Сексуальные типы: поиск идеального любовника

— Джеймс, не могли бы вы рассказать мне об этих карточках? Что на них записано?

— Это мои заметки. Я всегда все тщательна фиксирую.

— Не возражаете, если я взгляну?

— Пожалуйста.

Я снимаю резиновое кольцо со стопки карточек, беру одну из них в руки и пытаюсь расшифровать аккуратные карандашные записи, мелкими завитушками покрывающие обе стороны карточки. Хотя он и разрешил мне осмотреть их, я чувствую, что он заметно нервничает, глядя, как я бесцеремонно перелистываю его картонные колоды. Его старательно скрываемое беспокойство напоминает мне о том, как я чувствую себя в собственном кабинете во время беседы с чрезмерно активным ребенком, который, ни на секунду не останавливаясь, успевает раскрутить мой глобус, нажать на все кнопки интеркома, подергать шторы и засунуть обе руки в аквариум, прежде чем мне удается убедить его посидеть несколько минут спокойно. После таких: происшествий мои тропические рыбки несколько дней отказываются от корма. Джеймс кажется мне столь же недовольным моим беззастенчивым обращением с его карточками, поэтому я аккуратно складываю их в стопку, выравниваю края, снова перехватываю резинкой и, убедившись в безупречности их вида, осторожно возвращаю на то место, где они лежали. Для меня очевидно, что я нарушил хрупкий порядок его мира, и я чувствую, что Джеймс доволен моими попытками вернуть ему первозданную аккуратность.

— Я не против того, чтобы вы их посмотрели.

Ему удается выдавить из себя эти слова, но они звучат напряженно и сдавленно, как признание в любви на первом свидании.

— Спасибо, — отвечаю я и вновь возвращаюсь к священным для него записям. На карточках, как я обнаруживаю, содержится едва ли не посекундная хронология всех событий, происшедших с Джеймсом за день. Подобно судебной стенографистке, стремительными движениями пальцев фиксирующей на бумаге каждое произнесенное слово, Джеймс тщательно записывает буквально все. Самые ничтожные детали не проходят мимо его внимания. Он «регистрирует» не только свадебные торжества или официальные мероприятия, но и скрупулезно документирует все, что другие справедливо посчитали бы обыденным и незначительным. Такие «события», как выемка корреспонденции из почтового ящика, прогулка с собакой, разговор по телефону или обед, в равной степени удостаиваются его самого пристального внимания. Они не подразделяются на более или менее важные, ни одному из событий не отдается предпочтений и приоритетов — каждое фиксируется одинаково подробно и тщательно.

Для повышения «эффективности» сортировки почты Джеймс пользуется изготовленным по его специальному заказу резиновым штампом со следующим текстом:

«Я, Джеймс Александр Маршалл, вынул это послание из своего почтового ящика _________________.

Я прочел это послание в находясь в _____________»

Принеся почту домой, он первым делом проштамповывает все конверты и рекламные проспекты и записывает дату и время их получения. Позже, прочитывая корреспонденцию, он там же отмечает время и место ознакомления с содержанием каждого конверта. Для Джеймса не существует понятия «почтовой макулатуры». Каждый доставленный по почте листок бумаги исследуется с одинаковой тщательностью и с равным уважением. На глаза мне попадается конверт с обратным адресом энергетической компании, я переворачиваю его и читаю следующее:

«Я, Джеймс Александр Маршалл, вынул это послание из своего почтового ящика 18.08.85 н. э. в 1:22:34 пополудни восточного поясного времени. Я прочел это послание в 4:17:21 пополудни восточного поясного времени, находясь в кресле гостиной приблизительно в 2,25 футах к западу от стены, расположенной в северо-южном направлении, и в 5,75 футах к северу от двери в стене, расположенной в западно-восточном направлении».

Подобным образом Джеймс регистрирует абсолютно все, оказавшееся в его почтовом ящике, с завидной скрупулезностью отмечая, когда, где и при каких обстоятельствах состоялось его ознакомление с полученной корреспонденцией. Этой процедурой, возведенной в ранг священного ритуала, он превращает обычные почтовые сообщения в важные и значительные «документы». С каждым листком почтовой макулатуры он обращается, как с заказным письмом, а каждой рекламной брошюрой гордится, как дипломом об окончании университета. Такая самозабвенная регистрация всего, что попадается под руку, позволяет ему полностью отдаться мелочам, вытесняя из сознания все тревоги и волнения, и наполняет значимостью серые дни его существования. Он утверждает, что на «обработку» почты затрачивает ежедневно около полутора часов.

Если Джеймс столько внимания уделяет такому пустяку, как обработка почты, то вы сами можете себе представить, какое значение для него имеют прогулки с собаками знакомых или посещение свадебной церемонии. Кэрол, одна из его знакомых, как-то уезжала из города на несколько дней и попросила его присмотреть за ее собаками. Отчет о выполнении поручения был тщательно задокументирован на обеих сторонах карточки, озаглавленной «Прогулки с собаками».

К своему удивлению я обнаружил, что в выходные Джеймс присутствовал на церемонии бракосочетания. Волнения, неизбежно вызванные этим мероприятием, ему удалось усмирить, заняв себя составлением подробного конспекта происходящего и использовав для этого пять карточек, исписанных с обеих сторон мелким почерком:

«Бракосочетание Джойс Аллан и Дэниела Больцмана. Четвертая лютеранская церковь Денвера. 14.09.85 н. э. Начинается приблизительно в 3:18:27 с органной музыки. (Опорные сваи арок отделаны натуральным деревом.) Прибл. в 3:20:44 подружки невесты (5) и шаферы (5) идут вперед по центральному проходу. В 3:25:16−3:26:49 Джойс А. идет по центральному проходу и подходит к кафедре. В 3:27:39 священник читает молитву. В 3:29:15 священник произносит речь. В 3:40:37 священник читает молитву. В 3:42:16 Ч.К.Ж. (чернокожая женщина, как объяснил мне Джеймс), прибл. 20 лет, рост прибл. 5 футов 4 дюйма, вес прибл. 120 фунтов, поет «Да не оставь меня» и «Божественная любовь». В 3:48:37 пение заканчивается. В 3:49:38 Джойс А. произносит клятву супружеской верности Дэниелу Б. В 3:50:27 Дэниел Б. говорит: «Согласен». В 3:51:53 священник объявляет их мужем и женой. В 3:52:17–3:54:36 Б.К.М. (белокожий мужчина), прибл. 40 лет, рост прибл. 5 футов 11 дюймов, вес прибл. 180 фунтов, молится за них, пока они стоят перед ним на коленях. В 3:56:10 он объявляет их мистером и миссис Больцман».

Остальные четыре карточки содержат описание свадебных торжеств в мельчайших подробностях, заставляющих думать об этом радостном событии как о тяжком и мучительном испытании. Молодожены и гости под грузом шифровок и кодов превращаются из живых и веселых людей в музейные экспонаты, занесенные в заплесневелые каталоги. Вместо «Конни за столом сидела напротив меня, смеялась и с удовольствием чокалась с другими гостями», он пишет: «Она Б.К.Ж., прибл. 30 лет, рост прибл. 5 футов 4 дюйма, вес прибл. 130 фунтов».

К этому времени в обществе Джеймса я провел уже почти три часа и чувствую, что он начал тяготиться моим присутствием. Поблагодарив его за сотрудничество и заверив, что теперь у меня есть вся необходимая информация, я выхожу из его дома и медленно направляюсь к машине. Приехав в клинику, чувствую себя выбившимся из сил. Выжившим в неравной схватке. Едва не утонувшим в водовороте деталей и подробностей. Но в то же время я полон энергии. Кто бы мог предположить, какие секреты хранятся в этой маленькой темной квартирке? Вот почему я люблю наносить домашние визиты. У меня договоренность со службой трудоустройства, в соответствии с которой мне сообщают имена и адреса людей, заявляющих о своей непригодности к работе. Обычно они приходят на прием ко мне, но иногда — если физические или умственные проблемы не позволяют им передвигаться вне пределов их жилища — я сам прихожу к ним. Теперь вам понятна причина этого.

Многие из ваших знакомых, сотрудников, друзей или родственников обладают заметными признаками навязчивого невроза. Не секрет, что немало таких людей, которые относятся к сексу как к своего рода навязчивой необходимости; возможно, для них она не настолько всепоглощающа и непреодолима, как сортировка и регистрация почты для Джеймса, но такое отношение к интимной жизни, несомненно, лишает ее спонтанности и радости. Они способны «делать это» — совершать механические движения, — но могут получить лишь минимум удовольствия от занятия, которое должно приносить счастье обоим партнерам.

Джеймс в постели — не Казанова. Более того, он до сих пор девственник. И это не удивительно, не правда ли? Разве можно представить себе, что такой человек, как Джеймс, будет чувствовать себя в безопасности, раздеваясь перед посторонними? В этом вопросе у него наблюдается явная дисфункция, а в его пятьдесят семь лет шансов на изменения к лучшему уже практически не остается. Так зачем же я потратил столько времени на то, чтобы познакомить вас с Джеймсом? Ведь он никак не претендует на роль вашего сексуального наставника! Я представил вам Джеймса только для того, чтобы вы поверили в себя. Только то, что вы приветствуете аккуратность и во всем любите порядок, еще не делает вас «невротиком». Пример Джеймса иллюстрирует то, как озабоченность деталями может привести к половой дисфункции.

Такие обычные занятия, как мытье рук, чтение почты или посещение общественных мероприятий, превратились для Джеймса в занимающие все время, но успокаивающие его волнения ритуалы. Его навязчивое пристрастие к исполнению ритуалов возникло еще в раннем детстве. Родители часто и жестоко ссорились по поводу отсутствия денег и пристрастия отца к выпивке и посторонним женщинам. Хотя у Джеймса и не осталось собственных воспоминаний о том периоде его жизни, мать позже рассказывала ему, что он был «очень напуган» разводом родителей и постоянно спрашивал: «Когда вернется папа?» К сожалению, его отец перебрался в другой штат и никогда больше не виделся со своими детьми. Джеймс очень смутно помнит свое детство, кроме того, что «Братья и сестры никогда не хотели играть со мной… Я всегда был один».

Несомненно, что яростные стычки родителей и последовавшая за ними потеря отца являются предпосылками для возникновения постоянного состояния тревоги, особенно если мать оказывается не в состоянии успокоить и утешить ребенка. Рассказывая о матери, Джеймс говорил, что она «не была расположена к проявлению чувств… она никогда не целовала меня».

«Ну-ну-ну, сейчас все пройдет!»

Родительское утешение необходимо детям, потому что оно учит их заботиться о себе. Когда родители естественно и искренне успокаивают своего ребенка, они тем самым подают ему пример поведения в аналогичных ситуациях.

Прошлым летом, глядя в окно, я случайно стал свидетелем сцены, когда трехлетняя девочка, катавшаяся на велосипеде по тротуару, не справилась с управлением и кубарем полетела со своего транспортного средства. Почти мгновенно из дома выскочила ее мать, схватила на руки кричащего ребенка, крепко прижала дочь к себе, поцеловала ободранную коленку и стала ласково приговаривать: «Ну-ну-ну, бедная детка, как тебе, наверное, больно!.. Ну-ну-ну, милая, сейчас все пройдет. Давай мама поцелует ножку!»

Несколько минут спустя Бетани уже снова радостно каталась на велосипеде — позабыв о раненой коленке и пополнив свой словарный запас новой, «болеутоляющей» лексикой. Прошло несколько недель, и она опять упала с велосипеда у меня на глазах. Однако на этот раз она не стала кричать, а села, скрестив ноги, поцеловала свою коленку и тихо сообщила сама себе: «Ну-ну-ну, сейчас все пройдет!» А затем без дальнейших церемоний вскочила на велосипед и закрутила педалями.

Джеймс никогда не слышал таких успокаивающих слов от своих родителей и потому оказался не готов противостоять опасностям и стрессам взрослой жизни. Он стал пытаться спрятаться от тревог и волнений, занимая себя ведением записей и исполнением ритуалов. Он оказался неспособным к сексуальному общению, потому что ключевой элемент интимных отношений — элемент игры — полностью отсутствовал в его жизни. Вряд ли стоит ожидать, что человек, мрачный и хмурый в гостиной, станет вдруг в спальне веселым и игривым любовником.

Теперь, когда вы достаточно хорошо знаете Джеймса, едва ли не самого яркого представителя «невротиков» из всех, с которыми мне приходилось иметь дело, позвольте познакомить вас с Деб. У нее навязчивый невроз выражен не столь откровенно, ее с полным правом можно отнести к «нормальным». В противном случае я просто не стал бы жениться на ней!

Дебора

Дебора выглядит великолепно, лежа на диване и купаясь в теплых лучах предвечернего солнца, переливающихся в ее светлых волосах. Сейчас взгляд ее широко расставленных голубых глаз сосредоточен на книге, а одна нога соблазнительно перекинута через подлокотник дивана. Я сказал «соблазнительно», выразив тем самым свое личное мнение. Она даже не подозревает, что в этот момент я вожделенно подглядываю за ней. Она учится на третьем курсе юридического факультета и сейчас старательно подчеркивает что-то в одном из неподъемных манускриптов, посвященном определению права собственности и заключениям контрактов. Скука смертная. Лучше бы мы занялись любовью, но на следующей неделе у нее экзамен, и я получил «от ворот поворот».

Я хочу обратить ваше внимание на ее манеру заниматься — на то, как она подчеркивает текст в книге. Для этого ей необходимо пять разных фломастеров. Желтый — для самого текста, оранжевый — для заголовков, синий — для определений, розовый — для законодательных актов и зеленый — для приводимых в качестве примеров дел. Она говорит, что это помогает ей легко найти необходимый материал, когда она готовится к экзаменам. Все в комнате находится в идеальном порядке. Даже Уголек, ее серый кот, уютно устроился в самом центре шали с античным рисунком, которая, в свою очередь, так же безукоризненно расположена в самой середине сиденья кресла-качалки.

У Деб это не навязчивость — просто она любит порядок. Она не может спокойно заниматься, если в комнате не убрано. Я получаю массу удовольствия, дразня ее тем, что якобы «забыл» поставить на место качалку после того, как посмотрел, развалившись в ней, по телевизору футбольный матч. Не менее весело играть с ней в слова, потому что она терпеть не может мою манеру выкладывать деревянные буквы ломаной линией. Но Дебора понимает, что мое безобидное подтрунивание над ее озабоченностью порядком является на самом деле доказательством того, что я ее понимаю и принимаю такой, какая она есть. Моя жена знает, как сильно я люблю ее — несмотря на то, что замечает иногда отпечатки моих пальцев на тостере и пятна на потолке, когда мы занимаемся любовью. Кроме страсти к порядку, у нее очень много достоинств, поэтому большинство наших знакомых даже и не подозревают о присущих ей признаках навязчивого невроза.

Синдром навязчивости распространен необычайно широко. Мы уже видели, что первые корни он пускает в раннем детстве, когда ребенок пытается справиться со своими тревогами. Человеческие детеныши рождаются совершенно беспомощными. Хотя с обретением физической и психологической зрелости эта ситуация несколько меняется в лучшую сторону, человек тем не менее никогда не в состоянии полностью контролировать окружающие его внешние силы. Для создания чувства защищенности дети иногда прибегают к магическим ритуалам. К ним, например, относится правило не наступать на трещины в асфальте или не прикасаться к определенным предметам. Другим проявлением таких ритуалов является желание ребенка каждый вечер слушать перед сном одну и ту же сказку.

Пожалуй, каждый из нас подчиняется какому-то заверенному порядку, чтобы упростить жизнь, и верит в действенность определенных ритуалов. Например, все мы по утрам выполняем некоторый привычный набор действий, когда умываемся, бреемся, одеваемся, завтракаем и т. д., не внося в них серьезных изменений и не задумываясь над тем, что и как делаем. Я никогда и не подозревал, что последовательность действий моего утреннего ритуала «неправильная», пока Дебора однажды не сообщила мне, что нужно надевать сначала носки, а только после них — брюки. Я всю жизнь надевал носки после брюк, и эта очередность ни разу не стала причиной страшных катастроф, но она объяснила, что если мне не придется подтягивать штанины, надевая носки, то брюки меньше помнутся. Только и всего. Теперь я одеваюсь правильно! Для меня, честно говоря, нет никакой разницы, надену я брюки раньше носков или позже них, главное, что в конечном итоге я окажусь в брюках, но для Деб важно, чтобы я делал это в правильной последовательности.

Далее мы рассмотрим, почему эмоции — даже положительные — кажутся «невротикам» опасными. Их тревожит все, «выходящее из-под контроля», а поскольку эмоциям свойственно подобно пару подниматься из кипящего котла нашего внутреннего мира, контролировать их непросто. Это-то и внушает страх! Страшно — даже если эти эмоции самые положительные. Порхающие в животе бабочки вызывают большую тревогу, чем мысли в голове, потому что их труднее поймать.

Трудность в выражении эмоций

Меган

Вернемся в мой кабинет, и я познакомлю вас с Меган. Хотя она сама попросила о встрече, я не могу причислить ее к больным, страдающим неврозом навязчивости, подобно Джеймсу, в серьезной форме. Более того, вам наверняка известен не один человек, похожий на Меган, в кругу ваших друзей и знакомых. Сначала она кажется замкнутой, отчужденной и враждебной, но по мере того как вы постепенно узнаете ее, ваше впечатление о ней меняется и под холодным панцирем вы вдруг обнаруживаете личность чуткую и дружелюбную. Но она бдительно скрывает свое истинное лицо. Меган сидит в дальнем углу моей приемной, полностью поглощенная изучением журнала «Благоустройство дома и сада». Кажется, ей стоит больших трудов обратить на меня внимание, когда я здороваюсь с ней и приглашаю пройти в кабинет. Обычно пациенты, входя в кабинет, оставляют журналы, которые читали, в приемной, но только не Меган! Позже, в процессе терапии, этот журнал стал для меня «индикатором защищенности», безошибочно указывающим, насколько доверяет мне Меган в тот или иной день.

Джулия, другая моя пациентка, страдавшая навязчивым неврозом, не расставалась с ксерокопиями собственного распорядка дня, помогавшими ей чувствовать себя увереннее в моем кабинете. Меган же в качестве защитного средства пользуется журналом. И это дает прекрасные результаты! На нашей первой встрече она почти не поднимает на меня глаз и отвечает только на прямые вопросы, причем несколько раздраженно, как будто я отвлекаю ее от важного чтения.

Уверен, что случись со мной такое в первые годы моей работы психологом в клинике, я был бы оскорблен ролью второй скрипки, сопровождающей соло «Благоустройства дома и сада», но теперь-то я знаю, что такие выпады неразумно принимать на свой счет.

— Что привело вас ко мне, Меган? Чем я могу вам помочь? — спрашиваю я.

— Не знаю! Вы здесь врач! — резко выпаливает она из-за цветастой журнальной обложки.

Теперь я начинаю понимать людей, жалующихся, что каждое утро им приходится завтракать с «Уолл-Стрит Джорнэл». Ее ответ не просто резок — он безличен. Каким образом, спрашивается, я могу общаться с журнальной обложкой? Эта фраза «Вы здесь врач!» отнюдь не является показателем уважения и восхищения, это — всегда вызов. Под ней подразумевается: «Вы же самый умный! Вы же светило медицины, гений! Вот и ответьте себе сами, раз знаете больше всех!»

— Я попытаюсь помочь вам, — говорю я, — но для этого мне нужно знать, что привело вас ко мне.

— Привело меня к вам пожелание моей начальницы, считающей, что мне нужна консультация с психотерапевтом, кроме того, мы с мужем в последнее время стали препираться чаще обычного.

Так, думаю я, теперь я знаю, что у нее неприятности на работе и дома не все так гладко, как хотелось бы. Но это и все, что мне известно, а она, похоже, не расположена рассказывать больше.

Так и продвигается наша первая беседа — короткими неуверенными шажками, чередующимися с продолжительными и томительными паузами, изредка прерываемыми шелестом переворачиваемых глянцевых страниц журнала с изображениями домов и садов стоимостью восемьсот тысяч долларов и эксклюзивными советами по уходу за ними, которые, как мне кажется, без остатка вобрали в себя все внимание Меган. Когда она отвечает на мои редкие вопросы, то делает это коротко и точно — как будто подстригает острыми садовыми ножницами живую ограду на разглядываемом снимке. К концу «беседы» я чувствую острое искушение язвительно сказать: «Прошу прощения, что вынужден отвлечь вас от чтения своим вопросом», но, конечно, не делаю этого.

Следующая наша встреча не многим отличается от первой. В какой-то момент, не расслышав скомканных слов ее стремительно брошенной в меня фразы, я прошу повторить ее и в ответ получаю: «Я никогда ничего не делаю дважды!»

Два-три месяца спустя сковывающее ее напряжение ослабевает и для меня постепенно становится все более различимой терзающая ее душевная боль. Медленно и осторожно она начинает доверять мне, понемножку впуская в свой внутренний мир. Она вспоминает случай, происшедший, когда ей было около четырех лет, и мне открывается причина, заставляющая ее с тех пор изо всех сил стараться сохранять контроль над своей жизнью.

— Как-то воскресным утром мы с сестрами сидели на кухне, — рассказывает она. — Старшая сестра жарила блины, мы уплетали их за обе щеки и были довольны всем на свете. Потом спустился папа, он был расстроен, как мне сейчас кажется. Глядя на него, можно было подумать, что он только что плакал. Мама оставалась на втором этаже. Он сказал нам: «Мама сегодня поспит подольше, она не очень хорошо себя чувствует». Примерно через час, когда мы уже мыли посуду после завтрака, мама спустилась по лестнице с чемоданом в руке. Она сказала, что уедет ненадолго.

Продолжая рассказ, она начинает плакать — сначала несколько раз тихо всхлипывает, затем вспоминает подробности того дня и уже не может удержаться от слез, и вскоре все ее тело сотрясается от бурных рыданий, сквозь которые до меня едва доносятся ее последние слова:

— С тех пор мы ее не видели. Она просто взяла и ушла из нашей жизни…

После этого она уже не берет с собой в кабинет журнал. Ее ответы становятся не такими отрывистыми, и она сама начинает рассказывать о своих чувствах, почти избавив меня от необходимости задавать вопросы.

Интимные отношения приносят Меган и ее мужу Чаку мало радости и много разочарований. Чак упрекает ее в том, что она всегда «холодная». Ее обвинения мужа сводятся к тому, что «его интересует только мое тело… он никогда не разговаривает со мной». Их взаимные претензии обоснованны, но поверхностны. Меган и сама избегает разговоров во время занятий любовью. Секс в молчании дает ей возможность не просить о чем-то мужа, не проявлять инициативы. Это удачный способ почувствовать себя желанной, однако возбуждающим партнера его назвать трудно.

За следующие несколько месяцев я довольно хорошо узнаю Меган, и она постепенно начинает оттаивать. Раскрыв мне свою семейную тайну, она чувствует, что самое худшее уже позади, и теперь она может объяснить, почему ей так трудно сказать Чаку «я люблю тебя». Неудивительно, что, когда ребенка бросает мать, это оставляет в его душе глубокие и незаживающие раны. Подсознательно он дает себе установку никогда больше не ставить себя в подобную ситуацию и делать все возможное, чтобы снова не оказаться в роли покинутого любимым человеком. Один из способов достижения этой цели заключается в том, чтобы не дать людям понять, что они вам не безразличны. Самыми запретными словами в этой ситуации становятся: «Я люблю тебя». Или — совсем уже невозможными — «Ты мне нужен».

Чак — довольно приятный парень, и он действительно любит Меган, но его очень расстраивает то, что его жена, несмотря на все ее заверения в преданности, в постели всегда остается отчужденной.

— Она настолько холодная, — жалуется он, — что порою кажется мне фарфоровой куклой. У нее почти не бывает оргазмов, а если и случаются, то мне для этого приходится чуть ли не несколько часов подряд стимулировать ей клитор.

В голосе Чака явственно слышатся нотки разочарования, когда я узнаю от него, что так было всегда. Время не стало для них лекарем. Недели и месяцы семейной жизни постепенно превратились в годы, появление двоих детей также не сделало жизнь проще, и постепенно они стали заниматься любовью все реже и реже. Теперь, девять лет спустя, они предаются любви в лучшем случае раз в месяц, и такая ситуация устраивает обоих. Слишком много хлопот. Овчинка выделки не стоит.

К счастью, у них хватает разума и такта не прибегать к оскорблениям или другим деструктивным тактикам. Чак никогда не называет ее «фригидной» или «холодной рыбой». Она никогда не обвиняет его в том, что он не проявляет к ней внимания, потому что завел роман на стороне. Это дает мне возможность помочь им по-новому взглянуть друг на друга. Психотерапевтические сеансы я провожу главным образом с Меган, и вскоре она уже довольно свободно и раскованно рассказывает мне о своих ежедневных проблемах, тревогах и радостях. А потом, как это часто случается, она начинает делиться своим внутренним миром и с Чаком. Их семейная и интимная жизнь постепенно налаживается и теперь приносит им больше радости и удовольствия, чем когда-либо прежде.

Но однажды я сразу замечаю, что случилось нечто серьезное, потому что Меган сидит в дальнем углу моей приемной, полностью поглощенная изучением «Благоустройства дома и сада».

— Вы сегодня выглядите расстроенной, — говорю я.

— Еще бы! А как вы догадались?.. Чак получил повышение. Компания хочет перевести его в Нью-Йорк… Я так думаю, что через пару месяцев нам придется переезжать.

«Сюрпризы» всегда выбивают из колеи людей, подверженных неврозу навязчивости, и эта неожиданная перемена в жизни взволновала ее до глубины души. Она чувствует себя так, как будто почва уходит у нее из-под ног, и ищет привычное защитное средство от своих тревог. На этот раз, однако, она недолго прячется за обложкой журнала и уже через пять минут, отложив в сторону «Благоустройство дома и сада» и посмотрев мне прямо в глаза, рассказывает о том, как она ненавидит перемены.

Я объясняю ей, как изменилась она за время ваших встреч. Когда она впервые вошла в мой кабинет, у нее были проблемы на работе и отчужденные отношения с мужем. Мы оба знаем, каких огромных успехов она достигла на наших сеансах, постепенно проникаясь ко мне доверием и учась свободно и беспрепятственно выражать свои чувства. Сравнив себя прежнюю с нынешней, она обретает уверенность. Перевод Чака на новое место работы приходится как нельзя кстати, потому что мы уже почти закончили курс терапии.

Во время нашей последней встречи я чувствую искреннее сожаление о том, что нам приходится расставаться. Меган еще не окончательно научилась доверять, не полностью она осознает и то, какое влияние на всю ее жизнь оказал уход матери из семьи. И тем не менее, сделанный ею прогресс очевиден. Она обещает мне, что в случае необходимости обратится за консультацией к психотерапевту в Нью-Йорке.

На прощание Меган вручает мне в качестве подарка на память несколько рецептов своих любимых блюд и заставляет пообещать, что я «хотя бы разок их попробую». Время нашего последнего свидания подходит к концу, и она начинает тихонько всхлипывать, благодарит меня за проявленное к ней терпение и уверяет, что ей будет не хватать «наших встреч» (она не может заставить себя признаться, что ей будет не хватать меня, но я понимаю, что она имеет в виду).

Пример Меган иллюстрирует, как «невротик» пытается совладать с негативными эмоциями, подавляя их в себе. После ухода матери она научилась глушить любые возникающие в ее душе чувства — даже позитивные. В зрелом возрасте Меган стала отчужденной, холодной и настороженной, но за нагромождениями ее защитных сооружений прятался нежный и заботливый человек, напуганная, но добрая женщина. Здесь уместно вспомнить поговорку: «Не судите о книге по ее обложке». Я не берусь утверждать, что каждый человек, страдающий навязчивым неврозом, — это потенциальная мать Тереза, но какой бы ни являлась истинная личность, скрывающаяся за щитом с надписью «Я должна быть настороже», всегда требуется определенное время, чтобы пробиться сквозь ее оборонительную «систему раннего оповещения».

Особенно справедливо это для интимных ситуаций. Поскольку интимные отношения относятся к сфере сугубо личной жизни, «невротики» обычно чувствуют себя беспомощными и уязвимыми, оказываясь в интимной ситуации. Ваш партнер может подсознательно считать, что вы Вторгаетесь на его территорию, захватываете его жизненное пространство. Как мы видели в случае Меган, требуется некоторое время, чтобы ваш партнер научился доверять вам, но результаты стоят того, чтобы подождать. Проявив терпение и нежность, за маской внешней холодности и неприступности вы сможете обнаружить чуткого и эмоционального человека.

Стремление к совершенству: Трудности в принятии решений, завершении дел и отказе от старых и ненужных вещей и предметов

Эти трудности мы рассмотрим в их единстве, потому что в реальной жизни они обычно взаимосвязаны и тесно переплетены между собой, а объединяет их в одно целое стремление к совершенству. Навязчивое желание выбрать идеальный вариант из нескольких возможных не позволяет принять окончательное решение, избавиться от старых вещей и завершить начатое дело.

Принятие решений представляет собой трудную задачу для людей, страдающих неврозом навязчивости, потому что оно сопряжено с риском. Даже те решения, которые другим представляются обыденными и простейшими, приобретают для «невротиков» глобальную значимость, будто им предстоит сделать некий жизненно важный выбор. Так, например, выбор между двумя галстуками — бордовым в черную полоску и синим в серую полоску — может превратиться в неразрешимую проблему. Как только человек начинает склоняться к одному из вариантов, он испытывает потребность еще раз взвесить его недостатки и достоинства варианта отвергаемого. И после этого весь процесс повторяется снова… и снова. Многие страстные любовники напрочь утрачивали всяческое желание за то время, пока она в муках выбирала «правильное» неглиже. Эта нерешительность может свести вас с ума, когда вы собираетесь на дружескую вечеринку или концерт. Причем с ума она сведет обоих — и выбирающего наряды «невротика», и того, кто его ждет.

Представьте, что вы ждете ее в спальне, собираясь предаться играм для взрослых, а она тем временем тщательно и придирчиво выбирает нужный пеньюар. Затем решает, что ей необходимо принять душ, побрить ноги и наложить маску на лицо, прежде чем ложиться в постель. Ваше игривое настроение сменяется: раздражением, а страсть вытесняется досадой.

Возможно, раздражение ваше не будет столь сильным, если вы сумеете убедить себя, что поступает она так не для того, чтобы досадить вам. Теперь вы знаете, что ей просто трудно сделать выбор, что совершенная «оправа» необходима ей, чтобы выглядеть идеально при любом важном для нее событии. Без нее она чувствует себя беспомощной, как младенец без соски. Иногда неспособность сделать выбор — подвергнуть себя риску ошибиться — может иметь далеко идущие последствия. Как, например, в случае Теда.

Тед

В университетском общежитии комната Теда располагалась через коридор от моей, поэтому я был знаком с ним довольно близко. Помню, что тогда я все время жалел его, потому что ему никак не удавалось найти себе подходящую для постоянных встреч — не говоря уже о совместной жизни — девушку. Познакомившись с очередной кандидаткой, он шел к ней на свидание, но, вернувшись в общежитие, неизменно начинал жаловаться на ее многочисленные недостатки. В то время мне не многое было известно о навязчивом неврозе и я постоянно недоумевал, почему те качества, которые, по его словам, он тщетно искал в одной девушке, заставляли его отвергать другую. Его подружки постоянно оказывались слишком умными или слишком глупыми, слишком красивыми или слишком уродливыми. Если они были красивы, на их фоне он чувствовал себя уродцем, если они были просты и непритязательны, он опасался, что ошибся в своем выборе.

Однажды, когда по программе мы проходили тесты для определения коэффициента умственного развития, я спросил Теда, каким, по его мнению, должен быть идеальный коэффициент его гипотетической жены. Он задумался и ответил, что 135 было бы слишком много — он бы не хотел выглядеть по сравнению с ней дураком. Но, конечно, 95 — это слишком мало, так как он не хочет жениться на женщине среднего интеллекта. Тогда я в шутку предложил ему найти девушку с коэффициентом 114 — имеющую показатель выше среднего, но и не слишком умную. Он согласился со мной, но его поиски, разумеется, не увенчались успехом.

Если даже кто-то и отвечал требованиям Теда к интеллекту, кроме него, существовали еще десятки других не менее важных критериев, и было просто невозможно найти такую девушку, у которой в точных пропорциях сочетались бы все необходимые ему качества. Ведь он учитывал и такие не совсем конкретные понятия, как шарм, сексуальность, обаяние, для определения количества которых даже трудно придумать какую-то объективную измерительную шкалу. И только несколько лет спустя мне удалось, наконец, понять Теда. Подобно другим «невротикам», он просто делал вид, что ищет «идеальную» жену, а в действительности настолько боялся сделать ошибочный выбор, что выдвигаемые им требования гарантировали невозможность окончательного решения.

У истории Теда счастливый конец. В отличие от Джеймса, который не только не женился, но и близко не подходил к женщинам, Тед все-таки нашел «свою судьбу». Правда, ею оказалась не та «идеальная и единственная», за которой он охотился всю жизнь.

В сорок семь лет он понял, что жизнь проходит мимо, и решил обратиться к психотерапевту. К счастью для Теда, его психоаналитик обладал достаточным опытом работы с больными, подверженными неврозу навязчивости, и вскоре они начали обсуждать причину, по которой Тед оставался холостяком. Как выяснилось, «список» требований Теда в действительности оказался его защитным щитом.

Через несколько месяцев терапии Тед начал задумываться о женитьбе на женщине, с которой он встречался уже пять лет, но он по-прежнему не был уверен в себе — не готов, как он говорил. Психотерапевт посоветовал ему сделать «пробный шаг» — купить дом. (Не приходится удивляться, что в течение двадцати лет Тед снимал квартиру, поскольку не мог найти «нужного» дома.) Подписав документы о покупке, Тед тут же испытал жесточайший приступ сожаления, но аналитик помог ему совладать с сомнениями и тревогами, и уже через каких-то несколько месяцев Тед начал с симпатией относиться к своему новому жилищу.

Наконец он предпринял решительный шаг и сделал предложение. Психотерапевт Теда первые несколько месяцев супружеской жизни помогал ему преодолевать предсвадебные волнения, последовавшие за ними приступы раскаяния и неизбежные сомнения в правильности своего поступка. Разговаривая с Тедом на одной из встреч выпускников, я понял, что никогда прежде не видел его таким счастливым. Для него было очень непросто переступить через свои «принципы» и рискнуть связать себя долговременными отношениями, но он радостно заявил, что «оно того стоило!»

Пример Теда ярко иллюстрирует, как стремление к совершенству мешает «невротикам» принять решение по какому бы то ни было важному вопросу, но и необходимость сделать даже самый незначительный выбор может стать для них проблемой. Иногда, делая заказ в ресторане, Тед разрывается между бифштексом, жарким и омаром, чувствуя, что на самом деле надо бы взять салат. Он хочет получить идеальное блюдо и не может остановиться на чем-то одном. Если бы он не чувствовал себя неловко, то менял бы заказы до бесконечности.

И Тед не одинок в своем стремлении к совершенству. Зальцман (1985) рассказывает о молодом человеке, страдавшем неврозом навязчивости в серьезной форме, который изучал технические характеристики всех новых автомобилей, стремясь выбрать самый лучший.

«Он занимался этим настолько тщательно и долго, что к тому времени, когда его исследования подходили к концу, с конвейера сходила новая модель, и он был вынужден начинать все сначала (1985, с. 67)».

Чтобы разорвать этот замкнутый круг и снять с себя ответственность за принимаемое решение, «невротики» часто прибегают к всевозможным ритуалам, правилам, формулам или всячески оттягивают критический момент выбора. Они могут подбрасывать монетку, чтобы определить, какой галстук надеть, или составлять меню на неделю вперед, чтобы каждый раз не мучиться над выбором блюд. Часто, если достаточно долго откладывать принятие решения, оно может быть обусловлено обстоятельствами, избавляющими от необходимости выбора. Именно это и произошло с пациентом Зальцмана.

«Так продолжалось в течение нескольких лет, пока сделать свой выбор его, наконец, не заставила элементарная нужда в машине. Тогда он купил первую попавшуюся на стоянке подержанных автомобилей, без всяких «наворотов», которые он прежде считал жизненно необходимыми. Он утверждал, что не несет ответственности за сделанный выбор, так как принять решение его вынудили автомобильная промышленность и психотерапия (1985, с. 67)».

Часто «невротики» уступают право выбора внешним обстоятельствам, чем они подсознательно стремятся перехитрить собственную нерешительность. Именно так Малкольм и «выбрал» себе жену!

Малкольм и Алекси — выбор при бездействии

Малкольм встречался с Алекси три года, пока они готовились к получению ученых степеней. Наконец он стал доктором философии, а она — магистром. Казалось, наступило самое подходящее время для того, чтобы узаконить отношения, однако Малкольм никак не находил в себе сил решиться на этот важный шаг. Каждый раз, когда Алекси заговаривала о дате свадьбы, он старался перевести разговор на другую тему, и, если бы не проливные дожди, они, возможно, до сих пор так и оставались бы «просто друзьями».

Алекси жила в студенческом городке, расположенном в низине. Однажды обильные весенние дожди переполнили реку, воды которой вышли из берегов и хлынули в ее квартиру, занимавшую подвальные помещения дома. Спасая от наводнения мебель Алекси, они с Малкольмом спешно перевезли ее к нему домой, где она и остается по сей день. Они женаты уже тринадцать с лишним лет благодаря решению, принятому великой и полноводной Миссисипи.

Когда вы живете с «невротиком», я бы не советовал вам задерживать дыхание, ожидая, пока он что-нибудь решит. Если вы считаете, что проведенные только вдвоем выходные оживят ваши отношения, то звоните в туристическое агентство и заказывайте путевку. Конечно, куда более романтично было бы услышать от него неожиданное предложение сбежать от всех на пару дней, однако ждать такого подарка, боюсь, вам придется до самой золотой свадьбы.

Если все же, задержав дыхание, вы станете ждать, когда он выстругает новые полки или отремонтирует кухонный шкаф, то рискуете задохнуться, Лучше вызовите плотника.

«Невротики» придают такое огромное значение совершенству, что для них практически невозможно решить, что работа закончена. Я знаю многих аспирантов, которым для написания идеальных диссертаций требовалось не менее пяти лет — и еще хорошо, если эти диссертации были все-таки написаны. Некоторые просто бросали работу — не потому что были недостаточно подготовленными, чтобы закончить начатое, а потому что, подобно мужчине, мечтавшему купить идеальный автомобиль, стремились включить в свою диссертацию абсолютно все результаты самых последних исследований. Но поскольку в мире ежедневно появляются научные публикации по той или иной теме, эти попытки достичь совершенства делали завершение диссертаций невозможным.

И в интимных отношениях ваш партнер-«невротик» может ждать идеальной ситуации — когда посуда вымыта, телефон молчит, дети в летнем лагере, а ваши родители во Флориде, — чтобы полностью отдаться страсти. К сожалению, поскольку такие идеальные условия складываются крайне редко, это приводит к снижению сексуальной активности. В этом случае можно посоветовать проявить ненавязчивую инициативу в создании почти идеальных условий для интимных отношений, а затем шутливо обсудить, как здорово все получилось, несмотря на то, что ситуация была не совсем подходящей!

Артур

Арт — барахольщик. Его «коллекция» превосходит любые разумные пределы, потому что он собирает буквально все. Его гараж завален автомобильными запчастями. На заднем дворе молчаливыми стражами высятся огромные древние трактора, ржавые сенокосилки и громоздкие молотилки. Все свободное пространство ванной комнаты заставлено тазами и коробками с кранами, смесителями, шлангами, трубками и прочими сантехническими принадлежностями.

Я даже не возьмусь описывать подвал Арта, но уверяю вас, что он до отказа набит всем, что только может прийти вам в голову! Поскольку Арт просто не в состоянии решить, что нужно выбросить, а что можно оставить, он оставляет практически все.

Когда вы попадаете в его спальню, вам может показаться, что вы очутились в пещере. Неустойчивые и кривые, как пьяные сталагмиты, тянутся к потолку колонны картонных коробок. Между ними, подобно листьям салата на тарелке, разбросаны кипы бумаг. Вам кажется, что вы застряли в кошмаре сумасшедшего спелеолога и теперь навечно обречены бродить среди этих бесчисленных колонн в огромной и страшной комнате, из которой нет выхода.

Бухгалтер по специальности, кроме основной работы, Арт каким-то образом умудряется рассчитывать на дому налоги для всех желающих. Около семи лет назад он начал использовать спальню в качестве рабочего кабинета, пообещав жене, что это только на время. Однако стопки и кипы бумаг в ней увеличиваются со скоростью разрастающихся метастаз, и раковая болезнь коллекционирования грозит окончательно уничтожить и без того жалкую интимную жизнь Артура.