей, – Но мы как-то живем, привыкли. С лесом дружим, не пакостим. Да и кто мы ему – вот помрем, и не заметит».
«– Типун тебе на язык, – заругалась Дарья Семеновна. – Помирать он собрался»
«– Можно подумать, ведьма с косой тебя спрашивать будет: «А не хотите ли вы пожить еще, Дарья Семеновна, а то я попозже загляну»? – дрязнясь, противным голосом пропищал Фаддей.»
Та в ответ понарошку замахнулась и послала деда к чертям.
«– То-то и оно…»
Вспоминая об этом разговоре, Лука не сразу сообразил, когда за спиной раздался кошачий мяв. Обернувшись, он увидел Мазепу. Кот сидел на почерневшей завалинке соседнего дома. Почти незаметный – черное на черном. Он смотрел на Луку. В лапах его была раздавленная мышь или мелкая крыса с наполовину откушенной головой. Мазепа будто хвастался перед человеком своим подвигом, реабилитирующим столь длительное отсутствие. Приступ брезгливости при виде внутренностей, торчащих красными нитями, заставил Стрельникова отвести взгляд. Однако что-то странное бросилось ему в глаза, когда он глядел на жертву Мазепы. Кажется, любому зверью полагается иметь четыре конечности, а он увидел… Лука повернулся, чтобы проверить – не показалось ли ему. Но Мазепа уже погрузил мышь в глотку, оставив торчать наружу голый хвост.
«Надо же, мерещится всякое».
Кот шмыгнул в дыру под забором. Лука снова брезгливо передернулся.
Он надеялся сам, без подсказки, отыскать дом Евгении Петровны. Не так уж, наверное, это сложно. Главное – миновать мост через ручей, чтобы оказаться в другой части деревни, где был когда-то лесозавод. Но прежде, нужно пройти вдоль улицы мимо избы, где обитали деды Василий с Еносием.
Там его уже поджидали.
По-видимому, дед Василий стоял у забора, не шелохнувшись, вперившись глазом в дырку от сучка и наблюдал за ним. Потому что Лука не слышал никаких шагов, как вдруг, проходя мимо забора, раздался громкий возглас, заставивший вздрогнуть от неожиданности:
– Слышь, ты, горожанин! Зайдешь?
Василий отодвинул доску, высунул в щель свою башку с трясущейся бородкой и, осмотрев улицу, поманил рукой.
– Давай, ты, раззява. Топай сюда! Я щас калитку открою.
Лука расстроился. Поиски Марины откладывались на неопределенный срок. Но не подал вида, что торопится, или не желает разговаривать. Зайти придется– невежливо начинать знакомство с жителями с откровенного пренебрежения.
Как человек, Василий для Луки был не интересен. Скорее даже вызывал какое-то отторжение, производя впечатление паука. Дохлого (в смысле – худющего и еле живого), но все еще мечтающего о сладкой, пухленькой мухе, из которой можно попить кровушку. Перед самой смертью вдоволь насосаться, может быть, захлебнуться в крови. Но это все равно, главное – результат. Глаза – как сверла. Пальцы тонкие и, сразу видно, сильные. Из таких паучьих лап не вырвешься, не спрячешься, такому расскажешь все – что знаешь и даже то, чего не знаешь. Похоже, прав был Виктор, не согласившийся, когда Лука назвал Василия несерьезным. Сильно состарился, растратил часть сил, но от этого стал еще опаснее. Потому как от старика никогда не ожидаешь прыти. Он и в самом деле мог быть исправным сталинским надзирателем.
Именно поэтому Лука готов был ждать от него любой выходки. Мало ли что взбредет в стариковскую голову. Он почему-то представил, как по вечерам подпивший дед Василий развлекается тем, что привязывает своего кореша Еносия пеньковой веревкой к стулу и начинает допрос: «Сознавайся, вражина, именно ты готовил покушение на всеми нами горячо любимого дорогого Лаврентия Павловича…»
Он прошел за Василием по дощатому тротуару – до высокого крылечка, где стариком уже были приготовлены два стакана и бутыль с бражкой.
– Специально для тебя сообразил. Знал, что прогуляться выйдешь, – сказал Василий. Глазки его бегали, изучали Стрельникова.
«Тоже мне, экстрасенс хренов. И дурак бы понял, что новый человек захочет пройтись по деревне, осмотреться».
Старик налил себе, не спрашивая – Стрельникову. Стараясь, чтобы это выглядело вежливо, Лука отказался.
– Спасибо большое, на сегодня еще дел много. На жаре – разве работа.
– Не боись, не пропадет. – Без капли сожаления Василий приветственно качнул в руке стакан, залпом отправил в глотку, вытер ладонью губы. – Этот тоже, все ходит! Вражина! – он махнул рукой куда-то неопределенно.
– Кто? – спросил Лука.
– Игнашка. Кто же еще.
Лука вспомнил про таинственного худощавого человека, имевшего обыкновение не здороваться с гостями и бесследно исчезать.
– А кто он такой?
– Игнашка-то? Знамо кто – дыбил первостатейный. У него в городе две квартиры и дочка богатая. А не сидится на месте. Все ездит сюда, вынюхивает. Шкура недобитая. Знаю я, чего он ищет.
– Что ищет? – простодушно спросил Лука.
– Так я тебе и сказал, – Василий хитро и зло прищурился.
Лука вдруг интуитивно понял – надо подождать. Его молчание подействовало на старика сильнее конского возбудителя. Василий весь надулся, бородка его задергалась, глазки забегали. Вопреки ожиданию, все естество его как будто говорило: «ну спроси, ну спроси! Спроси же ты, дурила! Я все скажу». Наконец, Василий не выдержал и заявил:
– Клад он ищет. Еще белогвардейский, можа и колчаковский. Точно тебе говорю!
И добавил шепотом:
– Никакой у него не рак. Оборотень он, Игнат наш. Всамделешний! Только я тебе по секрету, – Василий приложил к губам палец. – А ты никому. Понял?
Старик опорожнил и второй стакан. Лука не мог сдержать усмешки, на что Василий не преминул вставить:
– Что, смешной я, да? Шучу, думаешь? А я не шучу. И ты не зли меня. Как говорится, я не злопамятный, да только злой и память хорошая!
Лука все-таки не выдержал и засмеялся.
Василий побагровел.
– Ты думаешь, Фаддей здесь главный? Да ни хрена подобного. Здесь главный – я! То, что он на меня голос повышает, а иногда силу применить может – это все ерунда. Зато когда мой срок настанет, все поймут, что по сравнению с Василием они полные нули. Все! Бывали в свое время такие смелые. Думали стращать Василия, козни строить…
Почти не вслушиваясь в его речь, Лука осмотрел территорию. Вся захламлена, загажена птичьим пометом, хотя живности не слыхать. Покосившийся сортир с открытой дверью, упершейся углом в землю и подпирающей хлипкое сооружение.
– … не знал, что с Василием шутки плохи…
А труба на крыше совсем обвалилась. Что – печь не топят? Тогда чем они питаются? Может, сырым мясом? Это было бы неудивительно.
– …Ну и где он? Почитай уж годков пятьдесят как сгнил напрочь. Ты слышишь? Тебе говорю!
Дед Василий бесцеремонно дернул Стрельникова за рукав рубахи. Да так сильно, что слышно было, как затрещал шов. Лука с удивлением посмотрел на рубашку, затем уставился на старика.
– Ты меня-то послушай, мил человек! А то я сейчас добрый, а потом…
Лука не знал, что и думать. Василий пьян и городит чушь. Его сожитель, тоже не страдает особенным наличием ума. Что-то в последнее время ему везет на чудиков и сумасшедших. Но Еносий хоть не производил впечатления агрессивного человека.
Стоило о нем подумать, как в тот же момент толстячок Еносий выбрался на крыльцо. Он вышел из дома в потрепанных и откровенно малых для его расплывшейся фигуры кальсонах, отчего и без того комичная фигура казалась еще более смешной и жалкой. Лука и сейчас готов был рассмеяться. «Да, что на меня нашло?» – он с трудом сдержался.
– Как вам не стыдно, Василий Егорович, – сделал замечание Еносий, видимо слыша разговор с самого начала. – Человек новый, что он о вас подумает?
Дед Василий, казалось, стушевался.
– Слышь, ты, Еносий. Не встревай. Прошу тебя – не встревай…
– Как хотите. Но я свое мнение высказал.
Еносий вернулся в дом.
– Ну, что за человек, – забухтел Василий. – Пошутил я. С кем не бывает.
Он выплеснул на землю капли из стакана. Это нехитрое движение было исполнено злобой, как будто внутри старика все кипело от ненависти и только каким-то непостижимым образом Василию удавалось поддерживать образ вполне миролюбивого старца, хоть и неуравновешенного. Но время от времени эта агрессия прорывается наружу. Как это произошло в тот момент, когда он заявил, что «главный – я», и сейчас – когда он стряхнул стакан.
– Никто меня здесь не любит, не уважает. Боятся что ли? Даже Маринка-красавица и то не пообщается со стариком. Может с тобой, все ж таки поболтаем, а?
Не надеясь, что разговор со стариком может хоть в чем-нибудь оказаться полезным, Лука вспомнил о главной цели. Найти Марину.
«Неужели эта девчонка так серьезно затронула меня? А ведь так оно и есть».
В это время Василий слезно зашмыгал носом. Лука не успел в очередной раз удивиться переменчивости его натуры, как старичок и впрямь залился настоящими слезами. Василий вытер их тыльной стороной ладони и уставился на Луку покрасневшими глазками, уголки которых была испещрены сетью мельчайших морщин. Перемена в лице его казалась немыслимой – злобный паук неожиданно приобрел самый ангельский вид. Может быть, оттого Стрельников и решился задать ему вопрос. В конце концов, старик сам предложил пообщаться.
– Говорят, здесь в окрестности какая-то «скала демонов» есть? – издалека начал Лука.
– Да здесь скал – как у сучья деревьев. То есть, у дерева сучьев, – осторожно засмеялся Василий. – Ишь ты, скалой он интересуется. Не о том спрашиваешь. Ты лучше подумай о том, как домой возвращаться собираешься? Живым или дохлым?
– Что вы имеете в виду? – оторопел Лука.
К деду Василию снова вернулось раздражение. Он сплюнул, едва не попав на Луке на штанину. Стрельникову показалось, что у старика блеснула искра во взгляде, прежде чем тот выговорил с презрительной хрипотцой:
– А про скалу ты лучше у Фаддея спроси. Он здесь подолее моего живет.
Понимая, что своими расспросами может спровоцировать новую порцию гнева, Лука поднялся.
Старик схватил его за руку и прошипел:
– Если хочешь обвести меня вокруг пальца, и не надейся! Я за каждым твоим шагом следить буду! И если найдешь чего без меня, поделиться придется! Думаешь, я не знаю, чего вы все здесь ищете? Только вот вам!
И он сунул ему под нос кукиш, едва не угодив большим пальцем прямо в ноздри.
«Бог ты мой, куда я попал? – подумал Стрельников. – Они же здесь все с приветом. С ума сходят от безнадеги!»
– Пожалуй, я пойду, – сказал он.
– Ну, иди, иди, – съехидничал Василий.
Так, бочком, Лука и выбрался со двора, испытывая жгучее нежелание поворачиваться к старику спиной, пока не вышел на улицу.
«Фу ты. Вроде старик, да старик. А ведь если подумать – я же его испугался», – с досадой вынужден был признать Лука.
Неприятное ощущение того, что за ним все-таки могут наблюдать, не проходило. Пройдя немного, он оглянулся, но непонятно было – глазеет ли Василий опять в дыру.
Лукавздохнул и, вспомнив о своей цели, отправился дальше.Дом Евгении Петровны находился не близко. Сначала пришлось перебраться через развалившийся мост над быстрым ручьем. Потом начался длинный забор брошенного лесозавода, от которого, собственно, кроме забора и покосившегося сруба пилорамы ничего не осталось. За лесозаводом пошла череда оврагов, за ними – другая половина деревни. Такая же замшелая, навсегда кинутая. Буйство зарослей и черепа изб. Встретился тракторный кузов с чудом уцелевшим лобовым стеклом, поначалу даже показалось, что внутри кто-то сидит, но это была подвешенная за сиденьем телогрейка. На двери одной избы сохранилась надпись «магазин» с указанием на принадлежность какому-то управлению. На крыше соседнего дома, поскрипывая, маячил флюгер в виде озорного петушка, проеденный ржавчиной.
Эти осколки жизни только обостряли картину запустения – как будто после ядерной войны.
Лука как раз проходил мимо дома с флюгером, когда его внимание привлекли блестящие точки на заборе.
Свежие гвозди – с удивлением догадался он. Ими были прибиты петли калитки. А рядом с калиткой в растрескавшемся пятаке глины, оставшейся после высохшей лужи, виднелся отчетливый след сапога. Во дворе можно было заметить и другие следы присутствия человека, которых он не заметил сразу – вытоптанная трава, чистые окна на веранде. По приметам, которые он мельком слышал от бабки Дарьи, дом Евгении Петровны выглядел иначе. Возможно, здесь живет Игнат?
Лука отворил калитку и заглянул во двор.
– Эй, есть кто живой?! – крикнул он громко.
Не дождавшись ответа, решил, что зайдет сюда на обратном пути.
Когда повернулся – перед ним стоял хозяин. Возник словно призрак, тихо и неожиданно, Лука даже не слышал его шагов.
– Что, напугал? – голос у Игната оказался молодой, да и повадками он не производил впечатления человека в возрасте.
Брезентовый балахон укрывал Игната с ног до головы. Странное и немыслимое для жаркой погоды одеяние. Под капюшоном видны были только – точеный узкий нос, тонко поджатые губы, да потемневшие глазницы, как у тяжело больного человека. Даже пальцы спрятаны под тяжелыми рукавами.
– Проходи, коли зашел! – Игнат обогнул Стрельникова, придержал калитку.
«Ну и видок у него – то ли жнец смерти, то ли монах-отшельник».
Луку вдруг прошила мысль: а разве не такие обитали здесь век назад? Может этот знает про скалу?
Игнат повернулся, сделал приглашающий жест. На несколько мгновений Лука все-таки увидел его руку. Мелькнула и пропала снова в рукаве, но темная, как будто обугленная кожа на костяшках пальцев отпечаталась в сознании как нечто ужасное и омертвевшее.«Наверное, не стоит за ним идти?»
Стрельников передернулся. В его разомлевшей от духоты голове раздавался смех деда Василия: «Оборотень! Оборотень!.. Клад ищет белогвардейский… Как тебе вернуться домой – живым или мертвым?..»
Он вспомнил, что бабка Дарья говорила про рак, которым недужен Игнат. Что может быть сквернее рака?
«Да что со мной. Это всего лишь смертельно больной человек», – Лука тряхнул головой, и как будто из ямы выбрался. Посочувствовать надо человеку, а не шарахаться от него как от прокаженного.
– Проходи, проходи, – снова услышал он голос Игната. – Не стесняйся.
– Меня зовут Лука, – он остановился у крыльца.
– Я знаю. Маришка рассказала.
«Маришка!» – прямо как о родной говорит. Если девчонка с ним общается, то и мне бояться не подобало. Эх, нужно будет расспросить Марину про Игната. Уж больно загадочный человек. Но сперва еще нужно ее отыскать. А сейчас – не уходить же сразу.
Он не ожидал, что разговор пойдет так странно. Началось с того, что Игнат его огорошил:
– Нехорошее здесь место, Лукьян Стрельников.
«Надо же, и фамилию знает».
Он промолчал.
– А что, Лука, видел ли ты что-то необычное в лесу?
– Видел, – он напряженно смотрел в лицо больного, не видя однако его глаз. Игнат не выдержал первым и повернулся спиной.
– Очень нехорошее, – согласился тот. – Я и Маринке об этом говорил. Та все смеется. Понятно – девчонка. Но тебе тоже скажу – убирайся отсюда пока не поздно!
Стоял он, выставив сгорбленную спину, говорил совершенно серьезно, не оставляя сомнений в искренности.
– Какой-то невиданный зверь завелся в здешних местах? – Лука вспомнил про коготь, но, как назло, забыл его в домике.
– И не говори. Лучше тебе с ним не встречаться, – на этот раз неясно было, шутит или нет.
«Еще один сумасшедший. Не многовато ли для такой маленькой общины?»
– Пойду я, – сказал он. Тем же тоном, как и старику Василию.
Лука впервые испугался за собственное психическое здоровье – может быть в этой деревне все обречены на конфликт с разумом? Так и самому можно рехнуться.
Перед тем как выйти за калитку, он обернулся. Игнат все так же стоял на крыльце, укрытый плащом. Как будто пилигрим – еще такое сравнение пришло на ум. Или как прокаженный – это, пожалуй, все-таки вернее. Лука вспомнил, что так и не спросил у Игната про скалу, но желание пропало. Впрочем, как и настроение стало – хуже некуда. Он готов был пожалеть, что согласился приехать в эту глухомань. Но, вспомнив о Марине, подумал, что иначе бы не встретил ее…
Он прошел еще с полкилометра, прежде чем на задах деревни увидел дом Евгении Петровны. Сразу видно, что жилой: во дворе трепалось на ветру белье. Отсюда был слышен шум воды на перекатах – рядом неслась быстрая Мора, от которой чувствительно веяло прохладой. Чтобы не напугать старуху (почему-то Лука посчитал, что та непременно должна бояться незваных гостей), он громко постучал железным кольцом, пригвожденным к воротам.
Подождал немного. Ответа не услышал.
Зная, что собак здесь не водится, поднял засов и решительно шагнул во двор. И замер от страха, едва заметил, как от сарая отделилась стремительная тень и с тягучим грозным рыком бросилась на нему.
Челюсти клацнули прежде чем он подумал: «Собака? Но ведь они сказали…»
От хватки Луку спасла только натянутая стропа, удержавшая животное. Но и так ему пришлось вжаться в забор, чтобы не достали острые клыки.
– Волк, назад! – раздался женский крик.
И точно – только сейчас Лука сообразил, что перед ним настоящий волк, или помесь волка с собакой. Низко посаженные уши, здоровенная голова и характерная раскраска выдавали в нем черты дикого зверя. Волк перестал хрипеть, повиновался повторному окрику и отошел от Стрельникова на несколько шагов, хотя и не сводил с него ледяных глаз.
– Добрый день, Лука! – крикнула Марина. Она стояла на крыльце рядом с миловидной пожилой женщиной. Судя по всему, это и была Евгения Петровна. На старуху она была совершенно не похожа и сохранила редкую для пожилых людей грацию.
– Волк, это свой! – сказала женщина. – Его так и зовут – Волк. У него мама волчицей была. Не бойтесь – он уже не тронет.
Волкопес обернулся на зов хозяйки и неумело шевельнул хвостом, как будто виляя. На Стрельникова он уже не обращал особого внимания. Жара досаждала гораздо больше, чем незнакомец. Волк отошел к поилке и принялся с шумом хлебать воду. Только покосился и заворчал, когда Лука крадучись пересек чистый двор, чтобы взойти на крыльцо.
– А твой дед сказал, что здесь нет собак. И ничего не говорил о том, что здесь могут жить волки. Здравствуйте! – наконец, он поздоровался с хозяйкой.
– Здравствуйте! – улыбнулась та, замечая с каким радостным взглядом приветствовала гостя Марина. – Проходите в дом.Если в доме Фаддея и Дарьи Семеновны чувствовалась какая-то безысходная простота, то в избе Евгении Петровны все было обставлено с необычайным для таких глухих мест вкусом. Если не считать отсутствующих на потолке люстр – привычных атрибутов городских квартир – то вполне можно было решить, что находишься в жилище аристократа. Была здесь старинная мебель, укрытая самодельными чехлами и накидками. В большой комнате располагался настоящий камин. Два кресла рядом с ним, старинный письменный стол поодаль и брошенная на пол медвежья шкура – именно о таком уголке для уединения и размышлений всегда мечтал Стрельников. Никак не ожидал он встретить нечто подобное в таежной глухомани.
– Красиво у вас. Уютно.
Обернувшись к женщинам, он заметил, как внимательно Марина смотрела на Евгению Петровну, оценивающую гостя.
«Видать, про меня здесь уже наврали с три короба».
Такое внимание к собственной персоне его задело. Он списал это на типичный заговор одиноких женщин, пытающихся в каждом мужчине разглядеть все достоинства и недостатки сразу. Только одна была еще совершенно неискушенной в подобных вопросах, другая напротив – имела значительный опыт. Он подумал, впрочем, что на самом деле не возражал бы, если бы все утро здесь говорили только о нем.
– Сейчас будем чай пить. Самовар скипел, – сказала Евгения Петровна и ушла готовить стол.
«Самое время», – хотел подметить с иронией Лука, чувствуя, что между лопатками и без того мокро от пота, но сдержался.
– А вы не производите впечатления сельского жителя, – сказал он, когда сели за стол.
– Все верно. Я много лет в городе прожила.
– Евгения Петровна работала учительницей, – подсказала Марина.
– Да, а потом мы с мужем решили переехать сюда, на его родину. Да только он, к сожалению погиб.
– Простите, что напомнил вам об этом.
– Все нормально, Лука. Я теперь, наверное, здесь навсегда и останусь. Но, надеюсь, не вечно Мора будет погибающей деревней. Я слышала, дорогу все-таки собираются доделать. Правительство хочет осваивать глухие территории. Полезные ресурсы нынче всем нужны.
– Да, может быть, – вяло согласился Лука, не настроенный вести беседы на глобальные экономические темы.
– А места здесь необыкновенной красоты, – почему-то с печалью в голосе сказала Марина, явно не испытывая того же оптимизма, что Евгения Петровна.
– Значит, вы давно здесь живете? – спросил Лука хозяйку.
– Здесь когда-то жил мой тесть. Этот дом он построил. Мы и раньше здесь часто бывали. А сейчас уж и сама столько лет как живу на одном месте. Эти места мне словно родные стали.
– А вот муж ваш… – Лука запнулся. – Он ведь тоже должен был здесь все хорошо знать. И местность, и людей.
– Лука, если хочешь о чем-то расспросить, говори прямо. – Евгения Петровна улыбнулась.
– Да, хочу, – смущенно подтвердил Лука.
– Не стесняйся, – подначила его Марина, – я бы тоже послушала.
Он не стал наводить интригу.
– Как-то раз я услышал одну сказку, которая была записана в этих местах…
– Очень интересно, – встряла было Марина, но хозяйка жестом велела ей помолчать.
– Речь идет о какой-то «скале демонов»…
Он еще не успел начать повествование, а уже заметил, как дрогнули ресницы Евгении Петровны. Как многозначительно она посмотрела на него. И была напряжена почти все время, пока он рассказывал легенду.
– Действительно, жутко интересная история, – восхищенно заметила Марина.
Евгения Петровна пожала плечами. Стрельникову показалось – с напускным равнодушием.
– Я как будто слышала что-то такое. Признаюсь, действительно любопытный рассказ. Но нам ведь, учителям, – она подмигнула Марине, – не пристало верить в подобные сказки.
– Ну, не скажите, Евгения Петровна, – не согласилась девушка. – В любой сказке или мифе содержаться данные, к которым стоит внимательно прислушаться. Возьмите хотя бы археологию – многие находки обнаружены на основании данных, почерпнутых из легенд. Вспомните хотя бы легендарную Трою.
– С этим не поспоришь, Мариночка, но история, которую рассказал нам Лука, не тянет на гомеровскую «Илиаду», – хозяйка словно дала понять, что данная тема исчерпана. Но девушка нисколько не обиделась.
– А вот этот Игнат, – снова сделал попытку Лука, – что живет возле бывшего магазина. Странный он человек…
Он ожидал, что Евгения Петровна поддержит разговор и что-нибудь расскажет про Игната. Но та ничего не ответила. Марина неожиданно ткнула Стрельникова под столом ногой, как будто он задал нескромный вопрос.
И все же ему ничего не оставалось, кроме как спросить еще об одной интересующей его детали.
– А вам ничего не говорят имена Михаил Курбатов или Иван Митрохин?
– Моя фамилия Митрохина. По мужу. А Иваном его отца звали.
Произнося эти слова, она выглядела спокойной. Однако Луку смутило, что хозяйка не поинтересовалась: а к чему, собственно, ее гость интересуется отцом покойного мужа? В этот же момент Евгения Петровна быстро сменила тему разговора и начала рассказывать Марине, как она солит грибы, которые вот-вот «пойдут». Поняв, что хозяйка не склонна вести с ним беседу дальше, Лука решил повременить с вопросами.6. Наследница
Общение с Евгенией Петровной выдалось коротким. После упоминания о легенде чувствовалась некая зависшая в воздухе напряженность. А, кроме того, и Стрельников и Марина в ее присутствии смущались говорить друг с другом.
Лука не мог понять, что с ним происходит. Что для него знакомство с этой милой девчушкой? Она ведь совсем девчонка, еще только выбралась из подросткового возраста. И все же он не мог не думать о ней, не любоваться ею. Что в ней было такого особенного? Почему? И он отвечал себе: потому что встретил ее здесь. В этом осколке мира. А еще было в ней что-то родное, близкое – как будто он обнаруживал в ее милом лице чьи-то знакомые черты. Но опять подводила память – он никак не мог вспомнить, кого она ему напоминала.
После того, как они вдвоем покинули дом Евгении Петровны, девушка повела его на берег Моры. Сняв босоножки, она пробежала по здоровенным порожным камням почти до середины речки. Порыв ветра ворвался под подол ее легкого сарафана, обнажив полностью ноги и на секунду показав белое пятнышко плавочек. Лука смущенно отвел взгляд. Марина, даже не поняв ничего, наклонилась к воде, взвизгнула, зачерпнув ладошкой, и метнула в Луку ледяными брызгами. Тот громко ахнул от неожиданности и удивленно уставился на нее.
– Вы такой серьезный! – рассмеялась она. – Вода очень холодная, даже ступить страшно! А хотите, я вам что-то покажу?
Она так же стремительно вернулась на берег. Схватила его за руку и повлекла за собой на прибрежный холм. За ним Лука увидел небольшую покрытую ряской заводь.
– А вот здесь можно искупаться! Правда, здорово?
Ловкими движениями она расстегнула пуговицы и скинула сарафан на траву, оставшись в белоснежном купальнике. Снова придя в смущение, Лука все же готов бы рассматривать ее до бесконечности. У нее была почти идеальная фигура, небольшая высокая девичья грудь, и нежная бархатистая кожа. Он машинально прильнул взглядом к ее округлым ягодицам, слегка стянутым трусиками, и… увидел с левой стороны родимое пятно в виде лягушачьей лапки.
Ему вдруг стало дурно.
«Кто ты, Маринка?»
– Что с вами?
Она резко обернулась, как будто подумав, что он испугался чего-то страшного за ее спиной.
– Лука, тебе плохо? – услышал он ее надломленный голос.
«Этого не может быть» – подумал.
Два совпадения подряд – это уже не случайность. Первое – то, что он очутился в деревне из легенды, которую нельзя было найти ни на каких картах и атласах. Ну, а второе, совершенно дикое совпадение, – перед ним была родная сестра Сергея Сафронова, его умершего друга.
И Лука тут же, с предельной ясностью, вспомнил: много-много лет назад, загородный пляж… Сергей, его родители и Маринка – десятилетняя голоногая девчонка, постоянно сыплющая вопросами, почему-то больше обращаясь к нему, чем к брату и родителям…
Он понял, наконец, отчего она так забавно сбивалась, обращаясь к нему то на «ты», то на «вы». И это родимое пятно характерной формы под левой ягодицей было ему хорошо известно. Именно из-за него в семье Марину в детстве называли «царевной-лягушкой».
– Марина! – позвал он, решив выяснить этот вопрос окончательно.
– Да.
– Твоя фамилия, случайно… не Сафронова?
Он не ожидал, что она зальется смехом.
– А я все думала – узнаешь ли ты меня? – сказала она и снова засмеялась.
– Прости… это родимое пятно… Тебя называли моей невестой. Царевной-лягушкой…
– Это все мамины выдумки, – вспомнив что-то, она захихикала, по-детски закрыв рот ладонью. Но тут же нахмурилась. И снова на «вы»: – А вы знаете про Сережу?…
Он кивнул, все еще ошеломленный случившимся открытием. Его близкий друг, оказывается, имел самую прямую связь с этой, будто проклятой, деревней. А теперь вот и Маринка…
Девушка постаралась разрядить неловкую заминку и предложила искупаться. Лука отказался.
– Прости, у меня что-то с головой. Все мысли смешались. Ты не обращай на меня внимания, – он зашел под тенистую иву и сел под ней. – Я посижу тут немного в тенечке. А ты купайся.
Она улыбнулась и, помахав Стрельникову рукой, с шумом прыгнула в воду. Вынырнув, по девчачьи завизжала – несмотря на жару, заводь все равно была прохладной. Она забила ладонями по воде, и в приступе веселья не упустила возможности снова запустить в Луку брызгами.
Через несколько минут она вышла из воды. Намокший лифчик и трусики купальника еще плотнее облепили ее тело. Кто бы мог представить, что из заморыша, каким она была в детстве, вырастет настоящая красавица. Лука думал о том, как часто видел ее, когда Марина была девочкой, очень редко – когда стала длинноногой девушкой-подростком, и совсем ни разу, когда она начала превращаться в женщину.
Марина встала спиной к солнцу, перебирая руками волосы, чтобы ветер поскорее их высушил. Обернувшись, заметила, как внимательно Лука разглядывает ее.
– Ты восхитительная, – поднявшись, Лука в растерянности развел ладонями. – Прости, не мог сдержаться, чтобы не смотреть на тебя.
Она была так близко, что он ощущал запах ее волос. Стрельникову стало совсем худо, когда он опустил взгляд и увидел сквозь промокшую ткань купальника темные бугорки сосков и чуть заметное волнующее треугольное пятнышко под трусиками. Достаточно было протянуть руку, чтобы притронуться к ее телу, обнять обеими руками и прижать к себе. Самому припасть к ее влажным волосам и коже – губами, ладонями.
Смутившись под его взглядом, она поспешила накинуть сарафан на все еще влажный купальник.
– Пойдем домой? – спросила она.
Но Лука словно одеревенел.
Марина шагнула вперед и, неуклюже ступив на подвернувшийся камушек, а, может, и нарочно подвернув ногу, упала в его объятья. Лука, схватив девушку, угадал ее желание горячо впиться в его губы, но в ответ на этот внезапный порыв среагировал тем, что увернулся и резко прижал голову Марины к своей груди, не позволяя ей шелохнуться. Это была жалкая попытка сдержать не девушку, а самого себя.
Не прошло и секунды, как Марина отпрянула, обиженно закрыла лицо руками. Лука подумал: сейчас заплачет. Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. О чем тут же пожалел. В голове словно стрельнуло: «Ну, вот ты и попался. Изловила тебя речная нимфа…»
Раздраженный кашель внезапно раздался за спиной и заставил обоих отпрянуть друг от друга. Выскользнув из его объятий, Марина отшагнула назад. Лука обернулся. В нескольких метрах от заводи стояли Фаддей и Виктор. Оба держали в руках снасти – видимо шли на рыбалку. Не глядя на брата, Виктор наклонился, как будто увидел что-то интересное в камнях. Он был явно смущен. Зато дед Фаддей не производил такого впечатления.
Прихрамывая на своей деревяшке, он приблизился к Стрельникову и, опершись на толстое удилище, замер. Что-то нехорошее было в его взгляде, которым он наградил Маринку.
Лука даже не понял, что задумал старик. Он не видел его движений, потому что на какое-то мгновение сам повернулся к девушке.
– Деда, не надо!.. – услышал он ее крик, совсем не ожидая подвоха.
Ему показалось, будто лом с хрустом вонзился в ухо. Но это была рука. Стариковская жилистая и волосатая рука, в которую были вложены все силы, какие, наверное, имелись у Фаддея. Краткое мгновение Лука еще видел перед собой его лицо, после чего в глазах у него потухло, и он рухнул как подкошенный…
В себя он начал приходить, слыша, как кто-то шепчет ему нежные слова. Потом почувствовал, что на щеку упала капля. Затем – на губы. Он слизнул ее и почувствовал соленый привкус. Открывать глаза почему-то было страшно, словно он боялся, что раздавшийся в этот момент девичий всхлип – всего лишь сон.
– Очнулся. Слава богу!
Услышав голос Марины, Лука ощутил, что ему определенно становится лучше. Он открыл глаза. Лицо девушки нависло над ним близко-близко. Она погладила его по волосам. И опять с ее щеки капнула слеза. Он дотронулся до ее влажной кожи, вытер следующую слезу. Она, улыбнувшись, в ответ поцеловала его в щеку. Ради таких секунд можно и нокаут пережить, – подумал Лука.
– Лука, ты потерял сознание. Прости дедушку. Это я, дура, виновата – не сказала, что знаю тебя с детства.
Было слышно, как по привычке ворчит Фаддей, только сейчас виновато. Нога-то у него может быть и деревянная, зато вот лапа стальная.
– Я думал, кувалда с неба упала, – усмехнулся Лука.
– Ты, паря, это… – подступил старик и понуро опустил взгляд, – не серчай. Маринка мне все рассказала. То же мне, таинственная прынцесса. – Он сердито зыркнул на внучку. – Чуть человека из-за тебя не покалечил!
Они помогли ему встать.
Рядом стоял Виктор. Сочувственно лыбился.
В голове у Луки была полная каша. До самого дома он брел, поддерживаемый братом. Войдя во двор, он, насколько это было возможно, быстрыми шагами направился в пристрой, но остановил голос Фаддея.
– Я же за нее, – снова он обратился к Стрельникову, – кому хочешь голову отверчу. Но тебе верю. Еще раз, прости.
Лука посмотрел на Марину. Перевел взгляд на Фаддея, затем на брата. Из распахнутого оконца высунулась бабка Дарья. Размякшее после жары и удара сознание вдобавок нарисовало ему образ старика Василия, который (почему бы и нет), мог стоять сейчас за воротами и подглядывать в дырочку. Свидетелей более чем достаточно. Стрельников недолго думал, прежде чем сказать:
– У тебя замечательная внучка, Фаддей. Настоящая принцесса. И я не я буду, если она не станет моей женой!
И, заметив, что все заулыбались, он махнул рукой и отправился в домик. Там, на лежанке он второй раз за день вырубился. На этот раз его повалил глубокий сон.7. Прогулка
Когда он проснулся утром, ощущение было такое, будто в голову налили чугун. Лука встряхнулся. Стало еще хуже. Рядом умиротворенно сопел Виктор, так сладко, что было завидно.
«А здорово дед меня вчера шандарахнул».
Он долго лежал, рассчитывая снова уснуть, но безуспешно. Вскоре услышал стук со двора. Лука поднялся и вышел из пристройки. Фаддей колол дрова. Уже заканчивал – набралась здоровенная куча.
– Привет, Лука! – крикнул тот, как ни в чем не бывало. – Долго спитие! Чего так плохо выглядишь? – Фаддей расколол последнее полено, воткнул топор в плаху и застыл, опершись на древко, из-под бровей уставившись на Стрельникова своими цепкими глазами.
– Сон плохой приснился, – пожаловался Лука, растирая виски.
Он зевнул и направился к умывальнику.
– Бывает, – раздалось позади.
«У деда отличное чувство юмора», – подумал Лука.
«А может, и правда сон был?»
– За вчерашнее не сердишься? – поинтересовался старик, прогнав сомнения.
– Нет, – ответил он, улыбнувшись.