Веера 1890-х годов — очень крупные, с полем, расписным по шелку или же перекрытым кружевом. Японское искусство и свойственная ему асимметрия в композиционном построении сильно повлияли на характер живописи в русских веерах 1890-х годов. По-прежнему оставались популярны веера в виде прозрачных шелковых экранов с живописной росписью, на проволочном каркасе и с точеной, позолоченной на левкасе, ручкой. Большое распространение в это время получили перьевые бальные веера из черных или белых страусовых перьев, а также и крашеных в тон платья. Их остовы бывали из светлой или темной черепахи, из кости и отделывались золотыми или серебряными, а нередко и усыпанными мелкими бриллиантами вензелями владелицы. Они, в свою очередь, были украшены соответствующими ее титулу коронами. Закрытые короны полагались к вензелю княгини, короны с девятью шишечками — к вензелю графини, трижды перевитые жемчугом — баронессе, а короны с пятью шишечками — иностранным маркизам.
Знаменитый в Петербурге в 1890-е годы магазин вееров Alexandre на Невском проспекте принадлежал Александру Ивановичу Трейнбергу (он существовал с 1863 года). Там торговали не только веерами, но и зонтиками, а в Москве царствовал по-прежнему Moret на Кузнецком мосту.
Самой ходовой формой вееров в 1900-х годах были большие страусовые белые или черные веера, а также тонированные в цвет платья. Японизм просматривался сильно и в форме ручных экранов. «Парижские моды» давали описание одного из них в 1901 году: «Верхняя сторона экрана украшается вышивкой легкой гладью по тафте, нижняя сторона просто затягивается тафтой. Наш узор вышивается двумя тонами: фиолетовым для ирисов и серовато-серым для листьев и веток. Ободок делается из шелкового галуна, вышитого блестками. Ручка из золоченого дерева».
В 1900-е годы вернулась мода на небольшие веера с резными и золочеными перламутровыми сплошными остовами в рокайльном стиле «Помпадур». Их покрывали кружевом, расшивали пайетками. Очень часто стали встречаться веера с неровно, вычурно обрезанным верхним краем поля — эфемерные, как странствующие облака. Безусловно, для веера пришло время лебединой песни. Распространившееся повсюду в России электрическое освещение бальных залов сделало их менее жаркими и душными — и веера в руках у женщин из необходимого аксессуара стали превращаться в некий социальный знак.
Нижнее белье
Долгое время его считали чем-то срамным, стыдились в нем показаться, прятали в ящики комодов, сушили подальше от глаз людских, клали под подушку… Теперь на дворе совсем другие времена! Сегодняшняя мода на порношик и эротомания диктует нам жесткий устав, следуя которому белье все время надо демонстрировать.
Нижнее белье в XXI веке стало практически верхней одеждой. Дамы теперь рады-радешеньки показать всем желающим фасончик и расцветочку своих стрингов, лифчики стали во многих случаях атавизмом, а когда видны сквозь шелковую блузочку, то это даже миленько, нижних юбок не носят, чулок — тоже, а шелковые корсеты стали выходной вечерней одеждой! Не отстают и мужчины — современная мода на низко носимые на бедрах джинсы требует от модников в обязательном порядке показать свои трусы. А также и их фирменную резинку, помеченную заветным именем любимого создателя мужского белья.
Слово «белье» по-русски предполагает исключительно белый цвет. А во многих других европейских языках «lingerie» предполагает употребление льна. Хотя так было не всегда. Древние римлянки, судя по сохранившимся мозаикам, бинтовали себе грудь кожей для занятий спортом и носили маленькие черные кожаные трусики.
Так вот, в существующей европейской традиции отношение к белью как к чему-то белому и льняному относится к годам зарождения христианской религии. Прототипом многих форм белья стала набедренная повязка Иисуса Христа, а отношение к наготе, как к греху, пришло к нам из времен Византии. Самой древней и распространенной формой белья были туники, по крою напоминающие просторные ночные рубашки: и они продержались в быту до самых Крестовых походов. Войны заставили модифицировать белье, сделав его прилегающим к телу — мужчины сидели в седле, и жизнь требовала более обтягивающей одежды. Так возникли мужские кальсоны, а позднее, в эпоху Ренессанса, и будораживший воображение гульфик к ним. Судя по живописи тех времен, мужчины практиковали ношение маленьких льняных трусиков, название которых пришло в русский язык от французского «trousse». С дамами было много сложнее — они постепенно приталивали исподнее шнуровкой, родилась нижняя рубашка, называемая по-итальянски «cotta», ее часто вышивали гладью — как белой, так и цветной. В XIV веке пришли и первые корсеты — сначала просто стеганые из двух слоев льна, потом и с косточками из ивы и китового уса. Корсеты с годами становились все тверже — чтобы потуже утянуть талию и поднять повыше грудь: соблазн вел к грехопадению с регулярной частотой. Форма корсетов менялась от десятилетия к десятилетию — то укорачивалась, то удлинялась, утягивая и бедра, а иногда и совершенно открывала грудь для всеобщего обозрения, что часто видно на гравюрах галантного века. В корсетах неизменными были кости и принцип шнурования на спине — их носили порой и во время беременности. Под корсет часто надевали батистовый лифчик, а с XVII века в Европе распространился хлопок из Индии, и бельевые ткани стали мягче. Впрочем, оговорюсь, и линобатист — тонкая льняная ткань — тоже был очень приятен в носке.
В конце XV века в Италии появилось кружево, и белье стало гораздо дороже и привлекательней. С тех пор кружево и женское нижнее белье стали неразлучны. Даже теперь, когда кружево сплошь механическое, синтетическое и китайское — наши дамы себя чувствуют лучше с кружевными отделочками и вставочками на лифчиках и трусиках. Самые дорогие и роскошные кружева шли на отделки пеньюаров и матине, бум на которые приходится на 1890-е годы. Тяга к кружевному дорогому белью также чувствовалась в дизайне нижних юбок — их стали отделывать воланами, кружевными прошивками, и это продолжалось несколько веков, пока в 1918 году нижние юбки не отменили, так как мода перешла к более коротким платьям. И корсеты в сочетании с нижними юбками просто-напросто заменили более удобными комбинациями.
Теперь немного о женских панталонах. О, они проделали долгий пикантный путь эволюции! Правительница Фландрии, бывшая инфанта Испании Изабелла Клара Евгения, жившая в Брюсселе в 1600-е годы, после смерти любимого супруга не меняла много лет нижней рубашки и юбки, ставших грязно-желтого оттенка, — что дало повод для названия желтоватого оттенка «изабелла». В старину дамы под нижними юбками ходили голенькими. Носили чулки до колена на подвязках, и подобная перспектива интимного счастья очень многих мужчин прельщала. Но вот в конце XVI века в Венеции появились первые теплые женские стеганые панталоны — их носили жрицы любви, которые работали подолгу на улице в сыром климате и не хотели простужаться. Носить панталоны считалось срамом и говорило о легкомысленном поведении хозяйки. Но распространение шелкового трикотажа для чулок привело уже после французской революции 1789 года к созданию первых женских трико телесного цвета, что стало сенсацией и предопределило последующее возникновение некоторых форм женского белья.
В эпоху Наполеона платья из муслина были такими прозрачными и узкими, что никаких панталон, кроме трико, носить было просто невозможно. Но к 1815 году, когда в моду вошли более широкие платья, из Англии пришли длинные, по щиколотку, женские панталоны, украшенные английским шитьем. Их делали из белого батиста или более плотной хлопчатобумажной ткани. Они хорошо стирались и гладились угольными утюгами. Всю первую половину XIX века девочки до 16 лет носили панталончики по щиколотку, а их мамы носили панталоны покороче, лишь закрывающие колено. Такие панталоны, уже трикотажные и утепленные, сохранились дольше всего в индустрии СССР, мало восприимчивой к переменам моды.
Панталоны чаще всего в старину делали незашитыми между ног — так дамам было легче во многих житейских ситуациях. Все белье раньше метили метками — вытканными или вышитыми инициалами владелицы. В конце недели белье сдавали прачкам, и метки нужны были, чтобы те не перепутали ваши вещи, кипятя все вместе в общих чанах на дровяных плитах, а потом крахмаля и искусно гладя все кружевные рюшки и защипы.
В России особенно ценилось белье с прошивками, с филейными работами и мережками. Его вышивали руками, и в этом деле славились монашки. Монастырское белье России считалось самым дорогим и высококачественным. Долгое время, до конца XIX века, белье никакого другого цвета, кроме белого, не признавалось. Исключением были турнюры, которые шились из различных тканей и формой напоминали красный хвост креветки. Потом пришел стиль модерн, и стали появляться нижние юбки и панталончики розового цвета, зеленоватые и голубоватые. Белье 1990-х годов часто делали из канауса — сорта тонкой шелковой тафты, шили на руках. Самым роскошным и пикантным бельем славились парижские мастерицы.
Но вернемся к мужчинам. В середине XIX века в употребление постепенно стал входить и мужской бельевой трикотаж — немецкий доктор Егер провозгласил преимущества шерстяного трикотажного белья зимой, но кальсоны и фуфайки с длинным рукавом стали повседневностью даже летом. Коротенькие трусики носили только для купания. Постепенно в начале века стали использовать и телесные оттенки в мужском белье. Напомню читателям, что знаменитая Коко Шанель начала свою карьеру в мире моды с того, что шила женские туники с карманами из недорогого трикотажа телесного цвета, предназначенного для мужских кальсон.
В период 1920–1950-х годов многие европейские мастерские роскошного белья принадлежали эмигрантам из России. Так, в Париже знаменитыми «домами белья» были «Хитрово», «Баранов», «Тонконогий», «Графиня Адлерберг» и «Лор Белен» — последним руководила грузинская балерина Тамара Гамсахурдиа. Дом «Лор Белен» прославился своим бельем исключительного качества — его носили многие дамы из числа знаменитостей. Клиенткой «Лор Белен» была и Марлен Дитрих, для которой русскими руками были пошиты ее уникальные корсеты, создавшие иллюзию хорошей фигуры. Подробнее о русских «домах белья» вы можете прочитать в моей книге «Красота в изгнании».
Серьезный удар по производству белья из традиционных материалов был нанесен в 1940-е годы — появились новые синтетические ткани. Нейлон и позднее капрон, эластик позволили удешевить работу, а массовое производство качественного белья в США подорвало европейскую бельевую промышленность. Франция удержалась дольше всех, благодаря репутации страны люкса и любви. Сексуальность пришла в моду послевоенной Европы в связи с недостатком мужчин. Силуэт «нью-лук» заставил модниц носить новый вид белья: вновь нижние юбки, грацию или гепьер, но появление колготок в 1960-м году, а затем и мини-юбок уменьшило размер женского белья. В эпоху хиппи конца 60-х — начала 70-х годов даже посягнули на женские лифчики как на оплот буржуазного традиционализма. Предпочитали ходить, так сказать, «топлесс».
Сегодня цветовая гамма женского и мужского белья невероятно широка, но употребление синтетических тканей приводит к «парниковому эффекту» у обоих полов. В любом случае, белье можно разделить на вредное, то есть очень обтягивающее, и полезное — более свободное и удобное. Крой и форма белья сильно отражаются как на детородных функциях организма, так и на кормлении детей грудью, что пока еще не отменили никакие компьютеры и современные технологии.
Золушкины башмачки
Часто на дороге у моста я вижу потерянные современными золушками туфли, обычно не парные. Лежа на земле или в луже, они рискуют быть похороненными под первыми осенними листочками и превратиться в частичку нашего «культурного слоя». Ведь это очень точно подмечено, что обувь из-за своей хрупкости и изнашиваемости нередко первой из нашего гардероба идет на свалку истории. Одна моя знакомая говаривала, что старые туфли, как и соленые огурцы, надо хранить в бочках, время от времени переворачивая ее вверх дном. Все старое и забытое опять возвращается в моду. Все это справедливо, за исключением одного самого главного фактора, а именно — размеров обуви. Современная женщина чаще всего носит размеры от 38 до 40, а в старину ходовыми были от 33 до 35.
Но по порядку.
Очевидно, что впервые кожаная обувь появилась в Европе, в Древней Греции. Дошедшие до нашего времени образцы древнеегипетских сандалий — чаще всего из тростника и пальмового листа. Греки стали также и изобретателями первой обуви на платформе. Еще в VI веке до Рождества Христова ими были созданы так называемые котурны, которые носили актеры на сценах амфитеатров. Форма сандалий привилась и в Древнем Риме: музеи мира изобилуют образцами перепончатых сандалий легионеров. Так, в лондонской Темзе было найдено несколько римских сандалий — ил реки создал благоприятную среду и донес их до новейшего времени. А Византийская империя подарила нам воспоминания о сафьяновых красных туфлях императоров и просто расписных «шлепанцах» из кожи, которые, видоизменяясь, дошли до наших дней в странах арабского Востока.
Но ни Византия, ни Средние века еще не знали каблуков. Обувь всегда была плоской и кроилась для обеих ног одинаково: деление на правую и левую возникло лишь полтора века тому назад. Крестовые походы подарили Европе много восточной премудрости и подтолкнули развитие готического стиля, сначала в архитектуре, а затем и в моде. Так возникли остроносые туфли для женщин и мужчин, так называемые «пулены». Само название их связывается с Польшей, откуда через Золотую Орду эта восточная остроносая обувь и пришла в Западную Европу на рубеже XIV и XV веков. Порой эти пулены были такими длиннющими, что их кончики поднимали наверх шнурками и цепочками, просто необходимыми при хождении по лестницам замков. В обувной моде всегда так — на смену острым обувным носам Средневековья пришли круглые и тупые — эпохи Ренессанса. Их даже называли «коровья голова». Они были в фаворе в 1500–1520-е годы, а потом их заменили «медвежьи лапы» — туфли зауженной формы с продольными разрезами — в середине XVI столетия. Тогда же очень популярными стали и высокие кожаные сапоги.
Но самой курьезной обувью эпохи Возрождения были «шопены» из Венеции — род обуви на высоченных котурнах до 50 см. Их носили дамы древних уличных профессий при мокрой погоде, когда вода из каналов вытекала, поднимаясь на узкие венецианские улочки.
Конец XVI века был ознаменован созданием в Европе первой обуви на наборных кожаных каблуках, равно модных среди дам и кавалеров. Век барокко благоволил к кружевам, и в моду в XVII веке вошли дамские туфли с кружевными розетками, выгодно контрастировавшие с кожаными ботфортами мушкетеров. По воле случая появились во Франции и дворянские «красные каблуки», вошедшие в употребление после того, как Людовик XIV случайно ступил в кровавую лужу при посещении бойни. Аристократы затем носили их долго, вплоть до Французской революции 1789 года. Новыми формами носов на обуви в XVII веке следует считать квадратный, «тупой» и заостренный с расширением на концах в форме «рыбьего хвоста».
Галантный XVIII век увлекался обувными пряжками, часто даже брильянтовыми. Женскую обувь делали на «французском каблучке», то есть в форме рюмочки, и покрывали шелком в цвет платьев. Очень модными были «мюли» — туфли без пятки с заостренным и загнутым кверху носиком, на манер восточных. Мужская обувь, напротив, была образцом практицизма и англомании.
Вышеупомянутая революция 1789 года не только рубила головы аристократам, но и упразднила каблуки на обуви, которые совсем вышли из моды к 1800 году. Все стали «равными» в росте и ходили по земле, как древние греки. Плоская обувь наполеоновской поры славилась узостью подошв и своими изящными носиками — сначала острыми, потом прямыми. Белый цвет доминировал в женской обуви в начале XIX века, а затем эпоха романтизма подарила моду на более яркие туфельки, очень напоминавшие современные «балетки» на завязках. Черный, желтый, синий и зеленый были в большом ходу. Их вышивали бисером и пайетками, синелью и гарусом. Всю домашнюю мужскую обувь тогда вышивали крестиком: это называлось «берлинской специализацией». Лишь в конце 1850-х, в эпоху кринолинов, каблуки снова робко вошли в употребление. Тогда же появилось и деление обуви для правой и левой ноги. Каблуки все росли, но, будучи деревянными или кожаными, никогда не поднимались до современных «высот» из-за своей конструкции и способа крепления. Вторая половина XIX века — это эпоха резиновых калош, как в женской, так и в мужской обуви, ознаменовавшая технический прогресс.
Носы также все время менялись от десятилетия к десятилетию, но женская обувь все еще не играла большой роли из-за длины юбок «в пол». Лишь с началом Первой мировой войны укоротились подолы на платьях, и в моду вошли ботинки на шнуровках, которые стали нарочито заметными.
Курьезом мужской обуви в начале века были зимние и летние гамаши, которые носили поверх черных ботинок. Летом гамаши белили мелом! Эпоха чарльстона подарила модницам 1920-х годов туфли с перепонками, чтобы крепче держались на танцах той бурной эпохи джаза. Потом, в 1930-е годы, обувь золотого и серебряного цвета заняла центральное место из-за влияния голливудского кино. Около 1936 года в моду вошли туфли на платформе, которые царили до 1947-го. Их придумали для голливудских актеров, чтобы сравнять ростом «пары» во время съемок. Первооткрывателями платформ в XX веке стали знаменитые итальянские фирмы «Перруджия» и «Феррагамо».
Военное время заставило искать альтернативы коже, которой не было в достаточном количестве. Таким образом, в моду вошли пробковые танкетки и деревянные колодки типа «сабо». Тогда же стали впервые употреблять пластик для обувного производства.
1950-е годы знамениты туфельками на шпильках, испортившими ноги целому поколению женщин и полы во всех музеях мира. Одним из самых выдающихся обувщиков той поры был француз Роже Вивье, много работавший для Кристиана Диора.
Полеты в космос дали новые темы дизайнерам 1960-х годов. На смену шпилькам пришли низкие квадратные каблуки, обувь с прямыми носами из лаковой кожи и сапоги-чулки, которые считались в СССР предметом особого вожделения модниц, способных на многое ради обладания ими. Эпоха хиппи вновь вернула моду на греческие сандалии и арабскую обувь «бабуши», а также на скандинавские деревянные сабо и русские сапоги «казаки», имевшие большой успех.
Так незаметно подкралась эпоха ретро в обуви: в 1970-е годы с радостью приняли платформы 1940-х годов, а потом и ретро-туфли с перепонками, как в довоенное время. Перемены в форме каблука и носа все чаще касались и мужской обуви. Здесь проявилось отчетливое деление на обувь английскую, американскую, итальянскую — очень заметное и поныне. В 1980-е годы стало очень сильным японское влияние, а в 1990-х на форме обуви сказалось все этническое многообразие. От мокасин индейцев Америки — до арабских «мюли», вошедших в обиход после кувейтского кризиса.
Сегодня ретро-обувью увлекаются многие. В Москве даже организован уникальный для России Музей обуви, который проводит тематические выставки на обувных ярмарках и выпускает календари и книги. Так что, прежде чем выкинуть на помойку уникальную обувь прошлых лет, задумайтесь: а не достойна ли она места в музее?
Наряды для балов, дворцов и гаремов
Традиции высокой моды были заложены на рубеже XIX-XX веков — именно тогда было решено делать по две коллекции в год: весенне-летние (и показывать их в январе) и осенне-зимние (для показа в августе). Но специальных недель моды, привычных нам, тогда еще не существовало. Каждый дом устраивал показы новой коллекции в своем помещении и повторял эти показы множество раз, зачастую по три раза в день для своих клиентов. При этом размер манекенщицы, на которую шилась модель, вовсе не обязательно соответствовал габаритам толстой старухи-миллионерши, которая сподобилась эту модель себе заказать и купить.
Главные требования от-кутюр сформировались в это время — в первую очередь оригинальность, новизна модели, ее ручное изготовление, отделка кружевом и вышивкой ручной работы. Это позволяло взвинчивать цены до небес — так в моделях от-кутюр 1900-х годов в отделке использовались натуральные камни, даже бриллианты, драгоценные меха, золотая и серебряная нити, редчайшие ткани. Внутренние швы моделей от-кутюр тех лет (впрочем, как и современные) так же прекрасны, как внешний вид этих нарядов. Ими можно любоваться… Это и есть один из главных секретов парижского мастерства. Все крючки и кнопки, которые используются в моделях от-кутюр, обтачаны шелком, металл не считается достаточно благородным для именитых заказчиков. На гриф Дома моды всегда наносится и порядковый номер модели, для того чтобы ее можно было записать в реестр созданных шедевров. Изначально каждая модель производилась лишь в единственном числе, но после Второй мировой войны Синдикатом высокой моды было разрешено делать по три копии — и продавать их исключительно в разных частях света, чтобы клиенты физически не могли столкнуться в одинаковых нарядах. А ведь подобный скандальный конфуз произошел как-то на Московском кинофестивале с Джиной Лоллобриджидой и Элизабет Тейлор.
Другой важнейший закон Синдиката высокой моды касается количества моделей: в каждой коллекции их должно быть не менее 60, что ставит высокую профессиональную планку для всех парвеню. Модели от-кутюр по правилам должны создаваться во Франции — это значит, руками французских или офранцуженных портных. Нельзя делать вышивку в Индии или Китае, или отшить модели за границей. Для участия в показах высокой моды надо быть членом Синдиката — теперь их осталось только 10, а в 1980-е было более 20.
Можно участвовать в виде приглашенного гостя, как когда-то Валентин Юдашкин или, например, Джанни Версаче.
Высокая мода как вид искусства была порождением монархии. Платья такого изысканного вкуса и качества, стоящие десятки тысяч долларов, нужны для балов, пышных свадеб, коронаций, приемов, которых теперь, в современном упрощенном обществе, просто и в помине нет. Поэтому с падением монархии стали умирать и дома высокой моды — за отсутствием кредитоспособной клиентуры. После Первой мировой войны аристократов временно заменили американские нувориши, потом, после Второй мировой войны, когда в моду пришел Диор, был всплеск буржуазной эйфории, Голливуд и бомонд требовали роскошных моделей. Даже Шанель вернулась из пенсионного «отпуска» в 1954 году, почувствовав востребованность. Но движение хиппи, война во Вьетнаме и 1968 год со своими студенческими революциями нанесли непоправимый ущерб высокой моде — Кристобаль Баленсиага верно сказал, что она тогда умерла.
Главной причиной медленной смерти высокой моды, начавшейся в 1970 году и агонически затянувшейся до наших дней, стало появление прет-а-порте-де-люкс. Одежду прет-а-порте-де-люкс делали те же дома, что и от-кутюр, но гораздо дешевле, тиражируя притом свои модели десятки раз. Это, конечно, расширило клиентуру, но одновременно с этим лишило высокую моду ореола недоступности. Дело это постоянно шло на убыль, и в конце ХХ века сектор от-кутюр обслуживал лишь 2000 клиентов во всем мире, притом что в каждом доме работает множество портных, подмастерьев, ассистентов, дизайнеров и другого персонала, которому надо платить. Конечно, бывают исключения — в Париже сейчас существуют малюсенькие дома от-кутюр, такие как «Аделин Андре» и «Доминик Сиро», но это исключение из общего правила. В начале XXI века, особенно после 11 сентября 2001 года, ситуация еще более ухудшилась, и теперь мир высокой моды обслуживает лишь около 200 клиентов. Кто же эти дамы, которые покупают платья за 10 000 евро и более?
В первую очередь это королевские и султанские дворы Ближнего Востока — Иордании, Саудовской Аравии, Бахрейна, Арабских Эмиратов, это миллионерши из Ливана, жены султана Брунея, принцессы Марокко и другие красавицы восточного происхождения, которые носят наряды во дворцах и гаремах, вот почему мы почти никогда не видим в прессе фотографий этих платьев на клиентках после показов. А сами показы стоят невероятно дорого — до миллиона евро или более, если брать в расчет роскошные театрализованные показы у Джона Гальяно. Напрашивается вопрос: к чему это маловыгодное производство? А для рекламы домов, более всего! Ведь платье за эти крупные деньги купит себе и не всякая русская миллионерша, а вот духи, косметику, аксессуары, сумки, обувь, колготки и т. д. захотят приобрести, глядя по телевидению на показ от-кутюр, миллионы женщин на земле. Вот отчего «Шанель», «Диор», «Готье» и «Гальяно» делают свои дорогостоящие показы — ведь конкуренция огромна, а заставить покупателей полюбить ваш, именно ваш продукт очень трудно!
Клиенток домов высокой моды для примерок обычно не вызывают. В каждом доме есть манекены с точными копиями торсов их главных клиенток-кормилиц — с особенностями их фигур. Таким образом, лишь в случае огромной необходимости или сам кутюрье, или его ассистент с закройщицей вылетают на примерку в Эр-Рияд, Марракеш, Нью-Йорк или Панаму. Все расходы входят в цену платья. Самую большую прибыль приносят свадебные и бальные платья, но таких заказов все меньше.
Сегодня количество домов высокой моды в Париже колеблется между восемью и десятью — в зависимости от сезона и средств. Кутюр, конечно, не умрет, и в качестве вида искусства будет жить и дальше, но отношение к нему будет все более музейное, как, скажем, к операм эпохи барокко в наши дни.
История одного восхищения
Бегут годы, меняются времена и люди, но вот одно верно: не угасает любовь россиян к Франции! Эта страна всегда была для России эмблемой хорошего вкуса, удивительного, почти недосягаемого качества, рафинированной красоты и изящества. А Париж? Ее столица поражает и сейчас своими изысканными модными магазинами и бутиками, гармонией своих улиц, изысканной красотой своих ни с чем не сравнимых интерьеров, великолепной кухней, тонкими винами, восхитительными марками шампанского, ароматами своих прославленных духов, оправленных в драгоценные флаконы. То, что по-русски мы бы назвали «искусством жить», по-французски звучит: «L'art de vivre frangais».
Русский язык на протяжении последних трех веков впитал в себя немало выражений и слов, пришедших из этого совершенного французского искусства. Великий Пушкин писал: «Но панталоны, фрак, жилет — всех этих слов на русском нет!» Именно так в русский обиход вошли слова «шарм» и «шампанское», «брегет», «колье» и «браслет». Добавим к этому «севрский фарфор», «хрусталь баккара» и многие другие термины, без которых мы с трудом можем описать роскошь русского вкуса или широкое застолье.
А любовь эта восходит к Петру Великому, посетившему Версаль и Короля-Солнце Людовика XIV еще в начале XVIII века и задавшегося целью свой двор и дворцы свои сделать под стать французским. Так в Россию пришли французские архитекторы, мода на парики, кружева, шелка, пудру и духи. Коллекции французской живописи в Эрмитаже и незабываемое шампанское «Вдова Клико», которое начали поставлять к изысканному столу Екатерины Великой еще с 1780 года.
Наполеоновские войны, а затем оккупация Парижа русской армией заставили наши народы поближе познакомиться. Так, в обиход русских вошел французский стиль «ампир», любовь к французским модам и модисткам, парижским бистро, прекрасным винам Chateau d'Yquem или Chateau Lafite. А Император Александр I лично заказывает часы у Breguet в 1814 году. На протяжении последующих десятилетий французы восхищаются красотой, изяществом и грацией русских аристократок и роскошью русского высочайшего двора, которые становятся одними из лучших заказчиков в мире люкса. Русские Императрицы заказывают в Париже свои брильянты и изумруды у Mellerio dits Meller, а русские дворянки становятся ярыми поклонницами парижской высокой моды. Лучший парфюмерный Дом Guerlain создает в 1840 году Eau de Cologne Russe и в 1881 году Parfum Imperial Russe, парижане сражены красотой «Татарской Венеры», прекрасной Княжны Римской-Корсаковой, и заинтригованы роскошью особняка на Елисейских Полях одной бывшей москвички, Маркизы Паивы. Князь Салтыков стал первым русским клиентом у Cartier еще в 1860 году, стоит ли удивляться, что теперь у этого прославленного ювелирного дома в Москве два бутика? Великие князья Дома Романовых балуют своими расточительными заказами ювелирные фирмы Boucheron, Van Cleef Arpels, но не забывают ни Christofle, ни Lalique.
В конце XIX века шорных дел мастер Эмиль-Морис Эрмес создает седла Hermes для Императора Николая II, а Дом багажа Louis Vuitton поставляет серию дорожных кофров для автомобиля этого же венценосца. В ту же эпоху Cognac Louis Martel становится любимым при русском дворе.
В 1909 году начинаются сезоны «Русского Балета» С. П. Дягилева, которые восхищают Париж, а затем и весь мир с вожделением ждет прославленных русских артистов, музыкантов и художников. Революция 1917 года меняет положение вещей: многие бывшие клиенты домов французского люкса по нужде становятся их сотрудниками. Парижская мода 1920-х годов требует русских портних, вышивальщиц и манекенщиц. Эту моду заводит Коко Шанель, после романа с Великим Князем Дмитрием Павловичем, познакомившим ее с московским парфюмером Эрнстом Бо, создателем великого запаха Chanel № 5. Известные русские манекенщицы работают в Домах Lanvin, Chanel, Hermes и многих других в период между двумя войнами, а дома моды Парижа нередко используют русскую тему в своих коллекциях летом и зимой, не забывая о великолепных сибирских мехах.
В послевоенное время звездами дома Christian Dior становятся русские беженки, княжна Татьяна Кропоткина и великолепная Алла Ильчун, введшая в моду раскосую подводку глаз. В 1959 году Christian Dior впервые показывает свою коллекцию в СССР, а в 1967 году в Москве проходит первое дефиле Chanel. В 1960-е годы в Париже у Potel et Chabot обедают Никита Хрущев, Юрий Гагарин, позднее — Михаил Горбачев. В 1976 году великолепный Ив Сен-Лоран создает свою незабываемую русскую коллекцию, которой восхищается весь мир. Ведь очарование костюмами сказочной России остается до нынешнего времени одной из великих энигм парижской моды.
Сегодня все знаменитые создатели французского люкса представляют свои творения на строгий суд состоятельной русской клиентуры, которая, как и встарь, любит парижский шик, жалует его и старается равняться на него во всем. Восхищение живо, и любовь не прошла.
Мужской костюм
«Павел Афанасьевич чрезвычайно побледнел, торопливо снял шлафрок, надел кафтан рыжего цвета с стразовыми большими пуговицами и намотал на шею галстук».
Как бы ни показалось странным слышать это сегодня, но мужская деловая одежда остается до настоящего времени самой консервативной частью человеческого гардероба. Родившаяся еще «при старом режиме» как форма вызова обществу и его морали, сегодня деловая мужская одежда кажется нам почти униформой и необходимой визитной карточкой каждого бизнесмена.
Движущая сила современного капиталистического общества — частные предприниматели или бизнесмены — в выборе повседневной одежды для работы необычайно несовременны. Темные, однотонные цвета, шерстяные ткани, скупость и строгость кроя костюма сегодняшнего купца или коммивояжера берут свои истоки лет 250 тому назад. Начало современной мужской одежде было положено в изнеженную эпоху царственного рококо, когда в Европе с упоением впервые пили чай, разъезжали в каретах, танцевали менуэты, упивались Моцартом и страстно целовались в розовых альковах. Именно в эту, воспетую кистью Буше эпоху дамы и кавалеры более всего походили внешне на невинные севрские статуэтки в пудре и парче, а морально должны были бы тотчас же низвергнуться в преисподнюю. Итак, восхищаясь из окна рокайльного салона чинной перспективой французского партерного парка, слушая клавесин и почитывая «Манон Леско», те дамы и господа все же думали и о практичной стороне своих нарядов. Разумеется, Версальский двор Людовика XV соблюдал в платье строгий придворный этикет, которому следовали все в свете. Богинями красоты и изящества были признаны пикантные любовницы любвеобильного короля — маркиза де Помпадур или графиня дю Барри.
Так как самодержавие старого режима XVIII столетия было по большей части женским — именно женская мода доминировала во всем над мужским. Австро-венгерская императрица Мария-Терезия или русская государыня Елизавета Петровна управлялись лихо не только в своих покоях, но и на всей территории их громадных империй. Именно поэтому, следуя неоспоримому диктату женской моды, кавалеры XVIII века были вынуждены включить в свой гардероб такие, казалось бы, женственные предметы, как парики и каблуки, кружева и мушки, помада и пудра, золотое шитье или шелковые чулки! Это никак, впрочем, не повлияло ни на уровень деторождаемости, ни на количество войн, ведшихся в ту пору. И войны, и оргии велись в кружевах. Каким же был кавалер эпохи Людовика XV? Следуя женской моде и диктату стиля Рококо, в первую очередь он ценил талию. Повседневный светский французский костюм состоял из кафтана, камзола и панталон, к которым прилагались чулки, рубашка с галстуком Лавальер, туфли на красном каблуке и белый пудреный парик из шерсти яка. От холода — меховая муфта, для защиты чести — шпага наперевес и треугольная шляпа подмышкой. Таков герой «Опасных связей».
Пока французские аристократы плавно гуляли по придворным садам, попивая шампанское в зеленых боскетах в окружении изысканного общества, английские — уже поняли необходимость трансформации мужского гардероба. И хотя числом своих главных элементов французские наряды и напоминали современные — с классическим пиджаком, жилетом и брюками, их внешнему оформлению было до этого очень далеко. Несколько факторов повлияло на перемены. Один из первых — английский и особенно шотландский климат, так разительно отличающийся от климата континентальной Европой. Дожди и туманы, снег и ветер требовали теплой и практичной одежды даже для рафинированных аристократов, и, пока парижане сочиняли новые фижмы и парики бледнолицым красавицам, англичане втихомолку видоизменяли мужские наряды. А так как замки французского Прованса уж никак не походят на поместья Йоркшира, то и костюмы, которые носили их «властелины», стали невероятно разниться. Так, например, английские дворяне первыми стали пользоваться шубами мехом наружу.
На портрете 1746 года кисти сэра Джошуа Рейнольдса изображен капитан фрегата, храбрый мореплаватель Джон Гамильтон. Его волчья шуба, возможно купленная в России или Венгрии — символ дальних странствий. Его жилет — «доломан», так же, как и шапка «ток» — предметы, заимствованные из формы венгерских же гусаров. На другом полотне того же прославленного живописца мы видим другого знатного англичанина — Уильяма, пятого Лорда Байрона. Обыкновенно этот портрет датируется 1749 годом и изображает дедушку великого английского поэта Байрона. Морской капитан, он плавал от Чили до Гвинеи и опубликовал даже книгу о своих морских приключениях! На портрете мы находим его в новом английском спортивном костюме. Он одет в темно-синий шерстяной спортивно-охотничий редингот, и нам виден отложной бархатный воротник и короткий красный жилет. Его короткая, слегка подвитая щипцами прическа без парика и пудры показывает английское стремление морского путешественника к простоте и удобству, а треуголка «Кевенхуллер», темные тона костюма и простота пуговиц — лишь подчеркивают его обыденность. Подобная одежда дворянина, стремившегося к внешнему комфорту, была в центре внимания романиста Фрэнсиса Ковентри, опубликовавшего книгу «Маленький Помпи» в 1751 году. Герой сего произведения покупает себе «всевозможные рединготы для верховой езды, шляпу Кевенхуллер, сапоги жокея и кучерский хлыстик». Само слово «редингот», которое пришло в русский язык из французского (redingote), этимологически восходит к riding coat — то есть пальто для верховой езды. Так, еще в 1740-е годы, английские дворяне первыми в мире стали упрощать и модифицировать важнейшие элементы мужского костюма.
Следующие изменения были связаны с другой типичной английской страстью — страстью к путешествиям из любопытства. Особенно часто, начиная с 1750-х годов, молодые английские аристократы стали колесить по Европе, совершая свой традиционный «гранд тур». Одним из их излюбленных конечных пунктов была красавица Италия, где полным ходом шли уже раскопки древнеримских городов — Помпей и Геркуланума. Так как путешествовали в сопровождении одного или двух верных лакеев в каретах, то одежда должна была быть немаркой и удобной для сидения. И в те годы, когда французские маркизы как павлины распускали фижмообразные полы своих камзолов, англичане-путешественники держались более прямого силуэта. Практически каждый мало-мальски себя уважавший британский аристократ, прибыв в Рим, стремился заказать искусный портрет работы знаменитого светского художника Помпео Батони. Непревзойденная звезда римской портретной живописи середины XVIII века, отец двенадцати детей, Помпео Батони написал несколько дюжин портретов элегантных англичан, пожелавших заплатить большие деньги за увековечивание своей личности. На портрете 1758 года изображен Уильям Фермор, один из таких любопытствующих путешественников, одетый в зимнюю венецианскую красную бархатную шубу, подбитую куньим мехом. В его внешнем виде и манере держаться уже очень много от занятого человека. Прямая осанка, деловое письмо в руке, отсутствие не только парика, но и пудры на лице говорят о переменах, которым англичане подверглись в те годы. Портреты эти, подобно снимкам нашего времени, заказывались и отправлялись почтой родителям путешественников в качестве дорожного сувенира. Впрочем, уважающие себя европейские бизнесмены и сейчас часто заказывают у дорогих художников свои портреты для украшения элегантных стен просторных своих бюро.
Для сравнения взглянем на портрет работы того же Батони, который представляет итальянца Гаэтано Сфорца-Цезарини, Герцога Сеньи. Писанный в 1768 году и хранящийся сейчас в Национальной галерее Мельбурна, в Австралии, портрет показывает нам, насколько в выборе костюма итальянские аристократы отставали от английских. Шитый серебром муаровый кафтан и камзол более соответствуют «старорежимной» версальской моде, нежели упрощенной английской. Его узко пригнанный пудреный парик, чисто выбритое сытое лицо, напомаженные губы и дорогая шпага кавалера указывают нам о заботе хозяина и престиже комильфо. И его изящно поданное письмо в руке более походит на любовную записку, чем на деловую корреспонденцию.
Не только путешествия, но и страсть к придворной охоте обуревала новое поколение британских помещиков. Специально сшитые для этой цели костюмы, более устойчивая и удобная обувь, и в частности сапоги, стали необходимыми условиями охотничьей жизни. Хотя цвета охотничьего платья и не всегда соответствовали расцветкам окружавшей их растительности, но вид их, и особенно застежки, были более удобными.
На другом портрете работы неутомимого Батони, изображающем англичанина барона Томаса Дундаса в Риме в 1764 году, мы находим этого аристократа в приспособленном для прогулок по Италии охотничьем костюме из легкой шерсти вермийонового цвета. Путешествие по Европе было и сейчас остается необходимым элементом общего культурного образования породистого человека. А портреты Батони могли быть сравнимы по популярности лишь с пастелями венецианской художницы Розальбы Карьеры. Особенно сегодня нам интересен фон и окружение вышеуказанного портрета, хранящегося в одном из американских собраний. В руках у барона — трость путешественника, у ног — любимая охотничья собака, пьющая воду из древнеримского фонтана, украшенного скульптурой прилегшей в утомленной негой позе Ариадны на острове Наксос, до наших дней сохранившейся в музее Ватикана.
Все эти значительные перемены и упрощение мужского туалета, необходимые для путешествий за границей в 1760-е годы, к 1770-м годам стали нормой и на Альбионе. Важным подтверждением этого может служить портрет работы гениального английского художника Томаса Гейнсборо, хранящийся в Институте искусства в Детройте, в США. На нем изображен знатный Ричард Нассау де Зайлестейн на фоне собственного английского полудикого парка рядом с верной охотничьей собакой. Перед нами мужчина, одетый в почти современный костюм-тройку. Конечно, короткие панталоны, покрой жилета и полы редингота говорят о 70-х годах XVIII века. Но простота линии, отсутствие какой бы то ни было лишней отделки указывают на полную победу английского вкуса. Подобный же костюм, уже очень часто встречаемый в Англии тех лет, мы находим и в овальном портрете Томаса Линлея Старшего, жившего в 1733–1795 годы, написанном тем же талантливым Гейнсборо. Перед нами — музыкант, игравший в Лондоне и Бате. Он в летнем льняном блошиного цвета костюме, и лишь взбученный парик его из шерсти яка указывает на линию моды именно около 1775 года.
Возможно, наиболее странным покажутся нам занятия спортом тех лет. Мужчин XVIII века увлекали охота, лошади и женщины, физической культурой как таковой они занимались мало. Даже принимать ванны они начали, к примеру, во Франции, лишь в 1780-е годы, подражая турецким забавам графини дю Барри. Одним из дозволенных и почитаемых занятий спортом в XVIII веке был бадминтон, или «волан», как тогда его называли. На портрете работы американского наивного живописца Уильяма Уильямса 1775 года изображен помещик и «спортсмен» Стефан Кроссфильд. Одетый в зеленый полуспортивный, полуохотничий кафтан с большими пуговицами, он держит в руках волан и ракетку. Его черный галстук говорит нам о правильности жизни этого пуританина.
Все же англичане всегда бежали впереди моды. Революционная простота английского уездного костюма видна уже в портрете друга философа Жан-Жака Руссо — сэра Брука Бусби, написанного в 1781 году англичанином Джозефом Райтом. Прилегший на опушке леса с книгой Руссо, романтический литератор одет в плотно облегающий костюм из светло-коричневого шелкового репса. Его двубортный жилет с обтяжными пуговицами, лайковые перчатки, широкополая фетровая шляпа, туфли с пряжками а-ля граф д'Артуа говорят о внешней простоте и элегантности облика. Портрет этот хранится в Тейт галерее в Лондоне.
В последние годы накануне Великой французской революции 1789 года даже и парижские изысканные франты были вынуждены признать себя побежденными и согласиться носить английский костюм делового человека. Таким мы видим известного аристократа на портрете работы Жозефа-Сиффреда Дюплесси, хранящемся в музее Почетного Легиона в Сан-Франциско. Утянутый в черный тафтяной костюм господин с пером в руке, очевидно, очень занят делами. Его вид напоминает нам нотариуса или адвоката. Бюро его стильно и изящно, и лишь широкий пудреный парик эпохи Марии Антуанетты говорит нам об устойчивости моды эпохи абсолютизма во Франции.
Революция 1789 года проложила дорогу новому буржуазному человеку и очертила силуэты моды начала XIX века.
Он впервые возник в Англии в Викторианскую эпоху XIX века. Его истоки следует искать в клубной одежде английских аристократов, которые стали украшать в 1860-е годы свои цветные «клубные» пиджаки золотыми и серебряными пуговицами с изображениями британской короны, или девиза Ордена Подвязки, или просто своим семейным гербом.
Поначалу воспринятый как символ кичливости аристократов, затем блейзер постепенно перешел в повседневный обиход. Особенно популярными стали синие и серые блейзеры, и на них значительное влияние оказали формы офицеров флота, а затем и гражданской авиации. Блейзеры особенно распространились в 1920-е годы, когда стали почти что униформой для миллионеров. Их популяризации способствовали фильмы тех лет, и в Западной Европе в них часто снимались популярные тогда актеры немого кино — серб Иван Петрович и русский Владимир Гайдаров. В США Голливуд также способствовал большой популяризации блейзеров, которые часто носил Дуглас Фербенкс.
Отличительной особенностью хорошего настоящего блейзера является знак, монограмма или герб, вышитый рельефом золотой крученой кипрской нитью на левом грудном кармане. И, конечно, качество пуговиц.
Чаще всего носят двубортные блейзеры с шестью большими и шестью маленькими пуговицами по три на рукаве. Светские люди заказывают их порой с собственной монограммой, а иные — с фамильным гербом, если таковой, конечно, в их роду существовал. Носят как вышеуказанные расцветки, так порой и лиловые, зеленые, коричневые тона, и особенно хорошо блейзеры смотрятся со светлыми брюками, так как блейзеры с брюками в тон считаются «моветоном» и носятся лишь стюардами на борту авиалиний.
Шальные шали
С ними всегда ассоциируются тепло и уют, удобство и прочность, комфорт и экзотика. Как много понятий и свойств может включить в себя одна шаль! Верная и неизменная спутница мужчин и женщин, символ Индии и Франции, Англии и России, уникальное явление материальной культуры, восторг для глаза, эдем для осязания. Вечные, как мир, шали, спутницы костюмов древнейших цивилизаций мира — Древней Индии и Вавилонского царства — издревле были частью мужского и женского костюма стран Междуречья.
И если Азия испокон веков понимала весь процесс производства шалей, то Европа открыла его для себя сравнительно поздно. Начало эры «шалевого сумасшествия» относится к 1799 году — к египетскому походу императора Наполеона, когда большие партии этих великолепных аксессуаров превосходного качества, кашмирского производства, сделанных умелыми мужскими руками, пришли во Францию. Это как раз был период любования античностью в моде, и пластические качества тонкого цветного кашемира были по достоинству оценены модницами. Наполеоновская мода требовала от дам обнажения — прозрачные муслиновые платья не грели вовсе, и теплые индийские шали, словно чудодейственный эликсир, спасли от воспаления легких не одну сотню жертв моды. Любимыми цветами шалей были белый, черный, шафрановый и кошенилевый, с каймой разного узора. Кроме популярных кашмирских «огурцов», модными в 1800-е годы были и греческие орнаменты. Цены на шали были тогда заоблачными, и иметь три-четыре шали могли себе позволить лишь очень обеспеченные кокетки. Цены на большие прямоугольные шали приравнивались к хорошему рысаку или карете! А так как экспорт их в Европу был делом долгим и трудным, то поначалу фабрика во французском городе Лионе, а потом фабрика в шотландском городе Пейзли начали делать более дешевые европейские версии шалей, имитировавшие индийские. Они стали знамениты в эпоху романтизма, то есть 1820–1840-е годы. Эти замечательные произведения ткачества отличали разнообразие рисунков, расцветок, тонкость и выдумка в узорах. Ими также драпировали модные тогда тюрбаны, шили чехлы на диванные подушки и делали халаты и покрывала на кровати. Даже износившиеся, продырявленные шали шли в ход. Мужчины тоже шали ценили. Их приверженцами были Байрон, Готье, Стендаль, граф Гурьев, Мицкевич и многие другие денди той замечательной эпохи.
Не отставала и Россия. Главными производителями шалей стали крепостные фабрики помещицы Надежды Мерлиной и офицера Колокольцова, которые выпускали превосходные образцы небывалого и невиданного в Европе качества. Их особенностью была двусторонность — то есть нитки с обеих сторон были заложены так, что концы не вихрились, в отличие от шалей французского и шотландского производства. Мерлинские шали были не только очень тонки по нюансировке цвета и рисунку, но и монтировались вручную. Тонкая кайма их пришивалась иглой, так как ткалась отдельно, а связующая «тесемка» в мелкий горошек придает неувядающую прелесть таким шалям.
Справедливости ради отмечу, что крепостные девушки слепли, работая над ними, и тогда им давали вольную. Но, чтобы не обижать русских помещиц-крепостниц, напомню, что слепли от тонкой ручной работы и вольные венецианские и французские кружевницы. Электрического освещения тогда не было, и когда смеркалось, работали при лучинушке и свечах. А при тонкой работе в сумерках глаза портятся. Самая большая коллекция таких подписных мерлинских и колокольцовских шалей хранится в текстильном отделе Государственного исторического музея в Москве, где собрано все «от Петра до метра». Там их иногда показывают во время лекций в фондах, которые регулярно, дабы пополнить баланс, организуют сотрудницы этого уважаемого государственного учреждения. Тогда шали, по словам очевидцев, дают потрогать и показывают с лица и изнанки. Другая большая коллекция лежит в Эрмитаже, в Петербурге, тоже в текстильном отделе, доступ туда ох как сложен, а выставок шалей с советской поры, кажется, не устраивали, как нет и серьезных изданий, посвященных русским шалям и биографиям их изготовителей.
Рисунки мерлинских шалей в России брали из берлинского и венского фарфора, что придает им тонкую и изысканную графичность. В прошлом было модно собирать русские шали крепостной работы, и крупную их коллекцию имела знаменитая писательница, любимица Николая II Надежда Тэффи. Но, судя по ее воспоминаниям, коллекция пропала при большевиках и куда-то затерялась в годы лихолетия. Другую большую коллекцию имела эстрадная певица Клавдия Шульженко, и о судьбе этой коллекции тоже мало что известно. В Харькове теперь открыт музей Клавдии Шульженко, но там этих шалей я не видел.
В 1850–1870-е годы шали вновь вошли в большую моду. Но их стали делать квадратными с черным ромбом в середине. Так как мода становилась более демократичной, появились набивные имитации шалей, которые пользовались большим успехом у буржуазии. В 1870-е годы из шалей было сшито очень много верхней одежды, забытой теперь: визитов, доломанов, ротонд и манто — они хорошо драпировались и великолепно сочетались с яркими платьями на турнюрах, модных в ту эпоху.
Последний всплеск моды на шали приходится на 1910-е годы. Вспомните «ложноклассическую шаль» Анны Ахматовой! Однако модницы бэль-эпок стали предпочитать шелковые и тюлевые шарфы и шали кашемировым. Теперешний интерес к шалям в России вызван успехом этнического направления в моде, а также выходом в свет двух интересных книг. Первая книга о шалях написана исследовательницами моды и костюма Ольгой Поликарповой и Мариной Колевой и детально отслеживает не только технологию производства в районе Кашмира, но и виды окраски, темы орнаментов, размеры и смысловое наполнение каждой шали. Вторая книга — блестяще иллюстрированный том «Махараджи». Это роскошное издание повествует не только о стиле жизни индийских владык, их дворцах, серебре и золоте, но и о костюме, где обязательно присутствуют шали.
Уверен, что магические и целебные свойства шалей будут высоко оценены и последующими поколениями, а их эстетические качества сделают их навеки достоянием ведущих музейных собраний мира.
Чулочное царство
С началом XXI века уходят в небытие многие мужские и женские аксессуары прошлого — одни за ненадобностью, другие — из-за дороговизны изготовления, третьи — из-за непрактичности. Женские чулки, ушедшие безвозвратно в прошлое, я бы отнес к последней категории — ведь их смерть началась уже в 1960-е годы, когда появились колготки!
А чулки возникли вместе с христианством, две тысячи лет тому назад, и бытовали в Византии. Их делали цветными — шерстяными и шелковыми, и вязали на спицах. В коптских раскопках на севере Египта они встречаются и узорчатые. Из Константинополя в раннее Средневековье чулки распространились и на варварскую Европу. Были чулки в повсеместном употреблении, а не привилегией аристократии. Конечно, они очень сильно варьировались в плотности и цвете — но абсолютно все мужчины в Средние века носили чулки и подвязывали их шнурками к низким поясам, которыми заканчивались баски их нижних курточек. О машинном производстве тогда не знали и вязали вручную. Особенно характерной была мода XIV–XV веков носить чулки двух разных цветов, что называлось «ми-парти». Это увлечение очень распространилось в Италии эпохи Ренессанса. Английский орден Подвязки родился 23 апреля 1348 года, прямо на балу короля Эдуарда III, когда во время танцев на пол упала расшитая синяя подвязка графини Солсбери, что вызвало много смеха среди приглашенных. Во избежание конфуза, король поднял ее и надел ее на свой рукав со словами: «Позор тому, кто плохо об этом подумает!»
Считается что первую чулочную машину изобрели в Англии в конце XVI века, и ее автором был магистр философии Вильям Ли. Судя по портретам эпохи королевы Елизаветы Тюдор, чулки были шелковыми, плотными и всегда цветными. Особенно шикарными и дорогими были те, что вышивались по щиколотке золотыми или серебряными нитками. Декадентский король Франции Генрих III отдавал предпочтение шелковым розовым чулкам, но ни о каком телесном цвете тогда не слыхивали. Дамы непременно пользовались подвязками, и они богато вышивались, были мягкими и пикантными. Париж уже в начале XVII века стал столицей люкса и Меккой модников и модниц многих стран. И если женские чулки были всегда таинственно скрыты под длинными нижними юбками, то мужские, напротив, были на виду. Например, французский Король-Солнце Людовик XIV очень жаловал красные шелковые мужские чулки, которые носил с ботинками на высоком красном же каблуке, но был очень недоволен формой своей икры. Для исправления положения ему были созданы овальные подушечки из ваты и шелка, которые завязывались на голой ноге под чулком — для придания более элегантного силуэта ноге.
Мода на нежные цвета чулок пришла лишь в XVIII веке. Мужчины стали носить белые чулки с кюлотами, а дамы — различных нежных пастельных оттенков — сиреневые, лазоревые, цвета кузнечика и «цвета бедра испуганной нимфы». К тому же появились кружевные вставки на щиколотках и стрелочки. Особенно элегантные чулки были у маркизы де Помпадур и у графини дю Барри, самых пикантных дам Франции в эпоху рококо.
Французская революция ознаменовала крупные перемены в моде, и появился спрос на полосатые, народные чулки из хлопка и шерсти. Все же в старину дамские чулки никогда выше колена не поднимались, а дальше шла сплошная пикантность!
Подвязки галантного века вышивались целыми фразами и девизами. Вот некоторые из них: «Если вы поднялись так высоко, вы можете подняться еще выше!». Или: «Хороший охотник, — вышито на правой подвязке, — знает, где живут зайчики!» — заканчивается на левой! Пикантность во всем!
В эпоху Наполеона, когда дамские платья стали белыми, муслиновыми и полупрозрачными, появились первые шелковые комбинезоны из трико телесного цвета, позаимствованные в цирке. Викторианская мода подарила дамам пышные нижние панталоны до колена, что изменило отношение к чулкам, и они стали более пуританскими и менее прозрачными. Подвязки порой вышивались бисером, на них ставились памятные даты. Но особенно часто подвязки отделывались кружевом. Первые резинки из каучука появились в 1840-е годы, до этого пользовались спиралевидными медными пружинками, которые вшивались в сафьяновые кулиски. Отец Коко Шанель был торговцем носками и чулками вразнос на рынках.
В конце XIX века в моде вновь пастельные «неврастенические» тона, и чулки опять, как и в XVIII веке, стали делать цветными. Перелом произошел в эпоху дягилевских Русских сезонов, когда в 1910-е годы в моду вошли яркие краски — стали сочетать цвет туфель с чулками, например лиловые шелковые туфли и чулки в тон, оранжевые туфли и чулки. Синие чулки считались участью скучных и ученых дам, черных вдов или кокоток.
В то же время стали появляться первые грации с резиновыми штрипками для высоких чулок, особенно это стало модно после Первой мировой войны, когда оголились ноги и в моду вошел загар и шелковые фильдеперсовые телесного цвета чулки, которые ввели в обиход знаменитые кабаретные артистки, венгерки сестры Долли. Тогда же модными стали и чулки в сеточку. Очень известны чулки в сеточку с оригинальными подвязками у американской кинодивы эпохи Великой депрессии — Мэй Уэст. На правой и весьма высоко расположенной подвязке у актрисы было вышито слово «Christmas», а на левой — «New Year». Выходя на сцену в темной вышитой грации она предлагала публике «не забыть заглянуть к ней между двумя праздниками».
В СССР обладание шелковыми чулками в эпоху сталинской диктатуры считалось привилегией очень немногих — из-за их цены и непрочности. Чулки постоянно надо было штопать на стаканах или деревянных грибах, поднимать петли, следить, чтобы шов сзади был ровно расположен. Проблеме с дамскими чулками в СССР посвящены в Голливуде даже два фильма, оба из которых теперь продаются в Москве на DVD. Это «Ниночка» с Гретой Гарбо и «Шелковые чулки» с Сид Чарис в главных ролях. Оба фильма — замечательно смешные и полезны для всеобщего обозрения. В жизни все было гораздо печальнее: кузину моей мамы расстреляли за то, что она в 1930-е годы получила из Нью-Йорка бандероль с шелковыми чулками. Связь с заграницей, дело не шуточное!
В 1938 году стали носить первые нейлоновые чулки, но вскоре началась война, и их можно было достать только на черном рынке. Дамы красили ноги чайной заваркой и рисовали карандашом для бровей шов сзади. Голь на выдумки хитра! После войны чулкам — капроновым и нейлоновым, со швом и без шва, — которые, хотя и были очень изящными и крепкими (известны даже случаи удушения женскими нейлоновыми чулками), пришел конец.
Американские колготки, противозачаточная таблетка и мини-юбка, появившиеся почти одновременно, стали смертным приговором чулкам — о них стали постепенно забывать. В наше время есть много имитаций чулок с резинками из эластичного кружева, что очень пикантно в некоторых ситуациях. Но былого расцвета чулок уж больше не будет.
Изнанка моды
Мода «от-кутюр», как и шампанское, бывает исключительно французского происхождения, это знают все в Париже. И правда — высокое портновское шитье родилось во Франции, родине большинства предметов роскоши. Во Франции знают (или — оговорюсь — по крайней мере раньше знали), что такое качество… Ведь Париж твердо усвоил правило: не обязательно быть чем-то, можно казаться — и это тоже искусство.
Мода получила такое распространение именно во Франции благодаря роскоши дворов Людовиков, благодаря неувядающей прелести Версаля. Королевская власть так много внимания уделяла внешним аспектам своей изысканной жизни, что авторитет Франции в этом вопросе был выше всех европейских стран и стал непоколебим, как бы это ни злило и англичан, и итальянцев.