Помоги проекту - поделись книгой:
Не случалось такого концерта, на котором не побывал бы Алессио. Не нашлось такой пластинки, которую он не приобрел бы. Ничто не восхищало его так глубоко, как симфоническая музыка, и никто не знал ее лучше него.
Но вот что интересно: в театре и дома он сидел в отличие от многих людей, не прикрыв глаза и стараясь углубиться в музыку, а наоборот, внимательно смотрел на исполнителя или на проигрыватель.
Дело в том, что он получал удовольствие не только от слушания музыки, но и от созерцания ее.
Звуки, как известно, это волны, колеблющие воздух, нечто вполне конкретное и реальное, и Алессио обладал редчайшей способностью видеть их. Он различал форму и цвет каждой ноты, издаваемой инструментами, видел, как они сливаются в звучании и следуют друг с другом, рождая симфонию.
И эти картины, витающие в воздухе, буквально зачаровывали его. Любимейшая музыка — сочинения Брамса, Моцарта, Бетховена — дополнялась благодаря его дару еще и замечательной живописью.
Но умолкали звуки, и эти поразительные образы улетучивались, исчезая навсегда. Алессио никак не мог смириться, что от них не оставалось и следа, и все время ломал голову, как бы сохранить хоть некоторые из тех аккордов, которые рисовали в его
«Умел бы я владеть кистью… — думал он. — Впрочем, будь я даже самым замечательным художником на свете, все равно никогда не смог бы перенести на полотно или бумагу эти чудесные картины».
И тут он сообразил: вот если б удалось сфотографировать их, тогда он навсегда запечатлел бы эту красоту.
Долгие годы посвятил Алессио изучению разных наук и в конце концов сумел создать специальный фотоаппарат и особую сверхчувствительную пленку для фотографирования музыки.
С тех пор на концертах и дома, включая проигрыватель, он всегда держал наготове свой необыкновенный фотоаппарат и часто фотографировал мелодии-образы, которые ему особенно нравились.
У него получались самые невероятные фотографии, вернее — симфофотографии, каких никто никогда еще не видел, с такими красками и формами, какие могли соперничать только с самыми знаменитыми полотнами самых знаменитых художников-абстракционистов.
Не все снимки, однако, получались хорошего качества, некоторые приходилось выбрасывать из-за того, что на них обнаруживалось какое-нибудь пятнышко или оказывалась не в фокусе какая-нибудь фальшиво взятая музыкантом нота.
Вскоре Алессио собрал богатую коллекцию симфофотографий. Теперь он сколько угодно мог рассматривать свою любимую музыку. К тому же он еще и прославился своим необычным собранием.
Благодаря его симфофотографиям люди со слабым музыкальным слухом, даже совсем глухие, смогли наконец почувствовать красоту музыки, и все покупали его снимки, чтобы повесить у себя дома, потому что они очень украшали помещение.
Как-то один известный журнал попросил Алессио сделать фоторепортаж с концерта рок-музыки, проходившего на стадионе. Совсем не та музыка, которую любил Алессио, но гонорар пообещали очень высокий, и он решил согласиться на предложение.
Алессио отправился на концерт и сделал серию фотографий. А когда проявил пленку, то пришел в ужас — снимки получились отвратительные. Пестрые, безумные образы рок-музыки перекрывались страшными, искаженными лицами зрителей, истошно вопивших на трибунах.
С тех пор Алессио снимал только любимые симфонии Брамса, Моцарта и Бетховена, обогащая свою коллекцию все новыми и новыми прекраснейшими симфофотографиями.
Доктор, который лечил часы
Они все время отставали, и Анна-Лиза опаздывала из-за них в школу, на встречи с друзьями, поздно включала телевизор, пропуская начало передачи, которую хотела посмотреть.
Но она любила эти старинные наручные часы, доставшиеся ей от бабушки. И часто отдавала их в ремонт. Часы вскрывали, меняли в них пружинку, подправляли маятник, подкручивали какой-нибудь винтик, но они все равно отставали.
— Да выбрось ты их! — советовали родители. — Мы купим тебе новые, современные, кварцевые, на батарейке, очень точные, их даже заводить не надо.
Но Анна-Лиза не хотела расставаться с этими часами — они напоминали о бабушке, которую она очень любила.
Однажды девочка оказалась возле небольшого магазина, в витрине которого помещалась табличка:
Старичок в белом халате что-то колдовал над большими настенными часами, лежавшими на столе.
— Не почините ли вот эти мои часы? — спросила девочка.
Старичок внимательно осмотрел их.
— Красивые, — заметил он. — Теперь уж не делают таких.
Он взял стетоскоп, приложил к часам и стал вслушиваться.
— Странно, — удивилась Анна-Лиза, — а почему вы не вскрываете их?
Старичок улыбнулся:
— Часы вскрывают часовщики, а я — доктор, я лечу их. Да, неважное у этих часов здоровье, неважное. Кашляют. И при каждом покашливании теряют минуту, поэтому и отстают. Но это не страшно. Достаточно принять немного микстуры.
Он взял с полки флакон с лекарством и влил в часы пол-ложки. Через пару дней они поправились и стали ходить совершенно точно.
Но прошло несколько месяцев, и часы опять забарахлили. Теперь они все время шли вперед. И Анна-Лиза из-за этого приходила намного раньше на свидание или прежде времени включала телевизор.
— Выбрось ты их! — советовали родители. — Мы купим тебе новые…
Но она и слышать не хотела об этом, и снова отнесла часы к старичку в белом халате.
— Я же говорил, что у них неважно со здоровьем. К тому же это очень старые часы.
Он послушал их и потрогал, словно щупая пульс.
— Горячие, — заключил он, — должно быть, у них поднялась температура. Поставим градусник… Тридцать девять. Да, видимо, это сильная простуда. Вот почему удары участились, и часы идут вперед. Но это не страшно. Дадим таблетку, и они поправятся. — И добавил: — Знаете, сейчас в городе эпидемия скарлатины. Если заметите красную сыпь, сразу принесите мне.
Несколько месяцев часы работали безупречно, и никакой красной сыпи не появлялось. А однажды они вдруг остановились. Анна-Лиза сразу же поспешила к старичку в белом халате, не сомневаясь, что он сумеет вылечить их.
Старичок выслушал часы, потрогал, погладил, сделал массаж и всякими иными приемами попытался заставить их тикать, даже применил реанимацию.
— Ничего не поможет, — заключил он. — Часы остановились. Это понятно. Ведь они такие старые. Примите мои соболезнования.
Он казался опечаленным, как будто умер близкий человек. Анна-Лиза очень огорчилась. Родители купили ей часы последней модели, на батарейке, которые стрелкой отсчитывали секунды. Но она не смогла полюбить их так же сильно, как прежние.
Однажды девочка ехала с родителями по улице, где находился магазин старичка в белом халате.
— Останови, папа, мне надо зайти сюда.
Она вышла из машины и замерла в удивлении: магазин изменился до неузнаваемости — сияла новая витрина, на которой красовались часы самых современных марок, и табличка оповещала:
Анна-Лиза вошла и спросила про старичка в белом халате.
— Он продал свой магазин, — объяснил новый хозяин. — Это ведь был очень старый человек. К тому же, наверное, немного чокнутый. Уверял, будто он доктор, который лечит часы. А что случилось? Ваши часы капризничают?
— Нет, они прекрасно ходят.
— Тем лучше. В наши дни часовщик — это профессия, которая скоро совсем исчезнет, потому что теперь нет никакого смысла чинить часы, проще выбросить их. Это — результат прогресса.
Анна-Лиза вернулась к родителям, и машина тронулась с места. Девочка думала о прогрессе, о том, как много необычного и интересного увидит она, когда вырастет, в 2020 году. Конечно, приятно представить себе такое будущее, но она не могла не подумать и о множестве старинных вещей, которые исчезнут к тому времени, и о профессиях, каких тоже не станет.
Она часто вспоминала старинные часы, что оставила ей в наследство бабушка, и последнего часового доктора, — славного старичка в белом халате, который так хорошо умел лечить их.
Домашние помощники
Мне очень нравятся разные машины, механизмы, приборы и всякие прочие устройства, которые окружают нас в быту.
Я всегда считал, что у них есть душа и вообще каждое такое маленькое чудо, помогающее нам дома, это личность, и обнаруживать ее черты — занятие очень интересное. Наверное, поэтому мне и захотелось написать про них сказки.
Помню, когда мне устанавливали телефон, выбирая аппарат, я остановился на том, какой мне рекомендовали как самый лучший. На деле оказалось, это совсем не так.
Звонил я, к примеру, своему издателю:
— Я еще не закончил книгу…
Но тут разговор неожиданно прерывался, и я уже не мог добавить: «Потому что болел».
Или же разговаривал я с приятелем:
— Спасибо за приглашение, но я не могу прийти…
Связь опять прерывалась, и я не мог объяснить: «Потому что вечером должен работать».
Я вызвал мастера с телефонной станции. Он вскрыл аппарат, осмотрел его и заявил, что тот в полном порядке.
Только позднее понял я, в чем дело, — это оказался очень принципиальный телефонный аппарат, который не терпел ни малейшей лжи.
Он существовал для того, чтобы соединять людей, сближать их, поддерживать между ними связь, передавать информацию, и явно не желал ничего этого делать, если кто-нибудь хотя бы только намеревался сказать неправду, как это случилось со мной.
В самом деле, я не закончил книгу вовсе не оттого, что болел, а потому что ездил на пляж к морю. А приглашение на ужин не принял, потому что предпочел отправиться на свидание с девушкой.
Я попытался убедить свой телефонный аппарат быть чуточку снисходительней, но тщетно. Он оставался непреклонным в своей принципиальности, и просто не понимал, как это писатель может говорить неправду!
Пылесос мне тоже попался не совсем обычный — больной. Причем болезнь у него оказалась очень странная для подобного устройства — аллергия на пыль. Он ну совсем не выносил никакой пыли, задыхался от нее.
Служанка, которая приходила убирать мою квартиру, все время жаловалась:
— Синьор писатель, посудите сами, ну как же мне держать квартиру в чистоте, если этот пылесос не работает?! Он всасывает бахрому ковров, монетки, оказавшиеся на полу, туфли, даже краску со стен, но только не пыль! Выбросьте вы его и купите новый!
Мне не хотелось так поступать. Это же невозможно — выгнать больного человека из дома.
Пришлось служанке смириться и сметать пыль пучком перьев, подметать пол щеткой, ковры выбивать моей тростью.
Но я заметил, что пылесос любил втягивать еще кое-что: сигаретный дым!
В самом деле, несмотря на то, что я, как это ни вредно, много курю, в доме никогда не ощущался запах табака.
Поначалу я утешал себя мыслью, что, тронутый моим великодушием, пылесос делает это из любезности.
Но как выяснилось, дело совсем в другом — он тоже оказался курильщиком, причем еще более заядлым, чем я.
А вот прибор, с которым мне, несомненно, чаще всего пришлось ссориться, — это электросчетчик. Хотя я всегда старался экономить электричество, все равно счета для оплаты почему-то приходили весьма внушительные.
В чем дело, я узнал однажды вечером, когда на день раньше вернулся домой из поездки. Квартира была освещена, как в праздник. Горели все светильники, какие только имелись в доме.
Оказывается, мне попался электросчетчик, который строил из себя знатную особу и, чтобы поважничать перед своими коллегами, включал в мое отсутствие совершенно все до единой лампы в доме.
Я попытался было объяснить ему, что наш гражданский долг — не тратить понапрасну электроэнергию, так он даже не дал мне договорить:
— Ну и скряга! — заявил он и в знак презрения так крутанул свое колесико, что в одно мгновение съел целый киловатт.
С тех пор он дулся на меня и окончательно перестал слушаться — сам включал и выключал все что хотел, словно служил в каком-нибудь королевском дворце.
Не стану рассказывать вам разные другие истории, какие вытворяли со мной различные домашние помощники. Очевидно, они делали это в надежде, что я захочу написать про них сказку. Механизмы тоже могут быть немного тщеславными.
И действительно, какие только забавные происшествия не случались с водонагревателем, вентилятором, радиоприемником, со стиральной и посудомоечной машинами, с электрическим ножом…
Но все это вы и сами легко представите себе.
Телескоп-соня
В астрономической обсерватории установили новый электронный телескоп, и профессор Лунетти немедленно приступил к работе с ним. Еще в детстве он мечтал открыть новые планеты и галактики, удивительные кометы, загадочные черные дыры и стать самым знаменитым астрономом на свете.
Он знал: чтобы преуспеть в своей профессии, нужно много времени, но еще больше — терпения, как впрочем, в любом деле.
Ученый прильнул к окуляру нового телескопа, предвкушая, как проведет возле него в постоянных наблюдениях долгие годы.
Однако едва он взглянул в окуляр, как от изумления у него перехватило дыхание: перед его взором возникли какие-то совершенно невероятные планеты и галактики, причем так отчетливо и ясно, что можно было рассмотреть даже их обитателей.
Электронный телескоп обладал необыкновенной силой разрешения! Он, словно на отличном киноэкране, позволил ученому увидеть такие картины, каких еще нигде и никогда не наблюдал ни один астроном на свете.
Он увидел, что созвездие Льва, оскалив пасть, гонится за Малой Медведицей, собираясь разорвать ее на части, с Сириуса отправляются целые армады космических кораблей на завоевание Полярной звезды, Млечный Путь тревожно мигает своими бесчисленными огнями, потрясенный чудовищной всесветной войной, а в глубине Вселенной обнаруживаются не только черные, но и белые, красные и желтые дыры, и все они одну за другой поглощают, словно вишни, целые галактики, выплевывая время от времени косточки.
Этот мощнейший телескоп открывал ученому самые потрясающие секреты мироздания, которые, конечно, произведут революцию в астрономии и перечеркнут все гипотезы о жизни во Вселенной.
— Ох, дорогой телескоп! — обрадовался профессор Лунетти. — С твоей помощью я стану знаменитым!
Он ласково погладил и даже поцеловал его тубус.
Понаблюдав несколько ночей невероятные события, происходящие в космосе, ученый написал подробный отчет о своих необыкновенных открытиях и отправил его президенту Академии астрономических наук.
В ожидании ответа он говорил своему сыну:
— Скоро будешь гордиться своим отцом, потому что я стану самым знаменитым астрономом в истории человечества!
Он уже представлял интерес к себе всего мира, признание, почести, какие градом обрушатся на него, в том числе по меньшей мере шесть Нобелевских премий.
Наконец, он получил ответ из Академии. Письмо оказалось весьма кратким:
Поделиться книгой: